Но назавтра в десять часов утра раздался телефонный звонок. И, к своему удивлению, я, услышала голос Макса.
- Лера, это Максим. Прошу прощения, за столь ранний звонок. Я вас не разбудил?
- Нет, все нормально. Я рано встаю.
- Просто я подумал… Может быть, у вас еще нет планов на сегодня?
Я засмеялась. Планы… Это почти, как в детском мультике: "Есть ли у вас план, мистер Фикс?" - "О! У меня множество планов!" Так и у меня. Множество планов. По воскресеньям я убираю свою небольшую квартиру, занимаюсь всякими домашними делами, а потом сажусь за компьютер и стараюсь поработать, создать задел на следующую неделю.
Правда, бывают исключения из этого правила, которые только подтверждают его. Иногда по выходным я встречаюсь с приятельницей, и мы с ней идем в недорогую кофейню, чтобы выпить по чашке кофе с пирожным. А иногда с ребятами со студии отправляемся бильярдную, чтобы сразиться в нескольких партиях и пропустить по кружечке пива. Но все эти встречи бывают совсем не часто. И именно это воскресенье должно было пройти по плану. Уборка, стирка, готовка. Я молчала и не знала, сразу ли мне сказать о том, что никаких планов у меня нет, или выждать паузу. Максим заговорил первым.
- Но, может быть… у вас вечером найдется время?
- Может быть, - ответила я.
- Мы могли бы сходить куда-нибудь…
И опять молчание, которое он опять прервал первым.
- Вы любите японскую кухню?
- Люблю.
- Тогда давайте встретимся в семь.
- Хорошо, договорились.
И мы встретились. И продолжаем встречаться по сей день. Но чего я не могу понять до сих пор, так это почему Макс запал на девушку с такой заурядной внешностью. Впрочем, Макс художник. А с художниками никогда не угадаешь, какой типаж им понравится.
- Так что у тебя случилось? - прервал он мои мысли.
- Да так… Ничего особенного.
Макс выжидательно смотрел на меня, потом пожал плечами.
- Не хочешь, не говори.
- А почему ты пришел? Ведь сегодня не наш день.
Мы встречались строго два раза в неделю, по четко установленным не только дням, но и часам. И такое отступление от правил было, мягко говоря, неожиданным.
- Почувствовал, что именно сегодня я буду тебе особенно нужен.
У меня помимо воли глаза наполнились слезами. Все-таки он меня любит!
- Ты прелесть, я тебя просто обожаю, - произнесла я, а потом добавила: - У тебя все в порядке?
Макс пожал плечами и с грустью стал рассматривать узор чашки. Я слишком хорошо знала этот взгляд, чтобы не понять, что я снова должна выступить в роли "скорой помощи".
- Белка, мне нужна твоя помощь.
Ну вот… Не сосчитать, сколько раз я слышала эту фразу. И каждый раз это касалось профессиональных проблем Макса. Дело в том, что Максим очень стремился попасть в элиту наших художников. Он очень старался, но видно, одного старания было недостаточно. Его картины, хоть и были самобытными, но большой популярностью не пользовались. Жил он в основном на случайные заработки, да и я ему кое-что подбрасывала. Но куда более значимая помощь от меня была в профессиональном смысле. Я была своей в том мире, куда так стремился попасть Макс. До сих пор слишком многие помнили моего отца и с уважением относились к моей персоне. Поэтому я помогала Максу участвовать в престижных выставках и уделяла его работам повышенное внимание, если выставку снимала наша программа.
В общем, я, как могла, способствовала его карьере и довольно неплохо продвинула Макса. Хотя временами и приходилось выслушивать, что ничего особенного собой мой протеже не представляет.
- Белка, - прервал мои мысли Макс, - через два месяца выставка в Манеже.
- И что?
- Для меня очень важно там участвовать.
Если бы он это сказал хотя бы вчера, я бы сразу стала думать, как его туда протащить. Но сегодня у меня просто не было сил.
- Почему? - спросила я.
Макс посмотрел на меня так, будто я страдала крайней степенью кретинизма. А я продолжала не спеша отхлебывать чай. Потом встала и со вздохом поставила на стол коробку конфет, которую сама же от себя спрятала. Макс невольно улыбнулся. В очередной раз моя борьба с любовью к сладкому потерпела фиаско.
- Белка, не строй из себя идиотку. Все ты прекрасно понимаешь. Выставка международная. Холст и масло. Там будет очень жесткий отбор, и выставляться будут лучшие из лучших молодых авторов… А потом их работы отправятся в Париж, где пройдет второй тур. Тебе ведь не нужно объяснять, что это верная ступенька к международному признанию.
Я продолжала сидеть молча и чуть насмешливо поглядывала на него. А потом, не удержавшись-таки, взяла конфету. Это были мои любимые, с фундуком. Нет, все-таки тому, кто придумал шоколад, благодарное человечество должно поставить памятник. Но тут я столкнулась с настороженным взглядом Макса. Он внимательно наблюдал за мной. Затем встал, подошел и нежно обнял.
- Лера… Мне вкрай нужно на эту выставку.
Зеленые загадочные глаза… И снова он чем-то неуловимым напомнил отца. Нет, это не Макс пристально вглядывался в мое лицо, на меня смотрели глаза отца. Но вот Макс улыбнулся, и в его улыбке промелькнуло что-то хищное, никак не свойственное папе. И наваждение рассеялось. Передо мной стоял только Макс. Он провел рукой по моим волосам, а затем стал покрывать мое лицо нежными и легкими поцелуями. Я никогда раньше не могла устоять против этого. Но сегодня, кажется, был особый день. Эти ласки меня совершенно не возбуждали. Я слегка отстранилась и посмотрела на Макса так, будто увидела его впервые. Красивое лицо и выражение нетерпения. Интересно, отчего? От желания поскорей заняться со мной сексом? Или от нетерпения услышать, что я сделаю все, что в моих силах?
- Макс, а чем, собственно, я могу тебе помочь?
Меня удивила столь быстрая смена выражения его лица. Теперь это были недоумение и раздражение.
- Валери…
О, как давно он меня так не называл. Почти сразу Макс стал звать меня так же, как и большинство друзей, - Белка, а в особо торжественных случаях - Лера.
- Что? - спросила я.
- Тебе стоит сделать только один звонок.
- Кому?
- Понимаешь, какая история…
Он взял мои руки в свои и стал нежно их целовать.
- Я могу попасть туда только как член Союза художников.
- Ты спятил! Каким образом ты собираешься попасть в Союз?
- С твоей помощью, моя дорогая. Ты прекрасно знаешь Михаила Карповича. И он вряд ли тебе откажет в малюсенькой, малюсенькой просьбе. И дело в шляпе.
- Ты так считаешь?
- Ну, Лера! Ну что ты сегодня, как мегера! Что тебе стоит помочь бедненькому Максику? Ты же на самом деле хорошая девочка.
Я разглядывала Макса. Он пребывал в недоумении. И, видимо, решил прибегнуть к самому железному аргументу, безотказно действующему в любых случаях. Он снова стал меня целовать. Но мне этого уже не хотелось, и я отодвинулась.
- Белка! Что ты, в самом деле! Ты же знаешь, без крепкой волосатой руки туда не пробиться! И потом, не боги горшки обжигают. Вот и твой отец достиг своих высот, хотя… Не обижайся, но художник он был так себе.
Я вывернулась из его объятий.
- Не тебе судить, каким он был художником!
- Надо же! Задели святое! А где был бы твой папочка, если бы не Карпыч?! Все знают, что Карпыч его продвигал, потому что они еще с "Мухи" дружили!
Я резко поднялась. Видимо, настолько резко, что Макс не удержался и скатился на пол. Я смотрела на него сверху вниз и едва сдерживала нахлынувшую ярость. Но тут я увидела, нет, скорее, почувствовала каким-то седьмым чувством, насколько он жалок и… я просто купилась на его смазливую внешность!
- Макс… Ты весьма средний художник. И тебе даже рядом не стоять с отцом. Если бы не мои связи, о тебе вообще бы никто не знал.
- Слушай, что ты строишь из себя обиженную добродетель? Любые отношения - это сделка!
- Ты о чем?
- Ни о чем… а может, о нашей высокой любви?
Он знал мои болевые точки и бил без промаха, точно рассчитанным ударом. Я хотела ответить, но остановилась. Все верно и названо своими именами. Именно сейчас я отчетливо поняла, почему он столько времени со мной встречался. Я была для него той движущей силой, которая могла помочь ему покорить вершины Олимпа. Мой горячо любимый друг оказался банальным альфонсом. И только такая идиотка, как я, могла несколько лет смотреть на него через розовые очки и не замечать очевидных вещей.
Но тут Макс понял, что хватил лишку, и решил все уладить миром, пока еще есть такая возможность.
- Ты сегодня не в духе. У тебя неприятности… Но я же ни при чем? Что ты на мне срываешься?
- Не трать времени зря. Звонить Михаилу Карповичу я не буду!
Наши взгляды столкнулись. Злость, обида, непонимание - еще немного, и искры полетят!
- С чего ты взъерепенилась?! Что ты о себе возомнила?! Ты!..
- Ну, договаривай… Что я?! Ну что?!
- Да пошла ты!
Он резко развернулся и пошел к дверям. Я стояла и молча смотрела, как уходит мужчина, который еще вчера был самым главным человеком в моей жизни.
- Макс, - с трудом проговорила я, - ты со мной встречался только из-за отца? Точнее, из-за его связей?
Он зло повернулся ко мне. Его взгляд был точной копией того, которым хотел меня пронзить Антон Тимофеевич.
- А ты сама отгадай. С трех раз.
Макс открыл дверь и с грохотом захлопнул ее за собой. У меня зазвенело в голове и показалось, что нечто тяжелое разорвалось внутри. Боль была физической, и я стала медленно оседать на пол. Видно, мой отнюдь не нежный организм не выдержал двух ударов, нанесенных с одинаковой силой.
ПОЛУНОЧНЫЙ ВИЗИТ
…Я из последних сил бежала по бесконечно длинной аллее под проливным дождем. Меня трясло от безотчетного ужаса, охватившего весь мой организм, и доводящего меня чуть ли не до ступора. Вымокшая до нитки, с единственной мыслью добраться до какого-нибудь жилья, я собрала волю "в кулак" и продолжала бежать под холодными хлесткими каплями, бьющими в лицо. И вот, когда я почти отчаялась, передо мной возник ДОМ. Он был сказочно красив. Построенный в старинном стиле, с колоннами и башенками. Я сделала последнее усилие и рванула к нему. Вот уже дверь, на которой виднелась старинная ручка в виде львиной головы, а рядом висел шнурок. Я остановилась, взялась за шнурок и дернула. Еще секунда, и раздастся звонок. В окне второго этажа отодвинулась штора. И я увидела мужское лицо. Увидела смутно неясные, размытые дождем очертания… А потом действительно раздался звонок, который почему превратился в крохотные молоточки, безжалостно стучащие мне в виски. Их звук становился все противнее.
"Да это же будильник" - пронеслось у меня в голове. Я протянула руку и машинально хлопнула его по кнопке, чтобы он наконец замолчал. Однако звук не пропал, и тогда я поняла, что это не может быть будильник. Я ведь больше не работаю и, следовательно, уже никуда не спешу. Сон слетел с меня, будто его и не было. А звук молоточков остался. Я села на кровати, посмотрела на часы. Второй час ночи. И только тогда сообразила, что звонят в дверь. Набросив халат, я поплелась в коридор.
"Кто бы там ни был, убью на месте. Или сразу же вызову милицию. Придурки!". Но тут звонок смолк, и в дверь стали нещадно колотить, а вскоре раздался голос, который я не могла не узнать. Орал Женька.
- Белка, открой! Мы знаем, что ты дома!
"Ого! Мы! Интересно, с кем это Женька заявился в такую пору!" Я открыла дверь и увидела на пороге Женю и Петровича. Они стояли, чуть раскачиваясь. В одной руке Женя держал наполовину пустую бутылку водки, а в другой - полудохлую гвоздику. Петрович же с гордостью демонстрировал большой торт в слегка примятой коробке, обвязанной розовой ленточкой.
- Лера, - оправдываясь сказал Петрович, - мы звонили. Телефон не отвечал.
- Мобила тоже, - вставил Женя.
- И мы… - продолжал Петрович. - Мы волновались.
- Да заходите же! - прошипела я. - А то весь дом перебудите.
Я втащила их в квартиру. Пока Петрович избавлялся от куртки, Женька прямиком пошел на кухню.
- Лер… Я тут о многом думал…
Он поставил бутылку на стол и как-то жалобно на меня посмотрел. Ох, только бы не стал меня утешать, а то я могу буквально взорваться от его жалости и разразиться Ниагарским водопадом слез.
- Жень, вы есть хотите? - спросила я, чтобы предотвратить поток его сожалений по поводу бедственного положения моей персоны.
- А что, здравая мысль. В час ночи в самый раз, - весело подмигнул мне Женя. - Вообще-то из закуси у нас была одна шоколадка на двоих. Торт Петрович, как истинный джентльмен, сберег для тебя. А есть хочется до жути. Того и гляди, рухну прямо на пол. Посереди твоей возлюбленной кухни.
- Так давай, шустри, знаешь ведь, где что лежит, - сказала я и ободряюще кивнула в сторону холодильника.
…Женя крутился юлой, доставая из холодильника сыр и колбасу. Я же резала хлеб и изо всех сил старалась сдерживать нахлынувшие на меня чувства. Все-таки хорошие они ребята. Пришли утешить. Мне стало до чертиков приятно, и моя омерзительная зеленая тоска постепенно начала отступать, освобождая место для совсем иных чувств. В этот момент вошел Петрович.
- Лера, я тут торт купил… Пражский, как вы любите.
- Да, - подхватил Женя, - ты не сердись, что мы так беспардонно к тебе завалились. Мы правда весь вечер пытались дозвониться. Знаешь, Белка, у нас, конечно, везде маразма хватает. Но чтоб такое… Даже в голове не укладывается. Я как представил, что ты тут одна сидишь… Вдруг тебе слова доброго некому сказать или, на худой конец, за хлебом сбегать…
И тут я опустилась на стул, закрыла лицо руками и, напрочь отбросив свою интеллигентность и гордость, в голос, по-бабьи зарыдала.
- Лер…
Женька подошел ко мне и стал гладить по голове.
- Я информацию нарыл. Как приехал и обо всем узнал, сразу копать стал.
- И что?
- Раскопал. Это хренова звезда тебя подставила, Преображенская наша! Ей было нужно твое место. Знаешь, зачем? А очень просто! Взяли недавно одного мальчика, который на твое место метит. Молоденького-молоденького, глупенького-глупенького! Зато с большой и волосатой лапой. Папа у него генеральный продюсер ТРТ. И, как проговорился шеф, хороший стратег может пожертвовать конем, чтобы подстраховать ферзя. Но ты, Лерка, не дрейфь, я сделал копию с кассеты Преображенской. Она быстренько ее стерла, думала, никто ничего не узнает. Но я все-таки успел. И теперь ты ее можешь засудить. Или даже их. Я, конечно, утверждать не берусь, но не решилась бы Аллочка на это без ведома шефа.
У меня начался очередной приступ рыданий. Женька на секунду замолчал, а Петрович сел на корточки передо мной и протянул свой измятый носовой платок. У меня, точно у заправской героини мелодрамы, в самые душераздирающие минуты не оказалось под рукой платка. Я с благодарностью на него посмотрела и тотчас уткнулась в этот платок.
- Я и доказать это могу, - продолжал Женя.
- Не нужно… - всхлипнув, протянула я.
- Что не нужно? - спросил Петрович.
- Ничего не нужно. Никаких доказательств.
- Это ты брось! Тоже мне христианское милосердие! Непротивление злу! Таких нужно не наказывать! Их нужно… - разошелся Женя.
- …в детстве убивать, из рогатки - подсказала я и, глядя на Женю, невольно улыбнулась.
- Лера, я чай заварил - подал голос Петрович. - Зеленый.
- На вот, бутер держи, а то наверняка ничего с утра не ела. - Женя одной рукой протянул мне бутерброд с сыром и колбасой, а другой хозяйским жестом принялся разливать водку по стопкам.
Мы, точно по команде, чокнулись.
И в голове у меня пронеслось: "Бог ты мой, я ведь вообще водку не пью. Коньяк иногда, изредка пиво, чуть-чуть вино…"
- Давай за нас! За хороших людей. Мало нас осталось. А чай после выпьем, с тортиком.
Мы выпили, и приятное тепло стало разливаться по всему телу. Я прикрыла глаза и неожиданно почувствовала себя очень хорошо. Наверное, впервые за это время. Из блаженного состояния меня вывел Женькин голос.
- Лерка, а насчет восстановления подумай. Я простить себе не могу, что дал тебе наводку, на тот чертов банк.
- Спасибо, Женька, но в программу я не вернусь. Пусть они сами играют в свои игры. Ты же понимаешь, что если тебя сдали один раз, то это непременно повторится еще раз.
Мы замолчали.
Петрович взял сигарету и закурил. Он курил очень сосредоточенно, будто обдумывая нечто очень важное.
- Лера… Я должен повиниться перед вами. Я… после того, что случилось, должен был подать заявление об уходе. В конце концов, я редактор, я пропустил ваш материал и обязан был разделить с вами…
Я почти с нежностью посмотрела на Петровича. Недавно ему стукнуло пятьдесят пять. Но он выглядел намного старше. Бесцветные волосы не скрывали тусклых залысин. Худая, практически высохшая фигура. Мы еще подтрунивали по этому поводу с Женей, что это его так высушила семейная жизнь. И действительно, жена у него давно оставила работу и ему приходилось вкалывать, как папе Карло, чтобы достойно содержать семью. Трое детей - не шутка. Денег требовалось все больше и больше. Дочери уже были почти взрослыми. Одна из них в этом году заканчивала школу, и Петровичу предстоял кошмар наяву под названием: "Какой вуз выбрать и, главное, как в него поступить". Да уж… И мог ли человек, отягощенный таким семейным положением, даже подумать о рыцарском поступке? Конечно, нет. Уж какой из него рыцарь. Но все же я была благодарна ему за порыв. И нисколько не сомневалась, что сказано все было от чистого сердца.
- Да бросьте, Петрович, - сказала я ему, - какое увольнение. Господь с вами. И вообще… - я задумалась, а потом продолжила: - Отец всегда говорил, что все, что ни делается, - к лучшему…
- А мой батя, - тотчас вступил Женя, - говорил иначе: только почему все это лучшее - не для меня?!
Мы рассмеялись. И мне стало легко, будто свалилась тяжелая гранитная плита, которая точно приросла к плечам за это время.
- Мальчики, мы торт есть будем, или как?
- Будем, будем, - откликнулся Петрович и стал резать торт.
Женька же отвел меня в сторону.
- Белка, если ты не вернешься в программу, я буду чувствовать себя последним…
- Т-с-с, - перебила я, и приложила палец к губам. - Не наговаривай на себя и не ляпни чего-нибудь, чтобы нам обоим не стало неловко.