Всё это не значит, что Россия была "белая и пушистая". Речь о другом: петербургская империя Николая I, а затем двух Александров и ещё одного Николая не вынашивала планов мирового господства ― в отличие от британцев. Не было у России и своих КС, т.е. структур Заговора. Экспансия России, как это ни парадоксально прозвучит, носила оборонительный характер: она отодвигала границы, т.е. снижала уязвимость ― об этом прямо говорил не кто иной как известный британский историк и специалист в области разведки Арнольд Тойнби-младший. Не было у России и экспансионистского плана ни при Николае I, ни позже ― потому что, к сожалению, вообще не было стратегического плана, Большой стратегии. Особенно это характерно для эпохи британско-русского соперничества: британцы судили по себе и полагали наличие у России некоего плана, большого и хитрого ― и тем больше и хитрее, чем меньше он просматривался.
"Меня всегда поражало непонимание Европой, и особенно Англией, России, ― писал Н.Е. Врангель, отец "чёрного барона". ― Там верили в миф, были убеждены, что у русского правительства существует какая-то планомерная иностранная политика, что русский двор стремится сознательными шагами к точно намеченной цели. И, что ещё более странно, вслед за Европой в эту легенду уверовало не только само русское общество, но и само беспочвенное русское правительство.
Быть может, когда-то планомерная политика у России и была - отрицать не стану. Я говорю не о далеком прошлом, а о времени, которое я сам пережил (т.е. вторая половина XIX - начало XX в. -А.Ф.), - и в это время, утверждаю, таковой не было.
Прежде всего о нашей планомерной, коварной, наступательной политике в Средней Азии, о которой полстолетия без умолку кричали англичане. Где же виден такой точно установленный план? Можно ли говорить о планомерном исполнении? Вся наша азиатская политика при вступлении Александра II на престол состояла в одном: охранять наши восточные границы от набегов и посягательств разбойничьих племён. Но полковник или генерал (точно не помню) Черняев пожелал или просто зарвался, пошёл и занял Ташкент. Все помнят, как Государь и правительство этим самовольным движением были недовольны; какие против Черняева раздались громы. Он вскоре впал в немилость и был уволен от службы. А политика в Азии пошла по новому направлению, направлению не планомерно намеченному правительством, а случайно или сознательно взятому на то не уполномоченным Черняевым.
А поход генерала Комарова на Кушку! Какой шум поднялся тогда в Англии по поводу "русской планомерной наступательной азиатской политики"! А в Петербурге о движении Комарова накануне ещё правительство не знало и узнало, если не ошибаюсь, от английского посланника.
В русской политике последнего полстолетия ни плана, ни последовательности не было. Правительственной политики не существовало, а была лишь политика отдельных случайных людей. Как уже и во всём, не Царь или правительство направляли, а чаще их побочные силы и случайные люди. Вспомните обстоятельства, вызвавшие войну с Японией".
Этот отрывок со всей очевидностью демонстрирует две вещи: 1) оборонительный, симптомальный, по сути бесплановый характер политики России вообще и в Большой Игре в частности; 2) что ещё хуже, по сути отсутствие у России в XIX ― начале XX в. настоящего правящего слоя, реальной властной элиты стратегического назначения, эдакого субъекта стратегического действия ― субъектосистемы или системосубъекта, как будет угодно. Ясно, что правящая верхушка второй половины XIX ― начала XX в. удержать страну, империю, подтачиваемую внутренними противоречиями, которые искусно использовались, а с какого-то момента направлялись внешним противником, не могла, тем более, что противником этим были наднациональные КС, скрывавшиеся за ширмой "европейские государства". Неудивительно, что в конечном счёте империя вместе с её верхушкой была сломана комбинированным ударом внутренних и внешних сил.
17. Крымская война, или Финансисты и революционеры против России
Отсутствие стратегического плана сыграло с Россией злую шутку в период, предшествующий Крымской войне, и в самой войне. В 1848 г. в Европе началась революция, захватившая и следующий год. Эту "буржуазную" (в том смысле, что плоды её присвоила буржуазия) революцию совершали, в смысле ― умирали на баррикадах те, кто в реальности выступал против капитализма, против буржуазного прогресса ― представители докапиталистического, доиндустриального мира, которых либеральная и "революционная" масонерия натравила на остатки Старого Порядка, хоть как-то защищавшего эти слои. Не случайно именно по поводу революции 1848 г. Маркс и Энгельс сказали, что теперь мы знаем, какую роль в революциях играет тупость и как подлецы умеют её использовать. Революция 1848 г. ― наглядное подтверждение тезиса Б. Мура о том, что революции рождаются не из победного крика восходящих классов, а из предсмертного рёва тех классов, над которыми вот-вот сомкнутся волны прогресса. Эти волны буржуазомасонерия смогла направить против России, правда, не сразу, а через несколько лет после революции.
Характеризуя положение дел в 1848 г., Ф.И. Тютчев писал: "Февральское движение, по свойственной ему внутренней логике, должно бы привести к крестовому походу всего охваченного Революцией Запада против России... Но этого не произошло, что является доказательством отсутствия у Революции необходимой жизненной силы". Поэт оказался одновременно и прав, и не прав. Прав в том, что февральское движение, революция должны были привести к крестовому походу против России. Не прав в том, что в отсутствие революционного крестового похода посчитал, что опасность миновала. Крестовый поход состоялся, и подстегнула его революция, но сам поход был не революционным, а общезападным, классовым ― капиталистическим и в этом смысле реакционным.
Крымская (она же Восточная ― для объединенного Запада) война ― странная, она с трудом поддается определению. С одной стороны, внешне это локальная война, главным театром которой стал Крым. С другой стороны, по сути ― по составу участников (крупнейшие державы Европы) ― это мировая война. Однако мировые войны характеризовались наличием двух противостоящих друг другу блоков. Крымская война с 1854 г. была противостоянием не блоков, а одной державы ― России целому союзу, ядром которого были две наиболее развитые страны Запада ― Великобритания и Франция и в который входили также Османская империя и Сардиния. На стороне союза были также враждебно-нейтральные по отношению к России Австрия, Пруссия и Швеция.
При этом действия именно Австрии и Пруссии ― ультиматум императора Франца Иосифа в декабре 1855 г. (прямая угроза) и письмо короля Фридриха Вильгельма IV (скрытая угроза ― "подарок" на новый, 1856, год), в котором тот писал, что его страна едва ли сможет сохранять нейтралитет по отношению к России, ― стали двумя ударами в спину России, загнали Александра II в угол. Не самые сильные державы ― Австрия и Пруссия ― играли тем не менее важную роль в общеевропейском раскладе. В 1851 г. барон Штокмар, друг принца Альберта I (мужа королевы Виктории) заметил, что Россия представляет угрозу для "остальной" Европы, лишь имея союзников по флангам ― этими союзниками могли быть только Австрия и Пруссия. Не случайно англичане приложили максимум усилий, чтобы настроить австрийцев и пруссаков против России, в чём и преуспели к концу 1855 г.
В марте 1836 г. лорд Палмерстон писал премьер-министру Великобритании виконту Мелбурну о том, что в результате Французской революции Европа разделилась по идеологическому принципу на два лагеря ― западный (Великобритания и Франция) и восточный (Россия, Австрия и Пруссия). Он подчёркивал опасное единство восточного лагеря и считал необходимым привлечь на свою сторону Австрию и Пруссию, посулив им защиту от Франции. К середине 1850-х годов дипломатические усилия британцев увенчались успехом, Россия оказалась лицом к лицу с объединённым Западом, и Александр II капитулировал. Правда, справедливости ради надо признать: не умри Николай I с его выдержкой и характером, Россия, скорее всего, не поддалась бы на австро-прусский шантаж и война могла бы закончиться вничью.
Австро-прусский "ход" тем более важен, что к весне 1855 г. военный пыл французов начал угасать, в Париже и Петербурге стали постепенно привыкать к вероятности ничейного исхода войны. На бульварах Парижа говорили, что Севастополь никогда не взять, и этих разговоров было столько, что властям для их пресечения пришлось прибегнуть к полицейским мерам. Англичанам пришлось активно поработать (и даже после взятия Севастополя), чтобы "убедить" Вену и Берлин.
Крымская война стоила России по разным оценкам от 300 до 500 тыс. жизней (Англии ― 60 гыс., Франции ― 100 тыс.), полмиллиона рублей и окончилась её поражением. Более того, как заметил английский историк А.Дж.П. Тэйлор, эта война, подорвавшая не только реальную военную мощь России, но и посленаполеоновскую легенду о ней, была самым успешным военным вторжением Запада на русскую землю от Наполеона до Гитлера. После 1856 г. самодержавная Россия никогда больше не имела такого влияния в Европе, каким она пользовалась ― по нарастающей ― после 1721, 1763 и 1815 гг. В 1855 г. падением Севастополя кончилось почти сорокалетие страха Запада перед Россией, так же, как в 1989 г. окончилось такое же почти сорокалетие страха Запада перед СССР ― sic transit gloria mundi. В XIX в. эта "глория" закончилась в Крымской войне, особенностью которой было то, что её развязали в своих интересах государство Великобритания и международный интернационал финансистов.
Повторю: значение и роль Крымской войны в русской и европейской (мировой) истории недопонимается и недооценивается. Крымская война ни в коем случае не была локальной европейской войной, и главным в ней была вовсе не борьба России и Османской империи. То была первая общезападная война во главе с Великобританией против России. Разумеется, воюя с Наполеоном, Россия тоже воевала против Европы, но не против всей: у России были европейские союзники (Великобритания, Швеция), по сути это была борьба двух европейских коалиций, в составе одной из которых воевала Россия. Да и цели Наполеона в отношении России носили более ограниченный характер, чем те, что поставила объединенная британцами Европа.
Крымская война ― иное. Союзников у России не было, в реальности она стала объектом крестового похода, цель которого была проста ― загнать Россию в границы самого начала XVII в., выдавить из Центральной Европы и заставить её забыть о Кавказе и Центральной Азии, подвергнуть полной ревизии результаты наполеоновских войн и одержать верх не только над Николаем I и Александром II, но также, фигурально выражаясь, над Александром I, Екатериной II и Петром I, во многом ликвидировав результаты их геополитических викторий. А организатором, вдохновителем и финансистом общезападной войны против России была Великобритания; ей активно помогали столь разные люди как Герцен, архиепископ Парижский, Маркс; естественно, не обошлось без финансов Ротшильдов ― больших "друзей" России. Крымской войной британский правящий финансово-политический класс всерьёз, "горячо" начал Большую Мировую Игру против континентального евразийского гиганта, который, как он считал, "жить мешает". Что важно, начало этой игры, её идейная подготовка совпали с началом Большой Игры в Центральной Азии. Обе Игры будут неоднократно переплетаться и влиять друг на друга.
Несмотря на то, что Крымская война формально закончилась поражением России и Парижским миром, русские и британские власти не исключали военного столкновения между державами в Центральной Азии. Палмерстон стремился заблокировать возможное проникновение русских в Среднюю Азию, и в Петербурге опасались удара по двум направлениям ― через Иран и через Афганистан. Александр II выразился по этому поводу недвусмысленно: "Нам нужно сериозно готовиться на борьбу с Англией в Азии". Одной из ответных ― подчеркиваю: ответных ― мер на действия британцев планировался поход в Индию, тем более что там бушевало сипайское восстание и индийские князья неоднократно обращались за помощью к царю. Поход в Индию не состоялся, как не состоялся он у Павла и не состоится у Ленина и Троцкого. Карты легли иначе.
В 1863 г. вспыхнуло польское восстание, значительную роль в разжигании которого сыграла британская и французская агентура. Русские войска подавили восстание, и тут же последовала бурная реакция Альбиона, полная угроз. Вот тогда-то в Петербурге и решили дать асимметричный ответ англосаксам вполне в духе англосаксонской "стратегии непрямых действий", как её обозначил Дж. Лиддел-Гарт.
Асимметричные ответы британцам были даны сразу по двум направлениям ― североамериканскому и среднеазиатскому.
В Крымской войне "триада" не достигла всех целей: да, Россию выбили из Центральной Европы и из Восточного Средиземноморья и заперли в Чёрном море; но Россию не удалось ни загнать в границы начала XVII в., ни поставить под полный контроль Запада и его капитала. В то же время, как и задумывалось, Россия оказалась в весьма затруднительном положении и вынуждена была прибегнуть к займам у европейских банкиров. (Кстати, именно для погашения займа Ротшильдам была продана Аляска.) С этого момента начинает осуществляться интеграция России в мировую капиталистическую систему в качестве зависимого элемента и поставщика сырья ("модель Александра II"), которая привела страну к поражению в русско-японской войне, к странному союзу с традиционным не просто противником, а врагом ― британцами с пристёгнутыми к ним французами, а в конечном счёте к крушению самодержавия и гибели династии Романовых. Но первый шаг был сделан мирным договором с Западом в Париже в 1856 г.
Крымская война была не единственной войной "длинных пятидесятых", которую развязали англо-французские агрессоры. Одновременно с войной против России они начали войну против Китая ― Вторую "опиумную". Хроносовпадение двух войн не случайно.
Оформившись в XVI―XVII вв., североатлантическая мир-система была не единственной в мире. Кроме неё существовали русская (Россия была отдельной мир-системой), китайская, индоокеанская (аль-Хинд) и другие. В начале XIX в. в мире оставалось лишь три мир-системы: североатлантическая, русская и китайская; при этом даже в 1820-е годы ВВП Китая в два раза превышал таковой Западной Европы. Известный специалист по экономической истории А. Фейерверкер как-то заметил, что если бы история катастрофически прервалась в 1820 г., то через тысячелетия историки, изучающие прошлое, писали бы не о европейском экономическом чуде XVII―XVIII вв., а о китайском экономическом чуде этой эпохи. Однако в 1820―1840-е годы ситуация резко изменилась: британская индустриализация принесла свои плоды. Капитализм получил адекватную ему как способу производства производственную базу ― индустриальную систему производительных сил, и это резко расширило возможности его экспансии. Североатлантическая мир-система стала превращаться в полноценную мировую систему капитализма с североатлантическим ядром. Это мир-систем может быть несколько. А мировая система должна быть одна. Поэтому по логике развития капитализма Россия и Китай должны были быть уничтожены как мир-системы и включены в мировую систему в качестве зависимых элементов. Отсюда совпадение по времени ударов по России и Китаю.
Разумеется, в каждом из этих случаев помимо общего замысла были дополнительные обстоятельства, причём очень важные. В случае с Россией это была геополитика; в китайском случае ― интересы британской верхушки в получении сверхприбыли от торговли опиумом. Еще в 1787 г. казначей британского флота, а в будущем военный министр Г. Дандас разработал план распространения опиумного трафика на Китай. Став в 1793 г. председателем Совета по делам Индии (по сути контролёром Ост-Индской Компании), он лично контролировал мировую торговлю опиумом, которую Ост-Индская Компания усилила после того, как от империи отложились североамериканские колонии. Торговля опиумом набирала обороты, финансировал её Банк Бэрингов и он же получал дивиденды; в торговле прямо или косвенно участвовала британская верхушка и, как заметил А. Чайткин, богатство и респектабельность английских и американских (бостонская "знать" прежде всего) джентльменов прямо пропорциональны числу китайцев, умерших от опиума (а также убитых африканцев и умерших от голода индийцев, добавлю я).
Китайцы с их китаецентричным, "небополитическим" взглядом на мир довольно долго не воспринимали британскую угрозу. Показательно, что 14 сентября 1793 г. на праздновании 57-летия императора Цяньлуна представитель Великобритании в официальном списке приглашённых значился как посол "королевств западного океана, признающих сюзеренитет империи Цин"; сидел он рядом с послами Монголии и Бирмы. Но очень скоро всё изменилось, и китайцы поняли, что имеют дело не только с "чужим", но и с "хищником". Если в середине XVIII в. в Китай ежегодно ввозилось 400 ящиков опиума, то к началу 1840-х годов ― 40 тыс. ящиков и прибыль от торговли опиума превышала доходы от импорта чая и шёлка. В 1835 г. доходы от опиума превысили в 10 раз годовую стоимость легального импорта англичан в Гуанчжоу, в 7 раз ― годовую выручку от всего экспорта Китая, более чем в 2 раза ― налоговые поступления в центральную казну в Пекине. Из Китая стремительно уходило серебро, что ослабляло центральную власть и становилось фактором дестабилизации общества.