К сожалению, Н. П. Федоренко, как и Г. А. Арбатов не раскрыл содержания этой экономической программы. Но из его воспоминаний явствует, что речь шла об изменении соотношения между подразделениями промышленности А и Б в пользу группы Б, изменении характера планирования, оценке деятельности предприятий по конечному результату, реформе ценообразования, введении оптовой торговли средствами производства и платы за основные фонды, заемные средства, природные и трудовые ресурсы, отказе от монополии внешней торговли. К этому можно добавить, что в середине 70-х годов рассматривалась возможность введения конвертируемости рубля.
"В мае 1973 года – срок, поставленный заданием, – писал Г. А. Арбатов, – документ был вручен Кириленко, Соломенцеву, Долгих и др.", после чего "тихо скончался. Никто его не критиковал, некоторые даже хвалили. Но вся идея Пленума камнем пошла ко дну".
На самом деле это было не совсем так. 29 мая 1973 г. А. Н. Косыгин вынес КП НТП на обсуждение Совета Министров СССР. В ходе этого обсуждения Госплан СССР попытался сорвать ее одобрение, но не получил поддержки. Совет Министров постановил внести в программу некоторые изменения и подготовить на ее основе краткий доклад для представления его в ЦК КПСС.
После того, как упомянутый документ лег на стол Л. И. Брежнева, он во время вручения ордена Украине заявил, что в ближайшее время состоится пленум ЦК КПСС, который будет посвящен проблеме научно-технической революции.
"Несколько раз я напоминал о решении Политбюро и о документе Кириленко, – вспоминал Г. А. Арбатов, – один раз даже спросил о Пленуме Брежнева, но внятного ответа так и не получил. Замечу, однако, что сами вопросы о судьбе Пленума были встречены с известным раздражением. Потом я понял, что все дело было в том, что к серьезным переменам в экономике, вообще к серьезным и сложным делам руководство было не готово".
М. С. Соломенцев утверждал, что он интересовался у Л. И. Брежнева судьбой пленума по научно-техническому прогрессу вплоть до конца 70-х годов, но безрезультатно. По свидетельству В. И. Долгих, на протяжении 70-х годов вопрос об этом пленуме поднимался неоднократно.
Кто, когда и почему торпедировал решение о проведении этого пленума, а значит, и осуществление радикальных перемен в советском обществе, требует специального выяснения. Но борьба вокруг КП НТП продолжалась.
"В ноябре 1973 г., – пишет Н. П. Федоренко, – уточненный вариант КП НТП и краткий доклад были направлены правительству", после чего "в начале 1974 г. Госплан СССР принял специальное постановление о том, чтобы учесть данные КП НТП при составлении плановых документов на предстоящую десятую пятилетку". С этой целью в соответствующие отделы Госплана были введены члены "временных научно-технических комиссий", принимавших участие в создании КП НТП.
Казалось бы, дело сдвинулось в мертвой точки, и можно было надеяться, что следующая пятилетка станет пятилеткой научно-технической революции в СССР.
Однако, как вспоминал Н. П. Федоренко "эта работа, едва начавшись, постепенно захирела". Вместо того, чтобы положить КП НТП в основу плана развития народного хозяйства нашей страны на 1976–1980 г., Госплан ограничился использованием только некоторые его "рекомендаций".
"Отмечу, – писал Н. П. Федоренко, – что работа над КП НТП впоследствии была продолжена, но создание следующей ее "модификации" из сопровождавшегося энтузиазмом поиска превратилась в постепенно угасающее занятие, к которому заметно снизился интерес со стороны руководства страны и со стороны ученых".
Почему КП НТП утонула в рутине Госплана, остается пока неясно. Но если учесть, что в 1967 г. Н. К. Байбаков как руководитель этого учреждения нейтрализовал попытку ЦЭМИ открыть глаза руководству страны на опасные тенденции в развитии советской экономики, если вспомнить, что он принял участие в торпедировании ОГАС, если принять во внимание, что в 1973 г. с его ведома была сделана попытка заблокировать разработку ГП НТП, следует признать, что это не было случайным стечением обстоятельств.
Получается, что Госплан, который был создан сначала для форсированного восстановления экономики после окончания гражданской войны, а затем для завершения индустриализации, который сыграл важнейшую роль в мобилизации материальных ресурсов в годы Великой Отечественной войны и первые послевоенные годы, в 60 – 70-е годы стал бастионом консерватизма.
Вопрос о том, почему наша страна проспала НТР, еще ждет своего исследователя.
По мнению Г. А. Арбатова, в октябре 1973 г. начался так называемый "энергетический кризис", быстро поползли вверх цены на нефть, появились нефтедоллары и вопрос о научно-техническом прогрессе начал терять свою остроту.
Не отрицая того, что "энергетический кризис" 1973 г. оказал для нашей страны "медвежью услугу", было бы ошибкой объяснять торпедирование пленума по научно-техническому прогрессу только влиянием этого "кризиса". Не следует забывать, что вопрос о подготовке пленума по НТП возник еще в 1967 г., а вопрос о необходимости ускорения научно-технического прогресса был поставлен в повестку дня еще раньше – в 1955 г.
По-иному объяснял причины произошедшего В. Г. Афанасьев, бывший в рассматриваемое время сначала заместителем главного редактора, а затем главным редактором "Правды": "Хорошо известно, – писал он, – что для эффективного использования электроники нужны: парк ЭВМ, масса специалистов, умеющих работать на электронной технике, а главное адекватная новейшей технике экономическая наука. Ни того, ни другого, ни третьего у нас не было".
Соглашаясь с тем, что ускорение НТП требовало и новой техники, и новых специалистов, и новой науки, трудно назвать их отсутствие главной причиной, сорвавшей проведение пленума по НТП. Все эти проблемы можно было бы решить, если бы была политическая воля. Вспомним годы первых пятилеток, когда тоже отсутствовала новая техника, не хватало образованных кадров и денег.
По мнению В. И. Долгих, существовали еще две причины, которые парализовали деятельность в этом направлении: одна – объективная, другая – субъективная. Объективная заключалась в ведомственной борьбе, которая в частности не позволила мобилизовать необходимые для реализации КП НТП средства (каждый – и прежде всего военное ведомство – тянул одеяло на себя), субъективная была связана с болезнью Л. И. Брежнева.
Глава 2.
На путях к "коммунизму"
История одной болезни
Через десять лет после того, как был взят курс на строительство "коммунизма", в возможность решения этой задачи к 1981 г. перестали верить даже самые наивные люди. Идея, с помощью которой руководство КПСС пыталось увлечь советских людей на "штурм небес", стала средством дискредитации партии. И уже в 70-е годы в советском обществе появились симптомы той болезни, которая затем привела к его гибели. Как это ни парадоксально, одним из этих симптомов стала болезнь первого лица в государстве.
Л. И. Брежнев отличался довольно крепким здоровьем. Правда, еще в 1952 г. он перенес инфаркт. Летом 1957 г. у него произошел сердечный приступ. В 1968 г. случился новый приступ. Несмотря на это, до начала 70-х годов он держался достаточно бодро.
"Первые серьезные проблемы со здоровьем", утверждал бывший руководитель КГБ Украины В. В. Федорчук, появились у Леонида Ильича в 1972 г.. Это свидетельство подтверждает дневник бывшего первого секретаря ЦК КП Украины П. Е. Шелеста. 11 ноября 1972 г. он записал разговор с начальником 4-го Главного управления Министерства здравоохранения СССР Евгением Ивановичем Чазовым, который сообщил ему, что "состояние здоровья Брежнева неважное" и "что ему сделана операция".
Если верить В. В. Федорчуку, именно тогда, в 1972 г., у Л. И. Брежнева появилось желание уйти с занимаемого им поста и он рекомендовал на это место первого секретаря ЦК Компартии Украины В. В. Щербицкого. Однако Ю. В. Андропов "через своего доверенного человека академика Чазова" якобы "уговорил Владимира Щербицкого отказаться от предложения Брежнева".
Не ставя под сомнение сам этот факт, есть основания думать, что в данном случае В. В. Федорчук или же бравший у него интервью журналист сдвинули этот эпизод с более позднего времени.
Из воспоминаний Е. И. Чазова явствует, что состояние здоровья Леонида Ильича действительно стало вызывать у него тревогу с 1972 г.. По одним данным, тогда же, по другим – весной 1973 г. он счел необходимым поставить в известность об этом председателя КГБ Ю. В. Андропова.
Советской дипломат Г. М. Корниенко тоже обратил внимание на здоровье Л. И. Брежнева в 1973 г., когда тот опоздал сначала на встречу с Г. Киссинджером в Москве, затем на встречу с Р. Никсоном в Вашингтоне. В том же 1973 г., видимо, после консультации с Ю. В. Андроповым, Е. И. Чазов имел с Л. И. Брежневым разговор о его здоровье. Тогда же, в 1973 г., при Л. И. Брежневе появилась медсестра Н. А. Коровякова, которая начала снабжать его сильнодействующим снотворным, имевшим наркотическое влияние.
Если в 1972–1973 гг. состояние Леонида Ильича стало ухудшаться, "с 1974 г." он "начал болеть". Летом 1974 г. "за два дня до отъезда" в Польшу "личный врач Брежнева" "с тревогой сообщил" Е. И. Чазову, "что, приехав на дачу, застал Брежнева в астеническом состоянии". "С большим трудом" его удалось вывести из него, и "19 июля восторженная Варшава встречала руководителя братского Советского Союза".
"В декабре 1974 года, – вспоминал Г. Арбатов, – на военном аэродроме близ Владивостока, едва успев проводить президента Форда, Брежнев почувствовал себя плохо. Дело… было настолько серьезным, что отменили посещение города, где уже вышли на улицы люди для торжественной встречи… На следующий день Брежнев, несмотря на состояние здоровья, отправился в Монголию… А вернувшись оттуда, долго и тяжело болел, настолько долго, что это дало толчок первой волне слухов о его близящемся уходе с политической сцены".
30 декабря 1974 г. в связи с назначением на пост начальника Первого главного управления КГБ (внешняя разведка) Владимир Александрович Крючков был представлен Л. И. Брежневу: "За столом, – вспоминал он, – сидел совершенно больной человек, который с большим трудом поднялся, чтобы поздороваться со мной и долго не мог отдышаться, когда после этого буквально рухнул опять в кресло".
В тот же день, в кабинете Ю. В. Андропова В. А. Крючков стал свидетелем следующего разговора руководителя КГБ с секретарем ЦК КПСС Д. Ф. Устиновым: "Пора, наверное, найти какой-то мягкий и безболезненный вариант постепенного отхода Брежнева от дел. Продолжать и дальше управлять страной в таком состоянии он уже не может физически". "Устинов ответил, что придерживается такого же мнения", но "постепенный отход" затянулся на целых восемь лет".
После встречи нового года Л. И. Брежнев на некоторое время исчез с экранов, со страниц газет и журналов. Бывший сотрудник аппарата ЦК КПСС Виктор Прибытков утверждал, что в 1975 г. Леонид Ильич перенес "обширнейший инфаркт" и только "чудом [его] вернули с того света". 1975 г. как год инфаркта называет бывший генерал КГБ Н. С. Леонов. По словам, Н. А. Коровяковой, Л. И. Брежнев перенес инсульт. Е. И. Чазов отрицает факт инсульта и пишет, что в 1975 г. у Леонида Ильича произошел новый срыв.
"В 1974 или в 1975 году, – вспоминал В. В. Гришин, имея в виду Л. И. Брежнева, – он месяца три не работал, находясь в загородной больнице, перенес какое-то заболевание. Официально об этом ничего не говорилось. Даже большинство членов Политбюро ЦК не были поставлены в известность, что же с ним было".
9 февраля 1975 г. сотрудник аппарата ЦК КПСС Анатолий Сергеевич Черняев отметил в своем дневнике: "Болезнь Брежнева. Слухи о необратимости, о преемниках, по "голосам" и в народе".