В 1785 г. Екатерина II искала для своих внуков, великих князей Александра и Константина, наставника в русской словесности, который бы удовлетворял ее требованиям как по уровню знаний, так и по философскому образу мыслей. Ее выбор остановился на Муравьеве. Таким образом, он начал преподавать наследнику престола литературу и, кроме того, нравственную философию и русскую историю, играя тем самым в его обучении роль, сравнимую по значению с ролью главного воспитателя Лагарпа. Важно, что и Лагарп, и Муравьев при воспитании наследника руководствовались сходными принципами, внушая ему те же просветительские идеи, которые после восшествия Александра на престол Муравьев претворял в жизнь на посту попечителя университета. Оставшиеся от этого времени многочисленные исторические очерки и нравоучительные заметки Муравьева были написаны специально для чтения великих князей. Особенно интересны краткие наставления государю в форме афоризмов древних мудрецов, где обрисованы главные черты, отличающие "счастливого правителя": забота о народном благе, милость и прощение, присутствие бескорыстного друга, который заменял бы толпы ласкателей, пожертвования частными пристрастиями ради общей пользы. Слава народа такого правителя - в развитии письменности и просвещения. Многие из произведений Муравьева этого периода написаны не без влияния идей Руссо, хотя в отличие от него, Муравьев не идеализировал естественное состояние человека и не считал науки препятствием к достижению им счастья. Как прозаик он воспринял традицию изображения сельской идиллии, с ее утопической картиной доброго помещика и его патриархальных отношений с крестьянами ("Эмилиевы письма"). Вместе с тем Муравьев резко отрицает "рабское состояние" слуг, которых господин держит ради прихоти, и высказывается в пользу ограничения произвола жестокого крепостника.
Преподаваемое Муравьевым великим князьям "нравоучение" (т. е. нравственная философия) воспринималось им как практическая наука, сила которой в правильном, гармоничном развитии личности. Оно включало в себя естественное право, обязанности граждан, народное право (применительно к международным отношениям). В очерках по истории Муравьев также подчеркивает нравоучительные черты: его интересует не только политическая история, но и развитие культуры, успехи изящных искусств, литературы, просвещения, внутренние условия народной жизни. В курсе словесности понятие хорошего литературного произведения связывается им с его действием на читателя, которое должно увеличивать благородство его души. Таким образом, к лучшим сторонам педагогики Муравьева можно отнести его веру в просвещение, интерес к практическим мерам по нравственному улучшению человека. С другой стороны, его идеализм, часто необоснованный исторический оптимизм, так характерный для эпохи Просвещения, способствовали формированию подобного идеалистического направления в характере Александра I.
В годы занятий с наследником престола Муравьев окончательно сформировался как писатель-сентименталист. Форма и язык его произведений - "Эмилиевы письма" и "Обитатель предместья" - предваряют прозу Карамзина. Вместе с великими князьями он путешествует по России, считая путешествия одним из важнейших образовательных средств. В дороге Муравьев ведет путевые заметки, которые хотел позже обработать и издать, предвосхищая знаменитые карамзинские "Письма русского путешественника".
В феврале 1796 г. срок воспитания наследника закончился и Муравьев подает в отставку, находясь к этому времени в чине бригадира лейб-гв. Измайловского полка. Но новый император Павел I с подозрением смотрит на учителя своих сыновей, и Муравьев попадает в немилость. Его переводят в гражданскую службу без повышения чина, однако вскоре все улаживается: в 1800 г. он назначен сенатором, а с вступлением на престол его бывшего ученика начинается новый взлет карьеры Муравьева. С 1801 г. он секретарь при особе государя по принятию прошений на высочайшее имя, с 1802 г. входит в комитет по рассмотрению новых уставов академий и университетов, а после учреждения министерств становится товарищем министра народного просвещения. При слабом и бездеятельном министре Завадовском руководство делами министерства фактически ложится на плечи Муравьева. Кроме того, с 1803 г. после вступления в силу Предварительных правил Министерства народного просвещения, вводивших систему учебных округов, Муравьева утверждают в должности попечителя Московского университета и его учебного округа.
В течение всей жизни М. Н. Муравьев поддерживал связь с Московским университетом. Его товарищами и учителями были Новиков и Херасков, со школьной скамьи не прерывалась дружба с И. П. Тургеневым. С ноября 1796 г. последний стал директором университета, и через его письма Муравьев узнавал о текущем состоянии дел и университетских проблемах. Его возмущали интриги кураторов, запущенность российского "храма науки". И когда по инициативе самих профессоров, сделавших новому императору представление о необходимости изменения прежних университетских законов, в 1802 г. начинается работа над проектом устава Московского университета, Муравьев активно в нее включается и занимает одну из ведущих ролей. И современники, и позднейшие исследователи единодушны в том, что Муравьев как воспитанник Московского университета ближе к сердцу принимал свое поручение, теснее вникал в его проблемы и насущные нужды.
Одной из главных задач Муравьева на первых порах явилась реабилитация наук и научного знания в глазах правящих слоев. Вопрос, поставленный Великой французской революцией: почему Франция, достигшая первых во всей Европе успехов просвещения, первой была ввергнута в революционный водоворот - требовал разрешения. В докладе комитета по рассмотрению уставов, в который входил Муравьев, после высокой оценки роли Петра I и начальных лет царствования Екатерины II в развитии системы образования в России говорится: "Но напоследок - потрясение славного просвещением государства… к несчастью слишком приписываемое философам и писателям, послужило, кажется, к остановлению сей монархини посреди ее таковых подвигов. С тех пор науки и произведения их представляются в некотором противуположении с общественным благосостоянием. Они понесли наказание за употребление их во зло несколькими извергами". В докладе подчеркивается необходимость свободы для ученых: "Дарование во все времена ненавидело принуждение. Самая тень унижения для него несносна. Подчинять его своей власти - все равно, что истреблять его".
Просветительские взгляды Муравьева нашли отражение в Предварительных правилах, а также в Уставной грамоте и Уставе Московского университета, утвержденных 5 ноября 1804 г., в создании которых, как мы увидим ниже, он принимал непосредственное участие. Однако составление этих основных документов проходило в ходе обсуждения различных мнений членов Главного правления училищ, учитывало накопленный в этой области опыт как России, так и европейских стран. Можно определенно утверждать, что на содержание Предварительных правил повлияли проект Кондорсе (1792 г.), вводивший новую французскую систему образования, и материалы Эдукационной комиссии в Польше (в ее работе участвовали Чарторижские).
Также определенную роль сыграли мнения иностранных корреспондентов. Муравьев, знаток древней филологии, почетный член Виленского университета и Лейпцигского общества латинской литературы, вел обширную заграничную переписку. За советами по преобразованию Московского университета он обратился в Геттинген к профессору Мейнерсу, автору книг по эстетике и теории изящных искусств, который приобрел известность в России благодаря своему труду по истории немецких университетов. Вот его основные мысли, вызвавшие живой отклик у Муравьева: свободное преподавание без опеки сверху, диктующей характер и методы изложения предмета, участие профессоров в составлении устава (по настоянию Муравьева в состав комитета по рассмотрению уставов был включен профессор Баузе). Попечитель не должен постоянно находиться в одном городе с университетом, что утвердит его роль беспристрастного арбитра и не позволит подпасть под влияние партий среди профессоров и пристрастно вмешиваться во внутренние дела университета, (Так, согласно Предварительным правилам, попечителю был назначен лишь срок для обязательного посещения округа - один раз в два года, и действительно, Муравьев во время пребывания в должности большую часть времени жил в Петербурге, где его удерживали обязанности товарища министра.) Профессора и преподаватели своим примером должны оказывать нравственное влияние на воспитанников; прививая любовь к ученым занятиям, они сохраняют нравы юношества в наибольшей чистоте. Разумная свобода студентов, не ограниченная принуждением и посторонним вмешательством, благотворнее действует на их развитие, чем строгая дисциплина (как видим, эти идеи созвучны педагогике Муравьева). Попечитель разделял также мнение Мейнерса о необходимости глубокого изучения в университете основных новых и древних языков, из которых латынь должна быть разговорной - для диспутов и защиты диссертаций. И Муравьев, и Мейнерс полагали, что ограничения по возрасту не могут служить преградой для поступления в университет и единственным критерием является достаточный уровень предварительной подготовки (что и было закреплено в уставе).
С другой стороны, ряд мыслей Мейнерса Муравьев отверг, так как они не подходили к условиям молодого российского университета. В уставе не было предусмотрено соперничество профессоров в рамках одного предмета (такой конкуренции и не могло еще возникнуть в этот период). Если Мейнерс выдвигал принцип углубленного преподавания теоретических знаний, несколько в ущерб практике, даже на медицинском отделении, то характер преподавания в Московском университете в первые годы после реформы и, например, деятельность замечательного врача М. Я. Мудрова, к советам которого Муравьев охотно прибегал, свидетельствуют о грамотном сочетании практических и теоретических занятий, насколько те соответствовали состоянию наук, и медицины в частности, в России. Мейнерс опасался, что принцип баллотировки на выборах в правление университета приведет к тому, что пассивное большинство профессоров будет подчиняться определенной партии из меньшинства, но опыт показал, что при небольшом общем числе профессоров - участников выборов - и при относительной активности в последующие годы нескольких их групп выбор ректора и деканов, как правило, оправдывал себя и преобладающего влияния какой-либо партии не было.
Другим важным источником, откуда черпались подготовительные материалы для нового университетского устава, был т. н. "план университета", составленный по инициативе Екатерины II комиссией по учреждению училищ в феврале 1787 г. (На необходимость учесть опыт этой комиссии указал в своем докладе еще комитет 1802 г. по рассмотрению уставов.) В намерения императрицы входило открытие нового университета (предлагались города Псков, Чернигов, Пенза). Комиссия, в состав которой входили такие деятели екатерининского царствования, как П. В. Завадовский, будущий министр народного просвещения, должна была составить план этому университету и гимназиям, руководствуясь в общих чертах австрийской системой учебных заведений при Марии-Терезии и Иосифе II. В ходе работы обсуждались предметы и учебные программы. Важным достижением, зафиксированным в окончательном плане, был принцип свободы преподавания. К лекциям получали доступ все любознательные посетители, студенты и посторонние. Замечательно было подтверждение в плане принципа всесословности образования. Именно этот принцип, не имевший аналогий в Европе, активно защищал Ломоносов, и комиссия осталась верной ему, указывая на пример Ломоносова как доказательство того, что даже "люди самого низкого состояния приобрели себе науками бессмертную славу".
О ходе работы М. Н. Муравьева над текстом устава Московского университета мы можем судить по трем его проектам, которые были уложены попечителем в особую папку с надписью "Бумаги, оставленные для Никитеньки" (т. е. Н. М. Муравьева, сына попечителя) и, видимо, по мнению отца, представляли главные итоги его трудов в сфере народного просвещения. Подробный анализ этих трех проектов и их сравнение с окончательным текстом устава чрезвычайно интересны и раскрывают многие характерные черты представлений того времени об идеальной системе высшего образования и организации научной деятельности; мы приведем здесь их основные результаты.
Прежде всего остановимся на взаимосвязи этих проектов между собой. Первый из них, самый ранний, черновики которого мы находим в записной книге Муравьева за 1803 г., представлен здесь беловым писцовым экземпляром с многочисленными собственноручными поправками, включающими изменения и добавления отдельных статей. Все эти исправления учтены в другой беловой рукописи без правок (проект № 2), которая, таким образом, является окончательной авторской редакцией университетского устава, принадлежащей Муравьеву, и датируется первой половиной 1804 г. (судя по упоминаемым в ней пожертвованиям П. Г. Демидова). Все общие контуры здания "ученой республики" уже содержатся в этом проекте Муравьева, но стиль его и многие конкретные статьи сильно отличаются от окончательного текста устава. Напротив, третий проект, хотя и не представляет собой законченного текста, по структуре глав и общему стилю изложения близок к завершающей редакции устава. Этот документ в большей своей части дает сводку статей уже утвержденных уставов Виленского и Дерптского университетов, в их общей части примененимых к Московскому (скорее всего, его автором был не М. Н. Муравьев, а другой член Правления училищ, возможно, участвовавший в обсуждении проектов устава В. Н. Каразин).