Раз судьба сыграла со мной злую шутку, перевернув все с ног на голову, надо пораскинуть мозгами и придумать что-то особенное. Порыскав по участку, я вспомнила все свои нереализованные увлечения. Почему-то главным образом они касались завоевания приличного кандидата в мужья. В деревне с подобными устремлениями оставаться холостой можно до вечера. Тут с невестами проблемы. Тут даже страхолюдь стервозная – заветная мечта потенциального жениха. Тут даже на стогодовых старух поглядывают.
Лавка была мокрая от дождя, но в запарке я поначалу этого не заметила. Так увлекла меня идея стать кем-то значительным. Эх, почему в эту деревню олигархи не заглядывают? Вот сломалась бы у толстосума машина прям у моего порога, а тут я такая загадочная выхожу, предлагаю… Чего могу я предложить олигарху, кроме заморочек? Да, проблема. Чаю ему, что ли, заварить? И какого лешего машина у него может сломаться, она же олигархическая.
Как хочется стать кем-то нужным, важным, востребованным. Промокшие штаны напомнили мне о нежелательности простуды. Пришлось срочно переодеться. И тут меня осенило. На чердаке валялись самодельные рамы для картин. Пустые, словно заброшенные дома. Которые надо было срочно заселить.
А ведь я в детстве неплохо рисовала. Окончила художку, даже два лишних года в ней просидела после получения диплома. Мне там нравилось по-настоящему. Ко мне там неплохо относились. А какие там были учителя! Один Николай Николаевич чего стоил! Мы все его обожали. Правда, неловко сейчас вспоминать: все дети звали его Винни-Пухом. За неизменное радушие и подходящие габариты. Учитель от бога. Рисунок у нас преподавал. Он все советовал мне не бросать рисование. Вот я и не брошу.
В этот эпохальный момент раздался телефонный звонок.
– Снова корову продавать будем? – не глядя спросила я.
– Ты чего? Совсем там одичала? Какая на хрен корова? Завтра приеду. Переезжать будем. Что тебе привезти?
– Зима скоро. Экипироваться надо.
– На месте купим.
Хотела спросить, как мама, но вовремя вспомнила, что Коловорот накрепко запретил мне трендеть лишнее. Особенно по телефону.
– Я решила стать художником. Мне для этого нужен мольберт, краски, кисточки колонковые и…
– Понятно. Сам разберусь. Еще чего желаете?
– Вкусного привези. Торт из "Метрополя". Огромный. И чтоб не бисквит внутри, а меренги с орехами.
Коловорот промычал одобрительно. Наверное, записывает.
– И шубку норковую. Длинную. И…
– Тортик, – размеренно повторил Коловорот, – записал. Что еще? Тампаксы? Или ты прокладками пользуешься?
– Пошел ты в жопу! – надеюсь, он не обиделся.
Вместо норки Коловорот привез длинный пуховик с капюшоном. Финский. Ничего так себе. Сойдет для сельской местности. Кроме пуховика были три пары сапог и много еще чего интересного. Мои нападки на пакеты Коловорот пресек, посоветовав примерить обновки после переезда на квартиру.
Отковыривая безе от торта, я исподволь поглядывала на фальшивого дядюшку, исследующего помещение на предмет чистоты. Похоже – остался доволен.
– Завтра хозяйка возвращается. Дом на зиму закрывать будет.
– Я в курсе. Лапником цветы накрыть, чтоб не померзли и заяц не сожрал.
– Какой такой заяц?
– Косорылый и прожорливый. Тут зимой все за ним охотятся. Он, падла такая, молодые яблоньки клыками ошкуривает.
– А ругаться обязательно?
– Непременно. Тут иначе никто не разговаривает. Это еще не ругательство. Хочешь, я на местном диалекте про зайца расскажу? И про его мать, и про его мужское достоинство, и куда они его засунут, если поймают?
Немного подумав, Коловорот решил, что заяц того не стоит.
Чтоб закрепить успех, притопывая ногами, я пронзительным голосом исполнила местную частушку про двух президентов.
– За такое и сесть не грех, – смеясь сквозь слезы, простонал Коловорот. – Надо выучить. Значит, "чтоб не падали штаны". А ты еще много таких знаешь?
Важно кивнув, я выдала на-гора еще парочку.
– Богата земля русская талантами. Еще не всех перестреляли, – подытожил Коловорот, посоветовав больше такое никому не петь.
– Ну давай еще?
– Не стоит. От тебя слышать такое несколько непривычно. Ты все-таки не ругайся, тебе не идет. А это что такое?
Уничтожив сковороду картошки с грибами, Коловорот отвалился от стола и благодушно отполировал съеденное стопкой водки.
В дверь постучали.
– Кого это черт на ночь глядя несет?
Шустрая соседка суетливо просочилась в комнату. Не объяснив толком причину столь позднего визита. Она присела на краешек дивана и принялась задавать пустые вопросы. Когда ей показалось, что на нее не обращают внимания, – быстро прошуршала бумажкой. Невразумительно забормотала, вытрусив что-то из кармана своей неизменной древней коричневой кофты. Я с интересом ждала продолжения. Вместо него по полу рванул обезумевший рыжий таракан. Или "тараканья", как тут их именуют.
Коловорот сделал вид, что не заметил нового подселенца.
После ухода соседки он рывком отодвинул диван и припечатал насекомое совком.
– Это они таким способом от вредителей избавляются, – пояснил он, посмеиваясь. Все очень просто. Надо отловить одну штуку тараканьи, незаметно подбросить соседям, тем, которые зимой не живут, и заговор прочитать.
– И что?
– Тараканы косяком покинут хозяев, а в мороз помрут. Потом весной бери веник и сметай. Такая вот практика.
– И все про это в курсе? – возмутилась я.
– Ага. Вот если бы она нам клопов подогнала, тогда хана. Им мороз по барабану.
– Так ты предводителя угробил. Значит, теперь тараканы к нам не попрут?
– Они бы и так не поперли. Хотя я раз видел зимой жуткую картину – рядами шли.
– К этому дому?
– К соседскому. Обратно.
Когда я постелила нам кровать, Коловорот бросил на меня смущенный взгляд, но протестовать не решился. Я его понимаю. Что протестовать, когда такое счастье само в руки идет. Только потом спросил, не староват ли он для меня.
– Кокетничаем? Восемнадцать лет разницы всего-навсего. А ты что, старым себя ощущаешь? Бедняжка. Старичок мой несчастненький. Ничего, скоро домой вернешься. Тебя там никто тревожить не будет. Только если проститутки твои одноразовые.
Глава 50
Машина пробивалась сквозь промокший лес, облетевший и унылый. Я с преувеличенным воодушевлением рассказывала деревенские новости и сплетни. Стараясь не показать, как соскучилась. Даже про то, как назову его сына, рассказала. И про то, как станут обзывать его одноклассники.
– Ты что, не предохраняешься? – В голосе сквозил настоящий ужас.
– Ага. Утипусеньки-агагасеньки. Понятное дело, твои проститутки сами о таких мелочах заботятся.
– Достала ты меня с этими б… Я серьезно спрашиваю.
– Игорь приучил меня не волноваться.
Напоминание об Игоре испортило Коловороту настроение. Да и мне тоже, если честно. Не знаю, почему я про него вспомнила.
– Кстати, твой Игорь уже не твой, – ядовито парировал Коловорот. – У него свадьба на прошлой неделе была. С Ритой какой-то. Мать говорила, ты ее знаешь. Представляешь, они после загса к ней заезжали. Проведать, так сказать. Он ее раз в неделю навещает. Хороший парень.
– Ритка тоже ничего. Хотя один раз была лесбиянкой.
Коловорот аккуратно объезжал глубокие лужи. Перед нами маячила машина, груженная крадеными деревьями.
Проклятье. Игорь ее навещает! Бедную одинокую маму. У которой была такая скверная дочь. Может, они и на кладбище ко мне ходят? Напиться, что ли?
– А где теперь Карабас?
– С ней. Он какой-то суматошный. С утра до ночи на работе. Ты не волнуйся, у них все нормально.
У всех все нормально. Все живы и счастливы. Только я тащусь в очередную неустроенную неизвестность. Миновав переполненное машинами Московское шоссе, мы оказались в черте города. Который выглядел полной деревней. Я решительно закрыла глаза, стараясь заранее не расстраиваться.
– Ты только не пугайся. Я тут редко бываю.
Глупый панельный дом, покрытый черными замазанными трещинами, мок под дождем. В окнах появились любопытные лица. Я схватила сумку и вошла в подъезд, напугав большого серого кота.
Первое, что бросилось в глаза в моем новом однокомнатном убежище, это давно немытое окно в подтеках грязи. Убожество дополняли выгоревшие желтые занавески. И холодно, как в склепе.
– Не топят. – Рука Коловорота отдернулась от плоской батареи. – Вот когда вспомнишь добрым словом русскую печку.
– Тебе хорошо говорить, а может, они теперь вообще не будут топить. Откуда мне знать, как тут принято. Я же околею!
Вещи скопились посреди комнаты горой, напоминая, что их нужно куда-то разместить. Неужели в этот отвратительный полированный шкаф с перекошенными дверцами? А кухня! Кошмар хозяйки. Теперь я с нежностью вспомнила деревенский дом, в котором нашлись милые кастрюльки и много другой симпатичной посуды.
– Я тут редко бываю, – повторил Коловорот, испытующе глядя на мою реакцию.
– Небось у помершего алкоголика купил, как было, так и оставил.
– Да наплюй ты. Завтра выкинем хлам и…
– Купим новый, – истерично продолжила я. – Разве на этой кровати спать можно? У тебя хоть чистое постельное белье есть?
– Обижаешь. – Мне показали содержимое трехъящичного комода.
Вопреки моим опасениям, в кране была горячая вода.
– Колонка новая. Сейчас я смотаюсь, куплю обогреватели.
– Я с тобой. – Мне не улыбалось остаться наедине с не разобранными пожитками.
В доме появились холодильник, кухонная утварь и много чего полезного в хозяйстве.
– Надеюсь, теперь твоя душенька довольна?
– Сходи, поклонись государыне рыбке… – подхватила я. – Может, она расщедрится на компьютер и Интернет?
– Перебьешься.
– Ну, тогда хоть на новое одеяло и кровать.
– Два, – поняв мое удивление, Коловорот пояснил: – Нам надо два одеяла, а то ты постоянно в него закручиваешься, как гусеница в кокон.
Он вел себя, как соскучившийся любовник. Нежный и ласковый. Неумело скрывающий свои чувства. В любви признаваться не стал. Ну и фиг с ним. Не больно-то и хотелось.
– Тебе ведь наплевать на меня. Побалуешься и выбросишь. Ты сам говорил, что не умеешь любить. Что независимость для тебя ценнее всего. На данном этапе тебе удобнее так меня контролировать. Не надо сердиться. Я просто повторяю твои слова. Ты – тот самый волк-одиночка. Как и моя мать. Просто она умудрилась сочетать полезное с главным. Теперь она учится сочетать приятное с полезным.
– Злопамятность – грех, – пояснил Коловорот, нервно вертя зажигалку.
– Если я ошибаюсь, признай, что ты в меня влюблен. Что ты готов бросить все и создать семью. Слабо? Вот то-то же. Ты сам понимаешь – померла так померла. Меня даже друзьям предъявить невозможно. Меня нет. Ты, дорогой мой, некромант.
– Может, некрофил?
– Хрен редьки не слаще. Красиво устроился. Завел себе дешевую любовницу, – не отрывая вожделенного взгляда от красок, хамила я.
– Тебе денег-то хватает, художница?
Деньги – вот настоящий, окончательный контролер. Черт бы их побрал.
– Хватает. Мне много не надо. У меня все есть.
– Тебя действительно все устраивает?
– Еще как. Только ты приезжай иногда. – Я попыталась смягчить свою отповедь.
– Ну, надо же. Оказывается, мне тут рады. Спасибо и на этом.
После его отъезда я обнаружила в сумочке конверт с надписью: "На мелкие непредвиденные расходы".
Не проститутка, но содержанка. Ничего оскорбительного в этом не вижу. Я не просила. Он подарил. Не подарил бы, на интим это бы не повлияло. А когда муж отдает получку жене, чтоб она ею разумно распоряжалась, – это как, тоже проституция?
Помахала на прощанье ручкой, хотя он даже не поднял головы, выражая таким образом свою досаду. Серый кот прорысил к Коловоротову "БМВ Х-5". Задрал пушистый хвост и выпустил на колесо упругую вонючую струю.
Глава 51
В субботу он укатил домой. Оставив меня в обустроенной квартире. Последнюю ночь перед отъездом не спал, крутился с боку на бок. Я делала вид, что сплю. Если его что-то беспокоит – не моя забота. Моя забота – снова привыкать к новому месту. А главное – теперь у меня есть цель.
В городишке было скучно. За четыре дня я вдосталь накушалась достопримечательностями. Самой интересной из которых оказался монастырь на острове. Построенный самим Никоном. В советское время монашескую обитель приспособили под дом отдыха, что ее и спасло, а теперь реставрировали по третьему заходу. Деньги, выделенные Путиным, пошли монастырю впрок. Он приобрел первоначальное обличие и красовался на удивительном острове, словно редкая драгоценность.
Городской музей оказался скудным. Из него я вышла со смутным ощущением, что меня обманули. Скорее всего, виноваты были музейные работники, составившие композицию по своему мещанскому усмотрению.
Городок был сам себе музей. Старые дома, в которых до сих пор проживали люди, показались мне переоборудованными лавками. В которых раньше шумела бойкая торговля всякой всячиной. Торговали и теперь. Вяло и без азарта. Говорят, здесь очень оживленно летом. Надеюсь, я этого не увижу.
Мужчины обращали на меня внимание. Молодые и не очень. Ни одного "питерского" лица. Грубоватые, хамоватые, чаще – бесцеремонно-агрессивные.
Под скромной вывеской "выставка" были обнаружены творения местных художников. Которые мало отличались от традиционного представления о русской классической школе. Когда я смотрела на аляповатые пейзажи и натюрморты, меня снова будто ударило. Жуть как захотелось схватить краски и кисти и срочно что-нибудь написать. Аж голова закружилась. Такое ощущение сродни утреннему подходу ребенка к новогодней елке. Под которой таится самая вожделенная игрушка в мире.
Скоро. Совсем скоро я приступлю к воплощению мечты в реальность. Надо только "дозреть". Рисовать надо начинать только тогда, когда иначе невозможно.
Приготовила впрок поесть. Чтоб потом не отвлекаться на всякие глупости. И, счастливо улыбаясь, начала готовить рабочее место на кухне. Там свет оказался лучше. Трясущимися от нетерпения руками распаковывала прекрасные вещи. От которых захватывало дух. Фантастические названия красок привели меня в еще больший восторг. Оставалось прикинуть, на чем будут красоваться мои будущие произведения. Холст отпадал. Я не умела делать подрамники. Я вообще мало чего умела, но меня этот досадный пробел в образовании ничуть не смутил. Еще в школе учитель рисования рассказывал о полезности оргалита. Оставалось его приобрести.
– А как вы его донесете? – участливо поинтересовалась милая дама в строительном магазине.
– Сегодня дождя нет.
– Зато есть ветер. Может, вам его привезти? Завтра будет машина.
По понятным причинам ждать так долго я была не в состоянии.
На улице бушевал настойчивый ураган. Лист оргалита оказался гигантским. Размаха рук явно не хватало. Пришлось уцепиться за него кончиками пальцев. Взять под мышку невозможно – габариты не те. А про длину листа и говорить нечего. Метра три, не меньше.
Первый порыв прижал нас к стене магазина. Вторым – отнесло на проезжую часть. Случайная машина сердито просигналила. Пробежав боком вдоль обочины, я дважды вляпалась в грязь. Прислоненные к дереву, мы с оргалитом замерли. Он трепыхался, я думала. Если добраться вон до того угла, то станет легче. Там затишок.
Мелкими перебежками достигла желанного убежища. Всего за полчаса. Редкие прохожие насмешливо наблюдали за моими мучениями. Но предлагать помощь никто не спешил. На углу я поняла, что шаг вперед превратит меня в заложницу паруса. Который пронесет меня как фанеру над крышами города и выбросит где-то в районе монастыря. Но я все– таки попыталась. Первая попытка привела меня в замешательство. Лист рванул из рук, потом хлопнул по ногам, обернув мое тело с двух сторон. Я оказалась в листе, как карандаш в стакане. Откуда с мольбой посматривала на медленно проезжающие машины. Из которых на меня пялились равнодушные зрители.
Третья попытка пересечь перекресток выглядела как два шага вперед, три – назад. Передвигаться обернутой в лист оргалита оказалось невозможно. Кроме того, я ни в какую не желала испортить приобретение. На нем столько всего нарисовать можно!
Пальцам, которые придерживали будущие произведения искусства, досталось больше всего. Они посинели и затекли так, что возникали сомнения в их нетравматическом распрямлении. Когда я отчаялась на сто процентов, в поле зрения возник приличного обличия дяденька.
– Помогите. – В моем писке было мало просьбы.
Спросив, куда тащить, доброволец одной рукой схватился за передний край трехметрового листа и бодро пошагал в направлении моего дома. Я вцепилась в хвост оргалита и моталась по колдобинам, влекомая порывами ветра.
– Ум у бабы где? Неужели мужика в доме нет? Раз нет, надо было до завтра потерпеть, когда ураган стихнет. Низ-то попортила, грязный весь.
Сопровождаемая такими нелестными комментариями, я уточнила, на какой этаж надо взбираться. Доброхот водрузил лист на площадке. Еще раз хмыкнул и опрометью кинулся вниз.
– Спасибо, – проорала я в лестничный пролет.
Глава 52
Дома выяснилось, что у меня нет пилы. Положив покупку на пол, бросилась приобретать пилу. Естественно, купила не ту. Пришлось вернуться за другой. А потом, перекусив на скорую руку, я принялась расчерчивать оргалит на подходящие под рамки размеры.
Два дня пилила. Один день убирала труху от пиления. Потом решила, что рамки, привезенные из деревни, не стоят моих великих произведений. Купила кусок грубой шкурки и превратила их из старых в старинные. Чтоб труды не пропали зря, поверху покрыла морилкой и лаком, провоняв всю квартиру.
День приходила в себя. Выздоравливая от аллергии, вызванной лаком. Попутно грунтуя оргалит водоэмульсионной краской.
Ладно, приступим, а там – как сложится.
Карандаш в руке дрожал не то от возбуждения, не то от переусердия с пилением.
Что нарисовать?
Прокрутив в памяти воспоминания о лете, решила изобразить пейзаж с речкой, в которой ловила рыбу. И не смогла вспомнить, как деревья отражались в воде. Фиг с ними. Главное – что? Главное – начать. Условно разметила очертания берегов и леса.
Схватилась за краски. Какие выбрать? Выдавила всех понемногу, окончательно ошалев от запаха. И ринулась в процесс.
К утру прокуренная, со слезящимися глазами, посмотрела на результат. Ужаснулась и рухнула в сон, как в пропасть.
Во сне мне мерещился небывалый творческий подъем. Я виртуозно ударяла кистью, под которой возникал настоящий шедевр, достойный любого музея.
Встала больная на всю голову. Глаза болели жутко, как песку насыпали. Наугад тыкая ложкой в банку с кофе, я с трудом просыпалась. Проклиная курение вообще и себя в частности. А потом решила снова посмотреть на результат своей работы.
– В этом озере рыбы нет, – призналась я самой себе.
Пейзаж получился откровенно дохлый и плоский. Ни солнечного света, ни ажурных нежных теней. Таким только пятно на стене сортира прикрыть. Пробежалась кисточкой по небу, намечая легкие облака. Добавила бликов. Потом решительно намалевала сизые тени на траве. Зачем-то прорисовала на переднем плане травинки и цветы. Масло еще не сохло, и получалась обычная мазня.