- А крысы рыжими бывают? - спросила она Машку, за что получила по - плечам кухонным полотенцем. Маша всхлипнула, но тут же слезы ее высохли, приехал Арон, впереди был семейный ужин, который Варя, извинившись, пропустила.
Она не нашла в себе сил за эти дни посетить мужа в госпитале. Пришла уже на выписку, заняла у подруги денег на такси, лишь бы быстрее все кончилось.
Алексей только вздыхал тяжело и пытался обнять, но Варя молча отстранялась. И в подъезд они входили уже как чужие люди, по-крайней мере Варе так казалось.
Когда в лифт ворвалась Настена, Варя, закрыв глаза, вышла из кабины. Чувство было такое, словно опять тонет в море.
За створками дверей была тишина, хотя у женщины так заложило уши, что она вряд ли бы чего услышала.
Варя видела в полной тишине открывшуюся дверь квартиры лифтерши, та что-то ей говорила, потом под лопатками завибрировала двери лифта. Кабина поехала вверх.
- Вот и домой уже поехали, муж и жена, а я что, мне идти надо. - Но вместо этого она потеряла сознание и очнулась уже в квартире лифтерши.
Та смотрела в окно и подпевала орущему телевизору.
- Без тебя, без тебя, все ненужным стало сразу без тебя.
Можно было конечно поехать к Маше, или вернуться к фее - подружке Елене, но что такое перевернулось в душе, что ей захотелось уйти к людям совсем ее не знавшим. И она пошла снов к Батюшке Макарию.
- Вы чего ищите? Если праздности, то это не по адресу. У нас каждые руки на счету. Вот приют для девочек открываем Вы кто по специальности?
- Филолог.
- Вот это хорошо. Будете воспитателем - наставником. Уроки помогать делать, учить гигиену соблюдать, и все это за хлеб и кашу.
- Пусть, мне, чем хуже, тем лучше.
- Ну, милая, с чего бы хуже? У нас не тюрьма, вы глаза то откройте, вы только для себя до этого дня жили, а надо для людей.
Варя не стала спорить, не хотелось делиться прошлой болью: как три года ухаживала за больной матерью, уколы, памперсы и страх. Когда с каждым день любимый, самый дорогой человек, перестает быть человеком, забывая твое имя, и ведя себя, как животное.
Но та, прошлая боль, ничто, по сравнению с потерей любви и надежды.
- Вы шить, вышивать, готовить любите и умете? - спросила, старшая приюта, матушка Софья.
- Нет, я готовлю, конечно, но для двоих, ну троих, у меня маленькая семья. Была. - Поправилась Варя.
Она видела, как матушка смотрит на нее, как на бесполезное для приюта приобретение.
- Вообще что любите, чему детей можете научить?
- Я читать люблю, у себя в городе в библиотеке работала.
- Ну, мы это все любим, - в голосе матушки совсем уж полное разочарование.
- Я сказки пишу, - смущаясь призналась Варя.
- Серьезно? Ну прочтите.
Варя открыла ноутбук и прочитала о девочке Бусинке, и псе, верном Норче.
- А что неплохо, конечно, лучше бы вы писали притчи, но научитесь, напишите. А пока будете в библиотеке нашей книжки "лечить", через ночь у девочек в спальнях дежурить, и сказки детям читать.
Светской литературы в библиотеке при церкви не было, и Варя позвонила Лене, чтобы собрала все ее детские книги и прислала через проводников поезда.
Подруга присматривала за ее квартирой, нашла своих дальних родственников, молодую пару с маленьким ребенком, деньги пусть и небольшие откладывала на счет в банке, для Вари.
Пришлось позвонить Маше, сказать, что все в порядке, что жива, устроена, и начала новую жизнь.
Маша умоляла ее дать адрес, но Варя отключила телефон.
Ей было тяжело. Она не очень - то умела общаться с детьми, вернее с такими детьми, чья жизнь, была не сахар и не мед, образно говоря.
За каждой воспитанницей стояла история нищеты - и денежной, и духовной. Некоторые девочки ночью кричали, почти как Алеша, от своих военных снов.
В первую ночь, когда она попробовала взять семилетнею Лиду на руки и убаюкать, она увидела как другие девочки проснулись, смотрят и ждут, чтобы и им досталась эта нежданная ласка.
- Вы должны закалить сердце. Нельзя выделять никого. Всем одинаково ровное, неравнодушное отношение, но чем к рукам приручать, несите доброе слово, которое, как известно и кошке приятно. - поучала ее двадцатилетняя Ирина, ее напарница и наперсница.
Варя и так старалась не всматриваться в лица воспитанниц, знала за собой эту особенность запоминать лица.
Сама она спала без сновидений, но даже устав от ночных дежурств она, засыпая, вспоминала ласки Алеши, его горячие руки. И весь он словно был рядом, так тосковала по любимому ее тело и душа.
Она, что он уехал в очередную поездку, потом приехал, так прошло много дней, почти три месяца.
Варя свыклась, со своим внутренним одиночеством. Это было обычное состояние ее души по жизни. Все вокруг сам по себе она сама по себе.
Дикая тварь из дикого леса.
Иногда ей хотелось, чтобы их с Алешей встречи не было. Но приходил новый день и она молилась за здравие раба божьего Алексея, за всех путешествующих, на морях и в пустынях. Он был теперь частью ее души, полгода их счастливой жизни, как ей казалось теперь были ей наградой за то, что не бросила мать, не предавала никого и никогда.
Полгода, как много и как мало. Много для ее одинокого прошлого, но мало, для того, чтобы зачать новую жизнь.
Первое время она боялась что матушка Софья или ее напарница будут вовлекать и агитировать ее, даже сама не представляла за что. Все представления о верующих были скорее взяты из книг. Варя ужасно боялась, что начнут склонять ее на постриг в монахини.
Но проходили дни, и ничего подобного не случалось. И бесед душевных ей никто не навязывал.
Лида научила Варю вязать крючком, и теперь придумывая и рассказывая детям сказки, Варя успевала обвязать дюжину платочков.
Все это давало силы жить.
Она похудела, взгляд из странного, стал более открытым, дети, не прощали ей равнодушия. Она перестала быть добренькой тетей, а стала доброй сказочницей.
После обеда Варе надо было съездить в центр и закупить канцелярские принадлежности. Шел мокрый снег, ветер поднимал на реке огромные волны, по радио объявили, штормовое предупреждение. Но ехать было Надо. Надо, с этого слова, теперь начиналось все в Вариной жизни.
По привычке она прошла мимо церкви, чтобы перекреститься.
Он стоял в кожаной куртке, на обритую голову падал снег. Наверное, он стоял уже долго, снег под ботинками был утоптан и черен.
Она боялась одного - быть слабой. Заплакать, прижаться, спрятаться в этих надежных объятьях.
- Я крыса, - твердила, опустив голову, пыталась обойти преградившего ей дорогу Алексея.
- Я тебя уже второй день жду.
- Напрасно.
- Варенька, напрасно ничего не бывает.
- Нам не о чем говорить, все ясно, будьте счастливы.
Она вырывалась из крепких рук, он не уступал.
- Варя, что ты как страус голову прячешь. Ушла, бросила, одного!
- Одного?
- Конечно, ну не умею я прощать. Спасибо Ваньке, поднял все свои связи и нашел тебя по звонку с мобильника. Когда ты Маше звонила.
- Глупая была.
- Это точно. Мы с тобой пропадем друг без друга.
- Это тебе Иван сказал, как психолог?
- Нет, это Я тебе говорю, потому что люблю, с первого взгляда люблю. Дура, ты моя малахольная ….
Они лежали на огромной кровати. Тело звенело как струна, потом на самой высокой ноте Варю подхватило огромное облако и подняло прямо к солнцу.
У солнца были синие Алешины глаза.
- Люблю с первого взгляда люблю! - пели вокруг невидимые птицы.
- У нас будет, девочка, - прошептала она.
- Нет, сын! - ответил он.
Конечно, их дом, по сравнению с Машиным, был избушкой. Но Варе в нем нравилось все: и небольшие комнаты, и чердак, отведенный под детскую. И главное, адрес их знали только самые близкие.
Когда Алексей уезжал, она коротала дни с Норче, лайкой, привезенной Еленой в подарок.
И пусть электричкой добираться до приюта стало дольше, она ни о чем не жалела.
Новые лица, разговоры, сюжеты подслушанные от соседей. Все это того стоило.
P.S Церемония задерживалась, гости нервничали. Ванька был крестным, уговаривала его Варя и батюшка Макарий, и вот теперь он опаздывал.
Пришел, какой - то жутко веселый, весь обряд крещения покусывал нервно губы, потом, уже за праздничным столом, отозвал Варю в сторону.
- А ты знаешь, что голова разбилась, - ухмыляясь, сказал новоиспеченный крестный их сына.
Варя была слишком счастлива, чтобы испугаться.
- И угадай, кто разбил?
- А и бог с ней, и знать не хочу.
- Настена, пришла Алешку искать, после того, как узнала, что вы женитесь. Как ангела увидела, да с твоей улыбкой неземной, так со всего размаха и разбила статую, но ничего мрамор крепкий. А вот гипс конечно в кусочки.
- Ведьма! - убежденно еще раз повторил психолог с высшим образованием.
- Вань, отвези ты назад, на утес. Рыбак ее по ней тоскует.
- Жена у тебя Леша, сказочница, это у нее не отнять.
- И меня не отнять, - Алеша обнял жену и друга, и шутливо столкнул лбами.
На утесе над бухтой самого янтарного моря, снова ангел встречал лодки рыбаков. У баллады появились новые куплеты - о летящем ангеле.
Ангел Любви, по - свету лети, тому, кого жду, любовь подари…
Женщина Айскрим
С надеждой на крылья, живущий на грани
Поющий с надрывом у самого края
Пусть немного наивно, без четкого плана
Но с надеждой на крылья"Баста" ©
На перекрестке стоял малыш и спрашивал прохожих: "Не вы потеряли крылья?"
Я, как и многие, прошла мимо. В интернете сонник пророчил: "Если приснились крылья, значит cкоро вы влюбитесь".
Бред, последняя, и она же первая любовь, ноет шрамом под левой грудью. Тавро от затушенной в судорогах сладострастия сигареты. Так сильно меня любили, что заставляли просить "еще, еще", и я кричала, от ненависти и боли.
Я вырвалась из той клетки, именуемой Любовью. У нее были странные имена - боль, страх, плен. Страх Одиночества и непонимания, плен обязательств и несбывшихся обещаний. Клетка лжи и предательства. Стихия желания в крови. Боль физическая и душевная, когда не различаешь, что больнее.
Сегодня я совершенно свободна. Стою на том самом перекрестке, что мне приснился, и попадаю под ливень. Зонта у меня нет, спрятаться некуда. Стою и жду, когда остановится поток машин. Многие водители сигналят, мне, бедолаге.
К обочине припарковалась синяя "Ауди". Водитель, молодой мужчина, открывает дверцу.
- Девушка садитесь, у вас уже губы посинели.
Что видишь во мне женщину? А ее нет, убили, однажды. Любовью.
Выходит, раскрывает зонт, приглашает: "Садитесь, согрейтесь".
В машине поет "Сплин" - "А любовь - это клетка". От тепла и музыки засыпаю.
Я не дам причинить себе боль еще раз.
- Малыш, что было не так, - потом. - Сука!
Может и правда. Я просто не хочу привыкать: растворяться от нежности, таять от поцелуев, и плавиться в огне оргазмов.
В окно стук, открываю дверь машины, на колени падают капли с бутонов алых роз.
- Вам.
В голосе усталость. Видно всю ночь провел, с какой-нибудь очередной дурочкой.
Что-то говорит.
- Я заворожу обманом денег и подарков, сломаю тебя шелковой плеткой ревности.
Замучаешься ломать. Уже ломали, запирая в клетке, кормя суррогатом жизни до тошноты. Мимо проходила жизнь. Пусть без Любви, но настоящая.
Наконец расслышала:
- Тут недалеко кафе, очень милое место.
Есть хочется до колик.
Бежим, держит надо мной зонт, сам весь промок, что называется до ниточки.
Ем горячие чебуреки, смотрю, как в чашке с куриным бульоном плавает половинка яйца. Жизнь в миниатюре.
Сначала будешь радоваться - секс без обязательств.
Потом тебя будет мучить вопрос: раз уходит, со мной что-то не так. Сломаешься. Нет, это не месть, это всего лишь самозащита.
Кидаю вещи в сумку.
- Будет, так как ты скажешь, ты только скажи как!
Ухожу.
- Ты приползешь ко мне на коленях.
Не дождешься, у меня амнезия. На всех - хороших, плохих, разных.
Я никогда не смотрю им в глаза, чтобы не помнить.
- С аварии еду. Тайфуны в Подмосковье, кто бы мог подумать.
- Вы из МЧС?
- Нет, из "Мосэнерго".
- Ночной Дозор?
- Я тоже люблю Дозоры!
- А я, нет.
- А что Вы любите?
Красные флажки кричат - замолчи!
Вот так палятся. Раскрывают все коды. Обрастая памятью чужих привычек, нравиться - не нравиться.
Не приручаюсь.
Усталая улыбка. Нежность, доброта - брр, гадость, не верю.
Допускаю непростительную глупость - поднимаю глаза от небритых скул.
В его взгляде Сострадание. Любовь - болезнь, но у меня был хороший доктор. Девочка выздоровела.
Дождь не кончается.
- Ну что, к тебе?
Удивлен.
Уснул, ничего не требуя, не тела ни душу. Прижался к спине, целует в плечо.
Нет, не пробьешь на ласку, я бронтозавр, я носорог!
Я зверь, Вот сейчас встану и уйду, в дождь.
Но сил подняться нет, проваливаюсь в сон.
Теплые носки, чай с малиной. Любовь забота - и этот номер не пройдет. Но так щекотно в носу.
- Я просто от температуры всегда плачу.
- Я тоже.
Мужчины плачут не от боли. Когда любовь-вселенная, вдруг обрушивается на них, они прячут слезы благодарности, за то, что это, случилось именно с ними.
Но рабами чувственности нам не стать. Безжалостно режу по живому, когда еще во влажной истоме пребываем оба. Ты счастлив, а я уплываю на остров. Мой остров - одиночество, моя душа - крепость.
Просыпаюсь за полдень.
Постель пуста. На цыпочках, чтобы не услышал, в коридор.
- Где туфли?
- Они расклеились от дождя. Отнес в ремонт.
- Откуда такая забота?
- У меня была уже одна такая. Уходила, приходила, когда вздумается.
- Женщина - кошка?
- Нет, просто кошка, серая такая, самая обычная. Ходил с ней к ветеринару, отморозила уши. И роды принимал. И так десять лет.
- Где она?
- Умерла. У тебя глаза, зеленые, может ты и есть, она?
Никому и никогда, до этой встречи, не рассказывала о той, первой любви.
Протянул руку, в раскрытой ладони ключи.
- Я буду ждать, потому что люблю.
Наш сто тридцать седьмой день.
"Мы создадим с тобой пространство Любви. Любовь подарит нам крылья, чтобы там парить. Но надо открыть Душу, чтобы мы услышали музыку друг друга. И конечно дать Надежду, что это раз и навсегда. Будет легко, или тяжело - без этого, я не смогу уже, как бы там ни сложилось у нас. Ты моя жизнь, моя душа.
Пусть будет много, много Любви, вокруг тебя и в тебе".
Дверь в клетке захлопнулась, но за спиной у нас крылья.
Она была актрисою
1
- Варя, есть прекрасный вариант, отдохнуть на даче и сдать квартиру внаем. - Антонов ворвался в гримерку как ураган. - За дачу плачу я.
- А с чего такая доброта, соскучился? - Варя смотрела в зеркало и оно ей явно не симпатизировало. Усталое лицо актрисы в провинциальном театре.
Антонов друг с давних времен. Любитель - Любимец кордебалета, а по профессии зубной техник, стал в театре и продюсером, и спонсором, и просто плечом. Для таких как она одиноких и гордых.
- Ну тебе надо отдохнуть после вояжей и у меня конечно шкурный интерес.
- Ну как же без него, ну рассказывай Яго ты наш.
- У меня есть друг, вот такой парень, но одинокий.
- Закодированный или собирается кодироваться?
- Ничего подобного, старинный друг, с детства. Нас трое было. Два Сереги и я. Те в армии вместе служили. Вернулись, женились все замечательно. Бизнес, сначала машины гоняли по молодости из Европы, а потом и за недвижимость взялись.
И так знаешь вовремя взялись. Тут и доллар подскочил и метры квадратные. У ребят все в шоколаде. Да только у одного детей нет совсем. А у другого жена лечилась, и удачно, да при родах умерла. Дите слава богу живое. И вот Ленка, жена второго Сереги так жалела друга, ну вообще все по честному. Ушла. Уехали в Германию, Серега мой остался. Младшему брату дела передал и живет на даче лет пять уже. Рантье, прозывается его теперешняя жизнь. Ты понимаешь, кого я к нему только не возил. И девочек балетных и просто хороших и даже профессионалок, ну ты понимаешь. Ни в какую.
- Левушка, но я то что могу, Я далеко не модель и вообще полное отсутствие желаний.
- Варечка, ну ты же актриса, ты талантливая актриса, что бы там не случилось в театре. Я и квартирку твою выгодно сдам, и дачу оплачу. Представляешь, ты зимой в шубке легкой невесомой. Да все сдохнут от зависти.
- Да уж, жить надо, чтобы завидовали, это твой принцип Лева, а не мой.
- Варя, ну пожалей мужика, ведь хороший парень, а гибнет.
- Ладно иди Антонов, я подумаю.
Все наконец-то тишина и пустота. Труппа вся в отпуске.
Конечно, она согласилась, ни потому-что была уверена в своих женских чарах, просто от чего бы ни отдохнуть за городом. Может и случиться что-то. Нереальное.
Синоптики обещали дождь. Но было пасмурно, тихо и прохладно для летнего дня. Варин план трещал по швам. Ведь если бы она промокла под дождем это бы выглядело убедительнее и жалостливее.
Сойдя с электрички, она честно следовала самой же придуманной сценарию, то отдалялась от нужного дома. То приближаясь к нему. Ей уже два раза предлагали снять комнату. Правда за такие деньги, что Варя пожалела Антонова. Дороги нынче прелести дачной жизни.
Забор у нужного дома был высок и ничего не видно. Ее усталость уже давно выглядела натурально, когда как награда за, пошел дождь. Вернее не пошел, а рухнул с небес. Даже если бы у нее был зонт, он бы ее не спас. Кофта намокла и вытянулась в самых неожиданных местах, платье прилипало к ногам и от этого мурашки побежали по коже.
Она позвонила, в нужную дверь ни на что не надеясь. Ну, какой дебил побежит открывать дверь неизвестно кому. Собаки за дверью не слышно. Хотя и собака не захочет в такой дождь даже лаять.
Когда дверь неожиданно распахнулась Варя от холода и страха начала сильно икать. Икота мешала говорить. Хозяин дачи стоял и спокойно разглядывал ее. На нем был плащ, какой то военный или для рыбаков. Варя плохо в этом разбиралась.
Небольшого роста, коротко постриженные льняные волосы. И глаза серо-голубые и очень уж серьезные для этого летнего утра за городом.
- Вы сдаете дачу?
Дверь медленно поползла перед ее носом.
- Ну конечно, - забормотала она, силясь справиться с икотой. - Если бы я была стройная блондинка, лет двадцати, он бы ответил иначе.
Дверь опять резко открылась.