Она, словно приходя в себя, прикрывала глаза и отворачивала лицо. Фок натягивался, начинал лучше работать.
Вблизи южного берега Эвен поплыл под ветер. Толстый шкот сильно впился ему в непривычные еще к плаванию под парусами ладони, к тому же постоянно хлопал фок из-за того, что девушка не могла его удержать. Они плыли чуть наискосок к набегающим волнам, и бак яхты постоянно омывала вода, оставляя сверкающие капли на стеклах переднего иллюминатора. Несколько раз яхта останавливалась, хлопая парусами, потому что порывы ветра, по всей вероятности, доходили до шести баллов, шквал смывал пену с гребней волны и жалобно стонал в стальных тросах.
А между тем "Омега" плыла по почти гладкой поверхности озера, защищенной холмом и буковым лесом. Только через какое-то время парни сделали поворот и отошли от берега в открытое озеро. Но для того, чтобы оказаться в том месте, где сейчас был "Ремблер", им надо было совершить еще три поворота. На это им не хватало, по крайней мере, восьми минут.
В одиннадцать они оказались в проливе, где ветер ослабел. Высокоствольный лес принимал его удары, и ветер едва рябил воду. Яхта прошла мимо красной лесной сторожки, построенной у самого берега. Здесь пролив перегораживала огромная рыболовная сеть, которую ранней весной поставили рыбаки. Но Эвен осенью на своем автомобиле вез на свадьбу дочь бригадира рыбаков, и с этого времени, специально для него, прямо у правого берега сеть была опущена чуть глубже, чтобы он мог проплывать над ней. Не поднимая киля и пера руля. Это место было обозначено куском пенопласта, Эвен сомневался, что парни с "Омеги" догадаются проплыть именно там. Поднятие неподвижного киля и пера руля обрекало на дрейф, а в проливе было несколько изгибов, в которых ветер постоянно менял направление, потому что узкая полоса воды, окаймленная высоким лесом, образовывала своеобразное воздушное сопло с изменчивым потоком ветра.
Наконец они оказались на большом озере и через четверть часа, не меняя галса, увидели деревянный помост, принадлежащий пока еще не действующему центру отдыха силезской шахты. За ним на берегу стояли белые и красные дома наполовину крестьянской, наполовину рыбацкой деревни.
Яхта обошла помост, Эвен велел девушке спустить фок и, повернув, на одном только гроте медленно подошел под ветер и бросил швартовы на поручни причала.
Он помог Эве выйти на доски и, держа ее за руку, повел вдоль песчаного берега к первому дому.
Во дворе высокая женщина в белом платке на голове размешивала в корыте картошку для свиней.
– Пан Стшалковский дома? – спросил Эвен.
– Спит. Всю ночь ездил, развозил гостей со свадьбы, – ответила женщина, не поднимая головы.
– Но к обеду проснется, правда?
– Ну, конечно. Он приехал в пять утра. К обеду встанет, – женщина отложила деревянную мешалку.
Эвен вынул бумажник и вытащил из него три сотенных банкноты.
– Я вам оставлю эту девушку. У меня машина сломалась, а ей надо вернуться в Илаву. Когда муж проснется, пусть он туда отвезет ее на своем такси.
Женщина кивнула головой, вытерла руки о передник и взяла у него деньги.
Он потрепал Эву по плечу, бросил женщине "До свиданья" и зашагал по берегу озера.
"Омегу" Эвен встретил у выхода из пролива. Он плыл левым галсом, поэтому уступил им дорогу. Эвен ожидал, что они захотят перерезать ему путь или взять его яхту на абордаж, поскольку парни могли предполагать, что девушка прячется у него в каюте. Но они прошли мимо без слов, без криков, без какой-либо реакции, словно видели его в первый раз в жизни. И тогда, когда "Омега" осталась за кормой, вторая девушка, невысокая и приземистая, помахала ему рукой на прощание.
Неожиданно Эвена охватило чувство стыда. Словно он только что совершил нечто позорное или очень глупое. Сейчас, когда они уплыли и Эвен снова оказался на большом, взлохмаченном порывами ветра озере, ему вдруг стало ясно, какой он ничтожный и смешной лгун. Эти три парня не были ни страшными, ни опасными, раз так сильно переживали свое поражение. В его сарае стояла исправная машина, он мог в любой момент отвезти девушку домой, мог также оставить ее и попросить, чтобы она прибрала в доме. Но предпочел разыграть спектакль, поскольку нашел зрителей. Хотел себе, ей и им показать, что он самый лучший, ему были нужны сильные впечатления и ощущение борьбы. "Гордец, самонадеянный дурак", – подумал он о себе…
* * *
Эвен приехал после двухнедельного отсутствия. И сразу же встретил старую Долинскую.
– Она сидит там, в лодке, – объяснила Долинская, показывая пальцем на ангар.
– Кто? – удивился он.
– Девушка, которая к вам приехала. Я ей сказала, что она может переночевать у нас в доме, но она отказалась. Сидит в каюте вашей лодки.
– Она давно здесь? – спросил Эвен.
Он никак не мог понять, кто же к нему приехал.
– Со вчерашнего дня. Я ей сказала, что неизвестно, когда вы вернетесь. Ведь вы иногда пропадаете и на полгода, – захихикала старуха и загремела ведром, чтобы заглушить свой смех: вдруг это не понравится стоящему перед ней мужчине. Он был странным человеком, и Долинская об этом хорошо знала.
– А где она ела?
– Она вообще ничего не ела.
– А собака?
– Собака лаяла на нее. Потом перестала. Я видела, как девушка ее гладит.
Эвен поставил машину в гараж и пошел через луг в сторону ангара.
– Добрый день, – сказал он, подойдя к яхте.
Сначала Эвен услышал тихий кашель, а потом увидел Эву. Она была бледной, с темными кругами под глазами, которые смотрели на него со страхом.
– Что случилось? – спросил Эвен.
Девушка вышла из яхты на помост. Она была в короткой юбочке и в черной куртке из искусственной кожи.
– Я сделала так, как вы сказали, – она смотрела на него широко открытыми глазами.
– А что я такого сказал? – Эвен закурил сигарету, чтобы скрыть смущение.
– Вы не помните?
– У таких людей, как я, слабая память.
– Вы думали, что я ничего не поняла из того, что вы сказали. Но я все поняла. Что мне нужно у вас появиться, потому что только вы сделаете меня женщиной.
Эвен махнул рукой.
– Я говорил неправду.
– Вы говорили правду. Вы не умеете врать.
Он заглянул в яхту. Какое счастье, что в каюте всегда лежали матрац, одеяло и подушка. По крайней мере, она не замерзла, ожидая его.
– Ты не боялась? А если бы я вернулся через месяц?
– Постель в каюте пахла вами. Я видела вас рядом с собой. Видела ваше грустное лицо, когда вы со мной прощались. И сказала себе, если я вас увижу, то попрошу, чтобы никогда не были грустным.
– Да-а-а…
Неожиданно Эвен насторожился, как старый кабан-одиночка, которому ветер принес запах, предвещающий опасность.
– Пошли, – сказал он. – Вместе позавтракаем, а потом я отвезу тебя домой. Прекрасно, что ты хотела меня увидеть, но твои родители наверняка беспокоятся.
Эвен хотел ее дружески обнять за плечи, может быть, даже похлопать по спине, но девушка тут же отстранилась, как только он до нее дотронулся.
– Разве вы не знаете, что уже каникулы? – удивилась Эва.
– Ах, да, уже каникулы, – кивнул он головой.
– Все равно я здесь останусь, – серьезно сказала девушка. И пошла по лугу в сторону дома.
Эвен догнал ее и пошел рядом, размахивая руками.
– Тебе семнадцать лет, а мне сорок. Ты должна это понять и вернуться домой. Я знаю, что ты думаешь и чувствуешь. До сих пор тебе казалось, будто ты свободна как птица и легка как бабочка, все вокруг было радостным и веселым. Но неожиданно ты встретила человека, ну, скажем, меня, и этот человек тебе показался необыкновенным. С этой минуты ты постоянно о нем думаешь, он все время стоит перед твоими глазами, ты чувствовала запах его пота и думала о его грустных глазах, которыми он на тебя смотрел при прощании. В какой-то момент тебе показалось, что, если ты его не увидишь, то умрешь. Ты не могла есть, спать. Ты плакала. А приехала сюда и почувствовала себя счастливой. Ты ведь меня любишь, правда?
– Да.
– Это не любовь. Это проходит, как коклюш. Только ты в это не поверишь. Если я тебе скажу: "Уходи", ты не уйдешь. Если я тебя отвезу, ты снова сюда вернешься. Если я тебя опять отвезу, ударю, оттолкну, ты решишь утопиться. Но не утопишься, потому что ты молода, и все в тебе радуется жизни. Но зато ты будешь долго плакать и не выходить из дома. Пока в один прекрасный день тебя кто-нибудь не уговорит выйти. И ты увидишь, как прекрасно светит солнце и как громко поют птицы. Ты убедишься, что у тебя появился аппетит и кто-то тебе нравится. Тогда и придет большая настоящая любовь. И ты еще сама удивишься, как такой человек, как я, мог разбудить в тебе сильные чувства.
– Да, – согласилась она.
– Вот видишь, – обрадовался Эвен. – Значит, мы договорились. Вместе позавтракаем, и я тебя отвезу.
Девушка остановилась.
– О нет, – покачала она головой. – Вы говорили не обо мне. Я знаю, зачем сюда приехала.
– Чтобы меня увидеть.
– Я приехала, чтобы вы меня сделали женщиной.
– Что ты под этим понимаешь?
– То же, что и вы.
– Не знаю, что тебе надо. Если ты имеешь в виду то небольшое одолжение, которое каждый мужчина может оказать девушке, то пожалуйста, с большой охотой. Даже сейчас. После завтрака. А потом я тебя отвезу. Но ты не будешь сожалеть?
– Нет. Я это уже много раз хотела сделать. Даже тогда, когда приехала сюда с теми парнями. Я вас обманула, сказав, что я не знала, зачем сюда приплыла. Только потом я испугалась. Но позже, когда вы спали, когда вы беспокоились, что со мной сделать, когда вы со мной плыли, я уже знала, что это будет не кто-то другой, а вы.
– Почему именно я?
– Не знаю.
Его охватил гнев.
– Дура! – сказал он со злостью. – Ничего такого не будет. Ты знаешь, кто я такой? Что делаю? На что живу? Почему здесь поселился? Откуда возвращаюсь и куда поеду? Ты ничего обо мне не знаешь.
Резким движением она откинула волосы со лба. Он снова увидел ее глаза. Большие, внимательно вглядывающиеся в него глаза, восхищенные.
Девушка повернулась и быстрым шагом направилась в сторону его дома.
С этого момента Эвен уже с ней не разговаривал. А поскольку и она ничего не говорила, они в молчании приготовили себе завтрак. Когда Эва занялась мытьем посуды, он скрылся в своей спальне, позвал собаку и велел ей лечь у дверей. Он знал, что пес никого не впустит. Потом разделся и лег на диван, чтобы отоспаться после бессонной ночи, проведенной в пути.
Эвен проснулся уже под вечер. Собака ни разу не гавкнула, это означало, что девушка и не пыталась войти в его комнату. Он подошел к окну и увидел, что Эва сидит на его любимой скамейке у сарая и неподвижно смотрит на озеро.
– Поедем ужинать в город, – сказал он, открывая ворота гаража.
Девушка послушно села в машину, они выехали со двора на дорогу.
– Я тебя отвезу домой, – сказал Эвен.
– Ты же не знаешь, где я живу, – неожиданно она перешла на "ты".
– Не слишком ли ты молода, чтобы обращаться ко мне на "ты"? – заметил он.
– Ты тоже молодой, – ответила девушка.
– Поедем в Илаву. Ведь ты там живешь.
– Неправда. Я тебя тогда обманула. В Илаве живет моя подруга, с которой я тогда приплыла на яхте. Но ее сейчас там нет.
– Ну так мне все равно, где ты выйдешь. Ты не ребенок и сама найдешь свой дом.
– Хорошо, – согласилась Эва.
– И снова сюда вернешься?
– Я же тебя люблю, – объяснила она.
Они ехали по извилистой дороге через лес. Эвен видел, что Эва, не отрываясь, смотрит только на него, на его лицо.
– Там справа, за поворотом, стоит старая разрушенная мельница, – начал он рассказывать. – Очень романтическое место. На мельнице появляются привидения.
– Да? – девушка даже не посмотрела в ту сторону.
В городке они заказали на ужин горячее блюдо. Но Эва едва притронулась к нему.
– У тебя нет аппетита? – спросил он.
– Нет.
– Ты больна?
– Нет.
Он попытался еще раз. Говорил спокойно, с трудом сдерживая возмущение.
– Я хочу, чтобы мы были друзьями. Я с удовольствием возьму тебя к себе, но не сейчас. Не сегодня. Мне завтра надо уехать далеко отсюда. Я скоро вернусь и напишу тебе. Тогда мы вместе будем очень долго, и я сделаю все, что ты захочешь. Так мы проверим твою любовь. Я смогу убедиться, умеешь ли ты ждать.
– Да, – сказала она.
– Прекрасно, – обрадовался Эвен. – Значит, я сейчас отвезу тебя домой, и потом напишу тебе открытку.
– Да, – повторила она. – Я буду ждать. В твоей яхте или в твоем доме. Где хочешь.
– Ты это серьезно?
– Ты должен убедиться, что я тебя люблю.
– Тебе нельзя жить в каюте моей яхты или в моем доме. Что ты будешь есть? Ведь ты умрешь с голода.
Она откинула волосы со лба.
– А может, я как раз и хочу умереть? Когда я ждала тебя в твоей яхте, я себе представляла, как ты меня примешь. Я думала, что ты захочешь от меня избавиться. Отвезешь меня в лес, возьмешь в руки топор и велишь мне положить голову на пенек. А я буду кричать: "Убей меня. Если хочешь, убей меня, я все равно буду твоя".
Эвен вспотел. Он чувствовал, как из-под мышек струйки пота стекают по его ребрам.
– Ты истеричка, – громко сказал он и увидел слезы на ее глазах. Крупные, стекающие к кончикам губ.
– Делай со мной что хочешь, – попросила девушка. – Только не кричи. Никогда на меня не кричи.
Посетители ресторана смотрели на них. Официантки о чем-то шептались, показывая на плачущую Эву.
Он подал девушке свой носовой платок. Потом подозвал официантку и быстро расплатился.
В молчании они ехали через лес. Она, не отрываясь, смотрела на его лицо.
– Не беспокойся, – сказала Эва, когда они уже подъезжали к дому. – Ты сделаешь меня женщиной, и я сама уйду от тебя.
– Нет! – крикнул Эвен. – Тогда будет еще хуже.
– Руки, – прошептала она. – Знаешь, как меня возбуждают твои руки? На них волосы. Такие золотистые, меняющие свой цвет. Когда я на них смотрю, то чувствую какое-то странное волнение. У меня даже голова кружится. Почему? Что со мной происходит? Любимый…
Он снова увидел слезы, струящиеся по щекам. Ему стало ее очень жаль.
– Не плачь, – Эвен погладил ее по волосам. – Это у тебя пройдет. Обычная девичья влюбленность. Пройдет. Правда, нужно время, чтобы это прошло. Ты любишь не меня, а свое представление обо мне. Когда-нибудь ты убедишься, что я совершенно другой. И выздоровеешь. Поэтому не плачь, не мучайся так. Я не хочу, чтобы ты страдала.
– Я счастлива, из-за этого и плачу, – ответила она с улыбкой на губах, но ее глаза были полны слез.
Эвен сжал зубы и остановил машину перед воротами. И тут вдруг почувствовал ее ладони на своих руках.
– Позволь мне только прикоснуться к ним…
Он вырвал руки и почти выпал из машины. У него было такое чувство, что в горле стоит какой-то мохнатый ком. "Это нервы, – подумал он. – Globus histerikus. Только этого мне еще не хватало!"
С этого момента он решил, что будет делать вид, будто в его жизни ничего не случилось. Она здесь, но вроде ее нет.
До поздней ночи Эвен читал, сидя на скамейке у камина, а Эва присела рядом и смотрела на его руки. Он не понимал, что читает, но не отступил от своего решения. Потом сел у телевизора в гостиной, а она сидела неподалеку и смотрела на его лицо, на котором мелькали отблески картинок, бегущих по экрану. В конце концов Эвен постелил ей на тахте в своем кабинете, а сам закрылся в спальне. Проглотил "Реланиум" и заснул.
На следующее утро Эвен решил относиться к ней как к дочери. Он вставил электрокипятильник в кружку с водой и заявил:
– Девочке надо умыться. Я как твой отец.
И эти слова принесли ему огромное облегчение. Наконец-то он знал, как к ней надо относиться. Теперь у него есть дочка, красивая, грациозная девушка. Он возьмет ее с собой на яхту, в ресторан, на автомобильную экскурсию, возможно, даже купит ей какое-нибудь красивое платье. Станет ездить с ней по местам, где молодые люди разбивают лагеря, чтобы она могла развлекаться с ровесниками. А сам будет приводить женщин. Эва же начнет заниматься уборкой, готовить завтрак, обед, ужин.
С утра они выплыли на озеро. Ветер был силой три балла, поэтому Эвен поднял все паруса, грот, фок и кливер, закрепленный на бушприте.
Кливер он закрепил, а шкот фока дал держать девушке. Однако следить за фоком ей, кажется, скоро надоело. Ветер был умеренный, поэтому она закрепила шкот на утке, находящейся на палубе. Эва присела на корточки в кокпите, и, полуоткрыв дверь каюты, наблюдала за Эвеном, который переходил с одного борта на другой. Тот старался не показывать виду, что ее взгляд его раздражает, он почти все время поглядывал на воду, чтобы вовремя заметить приближающийся шквал. Но когда Эвен все же тайком взглянул на нее, ему показалось, что ее большие глаза как бы затуманились.
– Не любишь плавать на яхте? – спросил он.
– Люблю. Но я устала.
Эвен пожал плечами. "Возможно, она снова не спала ночью", – подумал он.
В зависимости от курса яхты лицо девушки то оказывалось на солнце, то ее закрывала тень главного паруса. Она была в короткой вельветовой юбочке и плотно облегающем грудь свитере. Эва сидела с широко расставленными ногами, он видел ее загорелые, сильные бедра и узкую полоску бледно-розовых трусиков. Девушка его возбуждала, и это еще больше вызывало в нем злость. Ему иногда казалось, что он ее ненавидит. Еще несколько дней тому назад Эвен размышлял, лежа в шезлонге, о том, что любовь – это самая прекрасная охота, поскольку человек одновременно оказывается и охотником, и дичью. Но сейчас он чувствовал, что сам оказался в роли дичи, на которую охотится эта начинающая созревать женщина.
Девушка тихо засмеялась.
– В чем дело? – забеспокоился Эвен.
Эва долго мысленно подыскивала слова для выражения того, что она чувствовала.
– Ты даже не представляешь, как забавно смотреть, когда такой самец бегает по яхте. Перескакивает с борта на борт, готовится к прыжку, изгибается, гримасничает. Как большой дикий зверь. И такой милый, – добавила она.
– Я тебе напоминаю зверя, да? А какого? – заинтересовался Эвен.
– Большую, старую змею. У тебя гладкая кожа и маленькая головка с очками. Твои движения похожи на танец.
Эвен причалил к маленькому островку и поставил яхту с подветренной стороны. Паруса обвисли, корпус лодки вошел в прибрежный камыш и неподвижно застрял в нем. Сразу же стало очень жарко, из камышей поднялся рой маленьких мошек.
– Знаешь, что я о тебе думаю? – сказал он. – Тебе так мало лет, а у меня складывается впечатление как будто я имею дело с очень опытной женщиной. Когда у тебя было время, и где ты научилась таким образом смотреть на мужчин?
– А ты разбираешься в женщинах?
– У меня их было много.
– Но ты о женщинах ничего не знаешь, – заявила она. – У меня есть жених.
– Неужели?
– Ну да, жених. Впрочем, я дружила со многими мальчиками, но с ним дольше всего, и он считается моим женихом.
– Кто это такой?