При сравнении первых двух проектов, принадлежавших самому Муравьеву, обращает на себя внимание то разнообразие в построении факультетов, которое они предлагали. Перед глазами Муравьева было несколько европейских моделей преподавания. Сначала он копирует геттингенскую модель, устанавливая в университете пять факультетов: богословский, медицинский, философский (нравственных и градоправительных наук), который бы включал в себя юридические предметы, философию, политическую экономию, технологию и статистику (вспомним доклад комитета 1802 г.!), физико-математический факультет и факультет словесных наук. Но во второй редакции он возвращается к более привычной для Московского университета (и восходящей еще к средневековой традиции) схеме, где юридические и философские предметы существуют отдельно, при этом к последним присоединяются и естественные науки, а физико-математический факультет исчезает. Таким образом, в авторском тексте его устава 5 факультетов идут в таком порядке: богословский, гражданских наук (юридическо-политический), медицинский, умственных и естественных наук (философский), словесных наук (факультет свободных искусств). Характерно присутствие в обоих проектах богословского факультета из трех кафедр: "1) догматического богословия, гомилетики и катехитики; 2) ерменевтики и эксигетики; 3) церковной истории и чтения святых отец". Профессора этого факультета должны были назначаться Святейшим синодом из лиц духовного звания и не могли занимать должность ректора, а его выпускники получали свидетельство, открывавшее им дорогу к получению прихода. Видимо, лишь на последней стадии обсуждения устава из него был исключен богословский факультет (его введение вряд ли было бы одобрено Синодом, поскольку нарушало сложившуюся структуру духовного образования) и восстановлены по немецкому образцу предметы четырех других факультетов.
Расположение факультетов Муравьев увязывал с общим ходом обучения студентов в университете. Так, в первом проекте он писал, что студенты, сначала поступая на словесное или физико-математическое отделение, приготовляются к слушанию градоправительных или врачебных наук, а для студентов, переведенных из семинарии, словесный факультет послужит подготовительным к богословскому. Таким образом, Муравьев стремился выровнять уровень подготовленности студентов и способствовать их энциклопедическому образованию. Хотя эти положения не были закреплены в университетском уставе, на практике именно ими руководствовалось начальство университета, назначая студентам на первом году обучения общеобразовательные лекции сразу нескольких отделений. Срок обучения в проектах Муравьева был установлен в три года для всех факультетов, причем студенты, с успехом учившиеся в течение двух лет, могли требовать у ректора (после небольшого испытания в присутствии профессоров) выдачи им свидетельства об учебе для поступления на гражданскую службу в соответствующем студенческому званию 14 классе. Остальные же студенты, полностью окончившие курс обучения, производились в ученые степени, причем звание кандидата Муравьев первоначально закреплял лишь за казеннокоштными воспитанниками педагогического института, а своекоштные студенты могли требовать экзамен на степень магистра или доктора.
Много места во второй редакции своего устава Муравьев уделяет формулировке общих принципов, на которых должна строиться жизнь университетской корпорации. Эти принципы, давно признанные в Европе, теперь только утверждались в России и были призваны закрепить здесь дух высокой научной этики, стремления к глубоким, целенаправленным ученым поискам в атмосфере равноправия, взаимоуважения и терпимости. Цель обучения в университете - "распространение знаний, возвышающих общее благоденствие и составляющих истинного гражданина, и неразлучное с оным распространением исправление нравов. Университету принадлежит согласовать беспрестанно нравственную пользу слушателей своих с просвещением разума и соединить благоразумную свободу размышления с почтением к законам и положением общества. Нетерпение мнения, порицание варварских времен столько же мало прилично сему знаменитому сословию, сколько дух своеволия, неверноподобных утверждений и бесполезного прения… Университету должно прилагать к тому все старания, чтоб быть всегда наравне с состоянием наук в других странах Европы и приобщать к курсу учения все новые откровения, получившие одобрение ученых. С другой стороны, должен он блюсти внимательно, чтобы не вкрались в него ложные умствования, которые вместо просвещения омрачают разум и развращают сердце". Но, как бы то ни было, мнения о науках никогда не должны служить поводом к гонениям. К сожалению, именно этим положением проекта Муравьева, не включенным в окончательный текст устава, в университетской истории очень часто пренебрегали.
Из вышесказанного ясно, что во многих местах второго проекта ярко проявился идеализм Муравьева, столь свойственный его творчеству и мировоззрению. Попечитель мечтал, что благородные принципы эпохи Просвещения будут пронизывать всю деятельность университета. Так, например, взаимоотношения ректора и студентов представлялись ему в том духе, что "ректор облечен отеческой властью в рассуждении учащихся и должен растворять строгость снисхождением, рассуждая, что суду его подвержены будущие члены гражданского общества, над коими увещания более наказания действуют. Во всякое время должен он склонять сердца их к добру, воспрещая развратникам обольщать их неопытность, удерживая их от расточения и имея неусыпное наблюдение над всеми поступками их, когда они наименее того опасаются". Соответственно и наибольшим наказанием для студента может быть "внушение ему от ректора оставить университет или отсылка от оного, из коих последнее подтверждается общим собранием, по Предложению ректора". За меньшие проступки, которые давали надежду к исправлению виновника, предполагалось его заключение в университетскую темницу, которое "не должно содержать в себе ничего вредного здравию учащегося, но оно предполагает совершенное уединение и более одного виновного не может быть в одном месте".
В этом аспекте третий проект, который рассматривал Муравьев, был гораздо более практическим и конкретным по духу, и окончательный устав возник в результате их синтеза, при котором сохранились отчасти и благородный, идеалистический дух первых проектов, и деловая направленность третьего варианта. Из положений последнего, не вошедших в завершающую редакцию, отметим, что, с одной стороны, его авторы заботились о расширении связей университета с Европой, предлагая беспошлинный ввоз всех учебных пособий из-за границы, облегченный въезд и выезд из России иностранных профессоров; с другой стороны, выдвинули несколько жестких статей: об университетской полиции, об обязательной цензуре, которую должны проходить все книги, выписываемые для университетской библиотеки и частных собраний профессоров и адъюнктов. Особая статья посвящалась порядку "состязания", которое должен выдержать желающий получить ученую степень, и мерах, позволивших бы избежать пристрастие к нему со стороны профессоров отделения, на котором он учился. Впрочем, третий проект не закончен, поэтому судить о полной программе его составителей довольно трудно.
Подготовка университетского устава Муравьевым и обсуждение его Главным правлением училищ проходило в течение полутора лет, и 5 ноября 1804 г. он был подписан Александром I и провозглашен от высочайшего имени. Университету даровалась Уставная грамота, над составлением которой также трудился Муравьев. Следуя его тексту, император торжественно заявлял: "Обращая особенно внимание Наше на Московский Императорский университет, который через полвека имел столь великое участие в образовании людей способных для Государственной службы, в распространении знаний и наипаче в усовершенствовании отечественного языка, рассудили Мы за благо изъявить через сие торжественную признательность Нашу сему первому в России высшему Училищу, даровав оному новые права и преимущества, более сообразные с просвещением текущего времени". В грамоте подтверждались основные принципы университетской автономии, установленные Предварительными правилами. Император даровал пенсии вдовам профессоров и их детям; особыми льготами пользовалось звание заслуженного профессора. Грамота устанавливала ежегодную сумму, отпускаемую на нужды университета, в 130 тыс. рублей. Существование Московского университета торжественно подтверждалось Александром I "за Нас и преемников Наших".
По уставу (общая часть которого относилась к трем университетам: Московскому, Харьковскому и Казанскому) в состав университета входят профессора - ординарные и экстраординарные, разделенные по факультетам (отделениям), а также адъюнкты, магистры, учителя "языков, приятных искусств и гимнастических упражнений" и студенты. Ординарные и заслуженные профессора под председательством ректора образовывали университетский совет, который управлял учебной частью университета и его округа. В правление, занимавшееся хозяйственной частью, входили ректор, деканы факультетов, а также непременный заседатель, назначаемый туда попечителем из числа ординарных профессоров, "ближайший к ректору помощник в делах к правлению и университетскому суду принадлежащих", который обеспечивал преемственность дел правления после его перевыборов. Для обязательного участия в университетском суде из своей среды профессорами избирался ученый-законовед под названием синдика. Каждый университет должен был иметь педагогический институт, а также медицинские - клинический, хирургический и повивальный институты, типографию, был наделен правом цензуры. В уставе Московского университета при нем были предусмотрены подготовительные учебные заведения - академическая гимназия и благородный пансион, ученые общества; поощрялись благотворительные пожертвования от московского дворянства.
Новый устав строго упорядочивал систему преподавания и учебный план университета. Вводились 4 факультета: 1) нравственных и политических наук; 2) физических и математических наук; 3) врачебных или медицинских наук; 4) словесных наук. Вместо прежних 10 кафедр возникло 28, каждая из которых соответствовала одному преподаваемому предмету. Среди новых предметов, введенных уставом, умозрительная и практическая философия, дипломатика и политическая экономия, ботаника, минералогия, технология и науки, относящиеся к торговле и фабрикам, восточные языки. Личные симпатии попечителя Муравьева к античной культуре и древностям выразились в создании в Московском университете отсутствовавшей в других уставах кафедры теории изящных искусств и археологии. Устав устанавливал, что во главе каждого факультета стоял декан, ежегодно избираемый членами совета и представляемый попечителем на утверждение министра. И деканы, и ректор избирались сроком на 1 год, за 2 месяца до окончания курсов, с тем чтобы передача прав происходила на торжественном собрании университета в начале июля. В течение года два раза предусматривались каникулы: летом с 30 июня по 17 августа и зимой с 24 декабря до 8 января.
Автономия университета распространялась на тяжбы между членами его корпорации, при которых первую инстанцию составлял ректор; в сложных случаях и для апелляций собиралось правление, а высшей инстанцией с правом обжалования решений только для особо важных дел, через Сенат, являлся совет университета. Таким образом, университет в административном и судебном отношении был независим от местных правительственных учреждений. Согласно уставу, студенты по всем важным вопросам своей жизни должны были обращаться в правление университета. Для приема воспитанника оно рассматривало свидетельство о его успехах в гимназии или ином заведении или, если юноша обучался дома, назначало комитет для его испытания. Правление определяло студенту необходимые предметы, а по окончании курса, когда декан отделения и несколько профессоров принимали у студента (по его желанию) экзамен на получение диплома кандидата, присваивало ему эту ученую степень. Студент, не подвергающийся испытанию, пройдя курс обучения, получал от правления аттестат о прослушанных предметах и свидетельство о своем поведении. Срок обучения определялся уставом в 4 года для медиков и 3 года для остальных факультетов. Им предусматривались также публичные экзамены, диспуты на латинском языке при защите диссертаций на ученые степени (которые, впрочем, в первые годы слабо практиковались). В зависимости от того, содержался ли студент во время учебы на свой счет, дома, или за счет государства, разделялись своекоштные и казеннокоштные студенты, но обучение для всех было бесплатное (лишь учителя "языков, приятных искусств и гимнастических упражнений", как записано в уставе, должны были получать от своекоштных студентов умеренную плату по назначению совета). Казеннокоштные студенты пользовались бесплатным питанием и общежитием. Над ними осуществлял надзор особый инспектор из ординарных профессоров и его помощники из кандидатов и магистров, живших вместе со студентами.
Для поощрения научной работы ежегодно совет, "следуя обряду, в иностранных Университетах и Академиях установленному", объявлял награду за решение определенной задачи, "служащей к распространению наук", однако и размер вознаграждения, и задача утверждались министром народного просвещения. Из выделяемых университету средств некоторая сумма отводилась для двухлетних заграничных путешествий лучших магистров (по 2 человека каждый год).
В штате университета были зафиксированы годовые оклады всех его членов: ординарных профессоров - 2000 руб., экстраординарных - 1200 руб., адъюнктов - 800 руб. и т. д. За исполнение обязанностей ректора, директора педагогического института, инспектора, деканов, синдика полагались надбавки от 600 руб. (ректор) и ниже.
Одновременно с уставом университетов 5 ноября 1804 г. был издан и устав подведомственных им учебных заведений.
Таким образом, оценивая устав 1804 г., подчеркнем, прежде всего, его главное достоинство: он придавал Московскому университету статус европейских высших учебных заведений, наделял его широкой автономией, создавал условия для его превращения в очаг просвещения, быстрого развития в нем науки. По сравнению с попытками других либеральных преобразований в царствование Александра I именно реформы университетов и системы народного просвещения зашли дальше всех, имели наиболее прогрессивный характер и глубокие последствия. Причину их успехов можно видеть в относительной легкости их проведения, отсутствии сопротивления косных элементов, потому что здесь впрямую не затрагивались основы крепостнического строя. Однако нельзя не заметить, что российская бюрократическая система наложила свой отпечаток и на устав университета, который во многих шагах был ограничен необходимостью их утверждения наверху и, главное, не был гарантирован от вмешательства государства в лице попечителя и министра народного просвещения в саму его внутреннюю жизнь, что, как мы убедимся, вскоре стало обыденным явлением. Составителю устава М. Н. Муравьеву, вопреки его желанию, не удалось в полной мере провести университетские свободы, и в его рукописях отразилась некоторая неудовлетворенность итогом преобразований. В уставе трудно было провести границу между благожелательной опекой над университетом со стороны попечителя (несомненно необходимой, особенно в тот период его становления в новом качестве, который мы рассматриваем) и произвольным вмешательством в его внутренние дела. Слишком многое для университета определялось личностью попечителя и министра, и если эти должности занимали люди с консервативными и, тем более, реакционными взглядами, это тут же сказывалось на атмосфере Московского университета, что и показывает его дальнейшая история.
4. Просветительская политика М. Н. Муравьева на посту попечителя Московского университета
С 1803 по 1807 г., в период попечительства М. Н. Муравьева, Московский университет уверенно вступил на путь поступательного развития. Годы жизни выработали в Муравьеве не только кристально честную и высокогуманистическую личность, но и породили огромную энергию, жажду деятельности на общее благо, которую он направлял ради будущего процветания университета. Его действия рисуют нам контуры широкой просветительской программы. В ее центре, как и у Ломоносова, - идея создания самобытной русской образованности, развития русского языка и письменности в рамках того пути, который уже прошла к этому моменту европейская культура, но в соответствии с национальными особенностями России. Для этого Московский университет, как это уже было при Новикове, должен собрать вокруг себя все научные, литературные силы, не ограничиваясь учебной деятельностью и преодолев свою обособленность, превратиться в источник общественного просвещения, через который публика будет знакомиться с новейшими достижениями науки и искусства. Тем самым, он сможет на равных соперничать с европейскими университетами: "Может быть, со временем приедут шведы учиться в Москве!" - восклицает Муравьев.