Анри забрал у нее стакан, выпил и расслабился. Он подумал о том, какие лица будут у Фелла и Мона, когда он расскажет им о девушке из Золотого Дворца, которая ловко осадила его и напомнила, что он всего лишь простой смертный, ему на некоторое время повезло в жизни.
– Я прихожу в эту комнату, когда мне одиноко и хочется попросить совета. Безмолвный портрет иногда наводит на правильную мысль…
Она развернулась лицом к стене, затем прищурилась и заметила, что краска на портрете начала трескаться.
– Ваша мама? – спросил Анри выпил еще, по инерции, и оценил вкус напитка. В последние годы он совсем не пил на закрытых вечеринках после концертов. Фелл и Макс женились, завели детей и зациклились на здоровом образе жизни. Друзьям удалось переманить на свою сторону и холостяка Анри. Отказаться было сложно, но со временем он привык. Иногда в газетах появлялись публикации о шумных вечеринках в компании моделей, которые проплачивались Билли из бюджета корпорации, чтобы поклонники Группы продолжали верить в созданные образы рок-героев нового времени. Для скандального материала Билли находил девушек в официальных агентствах, которые за точно оговоренный гонорар выходили с холостыми музыкантами Группы в свет. Случалось, что у Анри возникала личная симпатия и вечер заканчивался в номере отеля, как вчера. Он покраснел от того, что подумал о таких вещах при ней, при ангеле!
– Вы угадали, – ответила Элизабетта и вернулась на прежнее место. – Женщина на портрете действительно моя мама. Она принимала в этой комнате гостей, но вы не похожи на ее гостя.
Анри смутился, ему снова указали на его место. Он выпрямился и сказал, более уверенным и официальным тоном:
– Не имею чести быть знакомым с вашей мамой, но позвольте напомнить о странном человеке в черном костюме, который привел меня в эту комнату. Он представился, но я не расслышал его имени, слишком был очарован обстановкой.
– Я помню ваш рассказ, – Элизабетта сменила положение ног, но не рук и продолжила. – Я открою тайну незнакомца. Его зовут Эдвард, и он преданно служит моей бабушке, и если именно ему поручили принять вас в Золотом Дворце, то вы для бабушки особый гость.
– Очень признателен ей. А вы…? – Анри сделал еще глоток и умолк.
У него не хватило духу переспросить, кто ее бабушка, действительно ли портрет на стене принадлежит ее матери или она искусно пошутила. Он внимательно присмотрелся к лицу девушки. Оно показалось ему знакомым, он точно встречался с ней ранее, но не мог вспомнить где.
– Вы хотите узнать, что я делаю в этой комнате?.. – спросила Элизабетта. От удивления бокал с шампанским задрожал у нее в руке и перевернулся, брызги заляпали платье и ковер. Она, не меняя положение и не интересуясь пятнами, смотрела на него.
– Простите, – Анри неуверенно сунул руку в карман брюк и протянул ей платок, осознавая полную безрассудность своего поступка.
Элизабетта вытянула руку вперед, коснулась его ладони, взглянула на него и взяла платок, который затем смяла.
– Спасибо за помощь, – невнятным голосом пробормотала она. – Я пойду, нужно платье сменить, моей бабушке не нравится, если я что-то делаю не по правилам Золотого Дворца, а сейчас я их нарушила.
– На мой взгляд жить по правилам скучно и не интересно…, – вставил Анри, наблюдая, как брызги шампанского впитываются в ткань.
– Знаю, – согласилась она. – Поверьте, в Золотом Дворце царит особый распорядок, которому вынуждены подчиняться все, и я жила в этом мире почти всю сознательную жизнь, не задумываясь, а что там, за высокими стенами? Покинув Золотой Дворец, я получила свободу и возможность жить без соблюдения правил и условностей, и рада этому. Только память о маме возвращает меня к той действительности, о которой я хочу забыть навсегда.
– Что случилось с вашей мамой? – спросил Анри и услышал, как внутренний голос твердил – сначала думай, а потом говори; смутился и покраснел.
– Она умерла, очень давно, – ответила она
– Простите, я не хотел волновать…
Анри не знал, каким образом наказать себя, за то, что растерялся и нес откровенную чушь.
– Ничего, я уже свыклась со всеми печалями в моей жизни. Я единственная в семье, кто хочет помнить, что мама существовала. Бабушка тоже помнит, я уверена, но никогда не говорит об этом вслух. Теперь все разговоры о моем дяде, вы, наверное, и сами газеты читаете, и в курсе последних новостей…
– Нет, я не читаю газет, нет времени, семь лет моей жизни пролетели как один год – запись в студии, гастроли, вечеринки, я думал, надеялся, что обрету то, о чем мечтал, но пока не смог прочувствовать настоящего полноценного удовлетворения от того, чем занимаюсь. Впереди меня ждет пустота и я не знаю, что делать дальше.
– Вы музыкант, из Группы! – внезапно воскликнула Элизабетта и от удовольствия захлопала в ладоши.
Она задумалась и присмотрелась к нему. Анри выпрямился, чувствуя, как уверенность и гордость наполняет его существо изнутри. Ему было приятно, что она узнала его.
– Мне приходилось слушать пластинки Группы, по работе, – сказала она и вспомнила, как с нетерпением открывала коробку с новым релизом, включала проигрыватель и с наслаждением прислушивалась к каждому звуку. Затем она делала черновые записи, а в редакции оформляла окончательный вариант статьи, в которой не скупилась на лестные отзывы, когда описывала теплоту и душевность интонаций вокала, благозвучность гармоний, удачный, не отвлекающий от целостности ритм, и маленькие хитрости в гитарных рифах, которые не всегда удавалось расслушать с первого раза.
– Да, вы угадали, – подтвердил ее догадку Анри. – Я имею прямое отношение к Группе и неплохо справляюсь с ролью вокалиста на сцене… Иногда, под влиянием чувств к полету и фантазии, в моей голове рождаются инструментальные композиции. Я записываю их и издаю под собственным именем.
– Например?
– Когда вы вошли, я играл мелодические зарисовки из сольного творчества. Пробная пластинка с этими записями существует в единственном экземпляре и хранится в коробке из-под обуви в моей квартире.
– Как интересно! – воскликнула Элизабетта. – Моя мама хорошо играла на рояле! В детстве она пригласила преподавателя из музыкальной школы. Мистер Харт делал все возможное, чтобы я научилась играть и радовала бы выступлениями маму и бабушку. Через два года он отказался заниматься со мной, объявив маме, что у меня нет музыкальных способностей и к обучению я не пригодна. В день, когда мне исполнилось восемь, по радио передавали запись концерта группы Мона, я поняла, что больше люблю слушать музыку, чем ее исполнять.
Он улыбнулся, а Элизабетта поняла, что узнала в нем вокалиста Группы по интонациям и тембру голоса. Ранее она не задумывалась брюнет он, или блондин, какого цвета и формы у него глаза, как он живет вне сцены и публичных мероприятий, и как смотрит на окружающий мир. Она не делала попыток найти его в музыкальной среде, чтобы встретиться и разгадать загадку внешности. Петер мог бы устроить встречу, если бы она попросила об этом. Но она предпочитала оставаться в стороне, не желая разочаровываться в образах, которые он создавал своим творчеством.
– Хотите, я сыграю для вас? – спросил Анри
– Да, пожалуйста…
Она встала в прежнюю позу у рояля. Анри решил играть сольные инструментовки. Опозориться репертуаром Группы он не хотел, такие девушки, как она, достойны того, чтобы им играли что-то особенное, а не простые мелодии под гитару…
– Бабушка говорила, что сегодня награждает и музыкантов…, – тихо прошептала она. Анри поставил руки на клавиши. Элизабетта, закрыв глаза, слушала волшебной красоты мелодию.
– Красиво и трогательно. Почему эта композиция отправилась на полку?
Анри пожал плечами и ответил:
– Я прячу от корпорации, друзей, поклонников почти все удачные, на мой взгляд демо-записи, потому что они не соответствуют образу, к которому все привыкли. Я не смог обмануть вас… в вашем присутствии мне тяжело играть того, кем я не являюсь… потому что…
Анри не договорил. Он догадался, кто она, едва Элизабетта произнесла"…бабушка будет вручать награды…", испугался и пожалел, что они принадлежат к разным мирам, и вряд ли появится шанс встретиться в будущем.
– Я не живу в Золотом Дворце около года, – сказала она, – и приехала на церемонию по заданию шеф – редактора. Петер поручил сделать развернутый репортаж о церемонии, рассчитывая на мое проворство и ловкость. Признаюсь, что не удержалась и воспользовалась личными связями… Я могу сделать снимки не только в зале приемов, но и в других местах, куда доступ обычным журналистам воспрещен…
Элизабетта вспомнила молящий взгляд шефа. Накануне церемонии он признался, что приглашения в Золотой Дворец получили только избранные издания.
– Мы не вошли в этот список! – воскликнул он, сложив руки в кулаки. – Но ты поедешь туда и привезешь мне снимки. Пусть это будет силуэт из-за ограды или фотография с размытым фоном и нечетким лицом лауреата. Самое главное для меня – получить удачные снимки для первой полосы. Иначе на следующей неделе мы выпустим журнал ограниченным тиражом, постоянные читатели, не найдя материала у нас, переметнутся к конкурентам и будут читать о церемонии в других изданиях. Запомни, премия королевы вручается раз в три года и только за особые заслуги. Журнал Петера не может остаться в стороне…
Шеф-редактор упал в кресло, вытирая платком влажный лоб, а Элизабетта в растерянных чувствах стояла, как провинившийся школьник по центру его кабинета. Она была признательна Петеру за то, что год назад он негласно помог ей выбраться из дворцового ада и согласилась поехать на церемонию:
– Снимки будут, не сомневайтесь, – пообещала она, наблюдая за лицом шеф-редактора, которое засияло от удовольствия и предвкушения горячего материала.
– Я знал, что ты не откажешь. Повышенный процент премии в конце квартала в качестве бонуса тебе обеспечен.
– Я не подведу вас, – пообещала Элизабетта и вернулась к работе. Вечером она позвонила Эдварду, который и организовал визит в Золотой Дворец…
Анри вспомнил, где видел ее лицо. По совету Билли он никогда не читал рецензии на свои пластинки, статус Группы не позволял ведущим музыкальным критикам "опускать" их, но в прессе все чаще появлялись заметки малоизвестных журналистов, которые не стеснялись открыто доводить до читателей мысли и рассуждения, не полагаясь на мнение большинства. Анри стало интересно, что независимые журналисты думают о Группе и купил первый приглянувшийся журнал на лотке у печатника. Он наткнулся в нем на статью Элизабетты, в которой она рецензировала четвертую пластинку Группы. Анри прекрасно понимал, что музыка Группы не всегда получалась гениальной, он знал, что у них есть, и почитатели, и завистники, и ненавидящие их творчество до фанатизма, и был готов узнать о Группе все, что угодно. Содержание статьи Элизабетты удивило его. Она не писала по шаблону. Читая написанные ей строки, он понимал, что Элизабетте удалось найти в музыке Группы самое сокровенное, то, что он намеренно прятал от широкого взгляда массового слушателя. Анри не волновало смешают пластинку с грязью завистники или Группу обвинят в продажности. Ему казалось, что его песни могут развеселить любого, но доступа во внутренний мир нет никому. Его удивила проницательность Элизабетты, и он обозлился на нее. Она без разрешения вторглась в его сущность и каждым словом пыталась донести до читателей то, что он хотел скрыть.
Анри догадывался, что Элизабетта давно забыла о его обещании сыграть.
Звонок в дверь прервал их. Она резко поднялась с колен и скрутила волосы в хвост.
– Ужин доставили с опозданием на час, – капризно заявила она и сделала один оборот на правой ноге. – Жду тебя внизу, – и, ругая узкие ступеньки лестницы, спустилась вниз.
Звонить в дверь не переставали. Анри выбрался из-за рояля, захлопнул крышку и спустился с чердака на первый этаж. Когда он распахнул обтянутую черной кожей дверь и увидел перед собой большой пакет и козырек кепки курьера из ресторана, полностью скрывавшей лицо высокого молодого человека, то пожалел, что затеял ужин в квартире с доставкой и не предложил Элизабетте поехать в ресторан в центре Города, чтобы насладиться романтической обстановкой. Анри забрал у курьера пакет и поставил на пол, чувствуя приятный аромат свежеприготовленной еды. Из сумки, висевшей через плечо, молодой человек достал планшет с белым листом и попросил расписаться в пустой клетке, что и сделал Анри. Курьер потоптался на черном коврике и спрятал планшет в сумку, пожелав от ресторана приятного аппетита. Анри поблагодарил его и вручил пару бумажек "на чай". Затем с шумом захлопнул дверь.
Человека с фотокамерой, прятавшегося за выступом, Анри не заметил. Парень вышел из укрытия минуту спустя и растерянно развел руки. Сделать внезапный и пикантный снимок не удалось.
– В квартире он один, это точно, – сказал курьер. – Ты ошибся, и мы потеряли время. Я не увидел ничего подозрительного: бокалов на столе, белья и женской одежды на диване в гостиной. Хотя нет! Я видел свечи! Или их не было? Нет, не помню!
– Возвращаемся, – скомандовал фотограф. – Будем караулить у подъезда. Они уехали вместе после концерта, у меня сто процентная информация. Я слежу за ним полгода и должен, наконец, выяснить личность его девицы. Я старался делать снимки в разных ракурсах, когда фотографировал их. И никакого результата! Шеф обещал заплатить немалые деньги… Стоп! – воскликнул он от внезапной догадки. – Если музыкант один, почему он заказывал еду на двоих?
Маленькие глазки курьера забегали от волнения. Он подтянул ремень сумки на плече, а фотограф с упреком толкнул друга, и они двинулись к лестнице. Курьер в душе жалел, что согласился ввязаться в авантюру друга.
– Ты уверен, что девица одна и та же? – спросил он
– Конечно, уверен! Уж очень страстно он ее целует в парке, в кафе, в библиотеке, и всегда одинаково долго. Как терпения хватает! Они не замечают никого, а надо бы. Я нарочно не сдаю материал, выжидаю, пока мои фотографии взлетят в цене.
Курьер присел на лавочку и поднял с земли свежий номер газеты – конкурента его друга.
– Долго ты ждал, – сказал он. – Вот твоя разгадка, он музыкант Группы, она твоя коллега, обозреватель в журнале Петера.
– О, нет, – фотограф выхватил у друга из рук смятый газетные листы и раскрыл разворот. – Это ж мои снимки! Неужели та блондинка украла их в тот вечер, когда я сам решил развлечься? Я помню, как напился, и все ей рассказал… О! – он смял газету и бросил в урну, в отчаянии схватившись за голову, и едва не выронив фотокамеру из переносной сумки.
– Смирись с тем, что конкуренты узнали о твоих слабостях, – сказал курьер. – Идем к мистеру Орли, там всегда можно найти в это время новую жертву для охоты.
– Ты прав, старина, как всегда прав…
Элизабетта сменила платье на свободный клетчатый халат и бесшумно вошла на кухню. Она хотела зажечь свет, но Анри не дал ей этого сделать.
Сотрудники ресторана постарались – еду доставили в фирменной упаковке. Анри достал из висевшего над столешницей шкафа бутылку вина, открыл ее и краем прикоснулся сначала к одному бокалу, затем к другому. Насыщенная бордовая жидкость закрасила прозрачные стенки.
Элизабетта села и вспомнила, как пару часов назад бабушка с любовью и заботой в голосе рассказывала о планах в отношении нее:
– Мне нужно сделать тебя преемницей, дорогая, и я готова рискнуть всем…
Она могла только догадываться, насколько далеко готова зайти ее родственница, чтобы выполнить обещание. Она, как королева, имела право затевать игру, но какую роль бабушка отвела ей, Анри?
Элизабетта взглянула на него. Анри выглядел, как обычно, бодрым и веселым, и не беспокоился о планах бабушки. Он переместился на противоположный конец стола и его лицо осветило горящее пламя свечи, затем он откинулся на спинку стула, и легкая тень пробежала по его щеке, отбрасывая играющие блики на мебель и шторы. Элизабетта отложила приборы в сторону. Она решила, что не может позволить себе и пяти минут на еду вдали от него, слишком редко они виделись в последнее время, и она успела скучиться. Не дождавшись приглашения, она передвинула тарелку и устроилась у него на коленях. Анри передал ей бокал с вином и спросил:
– Все в порядке?
Она, не задумываясь, ответила:
– Я проголодалась и хочу спать! Поэтому нам нужно поскорее с этим покончить, – она взяла вилку и воткнула в еще не остывший кусок мяса. – Утром Петер ждет две статьи, а я не написала ни строчки! В одну из них нужно добавить только фотографии с концерта Группы. А что делать со второй статьёй, я не знаю. Слишком сложно писать о музыканте с загадочным именем Туртан и о его пластинке с фотографией в полный рост на обложке. Личное задание Петера, не могу отказаться!
Она потрепала Анри по макушке, когда ему удалось разрезать мясо и поесть. Казалось, что он совсем не слушает ее, и она в очередной раз приревновала его к музыке. Работа в Группе занимала значительную часть его жизни. Он мог, не объясняя причин, часами пропадать в студии или на базе. Иногда Анри всё же приглашал ее на запись и на репетиции. Она отсиживалась в темном углу, наблюдая со стороны за его работой и самоотдачей, и увлекалась происходящим, забывая о том, что она не поклонница Группы, а девушка и возлюбленная вокалиста. Анри не замечал присутствия Элизабетты и редко бросал в ее сторону взгляд, а сейчас, в его квартире, он не думал о новой пластинке, о предстоящих выступлениях, об остатках ужина, или вкусе вина в бокале. Он думал только о ней, и принадлежал ей. Она чувствовала это и ценила моменты личных встреч наедине, без посторонних.
Анри бросил вилку на стол и отодвинул тарелку. Элизабетта прикусила губу и подумала о том, как было бы хорошо, если бы он лет на десять забыл о кочевой жизни по городам, и чтобы у него пропало вдохновение на запись новой пластинки. Но что будет с ним, если он оставит дело жизни? Сможет ли он простить ее, если узнает, что она осмелилась попросить помощи у бабушки повлиять на мистера Пена, чтобы он погрузил Группу в череду ссор и творческих разногласий? Пройдут годы, после неизбежного распада Анри поймет, что Группа была для него всем, и пожалеет, что позволил себе впустить ее в свою жизнь. Элизабетта испугалась честолюбивых мыслей и прогнала их из головы.
Только с ним она могла ощущать себя полностью свободой и знала, что если он предаст, то виной тому будет его выбор в пользу музыки. Подсознательно она давно ждала момента, когда Анри вернется с очередного концерта, из ресторана доставят еду, он откроет бутылку вина и скажет:
– Нам нужно расстаться, прости, ты достойна лучшего…
А ее жизнь станет пустой и безнадежной.
– Эй! – воскликнул он.
Она не заметила, как начала плакать. Анри вытер слезы краем футболки и спросил:
– Что случилось? Не понравилась ресторанная еда? Ты в лице переменилась и в настроении.
– Ничего не случилось, – спокойно, чувствуя, как спадает напряжение, ответила она. – Просто я счастлива здесь, в твоей квартире! И радуюсь тому, что ты обнимаешь меня, что я могу положить голову к тебе на грудь! Ночь пролетит за мгновение и наступит утро с его проблемами и личными делами! Две недели пролетят, как один день…
– Не думай об этом, – Анри убрал прядь волос с ее лица. – Я не раз говорил тебе, что предпочитаю жить одним днем.
"Что он понимает в жизни на один день?", – подумала она, а вслух сказала:
– Да, ты прав, глупо поддаваться воле и чувствам.