Аргументы Юрия Галицкого очевидны: завещание Дмитрия Донского и давняя практика на Руси выявления "старейшего", запутавшая междукняжеские отношения еще в XI - XII вв. У Василия Васильевича тоже были основания ссылаться на "отчину и дедину", но Иван Всеволожский решил, что лучше "мертвой грамоте" противопоставить ханское жалование. Улуг-Мухаммед же (Махмет русских летописей) явно колебался, что и отразилось в летописях, различно толковавших окончательное решение ордынского хана (новгородские и псковские летописи вообще считали вопрос нерешенным). Согласно московским летописям, на хана подействовал намек Ивана Всеволожского, что в Литве теперь сидит "побратим" Юрия Свидригайло и что в самой Орде Тягиня с их помощью может возвыситься над всеми остальными. Хана подобные "аргументы", очевидно, более всего убеждали, и он отдал предпочтение Василию Васильевичу (или же пересмотрел прежнее решение). Видимо, не без участия Тягини в Орде началась очередная "замятия", когда против Улуг-Мухаммеда выступил поддерживаемый Тягиней Кичик-Мухаммед. Хан пошел на уступки прежде всего Тягини, передал Юрию Галицкому Дмитров и отпустил князей на свои отчины, так и не решив вопроса о "великом княжении". Однако несколько месяцев спустя на Москву явился ханский посол Мансыр-Улан, который и привез Василию Васильевичу ярлык на великое княжение. Возможно, новое решение хана было неожиданным для Юрия Дмитриевича. Он успел уже обосноваться в Дмитрове, но теперь был вынужден покинуть его и уйти в Галич. В свою очередь московский князь "взя Дмитров за себя и наместников его сослал, а иных поймал".
1433 г. в московских летописях содержит целый ряд сюжетов, способных привлечь исторических романистов. В большинстве летописных сводов статья под 1433 г. открывается сообщением о бегстве боярина Ивана Дмитриевича Всеволжского от великого князя сначала в Углич, к Константину Дмитриевичу, некогда находившемуся в оппозиции к своему брату великому князю Василию Дмитриевичу, затем в Тверь, а позже в Галич. Из этих сведений не видно, что же было причиной размолвки князя и боярина, являвшегося первым советником Софьи Витовтовны и затем обеспечившего великокняжеский стол Василию Васильевичу. Л.В. Черепнин, стараясь объяснить столь неожиданный поворот, приводит интересные факты из биографии Ивана Всеволожского: он был связан с домом тысяцких Вельяминовых. Но эта связь объясняет как раз его близость к Софье, имевшей основания привечать недругов Дмитрия Донского, и в какой-то мере к Василию Дмитриевичу, но никак не к галицкому князю, постоянно напоминавшему об отцовском завещании. А простой ответ похоже содержится в Никоновской летописи, к которой исследователи обращаются в последнюю очередь из-за большого количества сомнительных, труднопроверяемых известий: "Боярин великого князя Василия Васильевича Иван Дмитриевичь, служивый ему со всем предложением и истинным сердцем во Орде, и великое княжение ему у царя взя, и восхоте за великого князя... дщерь свою дати; и о сем слово ему бысть с великим князем. И якоже бывшим им на Москве, и не восхоте сего князь великий... и мати его София Витофтов-на, но восхотеша дщерь Ярославлю". Следовательно, конфликт произошел из-за того, что великий князь отказался взять в жены дочь боярина Ивана Всеволожского.
"Дщерь Ярославля" - это Мария Ярославна, внучка Владимира Андреевича Серпуховского. Жених и невеста, таким образом, родственники в четвертом колене (христианство разрешает браки с третьей степени родства). Ярослав Владимирович в 1414 г. отъезжал в Литву, а в 1421 г., когда противостояние Витовта и Фотия сменилось благорасположением, вернулся в Москву. В 1426 г. он скончался и был похоронен в Архангельском соборе Кремля - московской княжеской усыпальнице. Выбор Софьей невесты для своего сына, очевидно, не был случайным.
Скандал, происшедший на свадьбе Василия Васильевича и Марии Ярославны, летописи описывают в одних и тех же выражениях, следуя ранее записанному тексту, почти сказочного содержания. На свадьбе, состоявшейся 8 февраля 1433 г., среди прочих гостей были и сыновья Юрия Дмитриевича - Василий Юрьевич Косой (ум. 1448 г.) и. Дмитрий Юрьевич Шемяка (ок. 1408-1453). Наместник московского князя в Ростове Петр Константинович "познал" "на князе Васильи Юрьевиче пояс злат, на чепех, с каме-нием, что был приданой князя великого Дмитрея Ивановича от князя Дмитреа Константиновичя Суздальскаго". Далее следует ремарка, восходящая к источнику многих летописей: об этом вроде бы маловажном эпизоде приходится говорить потому, что из-за него случилось большое зло. И последующую часть они излагают вполне идентично. Рассказ же интересен именно своеобразными цепями взаимосвязей, переходящих от поколения к поколению.
Выше говорилось, что род тысяцких Вельяминовых был изначально враждебен Ивану Ивановичу и затем Дмитрию Донскому. И в этом рассказе в качестве негативной фигуры представлен тысяцкий Василий, сын Василия Вельяминовича. Василий Васильевич имел отношение к убийству в 1357 г. тысяцкого Алексея Петровича Хвоста, близкого Ивану Ивановичу, а затем бежал с другими заговорщиками в Рязань, но через некоторое время был возвращен великим князем после встречи с двумя заговорщиками в Орде. Сын последнего тысяцкого Иван Васильевич открыто боролся против московского князя и в Орде, и в Твери, и в Серпухове, и по приказу Дмитрия был убит в 1379 г. Но другой сын - Микула - погиб в следующем году на Куликовом поле, т. е. оставался на стороне московского князя. Согласно рассказу о свадьбе, именно тысяцкий Василий подменил пояс: "Князю великому дал меншой, а тот дал сыну своему Микуле, а за Микулою была того же князя Дмитрия Константиновича... дочь его болшая Марья, и Микула тот пояс дал в приданое же Ивану Дмитриевичу; а Иван Дмитриевичь дал его за своею дочерью князю Андрею Владимировичи), потом же, по смерти Андрееве и по Ордынском приходе, Иван Дмитреевичь княжну Андрееву дщерь, а свою внуку, обручал за князя Василья Юрьевича и тот пояс дал ему; и на свадьбе великого князя Василиа Васильеви-чя был на нем". В этой истории преступник лишь один - тысяцкий Василий Вельяминов, укравший княжеский пояс. Микула был свояком Дмитрия Донского, а Иван Дмитриевич Всеволожский - зятем Микулы. Андрей - сын Владимира Андреевича Серпуховского, князь Волоцкий и Ржевский, скончался в 1426 г. и был похоронен в Троицко-Сергиевом монастыре (монашеское имя Савва).
О каком "ординском" приходе идет здесь речь - неясно. Набеги на Рязанские "украины" под такое определение явно не подходят, а большое вторжение, осада Галича и разорение областей Верхнего Поволжья в 1428 г. или 1429 г. (в летописях дата воспроизводится по разным стилям) осуществлялась не "ординскими", а казанскими татарами. Об этом прямо сказано у Татищева, да и согласно летописным данным, московские воеводы преследовали их до Нижнего Новгорода. Значение же этой детали в том, что запись явно не московская, и представляется возможность искать какую-то немосковскую летописную традицию. (Кстати, недавно А.Г Авдеев выделил фрагменты оригинального галичского летописания середины XV в., носящего явную антимосковскую направленность.)
Таким образом, сын Юрия Галицкого Василий женился на дочери Андрея Владимировича и внучке Ивана Всеволжского незадолго до описываемых событий, и вместе с женой получил великокняжеский пояс Дмитрия Донского.
Согласно летописному рассказу, Софья публично сорвала пояс с Василия Юрьевича, нанеся таким образом оскорбление, которое никто и никогда не прощал. Был ли такой факт? С точки зрения права, духовная Дмитрия Донского дает преимущество Юрию Дмитриевичу, а не Василию Васильевичу. "Царское жалование" личного имущества обычно не касалось. Другое дело, что подобное оскорбление могло символизировать объявление войны.
Но в статье того же года в летописи указана и иная причина. Иван Дмитриевич Всеволожский сначала отправился в Углич к Константину Дмитриевичу. Из Углича он повернул - явно не по пути в Галич - на Тверь и лишь после этого, видимо, ничего не добившись у князей, не желавших определять свою позицию, направился в Галич. Все-таки он опасался своего визита к князю Юрию Галицкому, против которого всего несколько месяцев назад интриговал в Орде. В летописях именно Иван Всеволожский подбивает Юрия Галицкого бороться за "великое княжение", и князь посылает за своими сыновьями, не зная, что произошло на свадьбе. В летописной статье явно соединены разные источники, по-разному объясняющие завязку многолетнего конфликта. Позднейший же летописец, соединяя их, не позаботился (к счастью для исследователей) о согласовании. Конечно, Юрию был нужен повод, а когда требуется повод, разные версии могут уживаться даже при их полной несовместимости. В данном случае версия о происках Ивана Дмитриевича может быть связана с оправданием виновников его последующей трагической судьбы, а версия о "поясе" - оправданием непродуманных действий сыновей Юрия Галицкого.
Вторичность и легендарность рассказа о "золотом поясе" проявляется и в том, что обозначенный "разоблачитель", ростовский наместник Петр Константинович, появится на Москве лишь после того, как войско, собранное Юрием, выступит в поход на Москву из Галича. Да и передать он в крайнем случае мог лишь придворную сплетню (Дмитрий женился почти за 70 лет до свадьбы Василия Васильевича). Тем не менее в легенде заложено немало информации как чисто источниковедческого, так и политического (и придворного) характера, а события 40-50-х и отчасти 70-х гг. XIV столетия без этого рассказа не могут быть вполне осмыслены.
Скандал на свадьбе, согласно летописям, стал поводом к началу войны между Юрием Дмитриевичем и Василием Васильевичем. Москву Юрий Дмитриевич занял довольно легко. Московский князь и его советники не были готовы к отражению собранного галицким князем войска, мирные предложения их были отвергнуты, а москвичи и их воеводы не проявляли энтузиазма в обеспечении защиты своего князя. "От москвич не бысть никоея же помощи, - отметил летописец, - мнози бо от них пиани бяху, а и з собою мед везяху, что пити еще". Василий Васильевич вместе с матерью и молодой супругой Марьей спешно бежит в Тверь, а затем на Кострому. В марте 1433 г. Юрий "сел на великом княжении", а затем направил своих сыновей и сам отправился к Костроме, где и пленил племянника. "Он же со слезами доби челом дяде своему", а гарантом искренности и верности племянника выступил любимец галицкого князя - боярин Семен Морозов. Юрий отнесся к племяннику по-родственному, но Иван Дмитриевич Всеволжский и другие были раздосадованы таким поворотом дела. И все же Семен Морозов уговорил князя Юрия заключить мир с племянником и дать ему удел в Коломне. "Князь Юрьи же Дмитриевичь сотвори пир на братанича своего ... и даде ему дары многи и отпусти его на удел на Коломну, и всех бояр его с ним", - сообщает летопись. А на Коломне сразу же стали собираться все недовольные произошедшими переменами.
Для феодальной системы характерны иерархии сословий, земель, городов. В любом княжестве столица и ее жители имели больше прав, нежели "пригороды" - города как бы второй категории. Московское боярство и дворянство к этому времени уже возвышалось над остальными как привилегированное сословие. Появление в Москве многочисленных выходцев из небольших городов Поволжья задевало привычные чувства московских служилых людей, и они теперь ради возвращения неоправданного, но укоренившегося самосознания готовы были на время забыть и про свои беды. Именно этим объясняется, что Коломна стала центром притяжения для многих москвичей. В то же время многие из тех, кто поддержали Юрия, были разочарованы: Москву заняли, но практически ничего от этого не получили. Юрия бросили даже собственные дети - Василий и Дмитрий Шемяка, возмущенные его мягкотелостью. Убив ненавистного им Семена Морозова, они бежали в Кострому. Ощутив себя всеми покинутым, Юрий, так и не доказавший ни себе, ни другим, что способен быть "великим князем", предложил Василию Васильевичу вернуться на великое княжение, сам отправился в Звенигород, а затем в Галич.
Вернувшись в Москву, Василий немедленно потребовал от Юрия "детей своих к собе не приимати и помочи им не давати". Схваченного Ивана Дмитриевича Всеволожского он приказал ослепить, тем самым предопределив и свою судьбу. На братьев Юрьевичей была направлена рать во главе с князем Юрием Патрикеевичем, но московское войско потерпело сокрушительное поражение, а сам воевода попал в плен. Обвинив Юрия Галицкого в помощи сыновьям (а с ними были "вятчане и галичане"), московский князь направил войско теперь уже против Галича. Юрий бежал к Белоозеру, Галич был сожжен московским войском, "а люди в плен поведе и много зла сотвори земле той". Юрий отреагировал достаточно быстро, собрал большое войско, привлек и третьего сына - Дмитрия Красного и одержал над московским князем и его воеводой Иваном Можайским убедительную победу. Московский князь бежал в Нижний Новгород, а Иван Можайский в Тверь. Уговорив его отстать от Василия Васильевича, Юрий вместе с ним вступил в 1434 г. в Москву. Но на великом княжении он пробыл совсем недолго. Когда уже казалось, что вопрос окончательно решен, и Василий Васильевич, всеми оставленный, не смог сбежать в Орду, блокированный отрядами сыновей Юрия, пришла весть, что Юрий скончался, а на великом княжении сел его старший сын - Василий Косой. Он сам направил братьям уведомление о смерти отца и о своем вокняжении. Но два Дмитрия не приняли своего брата: "Аще не восхоте Бог, да княжит отець нашь, а тебе и сами не хотим". Они направляют посольство к Василию Васильевичу, приглашая его занять Москву и активно помогая ему в этом. В итоге Василий Юрьевич уходит в Дмитров и затем в Кострому. Он продолжает бороться за великокняжеский стол, но теперь уже не в союзе с братьями, а против них. В 1436 г. Дмитрий Шемяка явился в Москву, чтобы пригласить великого князя Василия Васильевича на свою свадьбу, но был схвачен и, закованный в железа, отправлен в Коломну. Теперь двор Дмитрия Шемяки переходит на сторону старшего Юрьевича, но меньшой - Дмитрий Красный остается с московским князем. С литовской помощью Василий Васильевич одерживает решающую победу над своим тезкой и продолжает счет жестоким казням, занесенным в свое время из Византии, но не применявшимся в княжеских усобицах с XIV в. - Василия Косого ослепили и бросили в темницу. Несмотря на сохранявшиеся противоречия, на некоторое время вопрос о власти в Москве был закрыт.
§3. РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ В УСЛОВИЯХ ФЕОДАЛЬНОЙ УСОБИЦЫ
Усобица князей имела поначалу одно примечательное следствие: обе стороны не спешили утвердить какого-нибудь кандидата на место умершего в 1431 г. митрополита Фотия. Видимо, сказывались и опасения за возможную позицию будущего митрополита, и необходимость отправлять крупные суммы в Константинополь, поскольку эти суммы были крайне необходимы и самим обеим противоборствующим сторонам. Пока же в Москве раздумывали, Константинополь в качестве митрополита киевского и всея Руси утвердил представленного Свидригайло кандидата - смоленского епископа Герасима. Это имя значится в перечнях митрополитов, предваряющих текст Новгородской Первой летописи (оно в них последнее, чем датируется время составления этой летописи). В 1434 г. на утверждение в Смоленск ездил новгородский архиепископ Евфимий. Василий Васильевич в это время также находился в Новгороде, но о его реакции на признание Новгородом правомерности ставленника Свидригайло никаких сведений нет.
Согласно Житию митрополита Ионы, сохранившемуся в разных редакциях, Москва выдвигала в качестве своего кандидата рязанского епископа Иону. Какая-сторона была при этом инициатором - не уточняется. К марту 1433 г. относится послание Ионы в Нижегородский Печерский Вознесенский монастырь, где он называет себя "епископом, нареченным в святейшую митрополию Русскую". Согласно Житию, в Константинополь Иона был направлен лишь "в шестое лето" после смерти Фотия, т. е. в 1436 или 1437 г. И связано это было с тем, что смоленский соперник московского кандидата был устранен самим Свидригайло: Герасим был сожжен "за измену" - способ расправы с неугодными, характерный для средневекового католичества. Очевидно, что до 1436 г. Иону потому и не направляли в Константинополь, что патриарх уже утвердил митрополитом Герасима, а пойти по следам Витовта, утвердившего Григория Цамблака вопреки Константинополю, видимо, не решались ни светские, ни церковные иерархи, хотя, судя по летописным комментариям к избранию Цамблака, проблема эта активно обсуждалась. Сказывалась, вероятно, и неуверенность противоборствующих сторон в феодальной войне: кому будет помогать Иона в качестве митрополита? На этот вопрос не могут однозначно ответить и историки, поскольку вообще неясно, по чьей инициативе Иона выдвигался преемником Фотия. Версия позднейших житий, увязывающих его с Фотием, конечно, надуманна, и питалась она желанием придать больше "законности" избранию Ионы на митрополичью кафедру впоследствии.
"Нареченным митрополитом" Иона стал, будучи епископом, в годы "великого княжения" Василия Васильевича. Церковные иерархи обычно поддерживали того из князей, кто наследовал отцу. Исключения были и в стародавние времена, и не только в "демократических" Новгороде и Пскове. В то же время и указания на "апостольские правила", разрешавшие избрание митрополита на совете-соборе епископов, убеждали далеко не всех епископов, и не только радевших о Византийском императорском столе и патриаршей кафедре владык-греков. Избранного в конечном счете митрополитом Иону не хотел, например, признавать наставник Иосифа Волоцкого - Пафнутий Боровский. Поэтому независимо оттого, что думал Иона и кому он симпатизировал, выйти за пределы преобладающих настроений и традиций он не мог.
В литературе обращали внимание на какую-то, не отраженную в житиях, изначальную близость Ионы к Дмитрию Шемяке. Между тем такая близость совершенно естественна. Иона был родом из-под Галича, в Галицкой же земле в возрасте 12 лет постригся в монастырь. Можно отметить и то, что в упомянутой грамоте Иона не ищет для себя титула митрополита "Киевского и всея Руси", т. е. он, видимо, изначально связывается с теми кругами, которые ратуют за обособление Русской Церкви и от Литвы, и от Константинополя. Но в ком персонифицируются эти силы - сказать затруднительно. Василий Васильевич после мученической смерти Герасима решает направить Иону на поставление в Константинополь. Однако в Константинополе вопрос был решен без совета с московским и литовскими князьями: в 1436 г. на Русь поставили сторонника церковной унии - Исидора (ум. 1463 г.).
С начала XV в. в Европе довольно широко развернулось "соборное движение". Цели при этом ставились разные. В одних случаях предполагалось ограничить самовластие римских пап, к этому времени основательно скомпрометировавших сам институт папства. В других - речь шла о воссоединении разных ветвей христианства на той или иной основе. Византия благодаря правлению исихастов доживала последние дни: турки командовали уже самими правителями империи, а надежда на помощь католического Запада предполагала те или иные идеологические уступки. Именно поэтому в 30-е гг. XV в. исихасты, управлявшие константинопольским патриархатом, были готовы к заключению унии с римско-католической церковью.