Они какое-то время молчали. Ее как будто беспокоило его молчание.
– Расскажи мне что-нибудь о себе, – предложила она.
– Не сегодня, – сказал он в темноту. – Сегодня ты мне расскажешь о себе.
– Зачем?
– Потому что мне интересно. Ни одна женщина не поступила бы со мной так, как ты.
– Катрин тоже приняла бы тебя…
– Но совсем с другой целью, – засмеялся он тихо. – Ты сделала это бескорыстно, просто чтобы мне и в самом деле помочь. Знаешь, – он сел на кровати, – что я никогда в жизни по-настоящему не любил ни одну женщину? Только делал вид. Лгал, что люблю.
– Я тоже, – услышал он в темноте.
– Мне уже поздно кого-то любить. А у тебя еще будет настоящая любовь.
– Нет.
– Почему?
– Не знаю. Но чувствую, что вряд ли кого-нибудь полюблю. Может быть, потому, что в моей жизни уже был человек, которого, как мне казалось, я любила. Он погиб в автомобильной катастрофе. Потом я пыталась с другими, но ничего не чувствовала. Только отвращение.
– Понимаю.
– Нет. Не понимаешь. Ни один мужчина не может этого понять.
Он встал, отбросил прикрывающее ее одеяло и лег рядом.
– Не делай этого! – закричала она. – Не делай этого, иначе все испортишь. Оставь меня!
Но он уже лежал под ее одеялом, совершенно голый, прижав голову к ее груди. На ней была короткая ночная рубашка, которая задралась, открыв живот и бедра.
– Не делай этого, – сказала она, когда он ласкал ее тело, но не противилась, только лежала неподвижно и безучастно. Эвен хотел войти в нее, но встретил сопротивление. Он сел на край кровати.
– Я сказала, что ты все испортишь. Ненавижу тебя теперь, – бросила она ему со злостью.
Он ощупью нашел свой пиджак, висящий на стуле, вынул бумажник, в одном из его отделений нашел целлофановый конверт с тремя таблетками лисергамида. Потом зажег свет у умывальника, налил воды в стакан и подал ей лекарство и воду.
– Выпей это, – приказал он.
– Ты что, хочешь меня отравить? – забеспокоилась девушка. – Что это за порошок?
– Проглоти и запей водой.
– Нет. Это какое-то возбуждающее средство. Я такую гадость принимать не буду. А может, это наркотик? Забери обратно свой порошок.
Он улыбнулся, погладил ее по голове.
– Это вовсе не возбуждающий порошок. Нет на свете порошков, которые могут возбудить женщину, если она этого не хочет. Только в романах и фильмах какие-то темные типы подсыпают женщинам таинственные порошки в кофе или чай, после которых женщина пылает от великой страсти. Это вздор, понимаешь? В крайнем случае, у нее разболится голова.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю. У меня когда-то была девушка, которая мучалась от того же, что и ты. Врач прописал ей эти порошки. Вот почему я и ношу их с собой. Но это старая история, я даже не знаю, действуют ли они еще. Моя девушка испытывала то же самое. Это страх, понимаешь? Когда ей было четырнадцать лет, ее изнасиловал двоюродный брат. С тех пор она боялась. Страшно меня любила, но страх был сильнее ее.
– А после этих порошков у нее все прошло?
– Да, потому что они избавляют от страха.
– Не хочу, – затрясла она головой. Но потом слезы полились у нее из глаз, и Рита отвернулась, спрятав в лицо подушку. Он снова гладил ее по волосам, по щеке и шее.
– Ты прекрасна, – Мартин говорил мягко и монотонно. – Но тебе нельзя с этим жить, иначе ты будешь несчастной и одинокой. Тебя постоянно мучает напряжение, живущее в тебе. Иногда бывает легче, но это мало помогает.
– Неправда! – крикнула она приглушенно, поскольку ее лицо все еще было закрыто подушкой.
– Проглоти и запей водой, – сказал он. – Ты меня больше никогда не увидишь. Я здесь чужой, уйду навсегда с твоей тайной. Завтра я отсюда уеду. Но оставлю тебе мои порошки. Никто не будет знать, что ты их принимаешь. Посмотри на меня, я уже старик. Поэтому я столько знаю о жизни. Какой смысл мне делать тебе что-то плохое? Разве ты уже не лежала нагая в моих руках? Что мне еще надо?
Рита села на кровати. Губы ее были искривлены от плача.
Девушка выпила порошок, вода из стакана забулькала в ее горле.
– Все в порядке, – сказал Эвен и погасил свет. Потом лег возле Риты, обнял и прижал губы к углублению между ее шеей и плечом. Чувствовал, как дрожат ее плечи, потому что девушка снова начала плакать. Запах ее тела возбуждал Мартина так, что кружилась голова, но он не хотел снова вызывать в ней страх. Эвен лежал возле нее неподвижно, делая вид, что засыпает. Но через минуту он сказал:
– Люблю тебя такой, какая ты есть.
– Я тебе не верю, – ответила девушка, перестав плакать.
– Я уже не молод. Мне достаточно чувствовать запах твоего тела, тепло, которое ты мне даешь, близость с тобой. Мне хватает прикосновения твоих ладоней и твоих губ…
– Меня тошнит, – сказала она.
– Это не страшно. Сейчас пройдет. Так и должно быть, – произнес он и положил свою руку на вьющиеся, густые волосы ее лона. Она пассивно подчинялась ласке его пальцев, потом начала говорить все с большим и большим оживлением. О своих родителях, которые жили в деревне и вели небольшое хозяйство, летом сдавая помещения дачникам. О спортсмене, который приехал к ним отдыхать, отвел ее в дюны и там нанизал словно на вертел. Именно тогда она впервые почувствовала боль в промежности и навсегда закрылась для мужчины. Но не верила в это, думала, что так было только с тем, первым. Пыталась еще несколько раз сблизиться с парнями. Но каждый раз было то же самое. Она чувствовала боль, или, зная, что сейчас боль придет, сжималась еще больше. От нее уходили, высмеивали ее. Она возбуждала страсть, но одновременно знала, что потеряет мужчину, если ляжет с ним в постель. Изображала из себя невинность, что даже некоторым нравилось. В течение полугода у нее был жених, но до свадьбы парень заставил ее отдаться, и тогда она снова закрылась, хотя любила его и хотела. Она поехала к врачу в большой город, он ей прописал какие-то уколы, для "расслабления", как он говорил. Но ничего не помогало, потому что у нее в тот период жених уже ушел, был другой, которому к ней достаточно было прикоснуться, как он становился мокрым и дряблым. Рита начала его презирать, в конце концов он от нее ушел тоже, а тот, кто появился потом, нашел у нее то, что было раньше. "Врачи дураки, дураки", – повторяла она, а его ладонь лежала между ее ногами, которые осторожно приоткрылись. Ее охватило блаженство, исходящее из того места, которого он нежно касался пальцами и которое она называла "мальчиком", ибо в книге о гигиене женщины вычитала, что это пещеристое тело, напоминающее маленький пенис. И по крайней мере два раза в неделю, когда подруга была на ночном дежурстве, ей необходимо было снимать это мучающее напряжение, чтобы спокойно заснуть.
– Я люблю тебя, – прошептала Рита, когда ее охватил первый спазм блаженства. – Люблю тебя, – повторила девушка, хотя это наслаждение было меньшим, чем то, которое приходило, когда она сама собой занималась. Но одновременно Рита была счастлива, что испытывает его вместе с мужчиной. И начала бурно целовать Мартина, прижимая его к себе все сильнее и сильнее и вдруг почувствовала тяжесть тела мужчины. Она целовала его в губы, в заросшую волосами грудь, терлась губами о колючую щетину его лица.
– Сейчас ты такая же, как и другие, – неожиданно сказал он.
Охваченная ужасом, Рита вскрикнула, но тут же успокоилась, когда поняла, что он говорит правду. Ее снова пронзил сильный страх, но Эвен уже был в ней, без боли и сопротивления. Страх прошел, и ее охватила радость. Девушка не испытывала ни страсти, ни наслаждения, но радость оставалась, и она ощущала ее каждой клеточкой своего тела.
– Люблю тебя, – повторяла Рита без конца.
Эвен не старался довести ее до оргазма. Двигался в ней деликатно и несмело. Она тихо вскрикнула, почувствовала на животе струящуюся сперму.
– Тебе было хорошо, любимый? – шепотом спрашивала она, сильно сплетая руки у него на шее.
Ей хотелось, чтобы он что-нибудь говорил, уверял в своей любви, но мужчина возле нее, похоже, уже спал, потому что она слышала его ровное, спокойное дыхание. Несколько раз во сне Эвен словно пытался что-то сказать, и подрагивание его губ Рита чувствовала на своей груди, где он держал голову. Девушка вспомнила, что так шевелят губами спящие младенцы, и ей вдруг показалось, будто это ее собственный ребенок доверчиво спит рядом с ней и что он связан с ней навсегда. Риту охватила волна неизвестной ей до сих пор нежности, она крепко обняла мужчину, подумав, что теперь, как другие женщины, может испытывать и давать наслаждение, решила, что завтра расскажет об этом Катрин.
Наутро Рита проснулась с головной болью. Мужчина спал рядом на животе. Он возбудил в ней страх, напомнив о прошедшей ночи. Девушка тихо встала с кровати, чтобы не видеть его глаз. Но когда она налила теплую воду в таз и поставила его на пол, ей вдруг захотелось, чтобы он увидел ее нагой, ибо вместе с воспоминаниями о ночи к ней вернулось вожделение. "Нет, он не может отсюда уехать", – решила она, одеваясь.
И вышла из комнаты, закрыв ее на ключ. Эвен спал еще долго, только стук в дверь разбудил его, потом скрежет ключа в замке, и в комнате появилась Катрин с завтраком на подносе.
– Просыпайтесь. Завтрак, – сказала она, глядя на него с жадным любопытством.
Девушка поставила поднос на стол и подошла к кровати, выпятив груди, обтянутые свитером.
– Завтрак, – объявила она снова. – Добрый день, – Катрин захохотала, словно приветствие ее очень развеселило.
Но в дверях комнаты уже стояла Рита. Брови у нее были нахмурены, и на лице написано беспокойство.
– Замени меня на минутку в бюро обслуживания, – попросила она Катрин и почти выпихнула ее за дверь.
Мартин встал голый с кровати, без слова принял ее халат и набросил на себя. Потом выпил только чашку кофе и откусил кусочек булки. После этого вымылся и оделся, а девушка – присев на краешек стула – в молчании следила за каждым его движением.
– Ты не можешь сегодня отсюда уехать, – сказала она наконец чуть хрипловатым голосом.
– Почему?
– Не можешь просто так уйти после всего того, что ты сделал.
– Ничего я не сделал. В том-то и дело, что я ничего не сделал. Во всяком случае не то, что хотел, – потряс он головой.
– У тебя еще остались эти порошки? – спросила девушка, сделав при этом безразличное лицо.
– Да, ну и что?
– Ничего. Просто я хочу, чтобы ты у меня еще остался.
– Не было у нас такого уговора, – заявил он. – Ведь ты знаешь, что я жду Роберта, который должен приехать сюда с деньгами.
– Не было уговора, что ты залезешь ко мне в кровать, – сказала она, криво улыбнувшись.
– Я тебе оставлю порошки…
– Хорошо. Но и ты тоже останешься. Можешь?
Под глазами у нее были темные круги, что ее старило, но глаза от этого стали более выразительными, мягкими.
– Не исключено, что такое может случиться, – сказал он, подумав немного, – но ты должна кое-что для меня сделать.
– Что?
Эвен вынул из кармана пиджака портсигар.
– Продай его. У меня нет денег.
– Не болтай ерунды, – рассердилась она. – У меня есть немного денег. Я тебе одолжу. Если будет нужно, найду еще. Когда приедешь, отдашь.
Помедлив, он взял деньги и спрятал в бумажник. Потом сказал, что ему нужно посмотреть, стоит ли еще его автомобиль на улице у ресторана, и побриться в парикмахерской. А выйдет он через террасу и через нее же войдет, так что лучше дверь не закрывать.
Рита подбежала к нему, обняла и поцеловала.
– Слушай, Мартин, – шепнула она. – Не делай этого с Катрин, прошу тебя. Она тебя хочет, я ей рассказала о нас с тобой. Катрин такая, что ни одного мужчину не пропустит, сразу видно, что она ужасно возбуждена и сделает все, чтобы с тобой попробовать. Через месяц она выйдет замуж. Не делай с ней этого, я хочу, чтобы ты был только мой. Хотя бы еще на одну ночь, но только со мной. Катрин постоянно рассказывает обо всех своих флиртах, чтобы меня унизить. Пусть знает, что у меня был такой мужчина, какого у нее никогда не будет.
– Хорошо, Рита, – Мартин погладил ее по щеке и вышел на террасу.
Он побрился у парикмахера. Его автомобиль стоял там, где Мартин его оставил. На крыше и капоте таял снег.
Эвен вынул из багажника свой несессер и пошел в сторону туристской гостиницы. На автостоянке он взглянул на голубой "фиат" и заметил, что на покрытом снегом лобовом стекле кто-то написал слово "Роза". Поэтому Мартин направился в пансионат, на вывеске которого был нарисован большой красный цветок.
– Я к господину Марлову, – заявил он усатому портье.
Марлов и Эвелина сидели у стола и играли в кости.
– Я живу у нее, – заявил Эвен. – Она дала мне немного денег. А теперь я пришел к тебе, чтобы переодеться. У меня грязная рубашка, и к тому же я не могу без конца щеголять в одном и том же костюме.
– Отлично, – рассмеялся Марлов. – Я тебе говорил, Эвелин, что это фантастический тип.
Эвелина загремела костями в кружке.
– А я считаю, господин Эвен, что вы просто-напросто большая свинья.
– Возможно, – согласился Мартин.
Он положил на кресло несессер, расстегнул молнию, вынул рубашку и бежевый мохеровый свитер.
– Я – женщина и то, что вы делаете, вызывает у меня лишь отвращение. Вы относитесь к женщине как к траве, которую можно топтать. Но даже с травой так нельзя поступать.
Она говорила это, обращаясь к нагой, худой и загорелой спине Мартина.
– Перестань, Эвелина, – умоляюще сказал Марлов. Это был толстый широкоплечий мужчина, лет на десять моложе Эвена, который из-за своей толщины казался его ровесником.
Мартин не спеша застегивал пуговицы спортивной сорочки.
– Не обижайтесь, Эвелина, – сказал он. – У вас очень много тут, – он коснулся руками пуговицы на груди, – но очень мало там, – он показал на лоб. – Вы ничего не знаете о женщинах и о том, в чем они нуждаются.
– Не ссорьтесь, – попросил Марлов.
Но Эвелина пришла в ярость.
– Мы хорошо видели всю эту сцену в ресторане, – сказала она. – Что вы наговорили несчастной девушке? Какую ложь вы использовали и что наобещали, чтобы она взяла вас в постель и еще дала денег? Это свинство! Самое ужасное и подлое свинство. И вы этим гордитесь, а мой идиот, Марлов, также в восторге от случившегося.
– Мадам Эвелина, – сказал Мартин, высовывая голову из свитера, который он уже натянул на плечи, – почему вы думаете только о других женщинах? Вы меня тоже интересуете. Вам двадцать восемь лет, шестилетний сынок, симпатичный муж, занимающий высокий пост. Однако я почему-то вижу вас не с ним, а с Марловым, здесь, в "Розе".
– Мы любим друг друга, – она гордо выпятила свои большие груди.
– А может быть, та девушка из ресторана тоже меня любит?
– О да, – съязвила Эвелина, – полюбила вас в течение пяти минут. Через пять минут легла в постель и дала вам деньги. Вы что, считаете меня дурочкой?
– Перестаньте, ради бога, перестаньте, – умолял их Марлов.
– Терпеть не могу твоего фантастического приятеля, – продолжала нападать Эвелина. – Подозреваю, что ты такой же, раз тебе нравятся подобные люди. Я жалею, что сюда приехала.
От злости женщина так вытряхнула из кружки кости, что они разлетелись по всему столу, а одна упала на пол.
– Пока, Марлов. Я ухожу. До завтра! – сказал Мартин Эвен. Он взял свой несессер и вышел из пансионата, потом направился к машине и спрятал несессер в багажник. По пути в гостиницу он купил в аптеке таблетки от головной боли, вытащил их из картонной коробки, стер надпись и вложил в целлофановый пакетик в бумажнике.
Эвен довольно долго сидел совершенно один в комнате Риты, пока наконец не пришла Катрин с обедом на подносе.
– О, вы переоделись и побрились, – заметила она, словно это имело какое-то значение.
Эвен ел, а она сидела напротив, по другую сторону стола и смотрела на него влажными, большими глазами.
– Рита сейчас очень занята, – сказала девушка. – У нее дежурство еще два часа. Надо выписать счета. В это время всегда много работы.
– Ничего, – произнес он, – я подожду. Мне одному не скучно.
Она нервно облизала полные губы.
– Принести вам вина?
– Спасибо. Я не люблю алкоголь.
Какое-то время Катрин сидела молча. Потом спросила:
– Как вам спалось на моей кровати?
– Я в вашей кровати не спал, – ответил он. – Я слышал, что вы скоро выходите замуж. Поздравляю.
– Да, это правда. Через месяц я уже буду замужней женщиной. Вы ведь как раз тогда и собираетесь вернуться?
– Да.
Он поставил пустые тарелки на поднос. Катрин заявила:
– Мне надо переодеться. Отвернитесь, пожалуйста.
– Не делайте этого, – сказал Эвен. – Рита в любую минуту может войти, увидит вас раздетой и Бог знает что о нас подумает.
– Она сейчас сюда не придет. Я ведь вам говорила, что она очень занята.
Эвен схватил ее за запястье и больно сжал.
– Не делайте этого, – повторил он строго. – Вы можете взять свои вещи и переодеться в другом месте. Или я выйду из комнаты. Я приеду сюда через месяц. Помните об этом.
Она пожала плечами.
– Через месяц я буду замужней женщиной.
– Ничего, мне это нисколько не мешает.
Катрин захихикала, взяла со стола поднос и вышла, но тут же вернулась. Заглянув в комнату, она сказала:
– Я только хотела вас испытать…
– Я так и думал, – улыбнулся Эвен.
Вечером, уже лежа в кровати, Рита попросила дать ей порошок.
– Его можно купить в любой аптеке? – спросила она.
– Нужен рецепт врача. Я тебе оставлю штук двадцать таблеток, а когда они кончатся, пойдешь к врачу, расскажешь, что с тобой, и попросишь лекарство, которое называется "Плацебо".
– Плацебо, – повторила она, чтобы лучше запомнить.
– А вообще, почему ты второй раз не пошла к врачу?
Рита возмутилась:
– Думаешь, что мы здесь такие же, как женщины в больших городах? По любому пустяку бежим к врачу? Я не считала, что у меня какая-то болезнь, просто такой уж уродилась.
Эвен вынул из бумажника целлофановый конверт и дал ей таблетку от головной боли.
– Ты не рассказывала о своих проблемах подругам?
– Говорила Катрин. Она сказала, что мне надо идти к хирургу. А я боялась операции.
– А мужчины?
Она многозначительно постучала пальцем по лбу.
– Каждый хочет только добиться своего. Ты другой. Я сразу это почувствовала, когда ты подошел ко мне.
– Не придумывай. Ты ничего не чувствовала. Сейчас чувствуешь, но речь идет о другом.
– Можешь говорить, что хочешь, но я знаю, как все было. А тебе не обязательно оставлять эти таблетки. Я буду тебя ждать.
– Не болтай глупости, – он положил целлофановый пакет в ящик тумбочки. Потом на листке бумаги написал "Плацебо" и бросил его на пакет. – Кто знает, вернусь ли я. Меня могут убить.
Она даже привстала с кровати.
– Надеюсь, ты это говоришь не всерьез.