Я прошествовал за ней, не чуя под собой ног от страха. Меня так и подмывало спросить горничную, не знает ли она, в чем состоит "обычная процедура"? И вдруг меня прошиб холодный пот: только сейчас меня осенило, что к этому пациенту следует обращаться строго подобающим образом. Хотя в свое время я тайком приобрел брошюрку "Титулы и формы обращения: справочник пользователя", именно этот раздел оказался для меня куда сложнее анатомии с физиологией. Я судорожно попытался вызвать в памяти нужную страницу, но, как и на экзаменах, когда я прекрасно помнил формулу ангидротдроксипрогестерона, но напрочь забывал симптомы пневмонии, моя память вновь отколола надо мной свинскую шутку: сколько я ни тужился, мне удавалось вспомнить только одно - жены младших сыновей эрлов получали право носить их титул, но зато не смели помещать соответствующие буквы на своих визитных карточках.
- Его светлость примет вас через минуту, - сказала горничная.
Его светлость? Ну конечно же! Как я мог забыть? Однако имел ли право я обращаться к нему: "Ваша светлость"? Или же так сейчас обращались лишь к архиепископу Кентерберийскому и Йоркскому?
Герцог Скай-и-Льюис оказался краснолицым толстячком с моржовыми усами. Он принял меня лежа на постели в шелковом халате канареечного цвета.
- Доброе утро, доктор, - приветливо поздоровался он. - Мне уже позвонили и предупредили, что старина Поттер-Фиппс не приедет. Жаль. Должно быть, больных сейчас много. Погода стоит совсем никудышная.
- Да, э-э, ваша… ваша… сэр.
- Присаживайтесь. Вы ведь не очень торопитесь, не правда ли? Поттер-Фиппс сказал, что вы в курсе моих болячек, но я все равно люблю побеседовать со своим лечащим доктором. Не хотелось бы, знаете ли, отдаваться в незнакомые руки. В этом есть нечто почти непристойное. Кстати, доктор, вы играете в гольф?
Минут десять мы с ним отчаянно спорили о том, как лучше выбивать мячик из ямы с песком, пока наконец герцог со вздохом не произнес:
- Что ж, доктор, наверное, нам пора уже приступить к процедуре.
- Да, разумеется, - закивал я, вставая и медленно потирая руки. - Все как всегда, верно?
- Да.
- А как, - закинул я удочку, - вы себя там чувствуете?
- Примерно так же.
- Понимаю.
Я с умным видом кивнул. Воцарилось молчание.
- Приступайте же, доктор, - сказал герцог, устраиваясь на постели с видом мученика, идущего на казнь. - Чем быстрее начнем, тем скорее закончим.
Что же, черт побери, от меня ожидалось? Сделать ему массаж? Прокачать евстахиевы трубы? Вставить катетер? Клистир? А может, загипнотизировать?
- Давайте же, доктор! - В голосе герцога прозвучало плохо скрытое нетерпение. - Поттер-Фиппс со мной голыми руками в минуту управляется.
Вконец отчаявшись, я пролепетал:
- Простите за вопрос, сэр, но…
- А, вам новые нужны? - прервал меня герцог. - Они вон в той коробочке на камине.
Преисполнившись надежды, я метнул рысий взгляд на камин, но увидел там только массивные бронзовые часы и какие-то статуэтки.
- Да, сэр, новые бы, конечно, не помешали…
- Определенно нужны новые, - пробурчал герцог, вертя в воздухе босыми ступнями.
И тут я наконец заметил… Господи, ведь от меня требовалось всего-навсего переклеить пластырь на его мозолях!
В конце процедуры герцог уточнил:
- Вы, по-видимому, рассчитываете на такой же сумасшедший гонорар, как и наш уважаемый Поттер-Фиппс?
- Трудно сказать, - ответил я, не скрывая облегчения. - У нас как-то не принято говорить о деньгах.
- Я вас понимаю, - согласился герцог. - В моей семье это тоже считается дурным тоном.
Глава 10
Порядку, царящему на практике у доктора Поттер-Фиппса, позавидовал бы владелец любого автомобильного завода. Каждое утро ровно в восемь трое рабочих в зеленых комбинезонах приезжали с пылесосами и наводили чистоту во всех помещениях; в восемь пятнадцать человек в ливрее форейтора привозил чистые полотенца, а еще через пять минут рассыльный доставлял в приемную свежие газеты и журналы; в половине девятого девушка, похожая на леди Макбет, страдающую несварением желудка и подагрой, приносила цветы от флориста из Вест-Энда; в восемь сорок толстяк в сюртуке и котелке притаскивал свежеотутюженные костюмы доктора Поттер-Фиппса; в восемь пятьдесят появлялись шоферы, дворецкий, секретарша и медсестра, а ровно в девять мы открывались.
Обязанности медсестры состояли в том, чтобы сопровождать пациентов из комнаты ожидания в приемную; ее белоснежная униформа была так тщательно накрахмалена и настолько безукоризненна, словно ее только что достали из целлофановой упаковки. Вдобавок медсестра эта была одной из самых хорошеньких девушек, которых я когда-либо видел, что и побудило меня уже в первое утро завести с ней приятную беседу о студенческих годах.
- Вообще-то, дружочек, мне не довелось поработать настоящей медсестрой, - сказала она. - В больнице, я хочу сказать. То есть я, конечно, ухаживала за моей бедненькой сестричкой, когда она болела. Но за инвалидами я никогда не ходила. Пиф-Паф - такая лапочка - взял меня на работу, сказав, что я идеально подхожу на эту роль чисто внешне. И еще мне довелось однажды сыграть сестру милосердия. В фильме "Белые халаты". Вы его видели?
Я признался, что нет.
- Да и потом, дружочек, далеко не все, кто к нам приходит, - настоящие больные. Более того, здесь у нас их, пожалуй, вообще нет.
Она нисколько не заблуждалась: большую часть наших пациентов составляли престарелые джентльмены, озабоченные тем, нельзя ли получить более крупную страховку, молодые джентльмены, озабоченные тем, не подцепили ли они неприятную заразу, и молодые женщины, озабоченные тем, не беременны ли они. Любого посетителя с малейшим подозрением на более серьезную хворь тут же отправляли на Оксфорд-стрит в клинику, врачи которой охотно сотрудничали с Поттер-Фиппсом, или Пиф-Пафом, как почему-то окрестили его подчиненные. Это был высококлассный вариант травмпункта в больнице Святого Суизина; впрочем, имея в своем распоряжении три "роллс-ройса", можно было без особой головной боли работать даже с доктором Хоккетом.
Пиф-Паф был всеобщим любимцем, и очень скоро в числе его почитателей оказался и я. Врач он был Божьей милостью, причем уникальная особенность его дара заключалась в том, что он с первого взгляда определял, нуждается пациент в настоящей медицинской помощи или нет. Однако он оказался и не менее одаренным бизнесменом, вежливо-изысканная болтовня которого на финансовые темы неизменно приводила к тому, что пациенты давали ему больше, сами довольствуясь при этом меньшим. Омрачал наше общее благополучие лишь допотопный электрокардиограф, служивший постоянным яблоком раздора между Пиф-Пафом-врачом и Пиф-Пафом-бизнесменом. Дело в том, что Поттер-Фиппс прекрасно сознавал ценность этого прибора, который с диагностической точки зрения был почти бесполезен, однако наш доктор умел считать деньги, и сама мысль о том, что такая золотая жила пропадает, претила ему. Вот почему всякий раз, как Пиф-Паф отправлялся посетить того или иного пациента, древняя махина следовала за ним по пятам в отдельном "роллс-ройсе".
После случая с герцогскими мозолями мне лишь раз довелось видеть Пиф-Пафа встревоженным - в то утро, когда он вернулся из квартиры газетного магната, которого хватил удар прямо в ванне.
- Ф-фу, еле успел, - пробормотал Пиф-Паф, отдуваясь и мотая головой. - Еще какая-то минута - и все.
- Как, неужели вам удалось его спасти? - изумился я.
- Нет, он умер, разумеется. Но еще чуть-чуть дышал, когда я электрокардиограф доставил.
Нашими самыми постоянными, да и прибыльными пациентами были женщины-невротички; их ряды насчитывали несколько дюжин, и все они были по уши влюблены в доктора Поттер-Фиппса. Частенько днем он вел с ними бесконечные телефонные разговоры, утешал, увещевал и успокаивал, а вечерами то одна, то другая появлялась у нашего парадного, разодетая, как живая реклама Картье.
- Разумеется, они в меня влюблены, дружок, - как-то раз признался мне Пиф-Паф. - Честно говоря, это единственное, что удерживает некоторых из них от суицида. А что тут такого?
- Но, Пиф… доктор Поттер-Фиппс, - робко попытался возразить я, - неужели вы сами никогда не испытываете от этого неловкости?
- Ничуть, - пожал плечами Пиф-Паф. - В конце концов, меня ведь никто не заставляет испытывать к ним ответное чувство, не так ли?
Работа у Пиф-Пафа доставляла мне истинное, ни с чем не сравнимое наслаждение. Вскоре я окончательно выкинул из головы мрачные воспоминания о докторе Хоккете, Жасмине и семейке Уилкинсов и даже сумел избавиться от ночных кошмаров, связанных с компанией "Вилсон, Верескилль и Возлюблингер". К сливкам лондонской аристократии меня, правда, больше не посылали, но зато мне довелось проконсультировать нескольких актеров и даже парочку парламентариев. Словом, я уже настолько привык к этой милой практике и прикипел душой к людям, что слова Пиф-Пафа в одно субботнее утро прозвучали для меня как гром среди ясного неба. К тому времени я работал в приемной доктора Поттер-Фиппса уже больше двух месяцев.
- Завтра наконец встречаюсь со своим компаньоном, - известил меня Пиф-Паф. - Он поправляется буквально не по дням, а по часам. Молодчина. Еще каких-то пара-тройка недель, и он вернется.
- Я очень рад, - соврал я с вытянувшейся физиономией.
- Вам ведь, должно быть, не терпится вернуться в родные Гималаи, мой мальчик?
- Не то чтобы очень…
- Я очень признателен, что вы сумели выручить нас в трудную минуту. Не знаю даже, что бы мы без вас делали. Да и многие клиенты наши просто без ума от вас. Не далее как вчера, например, жена угольного промышленника сказала, что вы просто зайчик.
- Я очень тронут, - пробормотал я. - Откровенно говоря, мне и самому жаль будет покидать вас. Я даже подумываю, не обзавестись ли где-нибудь неподалеку отсюда собственной практикой?
На мгновение глаза Пиф-Пафа сузились.
- Не советую, мальчик мой. Очень не советую. Жизнь-то у нас собачья. Открывать новое дело с нуля - бр-рр! Врагу не пожелал бы. А конкуренция? Сожрут ведь, ногами растопчут! Кошмар. Нет, дружок, в Гималаях вам будет гораздо спокойнее.
Приемная была пуста, и мы с доктором Поттер-Фиппсом некоторое время постояли у окна. Выдался замечательный весенний денек, и почки деревьев в Гайд-парке набухали и лопались буквально на глазах, точно вылупляющиеся из скорлупы цыплята. На бледных лицах лондонцев, впервые оставивших дома свои пальто, заиграли веселые улыбки. Даже машины и те шмыгали по Парк-лейн с какой-то подкупающей бодростью.
- Весна наступила, мой мальчик, - с довольным видом вздохнул Пиф-Паф, словно узнав, что в нашу лифтовую шахту только что провалился и сломал ногу сказочно богатый мультимиллионер. - А знаете, с тех самых пор, как я встретил на скачках Гримсдайка, у меня еще не было ни одного выходного. Вот какая у нас практика. От зари и до зари. Что ж, должно быть, за это они нам и платят. - Чуть помолчав, он добавил: - Я знаю, что сегодня у вас выходной, но все-таки хотел поинтересоваться, не согласились бы вы разок подежурить за меня?
- С радостью, Пиф-Паф. Ей-богу.
- Спасибо, малыш. Тогда я, пожалуй, рвану в Саннингдейл. Там и поужинаю, а к полуночи вернусь - на случай если вдруг что-нибудь срочное объявится. Хотя вряд ли - в такой день все на уик-энд разъедутся.
После ленча он переоделся во фланелевый костюм, позвонил одной известной актрисе, уговорив ее составить ему компанию, собрал клюшки и, усевшись в "ролле" номер один, "рванул в Саннингдейл" играть в гольф. Оставшись один, я сбросил туфли и блаженно растянулся на мягкой кушетке, предназначавшейся для осмотра пациентов. У изголовья я удобно пристроил стопку журналов "Нью-йоркер" и "Лайф", томик "Цитадели" Кронина, коробочку конфет, обнаруженных в столе у секретарши, и бутылку "Кордон-Блю", извлеченную из шкафчика с лекарствами. Я искренне желал Пиф-Пафу приятного отдыха, но не видел ни одной причины, запрещавшей мне самому провести субботний день на работе с максимальным комфортом.
Не прошло и получаса после отъезда Поттер-Фиппса, как в дверь позвонили. Я вскочил, проворно натянул туфли, упрятал всякие излишества под кушетку и поспешил к двери. На пороге стоял высокий, приятной внешности седовласый незнакомец с гренадерскими усами. Одет он был в твидовый костюм, а в руке держал увесистый чемоданчик с золотым замочком.
- Добрый день, - любезно поздоровался незнакомец. - Я записан на прием к доктору Поттер-Фиппсу.
Прочитав, должно быть, несказанное изумление на моем лице, он пояснил:
- Мой личный секретарь записал меня. К сожалению, суббота - единственный день, когда я могу позволить себе посетить врача. Надеюсь, я не доставлю уважаемому доктору лишних хлопот?
- Мне, право, неловко, - сбивчиво залепетал я, - но, боюсь, произошло какое-то недоразумение. Доктор Фоттер-Пипс… то есть Поппер-Тикс… Словом, доктор сейчас отсутствует. Я его ассистент. Одну минутку, я проверю по книге записи на прием…
- Благодарю вас, - степенно произнес седовласый с легким поклоном. - Моя фамилия Бичем. Я решил, что проще будет заехать к вам самому, чем беспокоить доктора лишним вызовом на дом. - Он виновато улыбнулся. - К тому же это несколько экономичнее.
Я лихорадочно зашелестел страницами. Вот оно!
- Боюсь, сэр, вам назначено на следующую субботу!
- Ах, дьявол! Как неудачно. И ведь такая путаница не впервые со мной случается. А в следующую субботу я буду уже в Эдинбурге. - Он смерил меня придирчивым взглядом. - Послушайте, доктор, а не могли бы вы меня проконсультировать? Мне бы очень не хотелось откладывать…
- С удовольствием, - согласился я. - Давайте пройдем в смотровой кабинет.
- Вам, без сомнения, потребуется мой анамнез, - сказал он, усаживаясь. - Извольте. Возраст: шестьдесят один. Семейное положение: женат. Должность: член кабинета министров. В детстве переболел всем, чем положено. Вы за мной успеваете?
- Как вы сказали - "член кабинета министров"? - Даже для нашей весьма необычной практики передо мной была птица высокого полета.
- Да, я министр по вопросам строительства, - скромно пояснил он, словно сообщая о своих успехах в гольфе. И вдруг я припомнил, что всего неделю назад видел его фотографию в газетах: министр перерезал ленточку на торжественном открытии очередного моста. Человек с виду вполне приличный, однако я впервые имел дело с живым министром и не знал поэтому, как к нему правильно обращаться. Для подстраховки я решил приравнять его к герцогу.
- Конечно же, сэр, - кивнул я. - Извините… э-э… что сразу вас не узнал. Простите меня, пожалуйста. Теперь, если не возражаете… э-э… я задам вам несколько вопросов. Вы позволите?
Министр скрестил на груди руки.
- Разумеется, доктор. Делайте все, что находите нужным. Я целиком и полностью в вашем распоряжении. Не далее как вчера я поделился с министром здравоохранения своими соображениями по поводу того, что, на мой взгляд, нет смысла посещать врачей, если затем не следовать их рекомендациям, напрочь отринув собственное мнение о своем здоровье. Он же ответил, что мнение пациента о враче и то куда важнее. - Бичем улыбнулся. - Пошутил, конечно. У него вообще замечательное чувство юмора.
- Да, конечно. Итак, сэр, что вас беспокоит?
Беспокоили министра боли в позвоночнике. Указав на кушетку, на которой еще несколько минут валялся сам, я предложил ему раздеться.
- Совсем раздеться, доктор?
- Да, будьте любезны. Я хочу вас как следует осмотреть.
- Ваше слово для меня закон, доктор.
Он принялся аккуратно расстегивать пуговицы жилета, а я едва успел задернуть перед ним портьеру, как в дверь снова позвонили.
- Прошу прощения, - извинился я перед министром. - Я только узнаю и вернусь. Мигом.
- Конечно, доктор.
На крыльце стояла высокая, темноволосая и весьма привлекательная женщина в норковой пелерине. Увидев меня, она схватилась за горло и воскликнула:
- О Господи! Я погибаю! Боже, что мне делать?
Не найдя что сказать, я тупо пробормотал:
- Послушайте, успокойтесь, пожалуйста…
Но дама не стала слушать. Оттерев меня плечом, она протиснулась внутрь, устремилась в комнату для ожидания и навзрыд разрыдалась.
Я быстро закрыл дверь в смотровой кабинет, где раздевался министр по вопросам строительства.
- Если это в моих силах, мадам, я вам, безусловно, помогу, - сказал я. - Вы только постарайтесь хоть на минутку взять себя в руки…
- Пиф-Паф! - громко выкрикнула она. - Милый мой Пиф-Паф! Где он?
- Доктор Эразм Фот… Поттер-Фиппс взял сегодня выходной, - объяснил я. - Он уехал играть в гольф.
- Он там с женщиной! - всхлипнула она. - Джанет сказала мне, что он взял с собой эту стерву Хелен.
- Ну что вы, речь шла всего лишь о гольфе, - смущенно пробормотал я, вдруг осознав, что веду себя не как подобает врачу-профессионалу. За два месяца работы на Парк-лейн я приобрел куда больший опыт общения с трудными пациентами, чем за пять лет, проведенных в больнице Святого Суизина, где посетители относились к врачам с таким же благоговейным трепетом, как к полиции. И тем не менее влюбленные в Пиф-Пафа женщины оставались для меня непреодолимой проблемой.
- Что же мне делать? - застонала незнакомка, уткнувшись лицом в кушетку. - Что мне делать? Я хочу умереть! Мне ничего другого не остается! Да, только умереть…
Пока я придумывал, как быть дальше, она вдруг встрепенулась и посмотрела на меня, словно видела впервые.
- Кто вы такой?
- Я ассистент доктора Поттер-Фиппса, - вежливо ответил я. - Я могу вам помочь?
- Никто не в силах мне помочь! - Ее красивое лицо побледнело, а размывшаяся краска стекала по щекам грязными ручейками. Вдруг она заломила руки и, запрокинув голову назад, истошно завизжала.
Что ж, по крайней мере с легкими у незнакомки все было в порядке. Как, впрочем, и с трахеей и голосовыми связками. И тем не менее я посчитал своим долгом вмешаться.
- Прошу вас, успокойтесь, пожалуйста! - проорал я. - Бога ради, перестаньте кричать!
Но дамочка завизжала пуще прежнего и для убедительности замолотила себя кулачками по лбу и забарабанила каблуками по паркету.
К этой минуте меня уже меньше беспокоило состояние ее здоровья - жизненная энергия била из красотки ключом, - чем моя собственная репутация. Годы, проведенные в больнице, выработали в каждом из нас железное правило: никогда не оставаться с пациенткой-женщиной наедине, без присутствия медсестры. В любую минуту двери приемной могли пасть под натиском полицейских, журналистов или даже просто случайных прохожих, которым не давали спокойно спать лавры сэра Галахада.
- Проклятие! - воскликнул я. - Да замолчите же вы!
Однако поклонница Пиф-Пафа завопила еще громче. На сей счет инструкции больницы Святого Суизина ничего путного не предусматривали, однако, по счастью, я припомнил из художественной литературы, что спасением может стать звонкая пощечина. Собравшись с духом, я нагнулся к исходившей криком дамочке и со всего размаха отвесил ей увесистую оплеуху. Однако мое снадобье возымело обратное действие: вместо того чтобы успокоиться, эта особа ответила таким апперкотом слева, что я отлетел к стене. В следующий миг разъяренная не на шутку дамочка тигрицей соскочила с кушетки и принялась швырять в меня всем, что попадало под руку.