* * *
Наконец-то пришло письмо от госпожи профессора, у которой я собирался защитить свою диссертацию. Она попросила, чтобы я более четко сформулировал свой идеал мужчины.
"Когда я был молодым,– написал я, – то считал, что мужчина – это такой человек, у которого есть ружье, удочки, он ходит на бокс и корриду. Пьет крепкие напитки и любит все так называемые мужские развлечения. Я читал книги Хемингуэя и ходил на мужские фильмы, в которых герои лупили друг друга по морде и ловко действовали ножами. Потом я услышал о теории компенсации и о фаллических символах, таких как трубка, борода, желание иметь скоростные автомобили, и стал подозрительно относиться к такого рода людям. Спустя несколько лет я познакомился с месье Морисом Коандро, переводчиком произведений Хемингуэя на французский язык. Он мне сказал о Хемингуэе: "Его вина в том, что он хотел, чтобы мы принимали растяп за мужественных и отважных людей, а импотентов за Дон Жуанов. Он одарил нас россыпью фальшивых монет. Впрочем, Хемингуэй делал это очень ловко". Обратили ли вы внимание на то, что герои Хемингуэя из его охотничьих романов и рассказов – не умеют сделать счастливой ни одну женщину? В большинстве это люди, которых мы называем лишними. Приключения в буше или сафари должны были им компенсировать поражения, которые они потерпели в жизни. Этим разочарованным людям кажется, что на охоте, подвергаясь опасности, проявляя личную смелость, они найдут свою мужественность, подтвердят свое "я". Во время поездки в Англию я познакомился с человеком, который в одиночку на утлой лодочке совершил кругосветное путешествие. "Вот настоящий мужчина", – подумал я. Но одна девушка открыла мне тайну: у него трудности с эрекцией и это путешествие было просто бегством от проблем, которые он переживал. Потом я познакомился с мужчиной, который, защищая обиженную хулиганами старушку, один набросился на группу распоясавшихся подростков и расправился с ними. "Вот это мужчина!" – решил я и познакомился с ним поближе. Он любил ради спортивного интереса бить свою жену, которая часто плакала и ненавидела его. Я видел мужчину, который на руках носил свою жену, постоянно ее целовал и говорил "люблю", а когда у нее начался приступ аппендицита и она корчилась от боли, ее муж, повторяя "люблю, люблю" сидел и лишь вытирал ей пот со лба. Однако он не пошел к находящемуся в пяти километрах от их дома телефону, чтобы позвонить и вызвать скорую помощь, поскольку на улице была метель.
Сегодня, когда я уже стал зрелым человеком, мне кажется, мужчину можно оценить только по его отношению к женщине. Я не имею в виду его сексуальные возможности, это отдельная проблема. Но думаю, что это такой человек, который в любую минуту и в любой ситуации может взять на себя ответственность за судьбу своей женщины и своего потомства. И вот тогда я вернулся к героям Джека Лондона. Они шли на север, чтобы заработать деньги. Приключения эти мужчины переживали как бы мимоходом, они для них являлись только средством, а не целью. Помню, что герои американского писателя были чуткими и нежными по отношению к женщинам. Мужчина на лыжах прокладывал дорогу упряжке и саням, которыми управляла женщина. Без этой упряжки он погиб бы в ледовой пустыне. Но и упряжка не уехала бы далеко, если бы он на лыжах не прокладывал дорогу. Что изменилось? Только обстановка. Существуют определенные обязанности, которые никто не снимет с плеч мужчины. Каждый из них тащит свой рюкзак, но я вас уверяю, что вопреки тому, что кое-где говорят и пишут, в этих рюкзаках лежат разные вещи.
А вот подслушанный разговор двух девушек в кафе:
– Я тебе клянусь, Мариола, что Зютек поимел не только Ивону, но и Баську.
Поимел? Я был потрясен. Значит, теперь так говорят? Может, действительно им кажется, что мы их только используем, а затем отбрасываем как ненужную вещь?
Я стал прислушиваться к такого рода разговорам – и что оказалось? Чаще всего я слышу от мужчин, что он "женился" или "трахнул ее". Эти два определения, вероятно, в каком-то смысле отражают грустную действительность. Современные мужчины либо "женятся", либо "трахают женщину". Только немногие мужчины способны подчинить себе женщину, сделать ее своею частью, существом, которое дышит только им и смотрит на мир его глазами. Мужчина должен чувствовать ответственность за оргазм женщины, ибо женщина, которую мужчина никогда не доводил до оргазма, подсознательно относится к нему с презрением. То же самое происходит, когда он в каком-то важном вопросе обманет ее доверие. Это не длинные кальсоны и жалобы на боль в пояснице делают нас ничтожными в глазах женщины, а наша беспечность в повседневных и скучных жизненных вопросах.
Дорогая госпожа профессор, – закончил я свое письмо, – еще раз хочу точно сформулировать свое отношение к этому вопросу: мужчину можно оценить исключительно по его отношению к женщине.
Речь не идет о том, чтобы он был всегда умелым и прекрасным сексуальным партнером. Дело в том, чтобы он всегда соответственно относился к судьбе своей женщины и ее потомства, прокладывал ей дорогу в жизни, понимал ее, умел переложить на себя часть ее забот. Не кулак и не сила, не коррида, не удочки, не ружья, а ответственность. Согласны ли вы со мной?"
* * *
Мартин Эвен умер без фанфар, шума, поминальных речей и слез любовниц. Я даже забыл о нем, и мне казалось, что все о нем забыли тоже. Но вдруг однажды ночью, когда я лежал уже в кровати, жена несмело сказала:
– И все же жаль, что нет твоего Эвена…
– Что ты имеешь в виду?
– Вовсе не так уж глуп был этот человек, Эвен. Конечно, он несколько иначе смотрел на жизнь, чем мы все, но он разбирался в женщинах и мужчинах, а также много знал о любви. А теперь даже не с кем посоветоваться, если возникнет какой-нибудь вопрос.
– У тебя какие-то проблемы?
– Не у меня, у моей коллеги по работе. Она любит мужа, но с ней происходит что-то нехорошее. Вроде между ними все как раньше, однако что-то не так. Ее раздражают даже его жесты, его ласки, его поцелуи…
– Пусть идет к психологу или сексологу, – зевнул я.
– Легко сказать, – проворчала жена, – где она найдет сексолога? Один наш сотрудник как-то раз показал ей фотографии, ну, знаешь какие, и она не перестает о них думать. Сказала об этом своему мужу, а он ей в ответ: "Не будь свиньей, у тебя дочь растет, как тебе не стыдно". Хорошо, если бы ты поговорил с ее мужем, объяснил, что он не прав…
– Ты что, с ума сошла! Сама с ним поговори, если тебе хочется. Какое мне до них дело? Я писатель, а не эксперт по семейным делам. Я создал Эвена, чтобы люди могли учиться любви, но вы его убили, а теперь отстаньте от меня. Спи!
И жена на какое-то время от меня отстала. Но в одно из воскресений моя дочь показала мне книгу:
– Представляю, – сказала она, – что об этом романе сказал бы Мартин Эвен. Наверное, умер бы со смеху. На одном уроке у нас сексуальное воспитание, и мы изучаем что и как, а на другом польский язык – и нас снова заставляют верить в аистов.
Я взял в руки книгу и перелистал ее.
– Это очень хорошая книга, – сказал я, – только, возможно, она немного устарела.
– Так напиши об этом в газету и подпишись: "Мартин Эвен", – предложила дочь. – Зачем нам смеяться над литературой?
Приехал мой сын, уже студент четвертого курса медицинского факультета.
– Знаешь ли, отец, что мы провели недавно анонимное анкетирование в гинекологической клинике? Мы это сделали по просьбе социологов и сексологов. Твой Эвен был прав. Мы ужасно ведем себя с женщинами. Каждая вторая написала, что делает "эти вещи" с отвращением и только потому, что боится, как бы ее муж не оставил семью. Ты не мог бы воскресить Эвена? Напечатай отдельно одну из его историй. Конечно, на эти темы существуют разные брошюрки, но ты ведь знаешь, что случаи из жизни лучше воспринимаются.
– Я писатель, а не консультант, – я гордо выпятил свою грудь. – Если тебе трое говорят, что ты болен, ложись в постель. Я не нашел ни одного защитника Эвена, все говорили, что эти истории психологически неправдоподобны и никому не нужны. Я начинаю новый роман. Это будет история о большой, безумной, несостоявшейся любви. Мой герой, мелкий чиновник, в один прекрасный день в автобусе увидел (как Вокульский Изабеллу Ленцкую в театре) женщину дивной красоты. Увидев ее, он испытал странное чувство восхищения, пережил почти экстаз. Женщина вышла из автобуса, а он поехал дальше, но с тех пор искал ее везде – на улицах, в магазинах, кафе, забросив дела и нажив множество неприятностей. Это будет метафорически написанная история погони за идеалом. И вот однажды…
– У него случился приступ фокусной эпилепсии, – прервал меня сын.
– Не понимаю, – сказал я немного раздраженно.
– Ну, да. Потому что такое состояние неожиданного озарения и удивительного чувственного наслаждения, которое можно испытать в самых разных местах: в церкви, автобусе, на скамейке в парке – обычно предшествует первому приступу фокусной эпилепсии. Если у кого-то случится такое в автобусе, где как раз рядом сидит красивая девушка, то, не понимая причин своих ощущений, он может посчитать, что озарение вызвано ее видом. Пароксизмальные половые болезненные ощущения, чаще всего встречающиеся у женщин, обычно имеют, пользуясь медицинской терминологией эпилептический патогенез.
– Ты говоришь, как Ганс Иорг и Мартин Эвен вместе взятые, – сказал я с горечью.
Сын пожал плечами.
– И ты, и все другие писатели, а также критики, хорошо знаете, что литература представляет персонажей с патологическими изменениями, нечто вроде "сумасшедшего дома". Но вы считаете, что ничего страшного в этом нет. Ни один из вас не отдал бы своего ребенка на воспитание в психиатрическую клинику, чтобы у психически больных людей он учился нравственности, правилам поведения, реакциям, неадекватным по отношению к раздражителю. Но вы беспечно хотите при помощи такого рода литературы воспитывать других, все общество, а потом удивляетесь тому, что некоторые люди так странно себя ведут. Один из наших профессоров сказал, что следующее поколение ждет огромная работа по пересмотру достижений культуры. Не бойся, по-видимому, останутся "Ромео и Джульетта", "Кукла", "Дон Кихот" и другие произведения, но нужно будет к ним написать совершенно другой комментарий. Люди начнут несколько иначе, чем сегодня, относиться к этим книгам. Сохранится поэзия, огромная сфера человеческих переживаний и ощущений, но возникнет также и новое понимание многих вопросов, которые сейчас мы представляем людям в мистическо-идеалистическом соусе.
– А может, я не хотел бы жить в этом твоем мире?
– Брось, отец. Ты уже сегодня живешь в этом мире. Если у тебя болит голова или пошаливает сердце, то ты не думаешь об обманутой любви и не бежишь за рецептами в свою литературную библиотеку, а идешь к врачу. Если чья-то жена или чей-то муж начинает вдруг говорить какие-то странные и бессвязные вещи, хотя возможно, сами по себе и интересные, никто не бежит за магнитофоном или листком бумаги, а просто звонит врачу. Если молодой человек без всякой причины убивает на улице старушку, то его хватают, сажают в тюрьму и никто не раздумывает над тем, было ли у него "ощущение бессмысленности своего существования". Однако оправдывают литературного героя, "постороннего", который тоже убил человека без всякой причины. К сожалению, еще мало кто замечает это несоответствие между двумя образами мыслей и поведения. Вернись к Эвену, отец.
Вечером жена попросила:
– Генрик, расскажи мне какую-нибудь историю о Мартине Эвене. О том, как он соблазнил девушку и научил ее любви. Не сердись на меня за то, что я тебя об этом прошу. Может быть, Эвен и вправду никому не нужен, но необходим мне, твоей дочери, твоему сыну, моим коллегам…
Я тут же придумал нелепый и неправдоподобный рассказ о сельской учительнице, которая встретила Мартина Эвена, работающего неподалеку агрономом. Муж учительницы тоже был преподавателем, но ей приходилось постоянно спать в другой комнате, потому что она боялась новой беременности и чувствовала отвращение, когда муж к ней приближался. А Мартин Эвен, с которым она изменила мужу, убедил ее, что можно заниматься любовью с мужчиной, не испытывая никаких страхов.
В один прекрасный день я открыл ящик стола с умершими героями, отыскал историю о Мартине Эвене, Богумиле и Кларе и долго думал, в чем слабость этого произведения. По-новому представил сцену сближения между моим героем и Кларой, потом по просьбе дочери написал письмо Каси Лесничанки к Мартину Эвену по делу "Марты" Элизы Ожешко и создал много других рассказов об Эвене, которые моя жена иногда читала своим сотрудницам, как она говорила "для утешения женских сердец".
* * *
Когда он схватил ее за плечи, Клара хотела закричать, и уже было подняла руку, чтобы ногтями дотянуться до его лица. Неожиданно ее рука замерла. Она ощутила удивительное чувство, словно ее облегающие бедра трусики стали тесными, наполнились чем-то упоительным и одновременно болезненным. На мгновение у нее промелькнула мысль, что, быть может, пришли месячные, но чувство блаженства нарастало, и ей казалось, что, возможно, мужчина знает об этом. Ей хотелось, чтобы он содрал с нее трусы, но когда мужчина толкнул ее на диван, Клара услышала свой голос словно из-за толстой стены: "Подожди, ты мне их разорвешь. Я сниму сама". Потом она почувствовала его тяжесть на себе, но когда прикрыла глаза, ей показалось, что мужчина взял ее на руки и начал покачивать – медленно, мягко, монотонно, это не принесло наслаждения, но было приятно и могло длиться долго, очень долго, бесконечно. На какое-то мгновение Клара пришла в ужас, поскольку ей показалось, будто в ней пробудилось нечто, что живет независимо от ее воли, но одновременно очень послушное, которое поступает согласно ее самым скрытым желаниям. Она пыталась поймать это чувство, удержать, но оно все время убегало, дразня ее до упоения. На секунду ей представилось, что она снова носит ребенка в своем чреве, чувствует его движения, что начинает рожать, почувствовала до боли костей своего таза и захотела дать ему жизнь, освободиться от него. Клара громко застонала, чтобы криком избавиться от мучающего ее напряжения и неожиданно ее залила волна тепла, словно она оказалась в ванне, наполненной мягкой, но горячей и сладостной негой. Было такое чувство, будто в ней открылись какие-то закрытые до сих пор тайные двери.
– Ты скотина, – сказала она, – сейчас я пойду в милицию. Ты меня изнасиловал.
Но Клара испытывала к этому мужчине только благодарность и одновременно он вызывал у нее какой-то возбуждающий наслаждение страх. Она знала, что никуда не пойдет и никому ничего не скажет. И если этот мужчина снова захочет сделать то же самое, она будет кричать "нет!", будет сопротивляться, возможно, даже ударит его, но одновременно снова будет его хотеть.
* * *
Я читаю новое описание любовного акта Клары и Эвена и у меня появляется неприятное чувство.
Передо мной лежит толстое произведение мистера Мастерса и миссис Джонсон. Это самая большая книга о физиологии любви, которая когда-либо была написана. Они расспросили о впечатлениях от оргазма тысячи женщин с самым разным уровнем умственного развития. Скрытые камеры с пленкой, способной улавливать инфракрасное излучение, фотографировали сотни сексуальных актов, искусственный пенис с маленькой кинокамерой доводил женщин до кульминационного пункта сексуального акта и фиксировал на пленке все реакции их органов, электроды записывали импульсы мозга. В каждой фазе переживаемого наслаждения проводили анализ крови. У нас теперь есть почти полная информация об этом деле. Но нужна ли она художнику?
Я говорю жене:
– Посмотри на атлас анатомии человека. Это не произведение искусства. А теперь посмотри на человека, нарисованного Леонардо да Винчи, или на человека с картины Рембрандта. Это произведение искусства. Человека из анатомического атласа и человека с рисунка великого Леонардо разделяет что-то таинственное, что-то неуловимое, то, о чем мы можем писать целые трактаты, но ведь именно это "что-то" имеет значение для сотен тысяч любителей искусства.
Но в то же время, вероятно, вряд ли может быть создан совершенный рисунок человека без знания деталей из анатомического атласа. Великий Леонардо и Рембрандт проводили вскрытия человеческих трупов. Этим занимались самые выдающиеся художники в те времена, когда вскрытие трупа считалось преступлением и за него людей сжигали на кострах. Так зачем они рисковали своей жизнью, пытаясь узнать тайну механизма человеческого тела, если в искусстве решающее значение имеет это "что-то", таинственное и неуловимое?
Описание оргазма в книге мистера Мастерса и миссис Джонсон не является произведением искусства. Собственно говоря, оно даже отвратительно. Но писатель должен его знать, если не хочет погрешить против истины. В противном случае он напишет, что девушка "услышала музыку идеальных сфер и арфы свершений" (впрочем, это описание дала женщина-писатель) или что "под ней задрожала земля". Постоянно будут описываться всякого рода концерты в четыре руки, тектонические землетрясения, извержение вулкана Кракатау. Конечно, можно всегда сказать, что именно так кто-то это пережил, но я не верю человеку, который мне говорит, что соль сладкая, хотя ему, возможно, так показалось.
Произведение искусства также должно содержать правду о человеке и мире. Иначе мы его не воспримем. Нас коробят даже прекрасно построенные фразы, если они кажутся глупыми. Поэтому нельзя пренебрегать атласом анатомии человека. И по этой же причине для художника должно быть важно описание сексуального акта из книги Мастерса и Джонсон. Что касается меня – я уже не могу с тем же удовольствием, как когда-то, читать произведения Генрика Сенкевича, поскольку знаю, что в действительности Богдан Хмельницкий и Ярема Вишневецкий были совершенно другими, что не было святой иконы в Ченстохове во время осады монастыря.
Время от времени пресса сообщает, что в каком-то костеле открыли готические фрески, закрашенные в более позднее время, или обнаружены фрески, нарисованные в эпоху Ренессанса и закрытые в эпоху барокко. "Скажите мне, пожалуйста, – как-то спросил меня некий молодой человек, – неужели в древности жили одни дураки, которые закрашивали такие прекрасные произведения?" "Нет, деточка. Но каждая эпоха имеет право пересматривать свои представления о прекрасном. На этом основан прогресс. Проходит какое-то время, и нам снова нравится то, что отвергли предыдущие эпохи".