Взглянув исподлобья на Владимира, Роберт сообщил, что к нему прибыл Зубов. В ответ Тереза хмыкнула, попросила передать мужу привет, пожелала им хорошего вечера - и отключилась.
В номер постучали: принесли заказ. Мужчины поглядели друг на друга с любезностью двух голодных крокодилов. Пили они весь вечер и всю ночь. Старательно и вдумчиво, закусывая дополнительно заказанными маринованными корнишонами. Рассказывали друг другу о работе, о новых проектах…
Владимир доказывал, что искусство должно воспитывать зрителя - Роберт лишь обидно посмеялся - и сообщил, что это гордыня, что зрительницам только его, Зубова, или его, Роберта, в воспитатели не хватало.
Сам же он хотел донести до русского, что они своим лицедейством должны радовать зрителя - в этом и только в этом их святая обязанность. Владимир кривился…
Роберт говорил по-английски, потому что спьяну забыл абсолютно все русские слова. Владимир изъяснялся по-русски, так как английского вообще не знал. Это им не мешало понимать друг друга. И - сочувствовать.
Потом речь зашла о родителях. Оказалось, что Владимир со своими не общается, и попытался объяснить, почему. И тут же, смущаясь, он признался, что обожает свою тещу - маму Терезы.
- Потому что она - это моя семья. Потому что она умеет своих любить. И даже меня…
Роберт в ответ стал показывать фотографию своих мамы и папы, что была у него в бумажнике.
В половину пятого утра к ним в номер позвонили - за ними прибыл шофер, который должен был отвезти его и Зубова "на дачу". Странно, гость Северной столицы и не помнил, что должен был куда-то ехать, кроме аэропорта. И вообще, что такое эта "дача"?
- Это Тереза решила эвакуировать нас из гостиницы, как только свели мосты, - смог отчетливо проартикулировать Зубов.
Рэндэлл отчетливо помнил, что надо было сделать что-то очень-очень важное здесь, в центре Петербурга. Что он не собирался уезжать, пока с кем-то не встретиться. Но не мог вспомнить, что именно он собирался делать и с кем встречаться.
Потом они спускались вниз, поддерживая друг друга и чертыхаясь на двух языках - шофер лишь присвистнул: да, день начинался прелестно и обещал быть интересным.
- Ой-ё-ёй! - приговаривал он, пытаясь загрузить этих двоих в машину. Получалось плохо.
- Погоди! - размахивал руками Владимир, - погоди! Надо усадить гостя на переднее сидение!
Роберт признательно мычал.
- Давай, давай! - решительно командовал русский. - А я сяду сзади.
- Да какая разница? - не переставал удивляться шофер.
Владимир мог лишь пьяно и противно смеяться.
- Why? - наконец смог выговорить хоть что-нибудь англичанин.
- А - бикоз! - решительно ответил ему русский.
Шофер коротко вздохнул, взглянул на двух знаменитостей, быстро обошел машину и уселся за руль, заблокировал двери - чтобы никуда не делись… Тронулись! Машина ласточкой перелетела сквозь еще не забитый пробками город, а в салоне мирно спали две звезды экрана…
Глава четвертая
Лиза не хотела себе признаваться, но целый день прождала этого иностранца, Роберта. Упакованный портрет стоял рядом и тоже ожидал хозяина - но тот так и не появился. Вчера она потратила целый вечер и полночи, чтобы закончить портрет, прорисовать его тушью и пером - резкие черные черточки так подходили этим резким чертам лица. Она, нежно прикасаясь к полотну, прорисовывала бледную матовость кожи, и тонкие губы, и пронзительные глаза с длинными черными ресницами. И, конечно же, небрежно вьющиеся до самых плеч черные волосы.
Она очень хотела показать результат своей работы. Поэтому сегодня она ждала - сначала терпеливо, потом взволнованно - и не только потому, что ей необходимо было отдать ему портрет и хотя бы часть денег - когда Роберт ушел, она заметила, что он ей сунул в руки пять бумажек по сто фунтов стерлингов каждая…
Но он не приходил… И хотя день был удачный и заказов было много, Лиза что-то пыталась отыскать во взглядах тех, кто шел мимо. Но среди тех людях, что останавливались, интересовались, заказывали портреты, много улыбались, громко говорили - не было того, в ком она увидела еще и доброту, пусть даже и спрятанную за гнетом мрачных мыслей…
Но он не приходил. Забыл? Забил? Уехал раньше? Что-то случилось?
Лиза вздохнула и приказала себе успокоиться - не пришел и не пришел - что тут сделаешь?
Пользуясь минутным перерывом - сегодня все работали, как доблестные работники капиталистического труда - к ней подплыла Анна с рупором - и перво-наперво протянула Лизе хлеб с кусочком сыра.
- Ешь, худоба! - велела она.
Лиза благодарно замычала и вцепилась зубами в еду. Когда работы было много, художница обо всем забывала, в первую очередь о еде, во вторую - о сне - и рисовала, рисовала, рисовала… С другой стороны, когда работы не было вовсе, деньги тоже как-то не появлялись… И опять же и о еде, и о сне можно было забыть…
- Я, кстати говоря, поняла, кто твой иностранец.
- Он не мой, - проговорила Лиза с набитым ртом.
- Хорошо, я поняла, кто не твой иностранец. - Смотри, - и Анна сунула ей под нос журнал теленовинок. Журнал был старый, где-то трехмесячной давности. На обложке, небрежно опершись на огромный боевой топор, стоял мужчина. Высокий, широкоплечий рыцарь в кольчужной рубашке, опоясанной ремнем, с длинным кинжалом. Капюшон откинут, узкий подбородок высокомерно вздернут, в глазах - пламя, губы кривит насмешливая и горькая ухмылка.
"Рыцарь Бриан де Буагильбер - очарование темной силы и дикой страсти", - называлась статья. Лиза торопливо перелистала страницы - просмотрела статью. Так… "Экранизация Айвенго"… Что еще? "Знаменитый британский актер" - то-то он хохотал, когда она спросила, кем он работает… "Роберт Рэнделл рассказывает о своем герое…", - понятно. "Мне интересно играть героя, в душе которого сражаются добро и зло…", - понятно.
Лиза вдруг поняла, что он не придет за портретом - где он, знаменитый британский актер, и где она - уличная художница, почти побродяжка. Какой там портрет?! Зачем ему все это нужно!
Девушка вдруг резко - хотя было еще не поздно, всего часа четыре, народа лишь прибавлялось - засобиралась домой. Ей стало отвратительно всё. Люди в особенности.
- Добрый день, - раздался около нее жизнерадостный голос. - Вы - Лиза?
Она подняла голову и осмотрелась. Перед ней стояла молодая женщина, с любопытными блестящими глазами, симпатичная, суетливыми движениями похожая на птичку.
- Вы - Лиза? - повторила она.
- Точно, - ответила художница.
- Очень хорошо! Я - Светлана, секретарша Терезы Тур. Она мне позвонила и попросила вас разыскать. Вот номер ее мобильного телефона. Позвоните ей, пожалуйста!
"Если этот мужчина - знаменитый британский актер, то кто же такая Тереза Тур, секретарша которой меня уговаривает позвонить?.." - мелькнула мысль.
Лиза безропотно взяла визитку - там было написано лишь имя "Тереза Тур" и был номер телефона, жирно подчеркнутый ручкой. Она его набрала. После пары гудков ей ответил жизнерадостный женский голос.
- Да, слушаю, - и Лиза поняла, что это и есть позавчерашняя дама. "Чужая жена", - так, кажется, о ней говорил Роберт…
- Алло, - повторили в трубку. - Слушаю вас.
- Добрый день. Это Лиза, - как-то смущенно проговорила девушка.
- Лиза! - радостно отозвалась в трубке женщина. - Вы не представляете, как хорошо, что вы позвонили. Роберт очень переживает, переживает целый день, что лично не смог забрать портрет. Он страдает безмерно, - в голосе послышалась то ли легкая ирония, то ли ядовитая насмешка, - а ему завтра улетать… по делам - и он никак не сможет приехать. Я бы хотела вас попросить подвезти его портрет к Гражданскому проспекту, к метро - кто-нибудь за ним бы подъехал. Это будет удобно?
- Хорошо, - ответила Лиза без особого восторга. - Я подвезу.
- Большое вам спасибо, вы просто чудо. И, кстати говоря, не откажите еще в одной любезности… Захватите еще какие-нибудь картины - они же у вас есть… Я бы хотела посмотреть и, может быть, что-нибудь купить. Роберт очень хвалил ваше творчество.
- Ладно, - теперь Лиза была удивлена. - Я захвачу. Во сколько мне подъехать?
- Как вам удобно! - отозвалась женщина. - Я прекрасно понимаю, что вы работаете, а мы доставляем вам беспокойство. Поэтому давайте будем ориентироваться на вас. Приблизительно за час до того, как вы приедете на Гражданку, позвоните по этому телефону - и вас встретят…
Тереза энергично распрощалась - и повесила трубку.
Лиза в изумлении уставилась на секретаршу.
Глава пятая
Лиза после разговора с секретаршей Терезы Тур коротко вздохнула - и решительно разложила собранные уже вещи. Она будет работать… Но, посидев полчаса, она поняла, что не может. Что ей хочется вскочить и побежать…
Странно, но эти двое: и Тереза Тур, и британский актер Роберт Рэнделл - не вызывали у нее теплых чувств. Ни благодарности, ни признательности она сейчас не ощущала… Лишь, почему-то, неприязнь.
"Наверное, - вздохнула она, поднимаясь и начиная собираться, - наверное, я им завидую. Сытости. Обеспеченности. Уверенности в себе. Наверное, и мне хочется быть такой… Точно. Завидую".
Она думала о своей жгучей зависти, пока шла к метро, пока спускалась по эскалатору. Пока делала пересадку и ехала до станции метро "Лесная" - где, собственно, она и обитала. Наверху она выдохнула, вышла из метро, повернула направо - и углубилась вглубь дворов, где стояли желтовато-коричневые и серые обшарпанные здания. Она шла в один из таких домов неподалеку.
Второй подъезд. Привычная грязная лестница с убитыми ступенями, погнутыми решетками заграждения и стенами ядовито-зеленого цвета. Высоченные пролеты между этажами. Пятый этаж. Дверь слева.
Она открыла дверь - и вздохнула: один из соседей - не совсем дружащий с головой дед - варил самогон. Запах клубился безумный… Других соседей - молодой пары с огромным количеством знакомых - еще не было. Лиза вздохнула с облегчением - они порядком ее достали постоянными шумными празднованиями.
Белая крашеная дверь прямо - ее обиталище. Ее мастерская, ее келья. Продавленный диванчик, почти новый комод - ей как-то дико захотелось именно комод - и она даже его приобрела. Что еще? Кухонный стол, стул. Тарелка, чашка, ложка. Мольберты, подрамники, кисти, краски… Картины. Картины. Картины…
И ничего больше, чтобы напоминало о ее жизни. О ее нормальной простой обычной жизни. Где папа и мама, которые гордятся ее успехами, которые холят и лелеют ее талант, талант художницы, непонятно откуда взявшийся у ребенка, родившегося в семье мамы-учителя и папы-инженера, в прошлом военного.
Кооперативная двушка в спальном районе. Четырнадцатый этаж точки… Уютный безопасный дом. Когда-то все это было…
Лиза зло помотала головой. И сказала себе, что надо пользоваться случаем и везти показывать свои картины, раз хоть кто-то обратил на них внимание. Она наклонилась над своими работами.
Что же отобрать на показ? Пожалуй, вот этот Питер - призрачный мрачный город, смешение воды и ветра. Что еще? Надо взять ее любимую небольшую жанровую зарисовку. Классический питерский двор-колодец с канареечными стенами. Пара ругается. При чем видно, что ругаются молодые люди из-за какого-то пустяка. А за ними сверху, с подоконника, наблюдает ехидный рыжий кот.
Добавим еще эльфов - в свое время она очень любила их рисовать - все мечтала нарисовать иллюстрации к "Властелину кольца" Толкиена. Так, где-то у нее еще был король гномов Торин. Наверно, и хватит… Да, не забыть портрет Роберта.
Потом она переоделась, натянула свежую майку и другие брюки с такими же карманами. И позвонила Терезе.
- Очень хорошо, - таким же жизнерадостным голосом, как и несколько часов назад, отозвалась та. - А то Роберт извелся совсем… Через сколько вы будете на Гражданке? Я вас встречу на выходе из метро.
Лиза выволоклась с эскалатора в тот момент, когда Тереза влетала в метро. Была она оживленная, улыбающаяся, еще более хорошенькая. На ней было белое платье-футляр и белые босоножки на высоких каблуках. Лиза завистливо вздохнула.
- Добрый вечер, - поднимая солнцезащитные очки на лоб, поприветствовала ее Тереза. - Как я вам благодарна, что вы откликнулись на мою просьбу!
- Добрый вечер, - настороженно отозвалась Лиза.
- Поехали, - распорядилась женщина - и побежала.
Лизе ничего не оставалось, как побежать с нею. Машина Терезы - огромный серый блестящий джип был припаркован неподалеку. Лиза увидела эту машину - и резко затормозила.
- Что-то не так? - обернулась к ней женщина, которая уже распахнула багажник.
- Я бы не хотела ехать, - пробормотала Лиза. - Может быть, вы заберете картину - и все?
- Право ваше, - Тереза сняла очки, повертела их в руках, почесала ими нос. - Лиза, я бы хотела вам помочь.
- Вы всех первых встречных зовете к себе на дачу? - с подозрением спросила художница.
- Вовсе нет, - Тереза вздохнула и стала очень-очень серьезной. - Мой дом - моя крепость. К тому же, я не выношу никакой публичной огласки, связанной с моим именем или именем моего мужа… Но вам мне хочется помочь.
- Почему? - Лиза смотрела на нее уже не с подозрением, а с какой-то злобой.
- Простите, но я знаю, кто вы такая. И что с вами случилось.
- Откуда? - Лизу затрясло.
- Питер - город маленький. А у меня здесь много знакомых, много друзей. Мне оказали услугу - и я узнала судьбу Лизы Драпкиной, которая рисует около Катькиного садика. Не обижайтесь на мое вмешательство, но я поняла, что Роберт отложил отъезд, чтобы с утра отправиться и проверить, все ли с вами в порядке. Я должна была быть уверена, что с ним, с моим другом, ничего не случится. У вас есть еще ко мне вопросы?
Лиза отрицательно покачала головой. Потом вдруг спросила:
- Вы сказали Роберту?
- Зачем? - изумилось Тереза, - я так понимаю, вы тоже не очень любите огласку… Едем?
Лиза молча положила картины в багажник и уселась рядом с Терезой.
Глава шестая
Роберт с нескрываемой неприязнью посматривал на русского. Владимир безмерно страдал в соседнем с ним шезлонге. Надо же. Взрослые люди, успешные, ведущие правильный образ жизни… А такое учудили. Кто кого перепьет… Заигрались…
А кстати говоря, кто кого перепил? Роберт огорченно вздохнул: этой важной подробности он-то как раз и не помнил. Однако в памяти всплыло кое-что другое.
- А скажите, Владимир, - повернул он голову к мужу Терезы, - почему вы меня так усердно усаживали на переднее сидение к шоферу? Или мне это примерещилось?
- Нет, - ослепительно улыбнулся русский актер - он в любом состоянии умел прекрасно работать улыбкой. - Это было на самом деле. Это спьяну мне показалось удивительно удачной мысль о том, что вы просыпаетесь по дороге. Понимаете, что вы пьяный, на встречке, за рулем… А руля-то и нет!
- А… - равнодушно протянул британец. - Да… У вас же руль с другой стороны… Если бы я проснулся, я бы действительно, испугался бы…
- Но вы не проснулись! - с сожалением отозвался Владимир, - потому что вы - неприятный человек!
- Все есть так плохо? - серьезно спросил Роберт. - Я не желал бы никак усложнить жизнь Терезы. Она мне слишком дорога…
- Так, - сморщился муж, - вот об этом не нужно… Поговорим лучше о русском языке. Мы не говорим это "есть" почти в каждой фразе. "Я есть расстроен", "все есть так плохо", - похоже передразнил он Роберта.
- Да. Мой русский не есть… не очень хороший. Но я буду стараться, - и британец сверкнул профессиональной улыбкой в ответ.
Они помолчали, но потом Владимир все же заговорил, тщательно подбирая слова:
- Конечно же, с моей точки зрения - с точки зрения ревнивого мужа - лучше бы вы с ней не знакомились вовсе. Однако я не в силах изменить прошлого. Еще я верю, что вы - порядочный человек. Но, поймите меня правильно, особой радости ваше с Терезой общение мне не доставляет. Особенно теперь, когда Тереза перестала просто с вами приятельствовать и начала за вас беспокоиться.
- Я вызываю у нее беспокойство? - расстроился Роберт.
- Мама приехала! - раздался крик у ворот.
Сыновья - Иван и Яков распахнули ворота - машина Терезы въехала во двор. Роберт заметил, что Владимир несколько раз с облегчением вздохнул. Все знали, что муж Терезы боится, когда она сама ездит за рулем.
Владимир знал, что его дикий ужас - это нелепо, что Тереза ездит очень аккуратно, более того, очень любит ездить за рулем - она когда-то сказала, единственно, где она ощущает себя абсолютно свободной - это на дороге ранним утром. Но ничего с собой поделать не мог. Он не мог забыть свое состояние, когда она, той осенью, несколько лет назад, позвонила ему и прорыдала, что попала в аварию. Он до мельчайших подробностей помнил ее перекореженный джип на мосту. Ему до сих пор было страшно.
Через два дня после той аварии они поругались - он нанял ей шофера, того самого, который вез его в то утро в "Пулково" - а она заявила, что сразу после того, как выпишется из больницы, купит машину. Такой же точно джип. Как он орал на нее! Как орал! Истерично! Самозабвенно!
Он категорически запретил ей садиться самой за руль. Запретил и думать о том, чтобы покупать машину - он сам уже обо всем позаботился… Ей наняли шофера - вот пусть с ним и ездит.
Тереза лишь посмотрела на него - недоуменно - и сразу после выписки отправилась в автосалон. А ему пришлось извиняться перед заведующим отделением, где она лежала, за тот крик, что он поднял.
Тереза ездила на новой машине три дня.
Он грозился, что запьет.
Она каталась по городу - ночные набережные ее особенно привлекали.
Он хотел напиться - посмотрел на нее, как она с гордым видом выложила после приезда ключи на полочку, утащил ее в спальню… И не стал насиловать свой организм алкоголем.
Он стал ездить с ней. Тереза каталась на дачу - и обратно. У него создалось ощущение, что даже пробки ее радовали. Каждый день начинала с того, что проходила кольцевую - ее, наконец, замкнули - то в одну сторону, то в другую.
А потом, когда ее прекратило трясти после того, как она выходила из машины - она наконец отдала ключи Владимиру - и согласилась, что до родов ее будет возить шофер.
- Добрый день, дорогой, - к ним подошла Тереза. Мужчины поднялись - они были все-таки хорошо воспитаны. Владимир лишь поморщился от неприятных ощущений - Роберт болезненно охнул. - Добрый вечер, Роберт!
Тереза улыбалась - за ней шла худенькая, болезненного вида девочка, которая тащила на себе…, - дальше Владимир уже не разглядывал.
- Парни! - рявкнул он. - В чем дело? Почему гостья все это несет на себе?
- Она не отдала! - раздался голос Якова.
- А мама нас учила не отнимать у девочек то, что они не желают отдавать! - это был ехидный Иван.
- Слушай, - удивилась Тереза, - а почему они кричат с другого конца участка?
- Я запретил этим маменьким сынкам подходить ко мне и к нашему британскому другу, - пробурчал Владимир.
- Издевались? - безо всякого сочувствия спросила жена. - Простите, Лиза, этот балаган. С Робертом вы знакомы. Позвольте представить вам моего супруга, Владимира.