– Инга, помоги! Умоляю, сделай что-нибудь! Ты же ведь можешь, можешь! – кажется, Вадим кричал так, что его голос из телефонной трубки мог быть услышан даже за стенами флигелька.
– Что я могу сделать?! Что?! Я – ничто теперь, ничто!!! – Инга кричала не тише. Ее крик, возможно, уже разбудил хозяйку в доме. Ей было плевать на это. Ей не наплевать лишь на отчаяние, в котором находился ее брат, и на собственное отчаяние, которое уже струилось по ее щекам слезами и вырывалось наружу с криком. Отчаяние на собственное бессилие.
– На тебя вся надежда, Инга! Только на тебя! Сделай что-нибудь! Ну хоть что-нибудь!!! Я прошу тебя, я умоляю тебя, Инга, пожалуйста… Пожалуйста… – Вадим перешел на шепот – хриплый, прерывистый. Агония отчаяния. – Меня без нее не будет, ты же знаешь… Не будет… Прошу тебя, родная моя, прошу… Ну хоть что-нибудь, ну хотя бы словом помоги, пожалуйста… Я не умею молиться, не знаю ни одной молитвы, но если мы вместе с тобой… Ты – там, я – здесь… Мы вместе – за нее, за моего сына. Пожалуйста, сестренка…
– Все, хватит! Хватит!!! – она заорала на него, не в силах больше слушать его горячий, полубезумный от отчаяния шепот, и ладонью вытерла мокрое от слез лицо. – Я… попробую. Я буду делать все, что могу и не могу. Прямо сейчас, хорошо? Только ты там держись, ладно?
– Спасибо, родная… – и он отключил вызов. А Инга заметалась по тесной клетке, в которую превратился ее флигелек. Что она может сделать, что?! Раньше бы, когда у нее была сила, она смогла бы помочь, но не сейчас. Она не чувствовала себя сильной – настолько, чтобы провести ритуал. И нет у нее ничего здесь для ритуала – ни свечей, ни воды, ни книг, ни ткани… Ничего!
– Спокойно, спокойно… – она, приложив пальцы к вискам, тихо, но уверенно проговорила, пытаясь успокоиться. В таком взвинченном состоянии даже обладая огромной силой и всем необходимым, ритуал не провести. Схватив чашку со стола, Инга выскочила во двор и набрала простой воды из умывальника. Не святая, но тоже вода… Вернувшись в комнату, она поставила чашку на стул и, встав перед ним на колени, принялась тихо читать на воду заговор на успокоение. "…Вода ты вода, моешь ты и смываешь… Вода, везде ты бываешь… Уйми ты рабу божью Ингу… От крика и гнева, от грубого слова… От напрасных слез… От тысячи дум тревожных… Не страдала бы она, не кричала бы она… Тревогу остуди, с ее буйной головы смой, слей, сполощи… Спокойствием напои… Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…". Закончив шептать, Инга обмакнула пальцы в чашку и торопливо умыла заговоренной водой лицо, а остатки выпила. Сделав глубокий вздох, она посидела немного с закрытыми глазами, успокаиваясь и настраиваясь на помощь роженице. И, почувствовав себя уверенней, мысленно прочитала молитву на начало важного дела.
Для проведения ритуалов – сложных или простых – у нее ничего нет. Ей остается рассчитывать только на свое горячее желание помочь Ларисе, и на то, что отчаянные молитвы будут услышаны. "…Инночка, даже простое слово обладает силой. А слово, посланное из сердца – многократной силой…" – бабушкина мудрость, как всегда, оказывала ей бесценную поддержку.
"…Господи, благослови рабу Божию Ларису… Крест-креститель, души рабы Божией спаситель…". Она шептала сначала робко, неуверенно. Так неуверенно делает первые шаги человек после тяжелой продолжительной болезни. Она словно осторожно пробовала каждое слово на вкус, взвешивала, прислушивалась к собственным ощущениям. Ей еще не доводилось применять заговоры на помощь роженице, и сейчас она, лихорадочно вспоминая их, чувствовала себя вдвойне неуверенней из-за страха не вспомнить, забыть нужные слова, перепутать, запнуться. Страх первоклассницы-отличницы, которая вышла читать стихотворение на торжественном школьном вечере перед многочисленной публикой. "…Инночка, за тебя не память говорит, а сердце… Не бойся, оно найдет нужные слова…" – Инга словно услышала голос бабушки. "Бабушка, что же делать?!" – она мысленно прокричала, нуждаясь в помощи. "Молиться, милая, молиться…".
"… Плакала Магдалена, Мать Мария рыдала, радовался бес, а Иисус воскрес… Господи, помоги рабе Божией Ларисе…".
Она горячим шепотом посылала молитвы небу, всем сердцем, душой желая, чтобы они были услышаны. Она будто впала в некое подобие транса, словно раздвоилась – читала молитвы и заговоры в тесном флигельке в приморском городе, и, в то же время, будто находилась в Москве, в роддоме, где мучалась в родах обессиленная невестка. Инга смотрела на крашеную стену домика, но видела обстановку родильного зала, врачей, столпившихся около родильного стола, измученную, невменяемую роженицу…
"…Обвенчаю я тебя, рабу Божию Ларису, с жизнью и здоровьем, с двенадцатью радостями, с двенадцатью надеждами, с двенадцатью часами и двенадцатью днями, с Христовыми учениками, с их силой и подмогой…". Она шептала все уверенней и уверенней, ощущая, что каждое ее произносимое слово обретает вес. И с радостью и удивлением чувствуя, что в груди – в области сердца – зарождается тепло, которое постепенно, порциями, растекается по телу. Сила.
"Ангел-Спаситель с тобой, Ангел-Хранитель перед тобой… Богородица позади. Господь впереди… Сохрани тело, сохрани живот, сохрани чрева плод…". Инга уже явственно ощущала покалывающую пульсацию в кончиках пальцев, говорящую о концентрирующейся в них Силе. Боясь потерять хоть каплю, она бережно старалась донести ее всю до обессиленной, умирающей в родах Ларисы. Протягивая к Ларе руки, Инга по каплям, как живительную воду, постепенно сцеживала Силу, желая напитать ею и роженицу, и плод.
"…Поверяю я тебя на руки Господа и его Матери, Пресвятой, Пречистой Богородицы… Исцелит тебя сам Господь… Слово мое не перебить и не истребить…".
Последняя капля силы, упавшая с ее пальцев, совпала с детским криком, раздавшимся громко, с претензией на жизнь. Мальчик… "Сын. У вас – сын". Инга еще "увидела" слабую, но счастливую улыбку Ларисы, прежде чем сама, обессиленная и измученная, опустилась на пол рядом со стулом. Положив руки на сиденье, она уткнулась в них взмокшим лбом и часто задышала. У нее не было сил даже дойти до кровати, но она чувствовала себя счастливой, как никогда в жизни. "Сын… У Вадьки – сын… Мой племянник", – Инга улыбнулась и на какое-то время отключилась – не уснула, не потеряла сознание, а словно застыла, забылась, впала в транс.
Привел ее в чувство звонок мобильного: Вадим, обезумевший теперь уже от счастья, торопился сообщить, что у него родился сын.
– Я знаю… – Инга, с трудом от усталости удерживая в руках телефон, еле слышно прошептала.
– Откуда? – брат удивился, но тут же понимающе рассмеялся:
– Глупый вопрос, сам понимаю! Ты у меня все-все знаешь, все-все можешь! Спасибо тебе, родная, до конца жизни у тебя в долгу буду.
– Такими словами не бросаются, – она еще сумела пошутить и спросила о Ларисе.
– Измученная… Но она – молодец! И ты у меня – молодец! Если бы не ты…
– Это не я, Вадим… Это все молитвы… Вадим, у меня сил нет разговаривать. Завтра, хорошо? Завтра…
– Да-да, конечно! – брат тут же поспешно свернул разговор. И еще раз выразил благодарность за помощь. Инга, в свою очередь, запоздало поздравила его с рождением сына и на прощание несерьезно попросила:
– Сильно не напивайся от радости…
– Я не пьющий, ты же знаешь, – он рассмеялся и лукаво добавил:
– Но, впрочем, если есть повод…
После разговора с братом Инга дошла до кровати и, не раздеваясь, в чем была, легла. От усталости она заснула почти сразу. Но, погружаясь в сон, внезапно осознала, что все те заговоры, которые она с жаром читала, имели различные предназначения, но отнюдь не предназначались для помощи роженицам. На излечение от болезней, на защиту, на охрану беременным – она читала все, что ей приходило в тот момент на ум. А заговор для помощи роженицам она так и не вспомнила… "Во дела…" – Инга мысленно усмехнулась, удивляясь такому "феномену", и уже во сне услышала голос бабушки, напомнившей ей о том, что "…сердце само найдет нужные слова…".
XIV
Не смотря на то, что Инга была измотана и уснула, едва коснувшись щекой подушки, спала она тревожно. Многочисленные и слишком эмоциональные события, случившиеся накануне, сказались на ее сне, вылившись в мельтешащие, сменяющие друг друга с частой слайдов короткие сновидения. Брат просит о помощи. Лариса, улыбаясь, показывает новорожденного. Бабушка протягивает ей книгу заговоров. Алексей, взяв ее за руку, подводит к зеркалу, откуда, улыбаясь, смотрит на нее дядя. Зеркало неожиданно превращается в живой портрет Кристины. "…Она и тебя погубит…" – Кристина смотрит из позолоченной рамы печальными большими глазами. Инга хочет что-то спросить у Кристины, но ее отвлекает стук в дверь библиотеки. Она оглядывается, а когда поворачивается обратно к портрету, видит уже не его, а дверь. "Я туда хожу гулять", – Лиза с куклой Барби под мышкой важно указывает на дверь. Инга хочет пойти следом за девочкой, поворачивается, чтобы позвать Алексея, но видит вместо него улыбающегося Макса. "Я приду за тобой. Обязательно приду!". На этом обещании Инга и проснулась.
– Господи, ну и приснится же бред… – она уткнулась лицом в подушку и закрыла глаза. Вставать не хотелось, она все еще продолжала чувствовать себя уставшей и разбитой. Лежа в кровати, позвонила брату и поинтересовалась состоянием Ларисы и малыша. Вадим успокоил, сказав, что с его женой и ребенком все будет нормально. Инга еще раз поздравила брата с пополнением в семье и, отключая телефон, подумала о том, что надо бы поставить охранку на Ларису и малыша. Возможно, ей уже под силу справиться с таким обрядом, только для него нужно будет запастись необходимыми атрибутами.
И все же, как ей бы ни хотелось провести этот день в постели, она встала: скоро должна была прийти Мария. Взяв полотенце и зубную пасту, Инга открыла дверь и с удивлением обнаружила приставленный к двери букет белых роз. "Самой красивой…" – гласила вложенная в цветы открытка.
– Удивительно… – Инга недоверчиво взяла букет в руки. Зажмурившись, она понюхала бутоны с капельками влаги на плотных лепестках. Когда ей в последний раз дарили подобные букеты мужчины, желающие выразить свои чувства? Очень давно, еще в позапрошлой жизни… Кто-то приходил, пока она спала – Чернов, Макс? Хотелось бы думать, что букет – от Алексея… Инга рассеянно повертела открытку, безрезультатно желая найти хоть какую-то подпись, и отнесла букет в домик.
…Разговор с Марией пошел совершенно не так, как хотелось бы Инге, оставил странный и неприятный осадок.
Подруга пришла, как и обещала вчера, около часу. Видимо, что-то на работе у нее произошло не очень приятное, потому что пребывала она в скверном настроении. А апогеем Машиного дурного настроения неожиданно послужил замеченный ею букет.
– От Чернова, – Мария не спросила, а утвердила, и тут же насупилась.
Когда Инга осторожно спросила у подруги, чем она, собственно говоря, недовольна, та неожиданно взорвалась:
– Чем, спрашиваешь?! А вот этим, – Маша ткнула пальцем в невинный букет. – И еще тем, что ты дочкой Чернова прикрываешься для личных целей! И тем, что для тебя Алексей – это очередной каприз, забава! Вы ведь, московские, ни в чем не привыкли знать отказа! Все для вас! Все! Хоть звезды с неба!
– Маша, я тебя не понимаю… – Инга, растерявшись перед такими неожиданными нападками подруги, попыталась остановить ту, но это было сродни попытке остановить лавину.
– Да все ты понимаешь! – Мария досадливо поморщилась. – Ты далеко не глупа, чтобы не понимать. Хорошую лазейку ты нашла, чтобы подобраться к Чернову! Через его дочку! А о том, что будет потом, ты подумала?! Что будет потом, после того, как ты уедешь? Ведь для вас, курортников, такие романчики – отдых, развлечение, способ снять стресс, на который вы так любите жаловаться! Уезжаете, довольные, а мы тут остаемся… Со своими, вам такими смешными, проблемами, со своими "стрессами"! Да вам-то что! Вы уехали, как песок с себя стряхнули!
– Мария, ты все не правильно понимаешь…
– Не правильно? Да все правильно! Ты – столичная "хищница", приехала развлекаться. Алексей Чернов – замечательный трофей! Галочка в твоей яркой биографии. А его дочка – это так, ступенька, трамплинчик, чтобы получить желаемое.
– Хватит! Я не собираюсь слушать это! – Инга хлопнула ладонью по столу и резко встала. – Ты просто… бред какой-то несешь.
– Это не бред! Ты же ведь хотела поговорить о Чернове? Вот мы о нем и говорим!
– Мы не говорим! Говоришь, а вернее, нападаешь, ты! А я почему-то все это слушаю!
– И замечательно, что слушаешь! – Мария тоже вскочила и уперла руки в бока. Сейчас, в раздражении, она не казалась привлекательной, а напоминала бабу с рынка, "насмерть" ругающуюся с соседкой по прилавку из-за пучка петрушки. – Просто замечательно! Вот что, милая, раз уж ты слушаешь… Оставь Чернова и его дочку в покое.
– Это угроза? – Инга усмехнулась, а Мария твердо, как в фильмах, отчеканила:
– Нет, это пока предупреждение. Помимо тебя, милочка, найдутся и другие желающие завладеть расположением Чернова.
– Например, ты? – Инга понимающе усмехнулась.
– Меня на этот раз оставим в покое. В общем, считай, что я тебя предупредила, – Мария гордо развернулась, чтобы уйти, но на пороге оглянулась:
– И вообще… Не лезь туда, куда тебя не просят. Если не хочешь, чтобы тебе прищемили нос. Лучше уезжай. Возвращайся в свою Москву.
На этом сюрпризы дня не закончились. Почти сразу после ухода Марии в домик к Инге пожаловали Таисия с Анной. Инга, увидев на пороге двух других приятельниц, первым делом подумала, что те тоже, как и Мария, явились "обрабатывать" ее. И внутренне приготовилась к сражению. Однако подруги зашли за ней, чтобы позвать на пляж.
– Ты совсем пропала, мы тебя уже и не видим, – Анна застенчиво улыбнулась, а Тая пояснила:
– И у меня, и у Ани сегодня свободный день, мы вместе сходили на рынок и подумали, что неплохо было бы взять моих ребятишек и отправиться на пляж. Решили и тебя позвать. Пока мои сыновья будут плескаться в море и камешки собирать, мы поболтаем. Ну как, идешь?
Подобное предложение выглядело бы заманчивым, но Инге сейчас больше хотелось уединения, чем общения. Она бы с удовольствием повалялась на пляже, но только не в компании приятельниц.
– М-м-м, не знаю… Я за Лизой собиралась сейчас идти.
– Как твои успехи с Лизаветой? – Анна тут же живо поинтересовалась. Но Инга не стала вдаваться в подробности, отделалась уклончивым "нормально".
– А как там Алексей? – это спросила уже Таисия. И Инга ощутила внутри неприятный укол: после той сцены, устроенной ей Марией, любой вопрос о Чернове воспринимался как заданный с подвохом. И тут же одернула себя: Анна и Таисия вроде как не должны быть в курсе ее не совсем, скажем так, рабочих отношений с Алексеем. Если, конечно, не додумали что с подачи Марии. Или каким-то образом не увидели, как она вчера целовалась с ним. При воспоминании о вчерашнем поцелуе в груди поднялась жаркая волна, и щеки уже готовы были предательским образом зарумяниться.
– Чернов?.. – Инга безразлично – слишком безразлично – пожала плечами, отвечая на Таисин вопрос. – Нормально, наверно… Я ведь не вижу его практически…
Анна неожиданно метнула на нее насмешливый недоверчивый взгляд, словно сильно усомнилась в том, что Инга не видится с Черновым. И Инга уже почти всерьез забеспокоилась: такое ощущение, что скоро полгорода окажется в курсе ее отношений с Алексеем. Впрочем, она могла ошибаться лишь в том, что всего лишь полгорода… Чернов – слишком известная и яркая фигура в этих краях, а городок – маленький.
– В общем, бери Лизавету и топай к нам, – Таисия уверенно подвела итоги и свернула разговор. – Мы будем на песчаном пляже, это который чуть дальше лодочной станции.
– Ладно, – Инга неуверенно согласилась. – Но не обещаю. Лиза приболела, так что, возможно, она и этот день проведет дома, не на пляже.
– Ну, как знаешь, – Таисия развела руками и улыбнулась. А Анна, уходя, оглянулась и бросила через плечо:
– Увидишь Чернова, передавай ему привет!
После ухода приятельниц Инга первым делом отправилась в местный универмаг, чтобы купить какие-то атрибуты для ритуалов: еще слишком остры были воспоминания о вчерашней растерянности и беспомощности перед отчаянной просьбой брата о помощи. Оставаться и дальше "безоружной" Инга не желала, и поэтому отправилась в универмаг.
К ее радости, в этот маленький городок "цивилизация" в виде новомодных бутиков и салонов еще не докатилась и не истребила старые добрые "совковые" универмаги с вызывающим ностальгию отделом "галантерея". В Москве же можно купить практически все, да только вот такие мелочи как булавки, пуговицы и шпильки днем с огнем не сыщешь. И словосочетание "галантерейный магазин" уже, наверное, скоро совершенно исчезнет из столичного лексикона, проиграв "бутиками", "маркетами" и "шопами".
Инга купила лишь малую часть того, что ей могло бы понадобиться – нитки, набор иголок, булавки и несколько белых свечей. Так же в посудном отделе приобрела пару мисок. Возвращаясь домой, она сделала крюк, и в церковной лавке возле входа на кладбище прикупила пакетик ладана, церковные свечи и икону Пресвятой Богородицы.
Дома Инга прочитала молитвы и заговор на оберег младенца и роженицы. Если бы она находилась в Москве, она бы смогла провести небольшой ритуал и сделать хорошую защиту и на Лару, и на ее сына, но здесь – на расстоянии – она могла рассчитывать лишь на силу слова.
…Даже монотонное расслабляющее нашептывание прибоя не могло успокоить мысли Инги. Словно в бруоновском движении, они сталкивались, разлетались, снова сталкивались, и никак не хотели выстраиваться в одну упорядоченную линию. С одной стороны, Инга была рада тому, что Лиза, пристроившаяся с ней рядом на огромном пляжном полотенце, занята книжкой и не докучает ей желанием "пообщаться", но с другой – это сосредоточенное Лизкино молчание потворствовало мысленной суматохе.
Инга перевернулась со спины на живот и уткнулась подбородком в сложенные перед собой руки. Лиза никак не отреагировала на ее движение, только с увлечением перевернула страницу в книге. И Инга, бросив короткий взгляд на девочку, пожалела о том, что не взяла с собой какой-нибудь легкий детективчик. Может, увлекшись чтением, она бы на время избавилась от мысленного хаоса в голове.