В "Чёрной Розе" есть всё то, что может понравиться романтичным натурам, любящим псевдоисторические любовные романы: брак по королевскому приказу, ненависть, перерождающаяся в любовь, переодевания, похищения, поединки, интриги, коварные злодеи (и злодейки!) и - страстная любовь.
Редакция авторская, рисунки Татьяны Гавриловой.
Содержание:
Часть 1 - Свадьба Черной Розы 1
Часть 2 - Два герцога 20
Часть 3 - Зарождение любви 71
Часть 4 - Расплата 113
Эпилог 143
Примечания 143
Диана Крымская
Черная Роза
Часть 1
Свадьба Черной Розы
Франция, 13 век, 1223 год. Период Альбигойских войн.
Прованс и Лангедок охвачены восстанием против короля Людовика, возглавленным знатнейшими дворянами провинций. К катарам присоединилось и много католиков. Людовик отправляет на подавление бунта войска под предводительством двух полководцев - Симона де Монфора и некоего дворянина в белом плаще, украшенном черной розой, никогда не снимающего с лица черную маску. Этого дворянина все называют герцогом Черная Роза.
После долгой и кровопролитной войны Монфор и Черная Роза, о чьих зверствах, насилиях и убийствах ходят ужасные слухи, одерживают ряд блистательных побед. Вскоре у восставших остается всего несколько замков и крепостей, которые осаждаются королевскими войсками.
1. Посланец Черной Розы
Увидев из окна башни перед подъемным мостом троих закованных в броню рыцарей, один из которых держал в руке копье с привязанным к наконечнику белым флагом парламентера, граф де Руссильон велел опустить мост и поднять решетку. Но в замок был пропущен только один из них. Двое остались ждать с его лошадью на мосту. Этот рыцарь, в алом плаще и серебристом шлеме, последовал быстрым шагом за графским управляющим, Бастьеном.
Зала в донжоне, главной башне замка, где ждал посланца осаждающих старый граф, была большой и пышно обставленной. Руссильона называли одним из богатейших дворян Лангедока, и это была чистая правда. Ткани, утварь, коллекция восточного оружия на стене, - все говорило о власти и богатстве хозяина замка. Посол нашел графа сидящим в высоком дубовом кресле с массивными подлокотниками в виде львиных голов. По правую сторону кресла на стене висел герб Руссильона - красное полотнище с крестом и четырьмя вертикальными полосами. Над гербом красовалась вышитая золотом графская корона.
Рыцарь снял шлем, украшенный белыми перьями, и легко поклонился Руссильону. Старик тотчас узнал этого красивого светловолосого молодого человека, - это был граф Анри де Брие.
- Что ж, ваше сиятельство, - начал Руссильон, - приступим сразу к делу.
- Признайтесь, вы не ожидали, что мы вступим с вами в переговоры.
- Да, удивлен, признаюсь. Это не похоже ни на Монфора, ни на Черную Розу… Удивлен - но отнюдь не обрадован.
- Даже если я принес в ваш замок, после двух недель осады, оливковую ветвь мира? - чуть насмешливо, как показалось Руссильону, осведомился молодой человек. Старик насторожился. Ему все меньше нравилось посольство Черной Розы. Что задумал сейчас этот ужасный человек, которого граф величал не иначе, как "проклятием Лангедока"? И не он один. И Симон де Монфор, посланный самим Папой подавить бунт еретиков-катаров, и герцог Черная Роза - полководец французского короля, - оба эти человека были ненавидимы и проклинаемы всеми жителями Окситании - края, куда входили Лангедок и Прованс.
- Мир между нами невозможен, - резко ответил Руссильон. - А если вы явились ко мне с предложением о сдаче замка… Мы не собираемся сдаваться! Нам слишком хорошо известна милость ваших предводителей, - об их зверствах, жестокостях и насилии над несчастными, попавшими живыми в их лапы, ходят легенды по всему краю!
- Я - посланец не Монфора, а герцога Черная Роза, - высокомерно сказал де Брие, - и, клянусь честью, - все, что говорят о монсеньоре и о его зверствах, - выдумки и гнусная ложь! Что же касается Руссильонского замка… Войдя в него, я увидел во дворе множество людей, - среди них дети, старики, женщины. У вас, как нам прекрасно известно, почти не осталось еды. Люди истощены, они падают с ног от усталости и голода. Говоря - "Мы не сдадимся!" - вы выражаете мнение своё - или их?
Старый граф поджал тонкие губы. Он тоже, как заметил де Брие, был очень бледен и имел измученный вид. Веки светло-голубых почти выцветших глаз покраснели и опухли, красивые пышные седые усы сейчас как-то скорбно, устало обвисли. Старик явно не спал несколько дней и ночей, подготавливая замок к отражению возможного штурма.
"Из тех, кто умирает, но не сдается, - подумал де Брие, - да, этот Руссильон - крепкий орешек! Но мы его расколем!"
- Послушайте, господин граф, - вслух сказал он, - у меня есть для вас два послания, которые я должен вам передать. Первое - от вашей старшей дочери Марианны, из замка Монсегюр…
- От Марианны? - недоверчиво переспросил Руссильон.
- Да; несколько дней назад герцог Черная Роза лично присоединился к своему отряду, осаждавшему Монсегюр, и взял его приступом. Теперь замок занят королевскими войсками. Не волнуйтесь, - ни вашей дочери, ни зятю, графу Монсегюр, ни их первенцу не угрожает опасность, в чем вы и сможете убедиться, прочтя послание графини. Если, как я надеюсь, она написала правду, - добавил он.
Старый граф взял в руки письмо и, посмотрев на печать, вскрыл его. Пробегая глазами строчки, написанные таким знакомым и родным почерком, он несколько раз с силой дернул себя за седой ус, чтобы не позволить пролиться внезапно подступившим слезам.
В письме Марианны говорилось, что Монсегюр действительно захвачен Черной Розой и его отрядом, но что и она сама, и малютка Шарль, родившийся всего два месяца назад, и её муж, раненный в руку при взятии замка, находятся в безопасности; им предоставлено несколько комнат, и с ними хорошо обращаются. В конце послания Марианна умоляла батюшку сдаться на милость короля и его войска, дабы избежать напрасного кровопролития в родном Руссильоне.
"Монсегюр пал!.. Я столько надежд возлагал на него и его воинов! Рассчитывал, что мой зять вот-вот придет на помощь Руссильонскому замку!.. А муж Марианны ранен! - и, может быть, не так легко, как она пишет… И мой внук! Маленький Шарль! Я так и не увидел его ещё из-за этой проклятой войны!"
"А он сентиментален, этот старик, - размышлял тем временем и де Брие, - хоть и пытается скрыть это. Его дочь Марианна очень на него похожа - такой же чеканный, как на римской камее, профиль, тонкие губы, высокий лоб, голубые глаза. Волосы у графа совсем седые; какого они были цвета в молодости? У старшей его дочери они белокурые. Интересно, а младшие его дочки, действительно, тоже красавицы, как о них говорят?"
Руссильон поднял, наконец, глаза на посланца Черной Розы.
- Откуда мне знать, что это письмо не написано Марианной с приставленным к её горлу кинжалом? Она пишет, что мой зять де Монсегюр ранен в руку… А, быть может, он ранен тяжело - или уже мертв?
- Нет, все это - правда; с ней и с вашим внуком все в порядке; что касается графа де Монсегюр, - то его ранил сам герцог Черная Роза, в честном поединке, в схватке один на один. И после этого люди вашего зятя сложили оружие…
- Его ранил герцог - в честном поединке? Не может этого быть! Де Монсегюр - лучший меч Лангедока! - воскликнул старый граф.
- Ну, а Черная Роза - лучший клинок Французского королевства, а, возможно, и всей Европы, - гордо отвечал де Брие. - Ваше сиятельство, недоверие - плохой советчик… Почему бы вам прямо не взглянуть в глаза реальности? Уже почти все ваши сторонники либо мертвы, либо сдались, либо бежали за границы Франции… Осталась лишь горстка повстанцев, но и они скоро будут, милостью Божьей, раздавлены…
- Тогда к чему ваш визит, ваши переговоры со мной? - резко спросил Руссильон. - Пусть ваш герцог осаждает замок… или берет его приступом!
- Дело в том, господин граф, что вы - наиболее знатный и уважаемый дворянин в провинции Лангедок. Вы могущественны и богаты. К вашему мнению прислушиваются, с вами считаются. К тому же вы, в отличие от многих бунтовщиков, не изменили нашей святой католической вере. И к вам, - и это самое главное, - у нашего государя особое, отнюдь не враждебное, как вы, наверное, полагаете, отношение. Его величество хорошо помнит вас и ваши прежние заслуги перед французским престолом. Если вы склоните перед королем голову и вновь признаете его законным и единственным своим сюзереном, вашему примеру последуют многие другие… И вот поэтому я и должен вручить вам второе послание - лично от его величества.
- Послание… короля? - изумленно воскликнул Руссильон.
Де Брие расстегнул золотой замочек на висевшем у него на поясе, рядом с мечом, бархатном футляре, достал оттуда свиток и, благоговейно приложившись губами к большой красной печати, передал его собеседнику.
Невольно дрогнувшей рукой, не в силах скрыть волнение, старик взял свиток и, сломав печать, прочел содержание королевского послания.
Затем, ещё более изумленно, он воззрился на де Брие.
- Что же это? - воскликнул Руссильон. - Как же так? Ни слова о моем бунте… о восстании против королевской власти… И потом - это предложение? Должен ли я поверить?
- Обязаны, - серьезно отвечал молодой человек. - Письмо написано пять дней назад в Париже, в королевском дворце, и доставлено лично мною сюда, в лагерь герцога Черная Роза. Монсеньор приказал мне немедленно ехать к вам в качестве парламентера… Вернее, писем государя было два - одно из них предназначалось герцогу, и он отнесся к нему как к повелению, требующему немедленного повиновения.
Что касается письма его величества к вам, граф, - король Людовик продиктовал его мне сам, и мне известно его содержание, - то государь, действительно, не называет вас бунтовщиком, не выражает ни слова неодобрения вашими действиями. Наш наихристианнейший король - само милосердие. Вы полностью прощены, - и главным доказательством оного служит предложение его величества.
- Выдать одну из моих дочерей за близкого родственника Людовика?..
- За одного из его кузенов, - подтвердил молодой человек.
- Но… Но это же огромная честь! - ошеломленно произнес Руссильон.
- Да, вы правы. Ни один из лангедокских вельмож ещё не вступал в такое близкое родство с членом королевской фамилии. И теперь-то, граф, я надеюсь, вы удостоверились, что милость его величества безгранична, и что вы прощены окончательно, - если, конечно, вы не отклоните столь лестное для вас предложение союза.
- И кому же из кузенов короля предназначается рука одной из моих дочерей?
- Герцогу Черная Роза, - отвечал де Брие.
- Но… разве герцог - кузен короля? - недоверчиво спросил Руссильон.
- Да, мне понятно ваше удивление, граф, - улыбнулся де Брие. - Таинственность, которой окружено имя этого человека, его мужество, сила, жестокость, витающий над его головой ореол неуязвимости; наконец, его маска и белый плащ с черной розой, - всё это вы, вероятно, как человек просвещенный и проницательный, сочли неким дешёвым трюком, желанием какого-то возгордившегося ничтожества (возможно, даже не дворянина) превратиться в человека-легенду, внушающего и черни, и знати безмерный ужас, и способного одним своим видом обратить в бегство врагов.
- Да… что-то в этом роде я и думал, - сказал Руссильон.
- На самом же деле, знайте, что весь этот маскарад вынужденный, что Черная Роза скрывает свое лицо под маской и свое настоящее имя за выдуманным прозвищем совсем по другим причинам. И, когда я назову вам подлинное его имя, - надеюсь, граф, вы сохраните его в тайне ото всех, - вы, полагаю, поймете герцога. - И, наклонившись к уху графа, де Брие прошептал несколько слов, заставивших старика поднять удивленно брови.
- Да, да, я сказал вам чистую правду… Теперь, когда вам все известно, - каков будет ваш ответ на предложение его величества?
Руссильон опять дернул себя за ус. Он понимал, что дело его партии скоро будет проиграно, соратники, в большинстве своем, либо погибли, либо сдались; к тому же он уже давно начал и сам сомневаться в справедливости этого дела, - слишком много пролилось крови, в том числе и невинной. Да и отец Игнасио, капеллан замка, не раз говорил графу, что бунт против помазанника Божьего - страшный грех, идущий от диавола.
Да, милость французского государя была безгранична, - его, графа, дочери, - его, взбунтовавшегося против своего короля! - предложить стать женой двоюродного брата его величества! Но гордость и честь старика восставали при мысли о капитуляции - пусть и такой почетной.
"Не лучше ли и достойнее - идти до конца, не сдаваться и умереть в бою, не посрамив славы и чести моих благородных предков? - спрашивал себя старик, подойдя к одному из окон залы, выходящему во внутренний двор замка. Взгляд его остановился на людях, сидящих и лежащих, - кто - на каких-то тряпках, кто - на голых камнях. Все они, оборванные, измученные и истощенные, были не постоянные обитатели замка, а сбежавшиеся сюда со всех окрестностей крестьяне-вилланы, до смерти напуганные приближением войска герцога Черная Роза и в панике бросившие свои жалкие лачуги и скудные пожитки на произвол судьбы.
Глядя на этих несчастных, граф понял, - он не сможет отказаться от предложения Людовика. Да, сам он и его немногочисленные воины готовы были сражаться и погибнуть - в бою ли, или под пыткой после пленения, - но эти жалкие людишки, жмущиеся к стенам замка, как слепые щенки к бокам матери-суки?… Ведь они тоже, после взятия Руссильона, станут жертвами, невинными жертвами и, прежде всего, его, своего сюзерена, упрямства и несгибаемой гордости. А его дочери, его любимые четыре дочери? Что станет с ними, когда замок падет?.. Страшно подумать!
- Решайтесь же, господин граф, - нетерпеливо сказал де Брие, как будто прочитавший мысли старика. - У герцога под стенами вашего замка двести человек, прекрасно вооруженных, сытых и рвущихся в бой; а у вас - горстка безумно уставших, голодных воинов. Подумайте, и что будет со всеми этими вилланами; и с вашими дочерьми, наконец, когда Черная Роза захватит замок! Если вы согласитесь на этот союз, одна из ваших дочерей станет кузиной короля, герцогиней и одной из знатнейших и богатейших сеньор Франции; а, если вы откажетесь, - вместо брачной ночи с законным и достойным супругом она же окажется в постели герцога - но уже как добыча, и будет навеки обесчещена! А, быть может, её, как и других женщин в замке, ждет ещё более позорная и страшная участь, и она станет забавой для бойцов Черной Розы…
Рисуя перед побледневшим графом эти картины, молодой граф был сам себе противен, ибо кривил душой, - он прекрасно знал, какую железную дисциплину поддерживал в своих людях, в отличие от жестокого Монфора, герцог Черная Роза. Монсеньор не позволял ни грабить, ни насиловать, - и любой, осмелившийся на это, немедленно подлежал повешению.
Но Руссильон, конечно, был уверен, что будет именно так, как сказал де Брие. Старик вздрогнул. Мысль обо всех этих ужасах была невыносима, - но такова была эта безжалостная кровавая эпоха, и граф понимал, что молодой человек вовсе не сгущает краски.
- Я согласен, - хрипло произнес Руссильон.
- Я знал, что вы - человек разумный и внемлете голосу рассудка, а не ложной гордости… Позвольте мне теперь спуститься вниз и приказать трубачу, ждущему на подъемном мосту, протрубить сигнал для герцога Черная Роза. Монсеньор ждет недалеко, в своем лагере, итогов наших переговоров. Звук трубы скажет ему, что мы заключили союз, и герцог тут же явится в замок.
Старый граф молча кивнул. Де Брие спустился вниз и отдал приказ; и чистый звук трубы далеко огласил окрестности Руссильонского замка.
Не прошло и пятнадцати минут, как послышался стук копыт и к подъемному мосту подскакало трое всадников. Впереди ехал тот, в ком старый граф без труда узнал герцога Черная Роза - своего недавнего злейшего врага… Врага, который, по прихоти судьбы, совсем скоро должен будет стать мужем одной из прекрасных графских дочерей.
2. Невеста Черной Розы
…Не узнать герцога, которого, вместе с его союзником, графом Симоном де Монфором, людская молва уже окрестила "Дьяволом Лангедока", было невозможно. Он восседал на вороном, без единого пятнышка, огромном андалузском жеребце. Серебристая кольчуга Черной Розы сияла на солнце так, что слепила глаза; длинный белоснежный бархатный плащ с черной каймой был оторочен по краям и понизу драгоценным горностаевым мехом, и в центре этого плаща красовался вышитый шелком легендарный цветок; серебристый шлем с опущенным забралом украшали черные страусовые перья, красиво колыхавшиеся при каждом движении лошади и всадника.
Один из сопровождавших герцога оруженосцев высоко держал в правой руке белоснежное знамя с изображением черной розы и загадочным девизом под ним: "Et post Mortem Constantia est", - которое дальнозоркий граф, понимавший по-латыни, перевел как "Постоянство и после смерти". Второй оруженосец вез герцогский щит с теми же знаками.
Итак, Черную Розу сопровождали только двое совсем юных подростков; и в этом жесте старый граф с невольными чувствами уважения, благодарности и облегчения увидел и тактичность знатного гостя, и отвагу, и доверие его к своему будущему тестю.
Ведь герцог вполне мог, из опасения быть захваченным графом, явиться к Руссильону с доброй сотней своих людей, которых и негде было бы разместить, и которые бы до смерти перепугали всех, собравшихся под крышей замка.
Черная Роза со своей маленькой свитой въехал в Руссильонский замок шагом и, когда он оказался во дворе, находившиеся здесь люди, ищущие прохладу от утреннего, но уже палящего солнца в тени крепостных стен, отнюдь не сразу поняли, кто пожаловал в гости к хозяину. Кинув поводья одному из своих юных пажей, рыцарь легко соскочил на землю и, с изящной непринужденностью истинного дворянина перебросив через руку в стальной перчатке подол длинного плаща, последовал за ожидавшим его Бастьеном в залу, где находились старый граф и де Брие.
Только когда Черная Роза, звеня золотыми шпорами, начал подниматься по лестнице во внутренние покои, собравшиеся во дворе догадались, наконец, что они видели самого Дьявола Лангедока. Трепет ужаса пробежал по телам несчастных; но люди настолько обессилели, что просто вжались в каменную кладку стен замка и стали шепотом возносить молитвы Господу, прося или защитить их, или послать им, по крайней мере, легкую и быструю смерть.