"Решения Совета, который до учреждения Лиги Наций представлял интересы объединившихся народов всего мира, - продолжает Ллойд Джордж, - неизменно попирались, как только они вступали в противоречие с притязаниями той или другой нации. Самым зловещим был тот факт, что одна из великих держав неизменно потворствовала такому нарушению постановлений, которые выносились с ее участием, если только считала, что оно выгодно ей по политическим соображениям" . Под "одной из великих держав" Ллойд Джордж подразумевает Францию, "потворствовавшую" прежде всего Польше.
Когда в 30-е гг. Япония развяжет агрессию в Китае, а Италия - в Эфиопии, Лига Наций окажется беспомощной что-либо сделать. Но японцы и итальянцы всего лишь возьмут пример с Польши 20-х гг.
Ничего не сможет противопоставить Лига Наций тому территориальному переделу в Европе, который во второй половине 30-х гг. устроит Гитлер. И уж совсем бессильной окажется в вопросе предотвращения Второй мировой войны.
Хроническая неспособность Лиги Наций на всем протяжении ее существования выступить эффективным инструментом против агрессии, вооруженных конфликтов и территориальных аннексий была заложена едва ли не с первых дней ее существования.
Именно в 20-е гг. были созданы прецеденты, когда принципы, провозглашаемые Лигой Наций, не действовали, когда закрывались глаза на нарушения устава организации, когда действия государств - членов Лиги Наций не соответствовали тем благородным целям и задачам, которые были заявлены при ее учреждении и грубо им противоречили.
Это не только подрывало авторитет Лиги Наций, но делало ее неэффективной и недееспособной в главном предназначении этой организации - поддержании мира и предотвращении войн и конфликтов.
И первыми, кто вогнал топор в спину Лиги Наций, были поляки!
Конечно, виноваты и те, при чьем попустительстве все это происходило, - Франция, Великобритания, США, Италия и другие, которые вовремя не дали по рукам польским агрессорам, даже когда они грубо попирали ими же, странами Согласия, установленные правила и предписания (вспомним требования Антанты к полякам по поводу Галиции, их декларацию о восточных границах Польши - т. н. "линию Керзона" и т. д.).
Москва неоднократно поднимала перед Лигой Наций вопрос об агрессии Польши. Например, послание ВЦИК Лиге Наций от 7 мая 1920 г.: "ВЦИК констатирует, что правительство Польши, входящей в состав Лиги Наций, навязало русскому народу войну, отклонив мирные переговоры на нейтральной или даже союзной территории… польское правительство пытается захватить земли, принадлежащие Советской России и Украине… в этой своей преступной политике польское правительство не только не встретило никаких препятствий со стороны Лиги Наций, но даже нашло активную поддержку со стороны некоторых держав, входящих в ее состав" .
Нота правительств РСФСР и УССР правительствам Великобритании, Франции, Италии, США от 19 мая 1920 г.: "Советские Правительства России и Украины находят себя вынужденными напомнить, что Польша является членом Антанты и одним из членов политического объединения, именуемого Лигой Наций, и что влияние этих двух группировок на одного из своих членов, Польшу, не может не быть решающим" .
Письмо советского наркома индел Чичерина от 23 мая 1920 г. на имя генсека Лиги Наций Дрюммонда: "приходится сожалеть, что эта Лига, целью которой, по Вашим словам, является установление справедливости и мира, предоставила полную свободу одному из своих членов, а именно Польше, выступить нарушителем мира в ее нападении на Россию и Украину" .
Обращение Совнаркома от 20 июля 1920 г. по поводу ноты Керзона: "Если бы Лига Наций имела своей задачей содействовать делу мира, она должна бы помешать Польше начинать войну" .
Не успев закончить агрессивную войну с Россией, Польша еще раз вытерла ноги о Лигу Наций, на этот раз в Литве.
5 сентября 1920 г. было заключено перемирие между Польшей и Литвой, согласно которому Вильно и Виленская область признавались за последней (Вильно и Виленский край были переданы Литве Советской Россией по уже упоминавшемуся нами договору от 12 июля 1920 г.). Но всего через два дня (!) поляки нарушили перемирие и опять вторглись в Вильно.
В ситуацию вмешалась Лига Наций. При ее содействии 7 октября 1920 г. в Сувалках подписывается польско-литовский договор, по которому Вильно передается в состав Литвы.
Проходит всего два дня(!), и поляки нарушают и Сувалкский договор - 9 октября в Вильно входят войска генерала Желиговского. Литва, что вполне логично, разорвала дипломатические отношения с Польшей, между ними было объявлено состояние войны.
Со всех сторон протесты, в т. ч. из Лиги Наций. И что Польша? А Польша заявила, что генерал Желиговский (заявивший об образовании "государства" Срединная Литва) вышел из-под контроля и ни за что не желает подчиняться официальным властям. Хотя к тому времени это уже был, как говорится, "бородатый" польский трюк - такой же, как "самоуправство" генерала Галлера в Восточной Галиции (тот тоже действовал вопреки решениям Парижской мирной конференции и якобы без ведома польских властей).
Польша ломала дешевую комедию, и всем это было очевидно. Ведь "взбунтовавшийся" Желиговский оставался генералом Войска Польского, его отряды оставались польскими регулярными частями (получали довольствие, им платили зарплату и т. д.) - и преступниками не объявлялись. Варшава не предпринимала против "неуправляемых" отрядов Желиговского никаких действий. При этом совершенно ясно, что вести боевые действия без соответствующего снабжения с "большой земли" Желиговский не мог.
Сей фарс с "неподчинением" Желиговского тем более очевиден, когда обращаешься к польско-советской дипломатической переписке. Москва регулярно поднимала вопрос об оккупации поляками Вильно, в т. ч. высказывала опасения, что такого рода "вышедшие из-под контроля" войска могут представлять угрозу для Советской России. Что отвечали поляки? Они успокаивали: "Польское Правительство подчеркивает, что территория, занятая в настоящее время войсками генерала Желиговского, нигде не граничит с Российской Социалистической Федеративной Советской Республикой. Пограничная территория находится целиком во владении Польши, и Польское Правительство берет на себя полную ответственность за положение на вышеуказанной территории. Поэтому исключается, чтобы с этой стороны Российской Социалистической Федеративной Советской Республике грозила какая-либо опасность", - говорилось в ноте председателя польской делегации на мирных переговорах Домбского от 14 декабря 1920 г. .
Желиговский Варшаве не подчиняется, но… Варшава "берет на себя полную ответственность за положение" на территории, контролируемой Желиговским!
Завершилась эта история следующим. 8 января 1922 г. в Срединной Литве были проведены "выборы", по итогам которых был сформирован марионеточный Виленский сейм.
13 января 1922 г. Лига Наций - от греха подальше - отказалась от роли посредника между Польшей и Литвой. По сути она расписалась в собственном бессилии применительно к Польше, осознав, что никакие апелляции к международному праву, к принципам самоопределения народов на поляков не подействуют - те все равно сделают по-своему.
20 февраля 1922-го сейм Срединной Литвы принял резолюцию о включении Виленского края в состав Польши. Варшава великодушно удовлетворила эту просьбу: 22 марта 1922-го в Варшаве состоялся учредительный сейм, принявший "Акт воссоединения Виленского края с Польской Республикой". В апреле 1922 г. Виленский край (около 7000 кв. км с населением почти 500 тыс. чел.) вошел в состав Польши.
Лига Наций с этим фарсом согласилась. 15 марта 1923 г. конференция послов Англии, Франции, Италии и Японии признала право Польши на столицу Литвы Вильно и Виленский край (Вильнюс и Вильнюсский край). Только Советская Россия заявила тогда о праве Литвы на Вильно.
Конечно, если решения Лиги Наций были в пользу Польши - Варшава была самым ярым поборником этой организации!
Скажем, когда указанные литовские земли в 1923-м были утверждены за Польшей, председатель Совмина Польши, он же и.о. польского главы МИД пан Сикорский прислал в Москву прошибающую слезу телеграмму (от 30 марта 1923 г.): "Отношение Польского Правительства к Лиге Наций хорошо известно Советскому Правительству… Лига Наций является объединением почти всех стран мира. Поэтому Лига Наций является самой подходящей инстанцией для беспристрастного разрешения споров международного характера, каковую задачу Лига многократно выполняла способом, достойным величайшей признательности. В польско-литовском споре равным образом обнаружился мирный и беспристрастный характер Лиги, которая оказалась гораздо более призванной для разрешения вопроса, чем отдельные государства, тем более те, беспристрастность которых в польско-литовском споре не может быть в достаточной степени доказана" .
Советскому наркому индел Чичерину ничего не оставалось, как направить в ответ полную сарказма ноту: "Когда Лига Наций постановляла удаление из Виленщины польских войск генерала Желиговского, Польское Правительство оставляло это постановление без внимания, а когда Лига Наций принимает решение о передаче Польше железной дороги Гродно - Вильно, Польское Правительство признает ее самой подходящей для беспристрастного разрешения споров инстанцией" .
Говоря о недобрых для Лиги Наций предзнаменованиях уже в самом начале ее существования, Ллойд Джордж вспомнит именно о том, как Польша разбойничала в Литве: "Вильно, захваченное у литовцев вопреки приказу Лиги одним из ее членов… как бы в насмешку над ее торжественными решениями". И добавит (а его мемуары были изданы в 1938 г.): "Весьма возможно, что нации, которые были тогда виновны, должны будут сейчас расплачиваться за цинизм, своекорыстие и бесчестье своих руководителей в первые годы после великой победы" .
Сто раз прав был Ллойд Джордж! Всего через год "нации, которые были тогда виновны", начнут платить по счетам истории!
Желиговский (Zeligowski) Люциан (17.10.1865-09.07.1947), польский генерал и политический деятель, близкий друг Юзефа Пилсудского. По окончании военного училища с 1885 г. служил в российской армии. Участвовал в Русско-японской войне 1904–1905 гг. Во время Первой мировой войны в звании полковника командовал пехотным полком. После февральской революции стал одним из организаторов польских национальных частей в России. Командовал бригадой в 1-м Польском корпусе, в 1918 г. создал польские части на Кубани. В апреле 1919-го через Одессу и Бессарабию вернулся в Польшу во главе 4-й дивизии польских стрелков. В польской армии стал сначала командующим Литовско-белорусским фронтом, затем - оперативной группировки и командиром 10-й пехотной дивизии (1919 г.) во время советско-польской войны. С октября 1920 г. командир 1-й Литовско-белорусской дивизии. С негласной санкции Ю. Пилсудского по приказу Л. Желиговского формально вышедшие из повиновения польскому командованию войска 1-й Литовско-белорусской дивизии заняли Вильну (9 октября 1920 г.) и часть юго-восточной Литвы. На занятых территориях было образовано самостоятельное государство, формально независимое от Польши - Срединная Литва. После включения Срединной Литвы в состав Польши (1922 г.) инспектор армии в Варшаве (1921–1925 гг.), затем военный министр (1925–1926 гг.). Обеспечил осуществление майского переворота 1926 г. в Польше, установившего авторитарный режим Пилсудского. В 1927-м вышел в отставку. В 1930 г. издал книгу "Wojnaw roku 1920. Wspomnienia і rozwaiania" ("Война в 1920 г. Воспоминания и размышления"). В 1935-м был избран в Сейм и оставался членом польского парламента до 1939 г. С началом Второй мировой войны выехал во Францию, в 1940-м - в Великобританию. Был членом польского правительства в изгнании. После Второй мировой войны заявил о намерении вернуться в Польшу. При подготовке к отъезду умер в Лондоне.
Французские эмоции и американская благосклонность на пользу польской алчности
Папой Карло, выстрогавшим геополитическим топором (и, прямо скажем, весьма топорно) этого Пиноккио - "великую Польшу", с полным основанием можно считать тогдашнего французского премьера Жоржа Клемансо. Не будь на то его воли, которую он смог навязать и союзникам, не было бы и Польши в том виде, в котором она просуществовала в межвоенный период. Как можно большее ослабление Германии было альфой и омегой политики Клемансо, проводившейся в т. ч. через решения Парижской мирной конференции, где создавалась печальной памяти Версальская система.
Французские политики того времени просто не могли не быть германофобами. Они должны были быть германофобами - если хотели оставаться политиками. Ибо таковы были общественные настроения в послевоенной Франции, причины которых, полагаю, объяснять не надо.
Германофобия Клемансо подстегивалась и усиливалась убеждениями французского президента Пуанкаре, о котором Ллойд Джордж скажет, что антигерманизм был "его страстью". Это добавляло Пуанкаре авторитета среди обывателей во Франции, но отрицательно сказывалось на его качествах стратега, способного заглянуть в будущее, ибо эмоции, как известно, - плохой советчик в таких делах. "В условиях, требовавших от государственного деятеля понимания того, что плодами победы следует пользоваться разумно, проявляя снисходительность, Пуанкаре сделал все, чтобы любой французский премьер не имел возможности проявить эти качества. Он не признавал ни компромисса, ни уступок, ни примирения. Он был склонен считать, что поверженная Германия всегда должна оставаться такой", - отметит бывший британский премьер .
Понять французов можно - миллионы сынов Франции полегли на фронтах только что завершившейся Первой мировой войны, целые области Франции лежали в разорении после нескольких лет немецкой оккупации и разворачивавшихся на их территории сражений. Добавим к этому исторические обиды и предубеждения (далеко не безосновательные), издревле имевшиеся у французов по отношению к немцам. Но ослепление от ненависти, жажда мести и желание любой ценой ослабить традиционного противника сыграли с представителями Франции злую шутку. С их подачи был заключен несправедливый мир, создана столь же несправедливая Версальская система. Наконец, это же ослепление не позволило французам здраво оценить, какого монстра они создают в виде "великой Польши" - на свою же голову. Пройдет полтора десятилетия, и это рожденное во грехе несправедливости "геополитическое дитя" выйдет из-под контроля и доставит Франции массу хлопот.
Но тогда "французы были одержимы навязчивой идеей, которая отравляла и притупляла их чувство справедливости при разработке мирного договора. Они старались всячески использовать положение, чтобы ослабить потенциальную мощь Германии" .
Поствоенные эмоции вкупе с историческими фобиями Франции диктовали вполне определенную военную стратегию этой страны, нацеленную на будущую войну с Германией. А в том, что Германия может быть - единственно и только - врагом Франции, в этом у французских политиков и военных деятелей сомнений не было. "На то, что Германия и Франция когда-нибудь могут стать друзьями, ни один из французских политиков, с которыми я встречался, не рассчитывал", - вспоминал Ллойд Джордж . Получался своего рода замкнутый круг, когда французы, движимые целью отомстить немцам за прошлые исторические обиды, закладывали своими действиями основу для новых, запуская таким образом европейский конфликт на следующий исторический виток.
Мощная Польша, как тогда виделось Франции, соответствует ее военно-стратегическим интересам, ее рассматривали как своего рода "восточный фронт" против Германии.
Франция опасалась превосходства Германии в численности населения, что позволяло немцам в случае войны выставить большее число солдат (в Первую мировую Франция вступила, имея 39,6 млн. чел., Германия - 65 млн., и это без австрийских немцев). Поэтому французские политики всячески содействовали отрыву от Германии территорий, населенных немцами, рассматривая последних с точки зрения мобилизационного ресурса. Чем больше немцев будет оторвано от Германии, рассуждали французы, тем лучше - тем меньшее число германских дивизий появится на фронтах будущей войны.
Опасались французы экономической мощи Германии. Поэтому всячески содействовали - везде, где это было возможно, - передаче немецких территорий со значительным ресурсным и промышленным потенциалом под власть других государств, прежде всего Польши и Чехословакии.
Интересы военной стратегии, как их тогда понимали французы, доминировали над заявленными союзниками принципами мирного урегулирования. Так, маршал Фош требовал, чтобы стратегические соображения предопределяли все решения Мирной конференции по вопросу об установлении границы Германии как на востоке, так и на западе. "Вся Силезия и город Данциг, - настаивал Фош, - должны были быть переданы полякам независимо от желания населения" .
Не испытывали французы никаких сомнений и тогда, когда вставал вопрос о включении в состав Польши территорий на востоке - с украинским, белорусским, литовским населением. Ведь это тоже укрепляло их протеже.
Что до расширения Польши на восток, то в те годы вынашивались планы интервенции против Советской России. Например, маршал Фош выдвигал "план широкого наступления на Советскую Россию финнов, эстонцев, латышей, литовцев, поляков, чехов, русских, то есть всех народов, живущих на окраинах России, под военным руководством союзников. Польша должна была стать основной базой этих сил" .