Послов снарядили к наместнику Кавказа и к оренбургскому генерал-губернатору. Был же такой случай, что против одного соседнего генерал-губернатора азиатские дипломаты просили помощи у другого, может быть, рассчитывая на их соперничество и, понятно, меряя по своей мерке: здесь не редкость встретить беков, отлагавшихся от своих повелителей. На этот раз хивинцы жаловались Кавказу и Оренбургу на Кауфмана, высказывали те же притязания на левый берег Сыр-Дарьи и грозили, что пленных не выдадут, пока вопрос о границах не будет улажен путем нового договора. Какую еще грамоту вез Баба-Назар-Аталык и к высочайшему двору, осталось неизвестно, так как посол был задержан в Оренбурге по распоряжению министерства иностранных дел. Другой посол, Магомет-Амин, также был задержан в Темир-Хан-Шуре. Обоим объявлено, что их не допустят ни к высочайшему двору, ни к наместнику, не примут от них никаких доводов, ни писем, пока пленные не будут освобождены и пока не будет послано такое же посольство и к Кауфману.
Видят хивинцы, что русские власти сговорились и крепко стоят друг за друга, но все-таки уступить не хотят и к Кауфману на поклон не идут… Послали посольство в Ост-Индию…
Ответ нового вице-короля заключался в совете смириться перед Россией, исполнить все ее требования, да и впредь не подавать ей никаких поводов к неудовольствию. Совет этот Хива слышала еще в 1840 г. от Аббота и Шекспира. Англичане хорошо понимают, что доведенная до крайности Россия наконец рано или поздно раздавит Хиву и, без сомнения, станет твердой ногою на Аму-Дарье, а это отнюдь не может быть желательно для Англии.
Упрямство хивинцев точно возрастало по мере препятствий, встречавшихся их послам. Пленных они решили возвратить только в крайнем случае, когда беда будет у них на носу. Обоих послов поэтому мы выпроводили обратно, а начальникам наших отрядов в Закаспийском крае предписано, во время предположенных осенних рекогносцировок (1872), не принимать посланцев для переговоров, пока пленные не будут выданы. Очевидно, что рекогносцировки замышлялись нешуточные, если полагали, что Хива начнет разговаривать…
Это действительно была так называемая усиленная рекогносцировка, которая в случае удачи обращается в штурм, решительную атаку, а при неудаче остается скромною разведкою…
Подготовляться к ней красноводский и чекишлярский отряды стали еще в июне 1872 г., когда еще не было известно, чем кончатся переговоры с Хивою. Маркозова торопили, чтобы он был готов возможно скорее и чтобы по первому приказу мог нанести Хиве решительный удар в том пункте и в тот момент, которые будут указаны главнокомандующим. При этом погибель Хивы считалась кавказским начальством лишь вопросом времени. В предписании Маркозову от 1 июля 1872 г. начальник штаба генерал Духовской писал, например, чтобы он не забирался далеко, а только хорошенько бы поколотил хивинцев и загнал бы их куда-нибудь, но сам бы внутрь ограды города Хивы отнюдь не входил и города бы не штурмовал, пока ему не пришлют из Тифлиса на то разрешения! А то действительно, какая же это будет в самом деле рекогносцировка? В умиление можно придти от такого удивительного предписания… Стой у стены города и жди разрешения штурмовать его из Тифлиса! Раньше месяца никак его не получишь…
Маркозов начал рекогносцировку в конце июля, отняв, по-прежнему, силою верблюдов у кочевников… Всего тронулось из Красноводска и Чекишляра 12 рот и 2 сотни и 10 орудий. Колонны должны были сойтись у кол. Топиатан. Первым выступил из Красноводска эшелон майора Мадчавариани из 4-х рот и 4-х орудий, 27 июля, захватывая по дороге всех верблюдов. Все-таки их набрали так мало, что пришлось гонять их взад и вперед для перевозки вьюков на передовой колодезь. При таком способе эшелон полк. Клугена из 3-х рот и 4-х горных орудий при 100 верблюдах прошел расстояние между колодцами Карыз и Кош-Агверлы в 10 /2 верст, только в 8 дней!
Оставив Клугена за старшого в Красноводске, Маркозов поехал морем в Чекишляр и первым делом выслал две роты добывать верблюдов у колодцев Таган-Клыч, Чухуруку и Бугдайли. Одна рота должна была занять эти колодцы, а другая шла в облаву, загонять сюда чарву с верблюдами от Хивинского залива.
Маркозов распорядился при этом, как несмышленый младенец: провианта дал на 6 дней, а воды велел взять в манерки!
Жара доходила до 50°. Рота, шедшая на колодцы с юга, почти поголовно легла… Люди в отчаянии пили собственную мочу! Нашлось несколько человек более выносливых, которые дошли до Гемюш-Тепе и принесли полумертвым товарищам воду… Другая рота, шедшая с севера, также почти вся легла, но кто-то случайно нашел колодезь. Рота спаслась и потом еще захватила 200 верблюдов. Вот и вся добыча этой злополучной экспедиции, которая поэтому и не состоялась. Осенью ее решено возобновить.
Глава VIII
Для исследования путей, ведущих в Хиву со стороны р. Атрека, решено было осенью 1872 года перевезти на судах часть Красноводского отряда в укр. Чекишляр, устроенное в конце 1871 года, откуда отряд должен был двинуться правым берегом Атрека в направлении текинских земель, исследовать пути, ведущие оттуда на север, мимо Асхабада, к Хиве и затем возвратиться через Кизил-Арват.
23 августа отряд из 3-х рот 80-го пехот. Кабардинского полка был посажен на суда и 25-го высадился в Чекишляре. Тут оказалось, что от надежды на большой сбор верблюдов следовало отказаться. Персияне распустили слух, что за Атреком, на их стороне, туркмены могут быть совершенно покойны, так как русские идти туда не смеют, и что если туркмены вздумают перейти к русским, то на их земли будут передвинуты курды и гокланы, а р. Гургень будет отведена к югу. К этому еще присоединилось и то обстоятельство, что незадолго до прибытия отряда в Хиву ушел за хлебом караван с 5000 верблюдов от Серебряного бугра (Гемюш-Тепе). Это дало возможность туркменам поместиться без стеснения между Гургенем и Атреком со всем остальным скотом и, сверх того, давало хивинцам возможность захватить тот караван, в случае если бы туркмены согласились служить нам своими перевозочными средствами.
Как бы то ни было, но попытки войти с заатрекскими туркменами в добровольные соглашения относительно доставки верблюдов остались безуспешными. Тогда полк. Маркозов решился действовать силою и к 10 сентября успел захватить на левой, то есть на персидской стороне Атрека до 200 верблюдов. Такое нарушение нами же самими назначенной границы вызвало, конечно, должный ответ со стороны туркмен: каждую ночь к нашей цепи подкрадывались партии заатрекской чарвы, и только крайняя бдительность часовых спасала отряд от хищничества и убийств. Зато у наших туркмен чарва успела отбарантовать до 1000 голов овец.
Тогда Маркозов обратился, чрез посредство начальника Астрабадской морской станции, к нашему консулу с просьбою предложить местным персидским властям принять меры к восстановлению порядка за Атреком, угрожая, в противном случае, перейти Атрек и самолично расправиться с разбойниками…
Невозможность добыть нужное количество верблюдов заставила изменить первоначальный план и двинуть отряд уже не от Чикишляра, а от Красноводска. В начале сентября выдвинут был из этого укрепления отряд из 4-х рот (2 дагестанские и 2 ширванские) и 4 горных орудий к колодцу Топиатану, на пути перекочевок туркмен, с целью добывать от них верблюдов. 13 сентября, отправив одну роту кабардинцев в Красноводск, Маркозов с двумя другими (5-я линейная и 2-я стрелковая), выступил из Чикишляра к колодцу Тотатане, куда должен был идти и отряд полковника Клугена из Красноводска. К 30 сентября весь отряд был сосредоточен у Тотатана, кроме 3-х рот, бывших еще в пути. Здесь Маркозов получил окончательное приказание главнокомандующего: "В Хиву не ходить", - значит, предстояло осмотреть дорогу, свернуть к текинцам - и домой. Как только первые эшелоны отряда выступили в дальнейший поход, как на оставшийся пока на мест эшелон майора Козловского (3 роты и 2 полев. орудия) налетела 7 октября конная партия человек в 500, которая отбила 146 верблюдов, без особенной для себя потери. На другой день нападение произведено было и на главный отряд, перешедший к кол. Джамала и состоявший из 9-ти рот и 12-ти горных орудий (две роты дагестанцев, две роты кабардинцев и 5 рот ширванцев).
В 2 часа пополудни партия текинцев, ободренная вчерашним успехом, сделала попытку отнять своих верблюдов. Туркмен было до 250 чел., предводимых Софи-Ханом. Отряд стал в ружье, а казаки (32 челов. при 3 офицерах) понеслись навстречу туркменам, которые между тем успели уже порубить 2 пастухов и погнать верблюдов. Казаки завязали перестрелку, а как только подоспела пехота, - бросились в шашки. Часть туркмен спешилась и, засев в кустарнике, покрывавшем почти сплошь бугристые пески окрестностей Джамала, открыла огонь по нашей пехоте; остальные сцепились с казаками. Стрельба, однако же, скоро прекратилась, потому что пехота наша, добежав до неприятеля, стала действовать штыками. Верблюды были отбиты, а неприятель обратился в бегство, оставив на месте до 23 тел и потеряв 10 чел. пленными, которые показали, что 15 тел туркмены успели увезти и что у них, сверх того, более 30 чел. ранено. Весь урон неприятеля доходит, таким образом, до 78 чел. Мы потеряли убитыми: 1 казака и 2 верблюдовожатых; ранеными: 1 офицера (хорунжего Теорова), 1 рядового и 1 верблюдовожатого. Лошадей убито 2, ранена 1.
В Джемалы 9-го числа прибыл и эшелон Козловского. Здесь построено укрепление, в котором оставлена 7-я рота Кабардинского полка, слабые и 2 орудия - одно полевое и одно горное. С остальным отрядом из 11 рот (2 Кабардинские, 2 Дагестанские и 7 Ширванских), 35 казаков и 12 орудий, из коих одно полевое, Маркозов двинулся дальше, взяв с собою только 40-дневный запас продовольствия. Караван отряда состоял из 1400 верблюдов, добытых у кол. Тотатана. Целью движения была рекогносцировка пути через колодцы Игды и Орта-Кую, а если возможно, то и переход через безводную степь между последним колодцем и Хивою. Понятное дело, что такое движение не могло бы никак обойтись без драки, но, принимая во внимание, что отряд в 11 рот и 12 орудий совершенно достаточен для самых серьезных и решительных действий, можно было не опасаться за его участь, а даже желать ему работы, так как это рассекло бы только гордиев узел наших старинных счетов с Хивою.
Наместник Кавказа, получив эти сведения, решился снять с Маркозова запрещение относительно действий против Хивы, которую разрешалось даже и взять, и послал это разрешение с экстренным курьером, предупредив в то же время, что если бы отряд вернулся и не достигнув никаких решительных результатов, то это ему отнюдь не поставится в вину, так как главная цель его движения состоит лишь в рекогносцировке. Обстоятельства, однако же, сложились так, что еще до прибытия курьера к отряду Маркозов должен был отказаться от предприятия. Вид отряда, имевшего мало сходства с военною силою (по выражению самого Маркозова в рапорте от 30 октября 1872 г.), измученные верблюды, падавшие десятками на каждом переходе, предприимчивость отрекомендовавшихся уже текинцев - все это поколебало самоуверенность Маркозова, и он стал подумывать об отступлении чуть не с первого шага вперед. Дело стало только за тем, чтобы найти для этого самый приличный предлог и не уронить себя перед начальством, а также пред текинцами и Хивою. Надобно сознаться, что согласить эти два требования было нелегко: предупредить нарекания со стороны русских благовидными доводами и в то же время уверить туркмен и хивинцев, что на Хиву идти и не думал…
Благовидные доводы заключались в следующем: 1) в Игды разделяются дороги - одна в Хиву на Орта-Кую, а другая к текинцам; поэтому, продолжая путь на Орта-Кую, мы бы ясно показали, что цель наших действий есть Хива, и тогда обязаны бы были во что бы то ни стало дойти до нее, а не то мы бы окончательно уронили себя в глазах всей степи. 2) Верблюды наши, дошедшие до страшного изнурения, хотя и могли еще дотянуть нас до Хивы, "но затруднили бы до чрезвычайности наше обратное движение". 3) Многочисленная хивинская и текинская конница плоха только перед наступающим противником, и значит, при нашем отступлении сделалась бы нахальной, а потому отряду пришлось бы на каждом шагу отражать нападения, а это тем затруднительнее, что 4) "отряд наш, при движении по страшным здешним пескам, вовсе не похож на военную силу" и представляет собою караван в 1400 верблюдов, растягивающийся на 12 и 14 верст, под прикрытием 1200 штыков. Даже текинцы, прислав просить о возвращении их пленных, оправдывались тем, что они приняли наши войска за персидские! 5) При таком положении дел оставалось одно - "идти вперед и занять Хиву, что было и легко, и удобно", но положительное приказание главнокомандующего Кавказскою армиею, - "в Хиву не ходить", исключало такой способ действий.
Итак, из всех этих доводов видно, что Маркозов за дальнейшее движение вперед и за успех не боялся, боялся только отступления, и потому запрещение ходить в Хиву было весьма кстати. Но если он думал, что верблюды затруднят обратное движение, то кто ему мешал переменить их в Хиве, занять которую ему казалось так легко и удобно? Если бы после разгрома Хивы он все еще боялся бы отступать под ударами неприятельской конницы, то кто мешал ему оставаться в Хиве до прибытия помощи из Казалинска? Если уже где, то конечно в Азии старинный афоризм - "Война кормит войну" - практикуется самым аккуратным образом, и потому прокормить 11 рот не представило бы особых затруднений. Верблюдов он уже привык брать не иначе, как силой; таким же дешевым манером можно брать и хлеб, и ячмень, и все прочее.
Таковы благовидные доводы. Посмотрим теперь, какими средствами Маркозов думал уверить хивинцев, что о них он и не думал.
По прибытии в Игды в отряд явились текинские посланцы с просьбою возвратить им пленных и с извинениями. Пленные все равно были в тягость отряду, и потому их отпустили с большою охотою, но при этом выговорено было условие, что не позже 3 суток текинцы доставят 300 хороших верблюдов, а если не доставят, то будут наказаны. Расчет был ясный: туркмены, получив своих пленных вперед, конечно, верблюдов не доставят, и наш отряд свернет тогда с хивинской дороги, будто для наказания туркмен за обман… "Верблюдов, как и следовало ожидать, текинцы не доставили", сказано в рапорте; поэтому 19 октября, на рассвете, отряд повернул в Кизил-Арват, куда и прибыл 25-го, захватив по дороге несколько сот баранов. Оставив тяжести в Кизил-Арвате, отряд, вечером того же числа, налегке, двинулся вдоль по текинской линии.
Укрепления Кодш-Зау, Кизил-Чешме, Дженги и Бами оказались покинутыми. В Бами, отстоящем от Кизил-Арвата на 50 верст, отряд пришел 26-го числа и здесь отдохнул несколько часов, а затем, оставив тут одну роту, двинулся к Беурме на ночь, где застал еще несколько жителей, но не мог окружить за темнотою их аул и потому ограничился 5–6 гранатами, пущенными в ответ на несколько ружейных выстрелов. Утром оказалось, что все жители бежали в горы; посланная за ними погоня воротилась ни с чем, и потому отряд потянулся обратно в Бами, предав огню оставленные кибитки. Всего в Беурме и Бами сожжено 12 000 кибиток и захвачено 80 голов рогатого скота. Если считать каждую кибитку только в 40 р., то на одном этом туркмены потеряли до 500 000 р. Конечно, с их точки зрения Маркозов действовал в высшей степени несправедливо, ибо, во-первых, отнял у них силою верблюдов; потом, когда им не удалось отбить свой скот и смельчаки попали в плен, - он отпускает их с условием обмена на верблюдов и затем казнит встречного и поперечного за неисполнение в срок этого условия.
С нашей точки зрения, все это дурная политика, отзывающаяся больше Хивою, чем Россиею… Правда и то, что род Теке до сих пор славился своими военными качествами и не знал неудач, а потому разгром этого рода должен произвести известное впечатление на всех туркмен. Помиримся хоть на этом.
Сделав свое дело, отряд возвратился 29-го числа в Кизил-Арват. На другой день из укрепления выступил батальон фон Клугена с 900 верблюдами, для снятия укрепления в Джамале и подъема всех тяжестей. В Кизил-Арвате осталось 6 рот, с провиантом на 1 /2 месяца и со 150 еле живыми верблюдами. Предполагалось еще обозреть один из ближайших проходов в Кюрендаге и затем по р. Сумбору (приток Атрека) и Атреку идти в Чекишляр, куда войска и вернулись 18 декабря. Из 1600 верблюдов дошло только 635, а к весне осталось только 500 голов. Опыт этого похода указал, что рота в 120 штыков для поднятия 2-месячного довольствия, лагеря, запасных патронов, кухни, аптеки и 7-дневного запаса воды требует не менее 100–105 верблюдов; каждое орудие нуждается в 10 верблюдах, а каждый всадник - в 4-х, не считая еще воды для лошади. Оказалось также, что кавказские офицеры, как, например, Маркозов, понятия не имели о степных походах и делали над людьми опыты. Казалось бы, чего проще: не знаешь сам - спроси у знающего. Профессором в этом деле был, конечно, Оренбург, высылавший более ста лет отряды в степи. Опыт громадный, сослуживший службу оренбуржцам в хивинском походе 1873 г. Так вот самолюбие не позволяет просить совета у какого-то Оренбурга! Наконец, если главная цель бестолковых движений Маркозова по горячим пескам состояла в изучении дорог, то выгоднее было бы поручить это дело штабс-ротмистру Скобелеву, который бы опять сам-сём, прошел бы все эти дороги, сделал бы съемку и стоил бы казне по крайней мере в 1000 раз дешевле…
Эта усиленная рекогносцировка казалась не только хивинцам, но и самим англичанам решительным нападением на Хиву. Во время этого похода в иностранных, а в особенности в английских газетах упорно и долго держался слух, будто Хива уже взята, но это не произвело на англичан никакого впечатления: они отнеслись к этому известию совершенно равнодушно, - ясно, что к такому исходу они уже успели привыкнуть и считали его только вопросом времени.
Итак, Хива снова уцелела и снова вздохнула свободно, а возвращение кавказского отряда после рекогносцировки принято было хивинцами да и их соседями, за отступление после неудачи…
Таким образом, благодаря стихиям и пустыням держалось разбойничье гнездо ничтожного во всех отношениях народца. Возделывая плодоносный бассейн низовьев Аму-Дарьи руками пленных персиян, ежегодно доставляемых на рынки туркменами, хивинцы, со своим трехсоттысячным населением, представляли какую-то странную аномалию, рядом с такою могучею державою, как Россия, а ничего с ними поделать было до сей поры невозможно.
Обеспечив свой левый фланг и тыл занятием Кульджи и мирными отношениями с Кашгаром, Туркестан мог наконец поднять перчатку, давно брошенную нам Хивою.
На Кавказе твердо стояли на том, что с Хивой могут управиться одни кавказцы; других округов тревожить не стоит, и в крайнем случае можно предоставить Оренбургу и Туркестану выставить небольшие отряды в виде угрозы.
Несомненно однако же, что больное место обеих рекогносцировок Маркозова - верблюды, околевавшие как будто из патриотизма, - заставило серьезно обдумать эту задачу и отказаться от единоборства Кавказа с Хивою.