Лежачий полицейский - Юля Лемеш 24 стр.


Первая деревня торчала на маковке горы, словно прыщик. Вторая мне приглянулась гораздо больше. Она раскинулась по берегам длинного озера. На другом берегу на четырех округлых холмах расположились веселые приветливые домики. Я было оживилась, прикидывая, в каком из них мне предстоит провести остаток лета. Но машина вильнула мимо разрушенной церкви, за которой в низине оказалась узкая мелкая река. Проскочив сомнительной крепости деревянный мостик, мы оказались у кладбища. У меня екнуло сердце. Не люблю я эти последние приюты, хоть и прикрытые тенью громадных елок. Не дорога, а американские горки. Вверх-вниз. Через пять минут снова показались дома. Коловорот сбавил скорость и посигналил просто так, не обращаясь ни к кому.

– Ты чего? – Мне захотелось прояснить обстановку.

– Приехали.

Первые дома были так себе, ничего интересного. На последней улочке машина свернула, и мы затормозили у двух домов, стоящих на отшибе.

– "Вот оно, счастье, друг мой Полкаша", – весело пропел Коловорот, открывая белые, сваренные из труб ворота.

Двора как такового не было. Просто кто-то очень терпеливый срыл перед крыльцом половину насыпи, ведущей к заброшенному соседнему дому. Чтоб песок не осыпался, насыпь укрепили с помощью огромных валунов, уложенных в несколько рядов. В центре каменной ограды выложили ступеньки, чтоб удобнее взойти к скамейке под навесом. Мне понравилось.

Осторожно открыв дверь, я ступила на землю не обетованную. Коловорот копался в сумке, отыскивая ключи. Пока доступа внутрь не было, я решила зайти за дом по тропке, вокруг которой в импровизированных вазонах, сооруженных из шин, толпились довольные цветы всяких мастей и фактур.

За домом, вопреки моим ожиданиям и здравому смыслу, раскинулся настоящий цветник.

– А где же огород? – недоуменно спросила я у откормленного шмеля.

Огорода не было. Зато цветов – сколько душа пожелает. Проскакав между клумбами, я очутилась у небольшого пруда, вокруг которого росли молодые березы. "Ого!" – сказала я себе, а в ответ услышала громкий "плюх" какой-то неведомой, но явно толстой и питательной рыбы.

Справа от пруда находилась баня, за ней – ручей, а за ручьем – сплошные заросли ольшаника, в котором кое-где произрастали редкие чахлые елки. Я оглянулась. Дом смотрел на меня ярко-желтыми наличниками.

– Заходи! – откуда-то изнутри позвал Коловорот.

Зов сопровождался грохотом жестяного ведра. Внутри дома я немного оробела от сеней с высоким потолком, точнее – вместо потолка наверху оказалась изнанка крыши. Налево – дверь на веранду. Несколько ступеней вверх и направо – дверь собственно в дом. Низкая до ужаса. Я тут же стукнулась макушкой о притолоку.

– Осторожно, – понимающе засмеялся Коловорот.

Слева – огромная белая печь, рядом с которой притулилась еще одна – маленькая. Справа две комнаты. Одна большая, вторая совсем махонькая. В ней кровать и комод. Через большую проход на крошечную кухню.

– Вот смотри. Плита, на лавке ведра, в них опускаешь шланг, и вода накачивается насосом из родника. Холодильник работает.

– А где туалет?

– Надо пройти дальше по сеням. Там чисто, не бойся. Смотри, чтоб после тебя остался такой же порядок.

Как я выяснила у Коловорота, деревня была когда-то огромная. Но частые пожары и банальное вымирание старожилов привели ее в запустение. Большую половину жителей составляло семейство Свиномордовых. Два клана с одной фамилией. Один – многочисленный и разрастающийся как на дрожжах. Второй более бестолковый и спившийся. И у всех у них имелись справки, подтверждающие их изначальное слабоумие. Справки позволяли Свиномордовым беззаботно плодиться. Инвалид детства плюс бонус от президента равняется много праздношатающихся алкашей.

– Все, спи. Я тоже устал.

Безупречная тишина угнетала уши. Проникала в голову. Потом я услышала стрекот кузнечиков. Но он иногда замолкал. Тогда тишина проникала в душу, вызывая беспричинный страх. Я никогда не слышала такой тишины. Залаяла собака. Скрипнула кровать под весом Коловорота, который тихо застонал во сне. Обернув себя в ватное одеяло, как в кокон, я окончательно плюнула на свое прошлое и сладко заснула.

Глава 47

Череда пронзительных воплей сменилась обиженным трубным мычанием. Высунув нос из-под одеяла, я попыталась понять, какой злодей разбудил меня в такую несусветную рань. Выглянула в окно. Жутко носатая тетка без всякого азарта гналась за пятнистой коровой. Корова, раскачивая объемным выменем, стремилась повернуть обратно. Но перспектива встречи с хозяйкой ее не вдохновляла. Прощально затрубив напоследок, корова побрела догонять более сговорчивых товарок. Которые преспокойно поджидали ее на перекрестке.

Если такой концерт тут каждое утро, я скоро сама научусь выскакивать спозаранку, чтоб прогнать несчастное животное куда подальше. Тетка зевнула во всю пасть, утерла потное красное лицо полой фланелевой мужской рубахи. Подтянула растянутые синие тренировочные штаны, отчего они мигом превратились в шорты. Выматюгалась на всю округу и подобрала потерянный тапок.

В большой комнате Коловорот раскинулся на кровати. Неподвижный, как покойник. Я испугалась, решив, что он не дышит. Сбросив одеяло, на цыпочках подобралась поближе, проверить – жив ли. Вроде сопит. Едва заметно. Протянув руку, потрогала его. Теплый. Но почему не слышно дыхания? Наклонилась к самым губам. И попалась, как мышь змее на закуску.

Секс бывает разный. Обычно ему предшествуют разнообразные отношения. Или, в крайнем случае, переговоры. Оказывается, из общих правил бывают исключения. Думаю, Коловорот проснулся уже в процессе. Когда было не до разговоров. Когда останавливаться сложнее, чем продолжать. Я опомнилась намного позднее. Когда уже все было неважно. И подумала: "А какого черта!"

Главное – решить, какой реакции от меня ожидают. Сыграть оскорбленную невинность – глупо. Или разозлиться? На что, спрашивается? Пока я перебирала варианты поведения, Коловорот погладил мою черепушку. Ласково так. Словно что-то приятное. А я вжала голову в плечи, представляя ощущения его ладони. Кому понравится трогать зубную щетку?

– Бесстыжая девчонка. Как тебе не совестно? Забраться в постель к взрослому мужчине.

– Забудь. Ничего не было, – миролюбиво посоветовала я.

Неумело скрывая замешательство, Коловорот отправился в баню. Где, судя по звукам, окатил себя холодной водой.

Не простыл бы, кобелина.

Глава 48

Первые два дня после отъезда Коловорота показались мне мукой. Тишина давила на уши ночью, днем я попросту не знала, чем себя занять. А на третий вечер пришло осознание нового чувства.

– Я свободна, – тихонько прошептала я себе.

Такой абсолютной свободы мне не приходилось ощущать ни разу. Хочешь – ешь, не хочешь – чай с печеньем. Хочешь – разговариваешь с людьми. Не хочешь – целыми днями кукуешь в одиночестве. Получая максимальное удовольствие от уединения.

Надо было приноравливаться к новому образу жизни. Что меня ждало в городе? Да ничего особенного. Что ожидает здесь? Примерно то же, что и в городе. Там мне грозило быть затоптанной на концерте Шнура, затисканной на концерте Сургановой, быть обобранной ОМОНом на Чиже, оглушенной на "Зените"… Что и говорить, прекрасные перспективы.

Когда в душе воцарились равновесие и покой, я подумала, а почему бы не окунуться в водоворот деревенского быта. Чтоб было что вспомнить долгими зимними вечерами. Водоворот местных развлечений не отличался разнообразием. Столпотворение случалось дважды в неделю. Когда приезжала автолавка, набитая продуктами. Что показательно, жители не беспокоились в отношении очередного подорожания. Так как ценники в обители передвижной торговли отсутствовали напрочь. На мой робкий вопрос: "Почем кило сыру?" – грубый прожженный громила отрапортовал, что просто устал цены писать. Деревенские старожилы не одобрили мою опрометчивую инициативу.

– Зря ты так. Он сейчас как осерчает, вообще приезжать перестанет. У него знаешь сколько таких, как мы?

Продавец хмыкнул. За мной следом начала затариваться целая орда под предводительством простоватой неприятной женщины. Дети хватали что ни попадя, йогурты, шоколадки и чипсы. Мамаша набрала того, из чего можно готовить обед. Все в кредит.

– Вы уже двадцать тысяч должны, – напомнил автолавщик.

– Муж скоро при деньгах будет, вернет.

– Ага, вернет. Потом догонит и еще два раза вернет. Уже третью неделю в подлеске ховается. А она к нему на свиданки бегает. На металле крутится, задолжал всем – жуть, – тоном радиоведущего произнес голос из толпы.

За время пребывания в деревне я узнала много нового. Первая половина из которого привела меня в ужас. Вторая вызвала недоумение, но такие знания помогают лучше понять человеческую природу.

– Всем говори, что ты племянница Ильиной, – увещевал Коловорот на прощание. – Ильиных тут две семьи. Местные в курсе, чья ты, а в соседних деревнях по барабану, какой Ильиной ты племянница.

Вооруженная такой рекомендацией, я начала делать вылазки в направлении водных просторов. В соседней деревне под названием Наволок был единственный на всю округу стационарный магазин. Там же были приличные подходы к реке, она же озеро. Как ни объясняли, мне так и не удалось сообразить, в чем тут фишка. Главное, что рыба там водилась. И я вознамерилась ее отловить.

Затарилась в сельпо "Спрайтом", сигаретами и вполне приличной выпечкой местного изготовления. Для лова был куплен хлеб. Который поначалу вызвал у меня законные сомнения своим землистым видом. На ощупь он больше напоминал глину, перемешанную с клеем.

– Здравствуйте. Извините, вы не посоветуете, где тут рыбки кошке половить можно? – стараясь быть максимально вежливой, поинтересовалась я у чистоплотной нарядной продавщицы.

Окинув меня насмешливым взором, она метнула сдачу на блюдечко. Потом решила не портить мне настроение.

– Вот туда вниз на понтонный мост. Там все ловят. А ты чья?

Как на грех, мой ответ нуждался в корректировке, поскольку я столкнулась с одной из клана Ильиных.

Между двух холмов действительно имелся наплавной мост. На котором, словно ласточки на проводе, сидели рыбаки. Я пристроилась у самого берега. Посчитав, что для начала надо бы приглядеться. Слева от меня рыбачил дед. Лет сто с гаком. Ему ассистировал дед помоложе. Не ловил, просто трендел про дела свои скорбные.

– Вчера бухнул. Решил в клуб сходить. На девок поглядеть.

– И что? – без интереса спросил рыбак.

– Да что-что? Те же на манеже. Темно там. Не видать ни х…

– Снова в рыло дали?

Философски окинув речной простор, любитель девок громко откашлялся и сплюнул в воду.

– Так по башке охреначили – жуть. И главное, снова не знаю – кто.

Вместо соболезнования стогодовый дед вытянул из воды качественного подлещика. Я срочно заприметила, на какой глубине он ловит, и перенастроила поплавок.

Ближе к середине понтона ловили две древние бабки. Одна глухая. Она пела. Вторая была подслеповата и постоянно орала: "Где мой поплавок?" Деды злорадно хихикали и отпускали такие шутки, что даже рыбы краснели.

Переплевавшись от попытки выудить того, кто мелко дербанил мой поплавок, я снова увеличила глубину, посчитав, что у дна сидит самая крупная рыба. Когда клюнуло, то выяснилось, что я ошиблась. Мелкая плотвица обгадила мне ладонь и сиганула мимо мережки. Старики сочувственно закряхтели.

– Что ж ты косорукая такая? Надо было ее по темечку. Крупная была – страсть. На что ловишь? На хлеб? Бери червячка. На него сейчас самый клев.

Червяк показался мне препротивным, но я послушалась. В награду заполучив черта с колючками.

– Ерш. Для ухи – самое то.

Выдрать из глотки ерша крючок не представлялось возможным. Чтоб не позориться, я отвернулась. Наступила на него ногой и, стараясь не смотреть, дернула изо всех сил. После чего меня долго тошнило.

На фиг ихних червяков. Хлебный катыш надежнее.

По понтону туда-сюда с грохотом сновали желающие посетить магазин. Кроме них проносились собаки, которых тоже заинтересовало, на что я ловлю. Ближе к вечеру притащились два наивонючих козла и гонялись друг за другом, периодически устраивая дуэль посредством глухих ударов рогами.

Плюнув на такое шумное соседство, я понуро побрела под маленький мостик, который ближе к разрушенной церкви. Там не было никого! Только изредка проносились машины. И каждый считал своим долгом поинтересоваться, как рыба.

Достали – сил нет.

Когда начался настоящий клев, я позабыла про все. А потом, прохладным вечером бредя к дому, прикидывала, кого одарить своим невиданным уловом. Зря голову ломала. Соседка, та, что шустрее шустрого, ненароком встретила меня знакомым вопросом.

– Как рыба?

– Отлично! Возьмете котику?

– Чего ж не взять? В мясорубку пойдет.

Ошалев от такого обращения с собственным котом, я протянула пакет.

– Погоди. Сейчас я тебя в ответ творожком угощу.

Угощенная вкуснейшим творогом, я посчитала обмен более чем выгодным.

– А для чего у вас на повороте половина газового баллона на столб повешена? – решилась спросить я.

– На случай, – соседка трижды сплюнула и перекрестилась, – пожара. Как пожар, надо икону чудотворную по улицам носить. Чтоб дальше не перекинулся. Но сначала – звонить в баллон. Чтоб всем миром тушить.

– Набат, – понимающе ответила я.

В это момент раздался звучный "бом".

– Пожар! – всполошилась я.

– Нет. Это сковорода.

Я удивилась такому объяснению.

– Баран у соседа сволочной. Как приметит хозяйский зад – лупит рогами со всей дури. Вот он и удумал жопу сковородой прикрывать. Теперь без сковороды – никуда.

Послышал новый "бом", оповещающий о новой атаке на барановладельца.

– Ты не сомневайся, люди тут хорошие. Бояться нечего. Приезжие в основном хулиганят. То наркотов на постой сошлют. Они, гады, нас мак сеять отучили. Еще пьянчуг иногда ссылают. Будто своих мало. А так ничего, жить можно.

Ночью мне было зябко и грустно. Захотелось домой, в город, к маме или к Игорю. Ну, на крайний случай, к Коловороту. Он теплый. С ним надежно. Хотя гад он порядочный. Но – свой. Почти.

За неделю рыбалка приелась, и я начала исследовать окрестный лес на предмет грибов. Которых оказалось – косой коси. Так и проводила время. Утром – грибы. Вечером – рыба. Ночью – обработка грибов. Я их сушить научилась около маленькой печки.

С местными я старалась не пересекаться без особой надобности. Матерились они безбожно, особенно дети. Раньше мне Шнур нравился, у него музыка хорошая. Он бы тут за своего сошел. Но, как ни странно, его произведения тут никто не слушал. Молодежь предпочитала "Лесоповал" и попсу. Включая их на всю громкость.

А потом начались промозглые унылые дожди.

Ежевечерне протапливая печку, я тосковала. Дачники разъехались. Деревня почти опустела. Каждый день все жители толпой отправлялись на болото за клюквой. Меня с собой не приглашали, и я скучала в гордом одиночестве, жалея себя.

Глава 49

Сижу. Рыба не клюет. Ну и фиг с ней. Все равно не уйду. Потому как хорошо.

От нечего делать попробовала думать о себе во втором лице. Фигня получилась. Диалог на уровне "сам дурак". Начала думать о себе в третьем лице. Самое то, если хочешь разобраться в запутанной ситуации.

Прошлого нет. Будущее туманно. А в настоящем все замечательно. Кроме одной нерешенной проблемы. Которая заключалась в Коловороте.

Итак, я – это она.

Она, тварь этакая, его не любит. Так какого лешего она завалилась к нему в койку?

Не то.

Она завалилась к нему в койку, потому что… Фиг знает, почему. Так получилось.

Не то.

Ей хотелось на кого-то опереться. Ага. На него можно опереться. Как на кактус.

Не то.

Что она испытывает? Ненависть. Животную страсть? Желание притулиться, спрятаться за его спиной?

Возможно.

Она – жадная хитрая тварь.

Эй, прекрати обзываться!

Деньги? Важно, но не повод идти на сближение. Хотя что сейчас об этом рассуждать, раз сближение уже произошло.

Не то.

Надо найти в нем простые человеческие слабости. И чего потом с ними делать? Манипулятор из нее никакой, а он слишком сложный объект для понимания. И самое гадкое – ведь ей понравилось. Коловорот оказался опытнее Игоря. Она даже не сумела прикинуться разочарованной. Она вообще не сумела прикидываться. Зачем изображать страсть там, где ее и так чересчур. Тварь похотливая она после этого. Надо было хоть состроить уксусную физиономию. Или сказать что-то подобающее случаю. А она сладко нежилась на его Коловоротовом плече и блаженствовала.

Жуткое прозрение: у меня кроме Коловорота никого нет. Ни ближе. Ни роднее.

Папа ошибся, назвав маму "пшиком". Это я – пшик. А она – как ружье на стенке. Я не хочу быть пшиком. И не буду.

Размышления прервала нервная уклейка. Начался клев. Три часа не думалось ни о чем.

Обменяв рыбу на творог, я вернулась в дом. Затопила печь и почувствовала себя усталой и невероятно счастливой.

Подбросив очередное полено в огонь, я придумала, как мне решить проблему с Коловоротом. Я просто не буду о ней думать. Совсем. Как сложится, так и будет. Главное, чтоб не случилась нежданная беременность. Подумала и усмехнулась. Похоже, я надеюсь продолжить отношения в следующий приезд. А вдруг для Коловорота это не серьезно, а так, эпизод, типа приправы к деревенскому вояжу?

Яростно пошерудив кочергой в горящих дровах, я вспомнила, как хотела от Игоря детеныша. От Коловоротов только звери рождаются. Вот если забеременею, рожу мальчика и обязательно назову его Карлосом. На душе почему-то потеплело. Потом вспомнились школьные годы, богатые на раздачу кличек. Дети станут моего мальчика обзывать Карликом. Хороша семейка – Карлик, сын Коловорота.

Мобильник выдал пронзительную трель. Осторожно поглядев на незнакомый номер, я решила не отвечать. Телефон ожил снова.

– Але? – проскрипела я старческим голосом.

– Клавка? Ты? Что трубу не берешь? Никуда не уходи. Мы сейчас за коровой приедем.

– Я не Клавка, – испуг сменился радостью.

– А какого х… трубу берешь?

– Такого.

С чувством выполненного долга вырубила телефон. На соседней улице запели. Сегодня пятница, а по пятницам всегда поют. Сначала песни исполняются целиком, а потом – только первые куплеты. Когда еще выпьют, настанет пора частушек. Потом будет тишина, а когда начнут расходиться по домам – кроме мата не будет ничего познавательного. Кто-нибудь обязательно убредет мимо своего порога. Кому-то придется ночевать под забором. Кому-то непременно набьют морду, и не факт, что этим человеком окажется мужик.

С каждым днем ночь наступала раньше. Чем холоднее становилось, тем больше я ждала появления Коловорота. Каким бы он ни был, без него плохо. Тело требовало тепла и секса, а мысли крутились совсем в иной плоскости. Чего я хочу? Свить гнездо, родить ребенка и куковать остаток выделенных природой дней за тупой домашней работой, над которой так неумно потешался мой папаша. Велика карьера.

Назад Дальше