Среди новичков значились: Т. Абдушукуров (пропаганды и агитации), А. Кучкаров (науки и учебных заведений), X. Рахимов (информации и зарубежных связей), Б. Бугров (торговли и бытового обслуживания), Г. Кадыров (тяжелой промышленности и машиностроения), С. Асриянц (сельскохозяйственного машиностроения), А. Икрамов (легкой и пищевой промышленности), Г. Захритдинов (транспорта и связи), У. Атакулов (председатель партийной комиссии).
На должность заведующего одного из ключевых отделов- организационно-партийной работы (его называли мозгом партии) - Рашидов поставил Владимира Окунского, которого хорошо знал: тот долгие годы работал в отделе строительства Ташкентского горкома и участвовал в ликвидации последствий ташкентского землетрясения. Этому человеку Рашидов доверял, знал его деловые качества, поэтому надеялся, что и на новом посту тот не подкачает - сумеет справиться с большим объемом работы (на тот момент Компартия Узбекистана насчитывала в своих рядах более полумиллиона коммунистов).
Между тем съезд констатировал очередные экономические и политические успехи республики в завершающем году (1980) десятой пятилетки. В цифрах статистики это выглядело следующим образом. Национальный доход составил 15 миллиардов 857 миллионов 600 тысяч рублей и увеличился за год на 6,6 %; валовой общественный продукт возрос на 6,4 %. Капитальные вложения в народное хозяйство составили 5 миллиардов 340 миллионов рублей. В народном хозяйстве за счет всех источников финансирования были введены в действие основные фонды общей стоимостью 6 миллиардов 100 миллионов рублей. Среднегодовая численность рабочих и служащих в народном хозяйстве составила 4 миллиона 100 тысяч человек.
Объем промышленного производства возрос по сравнению с 1979 годом на 6,6 %. Были введены в действие 11 крупных промышленных предприятий. Продукция сельского хозяйства достигла отметки в б миллиардов 830 миллионов 100 тысяч рублей. Хлопка-сырца было произведено б миллионов 240 тысяч тонн, в том числе 357 тысяч 800 тонн тонковолокнистых сортов. Урожайность "белого золота" составила в среднем по 33,2 центнера с гектара.
Выплаты и льгот населению из общественных фондов потребления в 1980 году составили 4 миллиарда 940 миллионов 600 тысяч рублей (возросли за год на 310 миллионов 600 тысяч рублей). Реальные доходы в расчете на душу населения увеличились за год на 3,3 %. За счет средств государства, колхозов и населения в республике было построено 94,1 тыс. благоустроенных квартир и индивидуальных жилых домов общей площадью 6120 тыс. кв. метров. Жилищные условия улучшили 631 тысяча человек.
В 1980 году в Узбекистане работали 28 театров, в том числе 2 театра оперы и балета, 7 драматических, 11 театров музыкальной драмы и комедии, театр оперетты, Узбекский музыкально-драматический театр, 3 ТЮЗа и 3 кукольных театра.
На киностудии "Узбекфильм" было создано б полнометражных художественных фильмов, 3 двухсерийных телефильма, 7 мультипликационных. В республике действовали 3518 киноустановок государственной киносети (киносеансы посетили более 145 миллионов зрителей) и 1636 киноустановок профсоюзной сети (более 30 миллионов зрителей).
Отметим, что именно в 1980 году на "Узбекфильме" была снята лента, которая стала самой кассовой за всю историю узбекского кинематографа. Но прежде, чем рассказать о ней, следует хотя бы вкратце коснуться проблемы кассового успеха узбекского кинематографа во второй половине 1970-х.
К тому времени среднеазиатские киностудии уже пресытились "истернами" и переключились на выпуск лент о современности, а также исторических фильмов о далеком прошлом. Увы, но этот отход самым существенным образом сказался на посещаемости фильмов этих кинематографий - она стала падать. Не избежал этой участи и узбекский кинематограф. Несмотря на то, что качество его новых лент практически не снизилось, однако массового зрителя они почти не привлекали. В итоге во второй половине 70-х, несмотря на ряд весомых наград, которые узбекские фильмы завоевали на нескольких престижных кинофестивалях, ни одна из этих картин не смогла собрать даже 10 миллионов зрителей (необходимый порог для окупаемости ленты).
Так, фильм "Без страха" (1973) привлек в кинотеатры лишь 4 миллиона 200 тысяч зрителей, "Мой добрый человек" (1974)- 4 миллиона 900 тысяч, "Абу Райхан Бируни" (1975) - 5 миллионов 800 тысяч, "Человек идет за птицами" (1976) - 2 миллиона 100 тысяч, "Дом под жарким солнцем" (1978) - 2 миллиона 654 тысячи. Как вдруг в 1980 году случилась настоящая сенсация - на свет появился кассовый хит про Али-Бабу, не только вернувший "Узбекфильму" славу одной из кассовых киностудий страны, но и принесший ей невиданный доселе финансовый доход, перекрывший предыдущие почти вдвое.
По жанру это был фильм-сказка, но с откровенно голливудским уклоном - типичное подражание таким американским лентам, как "Седьмое путешествие Синдбада". Этот фильм в начале 60-х прокатывался в СССР и вызвал большой интерес у зрителей - его посмотрели почти 50 миллионов человек. В конце 70-х (а если быть точным, то с сентября 1977 года) фильм "прокатили" в стране еще раз. И хотя на этот раз его посмотрело меньше людей, однако общая цифра зрительской аудитории на этой картине составила в итоге 70 миллионов 100 тысяч зрителей, что позволило ему войти в тройку самых кассовых зарубежных фильмов советского проката.
Именно этот успех и вдохновил руководителей "Узбек-фильма" создать картину, равную по своему коммерческому успеху "Синдбаду". В результате, помня, что в СССР большим успехом пользуются индийские фильмы, было решено снять такое кино, где произошло бы слияние жанров: музыкальная индийская мелодрама должна была соединиться с восточным фильмом-сказкой. Так на свет появилась картина Латифа Файзиева (председатель Союза кинематографистов УзССР) и Умеша Мехры из Индии "Приключения Али-Бабы и сорока разбойников", которая принесла неслыханный для фильма подобного жанра коммерческий результат: ее посмотрели 52 миллиона 800 тысяч зрителей (как мы помним, до этого самой кассовой лентой узбекских кинематографистов был детектив Равиля Батырова "в 26-го не стрелять" 1967 года выпуска, собравший во всесоюзном прокате 32 миллиона 900 тысяч зрителей). Кроме этого "Али-Баба…" был удостоен призов на Всесоюзном кинофестивале в Душанбе (1980) и Белграде (1981).
Весьма насыщенной была и музыкальная жизнь республики. Например, в таком популярном жанре как эстрада новых успехов добился вокально-инструментальный ансамбль "Ялла", песня которого "Учкудук" (Ф. Закиров- Ю. Энтин) стала всесоюзным шлягером и была включена в финальную часть популярного телевизионного конкурса "Песня-81" (концерт транслировался по ЦТ 1 января 1982 года).
Отметим, что "Ялла" тогда переживала второе рождение. Как мы помним, коллектив был создан в 1970 году и за эти годы завоевал устойчивый успех у жителей практически всех республик СССР. Однако во второй половине 70-х у ансамбля наступил творческий кризис. В итоге в 1979 году почти весь первый состав ансамбля покинул его и был набран новый. Из "стариков" в нем остался Фарух Закиров, а среди новичков были: Аббос Алиев, Рустам Ильясов, Алишер Туляганов, Джав-лон Тохтаев. Именно этот состав и вернул "Ялле" ее былую популярность, спев песню про чудесный город, который вырос в пустыне - про Учкудук (с узбекского - три колодца).
Весьма насыщенной в те февральские дни была культурная жизнь столицы Узбекистана. Так, 15 февраля во всех крупнейших кинотеатрах Ташкента началась Всесоюзная премьера фильма Евгения Матвеева "Особо важное задание"; 17–18 февраля в концертном зале имени Я. Свердлова выступал актер московского Театра на Таганке Валерий Золотухин; 18–21 февраля в Республиканском Доме знаний играл для публики джаз-ансамбль "Аллегро".
Что касается героя нашей книги, то он без дела тоже не сидел: 16 февраля Рашидов вручил переходящее Красное знамя ЦК КПСС руководству Ташкентской области, а спустя несколько дней был уже в Москве, чтобы принять участие в работе XXVI съезда КПСС. Выступление Рашидова на нем состоялось 24 февраля: руководитель Узбекистана поделился с собравшимися теми успехами республики, о которых речь у нас шла выше. О недостатках практически ничего не говорилось, поскольку партийные съезды давно уже превратились в мероприятия, где речь шла исключительно о достижениях.
Между тем недостатков в жизни республики (впрочем, как и всей страны) тоже хватало. Например, пусть медленно, но росла преступность, высыхал Арал, все чаще происходили перебои со снабжением республики зерном и мясом. Кстати, многие из этих проблем Рашидов обсудил во время работы съезда с Брежневым и тот обещал помочь. Однако надежды на то, что Генсек выполнит обещанное было мало - в последнее время тот много чего обещал, но его аппарат затем заволокичивал проблему, спуская все на тормозах. Во всяком случае, с Узбекистаном было именно так.
Например, еще на прошлом съезде партии (в 1976 году) было принято решение о начале грандиозного проекта о заборе и переброске части стока реки Обь в Среднюю Азию, но воз, как говорится, и ныне был там: различные ведомства всячески торпедировали эту идею. Причем в этом неприятии проекта сошлись в едином мнении как либералы, так и державники, а также… политики США и Турции, поскольку строительство канала не отвечало их геополитическим интересам в этом регионе.
Этот проект помог бы Узбекистану решить сразу несколько стратегических задач. В частности, республика получила бы новые инвестиции, размеры которых в начале 1980-х стали существенно уменьшаться. Кроме этого, освоение очередных тысяч гектаров целины позволило бы резко нарастить производство сельскохозяйственной продукции, дать работу и жилье миллионам людей, был бы спасен Арал. От этого проекта выиграла бы вся страна: среднегодовая рентабельность канала (2320 км) оценивалась в 7 миллиардов 600 миллионов рублей.
Тем временем противники проекта уверяли руководство страны, что его осуществление вызовет непредсказуемые изменения климата. По их мнению, проект таил в себе серьезные политические и экологические риски, которые вместе с крайней затратностью проекта (а общая сумма затрат равнялась 32 миллиардам 800 миллионам рублей), делали его не вполне жизнеспособным. По мнению сторонников проекта, изъятие мизерной доли стока Оби (в проекте канала шла речь о 3–4 % от годового стока этой реки) никоим образом не угрожало экологии сибирского региона, зато позволило бы дать воду плодородным, но безводным землям, где можно было выращивать кукурузу на зерно и сою- столь необходимые для животноводства фуражные культуры. Кроме этого, проект мог значительно укрепить геополитические и экономические связи между республиками СССР. Однако, судя по всему, многим людям в высших сферах страны именно это укрепление связей и не было уже нужно. Помогать Средней Азии, которую многие в Центре называли "захребетницей", у этих людей большой охоты не было. Как пишет С. Кара-Мурза:
"В порядке лирического отступления замечу, как протекал день типичного интеллектуала - организатора кампании против "поворота рек". Утром, приняв хорошую ванну из переброшенной в Москву волжской воды, он садился писать статью или повесть, проклинающую водохранилища, а вечером надевал рубашку из хорошего узбекского хлопка и шел на собрание, где протестовал против проклятой административно-командной системы, загубившей Аральское море. При этом он никогда прямо не говорил: "пусть узбеки не пьют воду и не умываются" или "пусть узбеки не выращивают хлопчатник, он нам не нужен". Этот интеллектуал - гуманист. И если бы кто-то попробовал лишить его ванны или хорошей рубашки, он поднял бы визг на весь мир. Ради этого можно и нужно перебрасывать воду и поливать хлопчатник, но сверх этого - ни-ни…"
Отметим, что два проекта переброски части стока рек в СССР уже были осуществлены. Так, в 1962–1974 годах был построен канал Иртыш - Караганда, по которому за 458 километров вода Иртыша была подана в Караганду, Экибастуз, Темиртау (Казахская ССР). Еще по одному каналу вода Каховского водохранилища пошла в засушливую Таврию и на Крымский полуостров для виноградников, санаториев. Теперь должна была настать очередь Узбекистана, но у этого проекта оказалось слишком много противников, чтобы позволить ему осуществиться.
Рашидов воочию мог наблюдать с какой интенсивностью нарастает сопротивление этому проекту. Если на предыдущем съезде в 1976 году его противники отмалчивались, не осмеливаясь перечить Брежневу, то теперь у них прорезались голоса и свое недовольство они высказывали в открытую, не опасаясь навлечь на себя гнев Генсека. Впрочем, тот уже особенно и не возражал, больше озабоченный состоянием своего здоровья, чем каким-то проектом о переброске части северных рек в Среднюю Азию.
Поскольку Рашидов не был слепцом и всегда отличался умением мыслить стратегически, он не мог не видеть, что советский режим стоит на пороге серьезных испытаний. И дело было не столько в экономических трудностях, сколько в идеологических. Рашидов отлично знал историю и помнил как завершили свои дни великие империи, вроде Византийской, или более близкого ему Хорезмского царства. Многие столетия эти государства являли миру свое могущество, которое многим казалось несокрушимым. Однако внутренние противоречия, которые буквально раздирали тамошние высшие элиты, сыграли роль того самого червя, который исподволь подтачивал опоры обоих режимов. И внешнему врагу достаточно было нанести незначительный удар по этим империям, чтобы они рассыпались в прах. И нет теперь ни Византии, ни Хорезмского царства.
Советский Союз имел все предпосылки повторить судьбу этих государств, поскольку слишком много уязвимых мест появилось за последние десять лет на его некогда могучем теле. С тех пор как Брежнев согласился подписать Хельсинкские соглашения в 1975 году и особенно пакет документов из "третьей корзины" (гуманитарные проблемы) началась стремительная вестернизация советской идеологии, которая играла на руку "кремлевским глобалистам". К началу 1980-х все большая часть населения огромной страны превращалась в откровенных апологетов западного образа жизни с его культом наживы. Особенно заметно это было в центральной части России, Прибалтике, Украине и Закавказье. Менее заметно - в республиках Средней Азии, где подавляющую часть населения составляли сельские жители, которые придерживались патриархальных традиций, и которым не был присущ радикальный национализм кавказцев и прибалтов.
Именно в прибалтийских и закавказских республиках капитализация экономики сопровождалась мощнейшим всплеском национализма. Это было связано со стремлением тамошних элит контролировать ресурсы своих территорий без участия союзных органов власти. В итоге за два последних десятилетия (1960–1980) развитие товарно-денежных отношений в республиках Прибалтики и Закавказья привело к появлению полулегального слоя коммерсантов, стремившихся найти поддержку со стороны властей республик. И они эту поддержку нашли, в результате чего в этих регионах сложился альянс части партийно-хозяйственной элиты, националистически настроенной интеллигенции и нарождающегося класса предпринимателей.
Читатель вправе спросить: а разве в том же Узбекистане не было подобного? Конечно, было. Но в меньшей мере, и это не сопровождалось всплеском оголтелого национализма и сепаратизма, когда республиканские власти где исподволь, а где и в открытую настраивали жителей своих республик против Центра, называя его оккупантом (как в Прибалтике) или кровососом (как в Закавказье). В Узбекистане ничего подобного не было - тамошняя высшая элита в большинстве своем была лояльна Центру, хотя в душе, конечно, могла его и не любить.
Повторюсь, что именно Узбекистан был одним из лидеров среди союзных республик по числу проживающих там русскоязычных жителей. И это было не случайно. Как верно пишет В. Казначеев: "Русская национальная психология, пожалуй, единственная, которая не только не исключает братство народов, но и подразумевает его. Только русские со своей врожденной толерантностью смогли скрепить гигантское евразийское пространство, не дать поглотить его активной капиталистической среде, постоянно требующей захвата новых колоний, получения дешевой рабочей силы и новых рынков сбыта".
В 1939–1979 годах численность русских в СССР выросла со 100 миллионов 391,5 тысяч до 137 миллионов 397 тысяч - то есть на 37 %. В это же время в Узбекистане численность русских увеличилась с 727 тысяч 331 человека до 1 миллиона 666 тысяч - то есть на 129 %. Таким образом, рост опережал общесоюзные темпы примерно в 3 раза. Подобного никогда бы не удалось достичь, если бы в Узбекистане был распространен национализм, какой был присущ прибалтийским республикам или ряду закавказских.
Между тем трагедия среднеазиатских республик заключалась в том, что даже несмотря на свою лояльность и большой людской потенциал (а это почти 40 миллионов жителей), их руководителей Центр чаще всего держал на почтительном расстоянии от принятия важнейших государственных решений, предпочитая прислушиваться к мнению руководителей из Прибалтики и Закавказья. Их Центр считал более "цивилизованными" и более способными к тому, чтобы вести диалог с Западом. Чем завершился этот диалог мы теперь хорошо знаем: именно прибалты и кавказцы первыми прокляли "братскую советскую дружбу" и переметнулись на сторону недавнего стратегического врага, став его самыми верноподданными служками.
Но вернемся в начало 1980-х.
Нельзя сказать, что противники Рашидова как в самом Узбекистане, так и в Москве безучастно взирали на то, как он укрепляет свои позиции во власти. Так, в мае 1981 года председатель КГБ Узбекистана Левон Мелкумов, выступая на расширенной коллегии КГБ СССР поднял вопрос о коррупции в республике. Отметим, что еще летом прошлого года в Узбекистане была предпринята попытка сместить Мелкумова с его влиятельного поста (в дело был пущен компромат как против него самого, так и против его супруги), однако Андропову удалось отстоять свою креатуру. И вот уже спустя год сам Мелкумов, при содействии все того же Андропова (а не самостоятельно, как утверждает либеральная историография) начал атаку на Рашидова (проблема коррупции была всего лишь удобным поводом для этой атаки). Эту акцию поддержало не только ведомство Андропова, но и союзная Прокуратура, во главе которой стоял ставленник Андропова Александр Рекунков (с февраля 1981 года, когда из жизни ушел прежний прокурор-брежневец Роман Руденко). Устроители этой атаки уже готовы были отправить в Узбекистан "десант", для того чтобы начать там серьезную кадровую чистку. Но занесенный над Рашидовым меч в очередной раз остановил Брежнев, который, как мы помним, по-прежнему зорко следил за полем битвы на кадровом фронте. Генсек продолжал ценить руководителя Узбекистана во-первых, как своего надежного союзника, во-вторых - как толкового руководителя одной из самых крупных республик в составе СССР.