Я подхватываю ее одной рукой под колени, другой - под спину и несу обратно в кровать. Кладу на кровать, пытаясь высвободиться, но она отчаянно цепляется за меня, поэтому я сажусь и обнимаю ее. Через некоторое время она начинает рыдать.
- Выпусти все это, Сноу. Выплаки все, что ты хочешь. Ты заслуживаешь, чтобы жалеть себя. Ты же всегда жалеешь других, так теперь пожалей себя. Ты заслуживаешь этот момент. Все будет хорошо. С тобой все будет хорошо. Тебе нечего стыдиться. Этот мир лучшее место, потому в нем есть ты.
Затем с рыданиями и со стыдом, отражающемся в ее покрасневших глазах, она рассказывает мне, что произошло на самом деле.
И у меня закипает кровь.
24.
Сноу
Первое, что я увидела, когда открыла глаза той ночью, был потолок. Он был молочно-белым и нечетким по краям, и я не могла понять почему. А потом я поняла, что мне очень плохо. Ким и Эндрю привезли меня сюда, потому что они не могли отвезти меня в хостел. Мой рот был каким-то отекшим, странным, и мне было очень холодно. Я практически тут же почувствовала, отчего мне было так холодно - я была совершенно голая.
Я услышала голоса. Мужские.
Я попыталась повернуть голову, чтобы увидеть говоривших, но не смогла. Все мое тело, словно оцепенело. Я не могла пошевелить даже мизинцем, приподнять ногу с кровати. С отчаянием я стала водить глазами, осматриваясь. Я находилась в номере отеля, не очень хорошем, но и не грязном. Это был один из тех семейных номера - с двуспальной и односпальной кроватью. Я лежала на двуспальной. Шторы были опущены, но я заметила множество бутылок на столе в углу комнаты и мужчин, которые раздевались, а кто-то из них уже был раздет, и они нюхали наркотик с дорожки, тянувшейся по столу.
Их было шестеро. Все разной национальности. Единственное чувство, которое у меня возникало, они испытывали настоящий кайф, я слышала их восторги по тембру их голоса, разносившегося по комнате. У меня создалось такое впечатление, будто все они собрались на веселую вечеринку. Один, судя по акценту, был немцем. Я не уверена на все сто, но скорее всего, другой из мужчин был с Ближнего Востока. Трое, совершенно точно, были европейцами, но я поняла, что среди них не было ни одного англичанина. И был еще индус.
Когда я увидела его, у меня возникла нелепая идея, что я смогла бы обратиться к нему за помощью. Сказать, что я тоже из Индии и попросить у него пощады.
Потом они залезли на меня, и я почувствовала, словно в меня вогнали раскаленный металлический прут. Все жгло и горело. Я была не в состоянии закричать. Я ничего не могла сделать. Они щипали мои соски. Они вели себя, как животные. Лизали. Кусали. Больно. Их глаза были полны похоти.
Но даже несмотря на то, что я не могла пошевелиться, я могла совершенно четко слышать все их разговоры, особенно, когда они обращались ко мне, называя меня грязной маленькой сучкой. "Тебе нравится это, не так ли? Ты хочешь большего. Возьми это, шлюха. Дай этой сучке. Заполни ее". Я была живой куклой, которую они могли гнуть, крутить, переворачивать и трахать по собственному желанию.
Спустя несколько месяцев, когда воспоминания все больше и больше возвращались ко мне, я обратилась к интернету и обнаружила других женщин, с которыми произошла точно такая же история, как и со мной. Я связала их воспоминания с моими и у меня получилась целая картина. Иностранцы обращались к теневой сети, заранее оплачивая групповое изнасилование женщин в гостинице в Лондоне. Я даже вспомнила, как один из них сказал, что он специально прилетел в Лондон для группового изнасилования женщины под кайфом. Остальное, по всей видимости, входило в список услуг, как часть их выходного приключения.
В течение нескольких часов они использовали мое тело, каждое отверстие. Хотя я не могла двигаться, но я все чувствовала. Слезы непрерывно текли у меня из глаз, но их это совершенно не волновало. Они просто трахали меня, один, двое, сразу трое в течение нескольких часов. Я превратилась для них в в общественный туалет.
Мне казалось, что эта ночь никогда не закончится.
Я не буду рассказывать тебе самые ужасные подробности, ты и так можешь себе их представить.
Точно не могу сказать, когда они ушли, но когда я пришла в сознание, была уже одна. Мне сразу же захотелось встать и убежать. Я так боялась, что они вернутся, но я не могла пошевелить даже пальцем. Но я не сдавалась. Я продолжала пытаться... Я поняла, что Эндрю и Ким что-то подсыпала мне в сок и постепенно это выветрится.
Через час или чуть больше, я уже могла пошевелить пальцами и губами. Со всех сил я стала сжимать и двигать пальцами и, медленно подвижность вернулась ко мне. Я была так напугана и во мне играл адреналин, что не чувствовала никакой боли. С трудом приняв вертикальное положение, я перевела взгляд на свое тело, покрытое синяками, следами от укусов, а также я увидела довольно много крови между своих бедер.
Когда я попыталась встать, то упала. Было такое впечатление, будто ноги не принадлежат мне. Они не смогли удержать меня в вертикальном положении, колени превратились в желе. Но я по-прежнему боялась, что мужчины могут вернуться сюда. Я поползла вперед, подтягивая тело руками и ногами по ковру. Я дотащилась до двери, но у меня не хватало сил повернуть дверную ручку, руки были все еще слишком слабыми. Я заплакала от разочарования, но мне, наконец, удалось открыть входную дверь, и я оказалась в коридоре. В нем было тихо и пусто. В конце коридора я увидела лифт.
Мой страх перешел все свои границы, я испытывала настоящий ужас. В голове фактически не было ни одной мысли, кроме как добраться до лифта и тогда мне кто-нибудь обязательно поможет. Я поползла, сдирая о грубую ткань ковра локти и колени, но я не чувствовала боли. От ужаса я видела не четко, поэтому нажала обе кнопки на консоли лифта. Когда двери лифта открылись, я увидела мужчину. Он нахмурившись посмотрел на меня. Рядом с ним стояли какие-то другие люди, но я видела все настолько размыто, поэтому с трудом различила его лицо.
На секунду я снова испугалась. В выражении его лица было что-то такое, что очень сильно напугало меня. Я открыла рот, чтобы закричать, но не проронила ни звука.
Я потеряла сознание у его ног.
Этот мужчина был Ленни.
25.
Шейн
"Для зернышка, предоставленного своему собственному самовыражению, с треском раскрывающемуся, все может закончиться очень плохо. Но вырываясь из оболочки, появляется первый росток, и все меняется. Для кого-то, кто не понимает сил ростка, это будет похоже на полное уничтожение".
Синтия Окселли
- Ленни? - переспрашиваю я в недоумении. Я пребываю в такой ярости, что мне трудно удержать свой голос спокойным, он вибрирует.
- Да, Ленни, - тихо говорит она. - Отель принадлежал ему. Он поднимался на лифте в свой номер, который держал для себя на верхнем этаже.
Я хмурюсь, но не выражаю своих мыслей по поводу Ленни.
- Итак, Ленни тут же отвел тебя в полицию?
Она отрицательно качает головой.
- Нет, он принес меня к себе в номер, и когда я очнулась, я не захотела идти в полицию. Я пребывала в состоянии шока, - она с шумом выдыхает. - Если честно, мне кажется, я очень сильно злилась. И мне было так плохо из-за того, что они мне подсунули в сок.
- Он не отвез тебя в больницу?
- Нет, он привел врача в номер. Доктор осмотрел меня и прописал какие-то таблетки, - она вдруг замирает и говорит:
- Мне кажется, мне стоит воспользоваться одной. Не мог бы ты принести ее сюда?
Я иду в гостиную и роюсь в ее сумочки. Таблетки лежат в прозрачной бутылочки, с белой завинчивающейся крышкой. На бутылочки нет надписи. Я раскручиваю крышку, достаю одну таблетку и запихиваю ее в карман брюк. Потом наполняю стакан водой и достаю еще одну таблетку из бутылочке. Я возвращаюсь к Сноу и протягиваю стакан с водой с таблеткой.
- Там не написано, что это такое. Что ты пьешь?
Она кладет таблетку на язык и запивает водой.
- Не знаю, что это такое, но эти таблетки мне помогают.
Я забираю у нее стакан и ставлю его на тумбочку у кровати.
- Итак, - говорю я. - Ты не пошла в полицию.
- Нет. Ленни сказал, что уже слишком поздно. Эти мужчины могли запросто покинуть страну. И кроме того, я так и не смогла отчетливо вспомнить их лица. Их изображения все время были какими-то расплывчатыми. В какой-то момент я испытывала к ним жуткую ненависть и хотела, чтобы их настигло наказание. Я даже молилась, чтобы кара небесная достигла их и с ними случилось что-то ужасное, но потом постепенно я перестала их вспоминать.
Я смотрю на ее опухшее лицо от слез.
- Они не использовали презерватив. Ты проверялась на инфекции?
Она отрицательно качает головой.
- Ленни всегда пользуется презервативом, и именно поэтому я очень осторожна с тобой.
Я не чувствую ярости, хотя мне казалось, что должен. Внутри у меня все, словно во льду, заморозилось. Я хочу Сноу, и я безумно хочу отомстить за нее. И я получу и то и другое.
- Теперь ты понимаешь, почему я обязана Ленни? Я была полностью разрушена, а он оставил меня с собой и выходил. Я не могла вернуться в Индию. Мне было слишком стыдно. И я не могла устроиться на работу. Он содержал меня и предоставил мне защиту. И единственное, что он попросил взамен, когда мне стало лучше, немного удовольствия для себя.
- Пошел он на х*й. Ты ничего ему не должна, Сноу. Он злоупотреблял тобой.
Она отрицательно качает головой.
- Нет, нет, ты не понимаешь. Существует старое английское слово - bereafian. Оно означает лишать, отнимать, захватывать, грабить - все это и случилось со мной. Я была захвачена и разграблена. Не в материально плане. Я испытала шок от потери себя. Непередаваемый. Это было так ужасно, что когда я выползла из того номера, я больше походила на мертвеца. Я без сознания упала к его ногам. Он подобрал меня и стал выхаживать, но я все равно не могу отчетливо вспомнить все события. Все равно, все остается таким размытым.
Она хмурится, пытаясь опять что-то вспомнить.
- У меня такое чувство, словно между мной и теми событиями стоит толстое матовое стекло, образы тех мужчин напоминают пауков, которые с шипением и разъяренные скребут своими лапами по полу и по стеклу... испытывая беспомощность. В какой-то момент я перестала есть. Единственное, что я, на самом деле, помню, как снаружи лил и стучал дождь, а мой гнев походил на тлеющий металл на раскаленных углях. Тогда время для меня остановилось, я чувствовала постоянную ярость и жажду отмщения. Я не видела будущего. Месяцами я не выходила на улицу. Если бы не мои таблетки и Ленни, я бы не выжила. Можешь ты поверить, что я мылась только, когда Ленни вел меня в душ, засовывал внутрь кабины и открывал кран с водой?
Она смотрит на меня умоляющими глазами.
- Он терпел от меня все в течение нескольких месяцев. Я была, словно лишившаяся рассудка. Я спала весь день с задернутыми шторами. Боялась всего. Я не могла даже самостоятельно спуститься в магазин, находящейся на углу. Он видел все, но не сдавался. В первый раз я почувствовала себя немного ожившей - весной, я шла по тротуару и увидела дождевого червя, извивающегося на бетонном тратуаре.
Она задумчиво улыбается.
- Я присела на корточки, вдруг передо мной возникло лицо Цитры. "Когда ты увидишь червя на асфальте, запомни, это плохой день. Возьми его и положи на траву или на землю". Поэтому я осторожно подняла его и отнесла в своих ладонях в парк. Я оставила его на траве, и он тут же зарылся в землю, и весь окружающий мир даже не понял, что произошло. А я почувствовала тогда, что в мире вокруг меня все хорошо. Да, у меня были плохие дни, но я снова нашла траву и землю. Вот так, в этот день.
- Ему следовало отвезти тебя к нужному специалисту, обследовать и назначить соответствующее лечение. Вместо этого он держал тебя, словно в клетке, манипулируя и используя тебя.
- Это не так, Шейн. Это было не его решение. Я не хотела никого видеть, даже врача. Мне было слишком стыдно. Я не могла позволить, чтобы другой мужчина обследовал и касался меня. Он приносил мне лекарства.
- Я почти уверен, что те таблетки, которые он тебе давал не правильные. На бутылочки даже нет названия препарата. Я настолько хорошо знаю его, что думаю, эти таблетки еще больше способствовали, чтобы ты была зависима от него. И то, что он запер тебя в квартире и не позволял никакому другому мужчине прикоснуться к тебе, пока сам на стороне оприходовал любое количество шлюх? Как ты думаешь, он, действительно, помогал тебе?
26.
Ленни
Я вас умоляю. Двери лифта открылись, и эта экзотическая черноволосая, зеленоглазая красавица буквально подползла к моим ногам и отдала себя мне. Я не просил ее об этом. Я не принимал участия в ее похищении и изнасиловании, и не просил, чтобы потом ее бросили к моим ногам.
А что бы вы сделали на моем месте?
Отвели ее в полицию и оставили бы там?
Ни за что. Я не добрый самаритянин.
Кроме того, я не хотел, чтобы полиция вынюхивала и ползала по моей гостинице, пытаясь что-то отыскать, имеющее ко мне прямое отношение. Эта девушка была как подарок с небес. Да, конечно, она была в синяках. Господи, ублюдки поработали с ней хорошо. Шестеро, позже сказала она мне. Но даже несмотря на то, что все ее тело было покрыто синяками, она все равно оставалась роковой красоткой.
Поэтому я забрал ее себе. Можно сказать, что все это время я чинил и латал ее, все же она была не на прогулке в парке. С ней было очень, я бы сказал, чертовски тяжело. Первые несколько месяцев были просто ужасными. Она бродила, как призрак, в полубезумном состоянии, иногда я ловил себя на мысли, что может она окончательно сошла с ума. Она все время пыталась оттереть себя мочалкой, сделать чистой, поэтому скребла и царапала саму себя до крови. А потом начались кошмары, она стала просыпаться по середине ночи, крича в агонии, как будто ее резали и кромсали, трясясь всем телом и рыдая так, что постепенно из-за своих рыданий входила в ступор.
Но самое смешное, у меня ни разу и в мыслях не было - сдаться, поднять белый флаг и признать свое поражение. Она была подарена мне свыше. В этой говенной жизни не часто вам может быть предоставлен такой подарок - особенный подарок. Вам и так приходится драться за каждый дюйм, а уж такое сокровище, как она...
Мой отец говорил, дайте ослу страницы из прекрасной книги, и он съест их, дайте ребенку те же страницы, и он все их исчеркает, но дайте эти страницы умному человек, и он прочтет их. Я всегда знал, что для меня она была страницей. А ослы попытались ее съесть. Я понимаю, что никогда не могу прочитать ее. Но я могу исчеркать через какое-то время.
Потребовалось время, прежде чем я мог ее исчеркать. Месяцы.
Но пришел день, когда я раздвинул ее белые бедра и вошел в нее. Трахать ее было совсем другое, по сравнению с любой женщиной. Я не могу это объяснить. Когда я трахал ее, у меня было такое чувство, что я трахаю гребаного ребенка или молчаливое животное. Не то, что я когда-либо трахал ребенка или животное, нет. Это я просто так думаю, что это было очень похоже. Она никак не отвечала, потому что ей не нравилось заниматься сексом. Она никогда не кончала, и я никогда не пытался доставить ей удовольствие, заставив ее кончить. Видите ли, мне нравилось, что она не получала от этого удовольствия. Это своего рода было чем-то девственным и чистым. Как в былые времена, когда жены занимались сексом с мужем, чуть ли не терпя это занятия, стиснув зубы. Таких женщин больше не существует.
Сейчас каждая еб*ная сука вставляет в свою мокрую п*зду десятидюймовый вибратор и получает уйму удовольствий. В этом есть что-то низкое. Я имею ввиду, в этих действиях. В этом есть что-то совсем неправильно - порочно, что волнует меня в какой-то степени, потому что я чувствую, что она не хочет, чтобы я был внутри нее, но позволяет мне это, испытывая благодарность. Она принадлежит мне. Как ваше домашнее животное принадлежит только вам. И вы можете делать с ним, что угодно, потому что вы - хозяин.
Мне нравится быть хозяином такой изысканно красивой женщины. Я бы купил ей ошейник и отвез ее в город, чтобы показать всем, если бы мог. Возможно, когда-нибудь так и сделаю. Я отвезу ее в одно из тех извращенных мест, где мужчины водят своих женщин на поводке. И женщинам приходится передвигаться на четвереньках, как сучкам. Но есть одна проблема с этими клубами, там нужно делиться. я не смог бы поделиться ею. Только мой член, чтобы ни случилось, поскольку это моя девочка.
Куда бы мы не ходили, везде я вижу какими голодными и похотливыми глаза смотрят на нее мужчины, но я не вижу ответного интереса в ее глазах. Хотя иногда, не часто, правда, раз или два, я почувствовал, что она хочет уйти от меня. Как только я вижу этот взгляд в ее глазах, я напоминаю ей о тех временах, когда нашел ее, правда, такое было раз или два. Я сознательно заставляю ее вспомнить все и заплакать.
Я заставляю ее осознать, что она не в состоянии окончательно вылечиться и нуждается во мне постоянно. И я именно тот, кто заботился о ней тогда и сейчас. Я единственный, кому она может довериться. В начале я говорил ей, что ни один мужчина не вступит с ней в отношения, как только узнает, насколько она была осквернена. Я специально повторял ей о шести мужчинах, которые трахали ее. Никто не захочет, чтобы это засело у нее в голове.
Но не стоит делать поспешных выводов, думая, что я не переживаю за нее. Стоит мне не увидеть ее несколько дней, я начинаю скучать по ней. Я скучаю по ее милой улыбке. Я скучаю по запаху ее кожи. Скучаю по ее глазам, пока я двигаюсь в ее сухой киске. Я скучаю по запаху ее волос. Скучаю по тому, как скатываются слезы у нее по щекам.
Да, прямо сейчас мне не хватает моего маленького домашнего животного.
27.
Сноу
Звук женского голоса будит меня. Я сажусь и замечаю махровый халат, лежащий на кровати, проскальзываю в него и двигаюсь к двери. Я выглядываю в щелку и слышу взрыв смеха. В поле моего зрения попадает женщина, наверное, родственница. Ее длинные волосы такого же цвета, как у Шейна, черные, она высокая. И беременная. Мне кажется, что по возрасту она не намного старше меня, поэтому, должно быть, это его сестра, Лейла.
- Ну, и где же она? - спрашивает женщина. - Я просто умираю, как хочу познакомиться с ней.
- Спит, но похоже, ты не дашь ей поспать, если не прекратишь хохотать, как бешеная гиена, - говорит Шейн.
Я открываю дверь и выхожу наружу.
- Доброе утро, - смущенно говорю я.
- Ты встала, - с улыбкой отвечает Шейн.
- Да, - говорю я, чувствуя себя неловко и странно. После прошлой ночи не знаю, как Шейн теперь относится ко мне.
Единственное, что меня тревожит - вчера я была просто ужасна. Это достаточная причина, чтобы даже самый пылкий ухажер сбежал от тебя прочь. Я смутно помню, как уснула в крепких руках Шейна после приема таблеток.
- Так ты и есть Сноу. Я Лейла, сестра Шейна.
- Привет, - говорю я, взмахнув рукой.