В Казанском летописце ("Сказании о царстве Казанском"), написанном уже в XVI в., вскоре после взятия Казани в 1552 г., имеется заслуживающее внимание объяснение внезапно охватившего татарское войско страха. Иван III "посылает отаи царя Златую Орду пленити служиваго своего царя Нурдорвлета Городецкаго (имеется в виду Касимов. - А.К), а с ним же и воеводу князя Василиа Нозд-роватаго Звенигородцкаго со многою силою, и доколе царь стояше на Руси, не ведующу ему сего. Они же Волгою в ладиях пришед на Орду и обретоша ю.пусту, без людей, токмо в ней женьский пол, и стар и млад. И тако ея поплениша жен и детей варварских и скот весь в полон взяша, иных же огню, и воде и мечу предаша, и конечне хотеша юрт Батыев разорити. Улан же царя Городецкаго и Обляз лесть сотвори, глаголя царю своему: "Что твориши, о царю, яко не лепо есть тебе болшаго сего царства до конца разорити - от него же ты и сам родися и мы все. И наша земля то есть и отец твой искони. Се поведенная пославшего ны понемногу исполнихом, и довольно есть нам и пойдем, егда како Бог не попустит нам". И прибегоша вестницы ко царю Ахмату, яко Русь Орду его расплениша. И скоро в том часе царь от реки Угры назадь обратися бежати".
Видимо, операция московских войск в 1480 г. по разорению Орды, в духе набега ушкуйников 1472 г., совершалась "отай" и от московских летописцев. В летописях многое недоговорено, а временами и наговорено. Различные оценки даются роли и поведению Софьи Палеолог, отдельным князьям и боярам, самому Ивану III: труслив или осторожен? На летописные тексты наложили отпечаток и острые противостояния 90-х гг. - сторонников Ивана Ивановича Молодого и его сына Дмитрия, с одной стороны, и приверженцев Софьи и ее сына Василия - с другой. Из летописей неясно, когда московский князь перестал платить дань в Орду. Указание на это имеется лишь в "ультиматуме" Ахмед-хана: 1480 г. был пятым по счету. Следовательно, Москва не давала "выхода" в Орду уже с 1476 г. Именно тогда Ахмед-хан "увяз" в Крыму, занятый борьбой с Менгли-Гиреем и непростыми переговорами с турецким султаном. Но летописи не случайно не называют даты: открытого демарша по этому поводу, по всей вероятности, просто не было. Иван III всегда предпочитал "тихую" дипломатию, и это был не отказ от уплаты, а как бы ее задержание.
По тексту Татищева, хан потребовал от московского князя полного подчинения и выплаты дани "за прошлые годы" (не указано за сколько), угрожая "пленить всю землю" и сделать рабом самого князя. Князь советуется с матерью-инокиней Марфой, с князьями и боярами, и многие советуют "умирить дарами" хана. Софья же возмущается: "Господине мой, отец мой и аз не хотехом дань дава-ти, лутче отчины лишихомся. И аз, не хотя инных богатых и сильных князей и королей веры ради прияти, тебе причетахся. (Княгине приписываются примерно те же слова, что приводились в летописном рассказе о ее "женихах". - А.К.). А се ныне хосчеши мя и моя дети данники учинити... Почто хосчеши раб твоих слушати, а не стояти за честь свою и веру святую?.. И яко первее отрек им, тако и ныне откажи не давати дани и выходов".
Положение в Москве в 1480 г. напоминало ситуацию 1382 г.: одни хотели защищаться, другие - уступить требованиям хана. Даже в позиции церкви не было единства. Феофил укрылся в московском Чудовом монастыре, Вассиан Рыло, которому в летописях приписано жесткое послание к Ивану III, продолжал ходатайствовать за его крамольных братьев. Хотя в конечном счете, видимо, именно ростовский архиепископ, пользовавшийся особым расположением великого князя, побудил братьев приехать на Оку защищать Русь от ордынского хана. Однако он же и заставил великого князя принять требования крамольников, что было уступкой принципиальной: отказом от жесткого курса на ликвидацию удельной системы.
Возмущение в Москве в 1382 г. было вызвано тем, что город покинул и князь, и митрополит, и княгиня. И на этот раз у москвичей были основания возмущаться поведением бояр, в том числе ближайшего к великому князю круга. Московский летописный свод и ряд других летописей резко осуждают княгиню Софью за ее немотивированное бегство в Белоозеро. Резкое осуждение княгини дается как бы безотносительно к поведению князя, но и князь выглядит не лучшим образом: "Бысть же тогда страх на обоих (на татар и на русских. - А.К.), един другых бояхуся". Князь боялся, что по замерзшей Угре татары могут перейти на московский берег, и распорядился отступить к его ставке в Кременце. "Сам бо дьявол тогда усты Мамоновы глаголаше", - комментирует это событие летопись, имея в виду Григория Мамону, который вместе с окольничим Иваном Ощерой настаивали на выражении покорности хану. Но случилось чудо, и татары "страхом одержими по-бегоша, мняще, яко берег дают им Русь и хотят с ними битися, а наши мняху татар за собою реку прешедшю и побегоша на Кре-менець. А на царя Ахмута прииде страх от Бога, и побеже никым же гоним от Угры по Литовъской земле по королеве державе, воюя его землю за его измену".
Решение князя отправить Софью с малыми детьми и казной на Белоозеро было естественным. Князь предполагал отправить туда и инокиню-мать. Но митрополит и архиепископ не посоветовали делать этого, справедливо полагая, что москвичи воспримут это как бегство. Колебания же у князя были, поскольку успех или неудача от него мало зависели. Неясно было, как поведут себя братья, как поведет себя Казимир, что сумеет сделать Менгли-Гирей. Не вполне учитывалось и то, что зима для степных кочевников - время неподходящее. И в гневном послании Ахмеда московскому князю после бегства с Угры звучит угроза вернуться после зимы: "Нынча есми от берега пошол, потому что у меня люди без одеж, а кони без попон. А минет сердце зимы девяносто дней, и яз опять у тебя буду, а пить и у меня вода мутная". Вернуться ему, однако, не пришлось. Менгли-Гирей все-таки воспользовался моментом, чтобы отомстить обидчику, разорив его улус. Сам же Ахмед скоро погиб в очередной усобице.
Этот сюжет дается в летописях различно, в том числе с фольклорными подробностями. Но финал был именно таков - ордынское иго было сброшено с минимальными потерями. Орда перестала быть серьезной угрозой, а по Оке теперь создавался заслон из переходивших на службу к московскому князю татарских царевичей. И стоит вспомнить некогда затасканную, а ныне неправомерно забытую оценку этого факта, данную не слишком жаловавшим русскую историю К. Марксом: "Иван III свергнул Золотую Орду, не сражаясь с нею сам, а притворным желанием дать сражение вызвал ее на наступательные действия, которые истощили остатки ее жизнеспособности и подставили ее под роковые удары родственных ей племен, которые ему удалось обратить в своих союзников. Он одних татар погубил при помощи других".
Однако в самой Москве положение оставалось напряженным. В марте 1481 г. скончался ростовский архиепископ Вассиан, а некоторое время спустя также брат великого князя Андрей Меньшой, всегда остававшийся надежной его опорой в самых сложных ситуациях борьбы за единое государство. На стороне крамольных братьев Андрея Большого и Бориса оставались влиятельные светские и церковные владетели. Именно в 1481 г., когда за короткое время были поставлены новые церковные иерархи: архиепископ Иоасаф (родом из князей Оболенских) в Ростове и епископы в Коломне и Рязани (сюда был направлен духовник митрополита Геронтия Симеон), произошел серьезный конфликт у князя с митрополитом. Согласно Софийской Второй летописи, "распря" произошла из-за того, что "свящал соборную церковь митрополит да не по солнцу ходил со кресты около церкви". Возмущенный вмешательством князя, митрополит Геронтий "съеха на Симонов" и намеревался уйти в монастырь, если князь "не добьет челом". Построенные князем церкви стояли не освященными из-за разногласий - как идти с крестами. По летописи, "вси священники, и книжники, и иноки и миряне, по митрополите глаголаху, а по великом князе мало их, един владыка Ростовской князь Асаф да архимандрит чюдовской Генадей".
Данное разногласие - ходить ли с крестом "посолонь" по солнцу, или против солнца - возникло при освящении достроенного в 1479 г. Аристотелем Фиораванти Успенского собора. Никаких записанных установлений найти не удалось, и спор решался личным опытом участников обсуждения. Кто-то видел, что "против солнца ходили" при освящении храма "во Святей горе" (на Афоне). Аргумент митрополита заключался в параллели: дьякон "кадит в алтаре на правую руку" (т. е. идет против солнца). Возражали тогда архимандрит Геннадий и архиепископ Ростовский Вассиан. Летописец замечает, что никаких свидетельств они не приводили, а ссылались на "солнце праведное" Христа. Впоследствии будет добыт еще один аргумент в пользу митрополита: "посолонь" ходят "латины", а греки против солнца.
Разумеется, истинные причины разногласий лежали в более значимых сферах. С ростовским архиепископом у митрополита были серьезные разногласия в связи с позицией Кирилло-Бело-зерского монастыря (в этом случае оценка архиепископа совпадала с великокняжеской), а князя митрополит не хотел и вовсе допускать в церковные дела. И хотя великий князь в данном случае уступил, напряженность в отношениях "государя" и "владыки" сохранится до кончины митрополита в 1489 г. "Нейтрализация" же митрополита требовалась для решения вполне мирских проблем. Главной из них оставалась задача перехода от раздробленности к единству, которое в это время могло выражаться в сосредоточение власти и собственности в руках "государя". И одним из главных принципиальных изменений в социально-политическом устройстве станет оттеснение наследственно-вотчинного порядка землевладения жалованиями за службу поместий. В значительной степени поэтому и назревавшие конфликты внутри церкви (о них будет речь в следующих главах) принимают ярко выраженный социально-политический характер.
В 1482 г. из Литвы бежал к московскому князю князь Федор Иванович Вельский. Он получает "во отчину" город Демон на Нов-городчине. В XVI в. эта фамилия будет часто звучать в коллизиях придворной политической жизни. В том же году в ответ на посольство "от короля угорского Матиаса" Иван III направляет ответное во главе с Федором Васильевичем Курицыным, одним из видных деятелей конца XV в. Курицын заключил "докончание" с венгерским королем, а по пути навестил молдавского (волошско-го) "господаря" Стефана. В конце 1482 г. в Москву прибудет дочь Стефана Елена Волошанка, которая будет обвенчана с "великим князем" Иваном Ивановичем Молодым (1458-1490). Ей также предстоит сыграть значительную роль в политической борьбе конца XV в. И в центре этой борьбы будет родившийся год спустя ее от Дмитрий (1483-1509).
Осенью 1483 г. Менгли-Гирей разорил Киевскую землю и сжег сам город. Летописи.весьма неоднозначно оценили это событие. В Московском своде и некоторых других летописях акция подается как наказание за "неисправление королевское, что приводил царя Ахмата" на московского князя. Королю Казимиру приписывается и намерение "разорити православное христьяньство". Другие летописи (в частности, Вологодско-Пермская и Софийская Вторая) разорителем христиан представляют как раз союзника московского князя. Подчеркивается, в частности, что был разорен Печерский монастырь.
§ 4. ВНУТРЕННЯЯ И ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ИВАНА III В КОНЦЕ XV в.
В 1484 г. отчетливо проявилось противостояние в семье великого князя, которое в итоге негативно скажется и на политическом развитии следующего столетия. Рождение внука Дмитрия побуждало Ивана III передать соправителю Ивану Ивановичу Молодому Тверское княжение, которое предстояло взять "за неисправление" князя Михаила Борисовича и его пролитовского.окружения.
Согласно Софийской Второй летописи, "въсхоте князь велики... сноху свою дарити сажением (украшениями. -А.К.) первые своей великие княини Тферьскые, и просил у второй у своей великой княини Римлянки того сажения, она же не дасть ему; понеже бо много истеряла казны великого князя, давала бо брату, иное же давала за своею племянницею въ приданые князю Василью Михайловичу Верейскому; князь же великий посла к нему и взя у него приданое все, еще же хотел его со княинею поимати, он же бежа в Литву и со княинею к королю; князь же велики посла за ним в погоню князя Бориса Михайловича Турену Оболенского (речь идет о воеводе тверского князя, видимо, служившего московскому князю. - А.К), и мало не яша его; тогда же князь великий повеле фряз поимати и мастеров серебреных".
Внутрисемейный конфликт обострялся "обговором на новгородцев от самих же новгородцев, яко посылалися... в Литву к королю". Снова следовали "поимания": пытки и конфискации имуществ перебежчиков. Не прижился в Новгороде избранный по жребию архиепископ Симеон (система выбора "по жребию" из нескольких кандидатур практиковалась при назначении новгородских архиепископов). В 1485 г. его сменит архимандрит Чудовского монастыря Геннадий (ум. 1505 г.).
Новые противоречия возникли и с митрополитом Геронтием, который то уходил в монастырь, то возвращался на митрополичью кафедру. Иван III пытался воспользоваться ситуацией, чтобы возвести на митрополичью кафедру своего приверженца Паисия Ярославова, являвшегося в это время игуменом Троице-Сергиева монастыря. Но тот отказался: "Принуди бо его дотоле князь великий у Троици в Сергееве монастыре игуменом быти и не може чер-нцов преврати™ на Божий путь на молитву и на пост и на воздержание, и хотеша его убити, бяху бо там бояре и князи постригшеся, не хотяху повинутися, и остави игуменство и потому же и митрополии не восхоте". Пришлось соглашаться с возвращением на митрополичью кафедру Геронтия.
В зиму 1485 г. Иван III "разверже мир" с тверским князем "о том, что женитися ему у короля и целова ему". Причиной конфликта стал тот факт, что Михаил Борисович в 1483 г., овдовев, решил посвататься к внучке Казимира. В том же году было заключено и "докончание" князя с королем о взаимной помощи. Иван III воспротивился заключению договора Твери с Литвой. Тверской князь шел на уступки, соглашаясь признавать себя не "братом", а "младшим братом". Но многие тверские княжата и бояре, уяснив ситуацию, стали переходить на сторону Москвы, где получали пожалования на вотчины. Затем "выняли у гонца у тверского грамоты, что посылал в Литву к королю". Оправдания не были приняты, и московская рать отправилась к Твери. Тверской князь бежал в Литву, а в Твери вокняжился великий князь Иван Иванович.
Включение Тверского княжества в состав единого государства существенно облегчало решение других проблем, поскольку устранялся ненадежный союзник в непосредственной близости от Москвы. Но проблем оставалось много. В 1485 г. скончалась мать Ивана III инокиня Марфа, которая многое делала для примирения братьев и удерживания их от открытой конфронтации. Теперь эта конфронтация выходит наружу. В 1486 г. московский князь пересматривает "докончания" со своими братьями, отказываясь от ранее сделанных уступок и обязывая их признавать себя "господином". Дальнейшее противостояние приведет в 1489 г. к "поиманию" Андрея Большого.
В том же 1485 г. взбунтовались вятчане и пришлось усмирять их посланной из Москвы ратью. В 1483 - 1486 гг. "смердья брань" грозила оторвать от Москвы Псков. События эти в литературе оцениваются неоднозначно, главным образом из-за ограниченности источников. Но основное направление политики московского князя проявляется, и оно примечательно: князь поддерживает смердов против "Господина Пскова" и заставляет правителей города и земли принять требования смердов. И хотя Псков остается самостоятельным, влияние Москвы еще более возрастает. Принципиальное значение позиция Москвы имела и для понимания способов укрепления единства земли, и условий возникновения наивного крестьянского монархизма - веры, что высшая справедливость воплощается в личности государя.
После разгрома Большой Орды наиболее враждебной по отношению к Москве являлась Казань. Но там шла внутренняя борьба (антирусские позиции занимал Али-хан, а его противником выступал Мухаммед-Эмин), и приверженцы промосковской ориентации обратились за помощью к великому князю. После некоторых колебаний (видимо, сталкивая противоборствующие стороны) Иван III направил в 1487 г. против Казани большую рать. Мухаммед-Эмин, мать которого Нур-салтан стала женой Менгли-Гирея, был утвержден на Казанском ханстве. Али-хан с женой, матерью, братьями и приближенными были сосланы в Вологду, на Белоозеро и в Каргополь, "коромольных" князей и уланов казнили. Стоит отметить, что к пленным на Руси относились согласно их рангу в монголо-татарской иерархии. Брат Али-хана Худай-кул в 1505 г. крестился и стал Петром, после чего вскоре женился на дочери Ивана III Евдокии. Браки татарских "царевичей" с русскими княжнами и боярынями станут обычным явлением.
В 1489 г. скончался митрополит Геронтий, и только в 1491 г. его преемником был избран архимандрит Симоновского монастыря Зосима. Не последнюю роль при этом могли играть нараставшие споры вокруг чистоты православия, которые вскоре выйдут на первый план внутриполитической жизни. Великого князя беспокоила также болезнь своего сына-соправителя. По летописи, он страдал "камчугом (ломотой. - А.К.) в ногах". В 1490 г. брат княгини Софьи Андрей вернулся из очередной поездки в Рим и среди привезенных им с собой мастеров был "лекарь Мистро Леон Жидовин из Венеции". Лекарь "похваляся рече великому князю...: "яз излечю сына твоего... от тоя болезни; а не излечу яз, и ты мене вели казнити смертною казнью". И князь великий няв тому веру, веле ему лечити сына своего..." Однако усилия лекаря не помогли - Иван Иванович умер. Более того, лекаря обвинили в убийстве Ивана Ивановича, после чего казнили: "Лекарь же дасть ему зелие пити и жещи нача стькля-ницами по телу, вливая горячюю воду: и от того ему бысть тяжчае и умре. И того лекаря... велел князь велики поимати, и после сорочин сына своего... повеле его казнити... головы ссещи".
Кончина соправителя резко обостряла ситуацию, поднимая шансы Софьи и ее одиннадцатилетнего сына Василия (он был на 4 года старше своего соперника Дмитрия - сына Ивана Ивановича и внука Ивана III). Субъективный фактор в данном случае сыграет весьма значительную роль, сказываясь на всей политической истории XVI столетия. Но борьбу сил, стоявших за вдовой умершего "великого князя" Еленой Волошанкой и Софьей, нельзя сводить только к борьбе за власть. Сталкивались и разные представления о выборе дальнейшего пути в социально-политической, внешнеполитической и духовной сферах, о которых речь пойдет в следующей главе.
После создания довольно надежных заслонов на южных и восточных рубежах основным направлением внешней политики становятся русские земли в составе Польши и Великого княжества Литовского, а для активизации деятельности на этом направлении потребуется укрепить некоторые внутренние структуры и соответственно идеологию - обоснование прав на эти земли. И не случайно, что именно в это время в русских областях Литовского княжества возникают политически значимые идеи, которые получат развитие в Руси Московской.