И только когда лифт зашумел, унося Александра с его пассией, Тереза позволила себе захрипеть и упасть на пол. Перед ее взором мелькнула какая-то фигура. Она удивилась - ее пытались закрыть собой. Но, пожалуй, она этого уже не хотела… Темнота, куда она так стремилась, темнота, где не было ни боли, ни скорби, накрыла ее с головой.
Глава семнадцатая
Владимир Александрович Зубов был зол. Он был рассержен. Он был в ярости… Ну что она за человек?
Тереза Ивановна Тур!
Не женщина, гадюка какая-то! Когда он утром открыл глаза, то обнаружил, что она исчезла. Побегав по дому, он нашел на столе в кабинете идиотскую записку, которую оставила Тереза: "Спасибо. Прости. ТТ".
Что за бред! Что за свинство! Да как она смеет! Даже он, расставаясь со своими очередными пассиями, так не поступал… Значит, она с ним расставалась? Да еще и таким образом?!
Тут он изменил своему решению не звонить ей больше никогда и нажал на кнопку вызова. "Абонент выключен или находится вне зоны действия сети", - любезно сообщил женский голос.
Нет, это больше, чем свинство! Сначала она в отчаянии исчезает после поцелуя. Твердит, что "верная супруга и добродетельная мать". Все по Пушкину… Затем является сама и домогается его. Очень логично, нечего сказать! Получается, что она изнасиловала его… Или он ее. В общем, изнасиловали друг друга по обоюдному согласию… Неоднократно.
Это было только вчера. Ее объятия, поцелуи. То, как она запрокидывает голову, когда стонет. Ее страсть - какая-то бездонная, отчаянная, исступленная. Ее нежность - время от времени она принималась тереться щекой о его грудь, сводя его с ума.
Это все было вчера. Через несколько часов после того ее появления в его квартире Владимир вдруг понял, что опаздывает на вечерний спектакль. Понял, кстати говоря, после звонка из театра. Тереза дремала в его кровати, свернувшись клубочком. Прекрасная, расслабленная, укутанная только в золото своих длинных волос…
- Поедем со мной? - спросил он, склоняясь над ней, ощутив опять запах горьковатых духов, что свел его с ума. Владимир потерял голову опять и стал ее целовать и шептать ей: - Мне напомнили, у меня же спектакль, отменить нельзя.
- Безусловно, - она распахнула зеленые глазищи, - прости, что задерживаю. Мне пора.
Тереза решительно высвободилась из его объятий, поднялась и вышла из спальни.
- Так ты не хочешь ехать со мной? - он пошел за ней. Она вышагивала по его квартире в поисках одежды - ни капли стыда, ни следа смущения.
- А, вот где оно! - радостно воскликнула она, дойдя до прихожей и наткнувшись кучку сброшенной одежды. - С тобой? Прости, Володя. Мне не очень хочется видеть людей. А в театре, я думаю, их будет много. Аншлаг, как обычно. Так что я поеду. Спасибо… - она обвела взглядом прихожую и слегка покраснела, - Спасибо… за все.
- Тереза, - он подошел поближе, отнял у нее одежду и бросил на пол. Стал целовать, шалея от мысли, что теперь можно. - Останься. Дождись меня, пожалуйста.
- А стоит ли, Володя?
- Я приеду, мы поужинаем. Поговорим. Нам же нужно обсудить, почему…
- Э, нет, - она поморщилась и закачала головой, - вот как раз говорить на тему "почему" мы не будем.
- Ты останешься?
- Убеди меня! - попросила Тереза. - Пожалуйста…
И Владимир подхватил ее на руки, понес обратно в спальню. Все потеряло смысл, кроме этой странной, непонятной женщины. Его женщины…
Он уехал, уже сильно опаздывая, подгоняемый непрерывно звонившим телефоном. В дороге постарался переключиться на то, что ему нужно отыграть этот чертов спектакль. Отыграть хорошо. Зрители же не виноваты, что она пришла к нему. С зелеными глазами, искушающей улыбкой Евы и страстью сгорающего в огне Феникса… И что ночью, когда он вернется в дом, она будет его ждать.
И все же он смог себя взять в руки. Заставить поверить в то, что он - Чацкий. Загнать мысли, желания (и целый ряд вопросов, что не давали ему покоя) глубоко-глубоко. С нормальной скоростью произнести длинные монологи своего героя. Не тараторить их скороговоркой, чтобы побыстрее освободиться… Выйти на поклон столько раз, сколько захотел зал. Дать столько автографов, сколько пожелали люди. Спокойно расписаться на плакате, где он был в костюме своего первого сериального героя - принца несуществующей страны… Ослепительно улыбнуться в глаза женщине, что подала плакат и явно ждала его реакции. И только потом поехать домой.
Он открыл дверь, прислушался - и тут же заулыбался. В глубине квартиры играло что-то классическое, женский голос самозабвенно подвывал. Стрекотала клавиатура. Владимир пошел на звуки. За его письменным столом сидела Тереза и увлеченно барабанила по клавишам. Вот она улыбнулась, просматривая только что напечатанное, вот - нахмурилась. Вот замерла на доли секунды, перечитывая текст, и следом застрекотала с немыслимой скоростью.
- Привет! - негромко поздоровался Владимир.
- Ох, - вздрогнула Тереза и обернулась, - прошу прощения, - она выключила музыку. - Я была не здесь…
- А где? - он подошел поближе, склонился над ней и поцеловал.
- В мире драконов, - совершенно серьезно отвечала автор фантастических романов.
- И как там?
- Хорошо. Там все измеряется размахом крыльев дракона. Или расстоянием, которое он может преодолеть за день пути…
- И какой он, этот мир?
- Красивый, яркий. Весьма жестокий. И очень-очень эротический.
- Вот как? - он поднял ее со стула и привлек к себе, - очень-очень?
- О да! - она запустила руки ему под рубашку и стала гладить спину. - Драконы удивительно красивые, - она посмотрела ему в серые прекрасные глаза, - немного нервные… - руки Терезы стали совсем смелыми, - и немного жуткие.
- А жуткие почему?
- Непредсказуемость.
- Тогда это не драконы, - решительно ответил Зубов.
- А кто же?
Пользуясь тем, что Тереза удивилась и замерла, в атаку пошел он, наглядно показывая ей, что и его руки могут быть бесстыдными.
- Не драконы и всё. Они-то простые, понятные… Еды, водки. Драки и зрелищ. И кого-нибудь посимпатичнее… А вот женские особи…
- Драконицы? - Тереза во всем любила точность и даже открыла глаза, чтобы посмотреть на него.
- Да любые, в общем-то, женские особи, - он прижался лбом к ее лбу, словно пытаясь понять, какие мысли бушевали у нее в голове, - вот это непредсказуемость. Вот это жуть…
Тереза высвободилась.
- Пойдем ужинать. Я сегодня столько покупок в Интернете совершила. И одежду, и еду купила. И даже зубную щетку. Ведь кроме ноутбука, ничего из Питера не взяла. Так что пойдем есть, - она на всякий случай сделала шаг назад.
- Тереза… Погоди. Прости, но мне надо знать. Для меня это важно. Почему ты пришла?
- Я сменю свой дом,
Отменю спектакль.
И пойму - как вдруг -
В жизни все не так…
- она как-то печально улыбнулась. - Вот черт, никогда стихов не писала… А тут… Получилось. Знаешь, обычно у меня рифмовать мысли не выходит.
- Пожалуйста, - он обнял ее, почувствовал, как она дрожит.
- Если бы я знала, Володя… Наверное, я пришла к тебе потому, что ничего, кроме доброты, от тебя не видела. Может быть, мне надо было ощутить эту доброту. От кого-то. Хотя бы чуть-чуть…
- Тереза, я…
- Пойдем ужинать. Пожалуйста, - и он ее отпустил.
Они ели, пили вино и болтали. Он рассказывал о поездке в Волгоград. Как все удачно организовывается и складывается. Она - о своих драконах. Потом она ускользнула за ноутбук:
- Я вдруг поняла, как все надо сделать, - извиняющимся тоном сказала Тереза. - Но переделать надо почти всю книгу.
Он немного поподглядывал за ней: как она улыбается, как морщит нос, как выпячивает губы. Как периодически что-то бурчит. Как мелькают ее тонкие пальцы над клавиатурой. Потом сладко заснул - так хорошо ему стало при мысли о том, что она тут, рядом… Через несколько часов она пришла к нему. Прижалась холодными руками и ногами. Он проснулся, обнял, стал целовать. Когда они заснули, ему вдруг показалось, что это - счастье. Что это - навсегда…
Утром он подумал, что вчерашний день ему приснился. Потом, когда засунул голову под холодную воду, понял, что нет. Все было по-настоящему. Она была здесь.
Потом разозлился. Потом нашел записку. Взбесился. Потом ему позвонил Степан Сергеевич, на данный момент практически хозяин - деньги на фильм о Сталинграде выдавал именно он.
- Ты новости слышал? - спросил хозяин озабоченно.
- Новости? Какие? - злобно ответил актер, оглядывая стол, за которым вчера сидела она.
- Тереза Тур в больнице. В тяжелом состоянии.
- Как в больнице? В какой? В Москве?
- Какая Москва, она в Питере живет!
- Не может быть, она же вчера… то есть сегодня…
Глава восемнадцатая
Анна Яковлевна Тур, мать Терезы Ивановны, профессор медицины, чувствовала себя прескверно. Виноватой и беспомощной.
Она больше не могла сидеть в коридоре отделения неврологии, смотреть на закрытую дверь и перебирать варианты, что было бы, если бы… Она вышла на улицу, остановилась на пороге корпуса и закурила. Одну сигарету за другой. Одну за другой. Смахивала слезы, ждала известий. Теперь от нее ничего не зависело. Это было жутко.
Зазвонил телефон - это были Иван и Яков, которые находились в соседнем здании, в травме, и которым было строго-настрого запрещено появляться здесь, около неврологии. Ответить им было нечего. Анна Яковлевна заставила себя сказать внукам несколько утешающих слов. Утешающих и бессмысленных.
У Терезы упорно не снижалось давление. В чувство она тоже не приходила. Анна Яковлевна винила себя. Отвечала на звонки встревоженных коллег, друзей, знакомых, внуков. Это, конечно, нервировало ее, но давало возможность отвлечься от черных мыслей. От чувства вины.
Как же так получилось, что она, мать Терезы, была на стороне зятя? "Мама всегда на стороне профессуры - корпоративная этика, ничего не поделаешь". Дочь это веселило, она никогда не высказывала недовольства или обиды… Как же получилось, что она помогала зятю скрывать факт своей измены? Как же она, начмед Педиатрической академии, просмотрела тревожные симптомы у своей любимой дочери? У своей единственной дочери?…
- Анна Яковлевна, - вдруг она поняла, что к ней кто-то обращается.
- Саша? - она потянулась в пачку за новой сигаретой и поняла, что там пусто. - Саша… Что тебе?
- Как Тереза? Мне позвонили знакомые, а я знать не знаю…
- Астено-невротический синдром. На фоне сильнейшего стресса. В себя не приходит. Опасаются, что у нее нарушение кровоснабжения головного мозга.
- И что это значит?
- Что она в тяжелом состоянии. Что, как вариант, ее придется учить говорить заново.
- Мне жаль, - пробормотал зять.
- Почему ты ушел и не вызвал "скорую"? Как ты мог оставить ее, потерявшую сознание?
- Когда я уходил, она стояла в коридоре и улыбалась, - растерянно ответил он.
- Саша, о чем вы разговаривали?
- О разводе, - Александру было стыдно, он старался не смотреть на Анну Яковлевну.
- О разводе… - горько повторила мама Терезы. - Мне надо было… Я должна была рассказать ей все. Как только все случилось. Как только ты завел интрижку, а я про это узнала. Я не должна была просить ее изменить себя, чтобы ты с ней остался.
- И что бы поменяло то, если бы вы ей рассказали?
- Наверное, я бы не чувствовала себя настолько виноватой, - едва слышно прошептала Анна Яковлевна.
- Боюсь, своим вмешательством вы бы только ускорили развязку.
- Возможно. Однако, с другой стороны, вы бы не осмелились убеждать Терезу в том, что именно она во всем виновата.
- Оставим этот разговор - он пустой. Скажите, Анна Яковлевна, с кем останутся мальчики в случае чего?
- Как это, в случае чего? - поразилась теща.
- Мне кажется, всем будет лучше, если я и Яна заберем их пока.
- Яна? - опешила Анна Яковлевна. - Заберем? А позвольте спросить, куда? Где вы собираетесь жить?
- У меня же есть квартира. На Васильевском, рядом с университетом.
- А, ваша с Терезой квартира… Значит, я полагаю, разговор вы вели не только о разводе. Еще и о разделе имущества.
- Я на самом деле не хотел, но Яна…
- Яна?! Ты приводил в дом моей дочери свою девку?
- Анна Яковлевна! Да как высмеете?
- Я?.. Как я смею?! Я - смею. А ты… - она с трудом проглотила оскорбления, - Ты слушай меня очень внимательно. Ты вселяешься в квартиру на Васильевском со своею новой семьей. Стоимость половины дачи я тебе выплачу деньгами. Мальчики же остаются со мной и с Терезой. При любом раскладе. Чем бы ни окончилась ее болезнь.
- А если я не соглашусь?
- С чего вдруг? С того, что есть еще фирма, офис и небольшая, но очень дорогая квартира в центре? Ты и с этого имущества хочешь денег получить?
- Нет, не поэтому. Мальчикам я все же отец и…
- Молчи… - зашипела Анна Яковлевна. - Молчи и слушай. К тебе завтра утром придут адвокаты, и ты подпишешь все необходимые документы. Если нет… Я подниму всех: здесь, в Питере, твое руководство университетское, своих знакомых в Москве, в Германии… Твоих коллег, своих. Всех, кто когда-либо ко мне обращался. Всех, кто когда-нибудь слышал имя моего отца и мое. Я дам интервью, где всем объясню, почему Тереза находится между жизнью и смертью. И я посмотрю тогда, что станет с твоей чистенькой профессорской жизнью. Кто продлит с тобой контракт, а кто - нет. Где ты будешь читать лекции про рыцарей. И где, в конечном итоге, ты будешь жить. И как именно.
Александр усмехнулся:
- Да… От вас, человека тонко чувствующего, умного, интеллигентного, я такого не ожидал. Но вы говорите точь-в-точь, как ваша дочь.
- Значит, мы договорились.
- Держите меня в курсе, Анна Яковлевна. Что бы вы ни думали, я тоже волнуюсь и переживаю. Мне тоже дорога Тереза.
- Прощай, Саша.
Он ушел. Анна Яковлевна постояла, вдыхая холодный апрельский воздух. Понемножку начало темнеть, словно кто-то стал неторопливо гасить свет в зале перед началом спектакля. Надо было сходить в магазин за сигаретами. Но ей было страшно. Казалось, что стоит только шаг ступить, как кто-нибудь из дежурных курсантов выбежит из корпуса с новостями. И обязательно дурными. Тут Анна Яковлевна заметила мужчину, который торопливо шагал от калитки к корпусам.
- Простите! - обратилась она к нему. - У вас сигареты не будет?
- Тереза?! - окликнул ее мужчина и бросился бегом навстречу. - Тереза! А мне сказали…
Вблизи Анны Яковлевны мужчина резко затормозил:
- Простите, я обознался. Вы так похожи…
- Добрый вечер, я мама Терезы. Меня зовут Анна Яковлевна Тур. А вы… - она вдруг поняла, кто это. - Владимир Александрович Зубов, любов… любимый актер моей дочери.
Она хотела сказать "любовник", но не осмелилась и в последний момент перестроила фразу.
- Если можно, просто Владимир. Мне так привычнее, - он все понял и был ей благодарен за слово "актер". - По имени-отчеству меня зовет лишь ваша дочь. Да и то мне порой кажется, она это делает, чтобы меня позлить…
- Возможно, - согласилась мама Терезы, - очень может быть.
- Как она?
- Плохо. Без изменений.
Они замолчали.
- Вы спрашивали про сигареты? - вдруг вспомнил Владимир.
- Да. Бросала, месяца четыре не курила, а тут…
- У меня тоже не получается бросить, - закивал актер, доставая пачку. - Снова закурил, когда узнал в марте, что у меня с вашей дочерью роман. Предполагаемый. Так и не могу остановиться.
- Забавно, - проговорила Анна Яковлевна. - "Предполагаемый роман", - так писали про вас журналисты, а я нервничала. Но бывает то, что беспокоило, раздражало, бесило… вдруг… вдруг перестает быть важным. Существенным…
- Да, - прошептал он, - вы правы.
- Понимаете, я все переживала, как эти слухи отразятся на семье Терезы. Как отреагирует ее муж, мой зять. Что скажут наши общие знакомые. Я не думала, что это все… пустое. Я не хотела видеть, как ей плохо, как ее обижает мое непонимание. Как она переживает… Я ее не поддерживала, осуждала во многом. Считала, что слухи на пустом месте не появляются, что нельзя оскорблять свою семью таким поведением, когда могут возникнуть подобные домыслы. Я виновата в том, что с ней случилось…
- Знаете, - вдруг сказал актер достаточно резко, - вы с вашей дочерью потрясающе похожи. Одна фигура, одно лицо… Только у вас волосы покороче.
- И я постарше, - наклонила голову мать.
- Не без этого. Но вы очень хорошо выглядите.
- Спасибо, - криво улыбнулась Анна Яковлевна.
- Не за что. Так вот, вы похожи. И не только внешне. Вы обе берете на себя всю мировую вину. Всех и вся… Тереза, например, брала на себя вину и мужа, и мою. Наверное, и вашу - хотя об этом мне судить сложно. И куда это ее привело? В больницу…
- Вы хотите сказать, я ни в чем не виновата? - Анна Яковлевна не верила в его слова, но ей это было так важно сейчас услышать.
- Я хочу сказать, вы в данный момент занимаетесь тем же самым. Берете на себя вину всех и каждого. А это неправильно. Что-то не так сделали вы, что-то - сама Тереза. В чем-то моя вина, а в чем-то - ее мужа. Не надо брать все на себя. Иначе это уже получается даже не самобичевание, а мания величия какая-то… И у вас, и у вашей дочери. Ни к чему это.
Глава девятнадцатая
Терезе снились драконы. Удивительной красоты существа. Изящные, несмотря на гигантскую массу, четыре конечности и огромный размах крыльев. Повелители всего сущего - по крайней мере в том мире, что она придумала. "Владетели" - как их назвала Тереза. Ей почему-то понравилось именно это слово.
Существа, сочетающие мудрость и жестокость, алчность и щедрость - редкую и неожиданную даже для себя… Коварство и детскую наивность (если детской наивностью можно считать уверенность в собственной непобедимости, бессмертии и правоте).
А еще в ее сне драконы умели превращаться в людей. Она не до конца понимала, зачем им это было необходимо, но явно, для чего-то важного.