Между тем рыцарь вошел в залу, которую граф мерил шагами, пребывая в некотором смятении чувств. Сняв шлем, под которым оказалась черная бархатная полумаска, герцог поклонился старику - как равный равному. Руссильон ответил на поклон, невольно подумав, что черно-белое одеяние гостя делает его похожим на фигуру на шахматной доске (игру эту старик любил, и одна из его дочерей, Мари-Доминик, нередко составляла ему партию в дождливые вечера).
- Приветствую вас в Руссильонском замке, монсеньор герцог…
- Черная Роза, - сказал замаскированный рыцарь, прерывая старика, и добавил, открытой улыбкой прося за это извинения - Я хотел бы, граф, сохранить свое инкогнито, и прошу вас пока держать мое настоящее имя в тайне ото всех обитателей замка.
Старик склонил голову в знак согласия.
- Простите меня, монсеньор, но я не смогу принять вас так, как подобает вашему и моему сану. Согласно древнему здешнему обычаю, хозяин замка подает кубок с вином дорогому гостю; но - увы! - бочки в моем погребе опустели. В Руссильоне сейчас слишком много людей, среди них есть больные и даже раненые, и все они мучились от жажды…
- Не извиняйтесь, граф, прошу вас, - отвечал герцог, - я прекрасно понимаю, каково приходится осажденным, и рад, что скоро этому будет положен здесь конец.
Старый вельможа знал стоявшего перед ним человека, - еще несколько лет назад Руссильон часто бывал при дворе и был знаком с большинством знатных дворян королевства.
"Однако, не скажи мне де Брие его имя, я бы, пожалуй, не узнал его. Эта полумаска… и бородка… он отпустил её, чтобы скрыть нижнюю часть лица, - ведь бороды сейчас при дворе не носят. Одет довольно скромно для своего звания - меч и ножны без украшений, плащ сколот на плече серебряной пряжкой; только золотые шпоры да горностаевый мех на плаще выдают в нем рыцаря самого знатного происхождения."
Руссильон сделал знак домоправителю Бастьену, чтобы тот удалился, и они остались втроем - Черная Роза, граф и де Брие.
- Итак, - сказал герцог, - вы приняли предложение короля Людовика, господин де Руссильон?
- Да, монсеньор.
- В таком случае, позвольте мне ознакомить вас с письмом государя ко мне, - ведь речь идет о наших общих интересах, - и рыцарь, сняв перчатку, достал из-за пояса такой же свиток, как тот, что недавно вручил старому графу посланник герцога…
Его величество был немногословен:
"Буде граф де Руссильон согласится на свадьбу одной из своих дочерей с нашим кузеном, именующим себя ныне герцогом Черная Роза, - мы повелеваем означенному кузену под этим же именем немедленно сочетаться браком с этою девицей, дабы положить мир и спокойствие в нашей провинции Лангедок и доставить сим добрым союзом радость и удовольствие нашим Величествам."
- Как видите, граф, мой августейший кузен весьма краток и недвусмыслен, - не без злой иронии произнес герцог, - а потому давайте приступим сразу к делу. Как мне известно, у вас несколько незамужних дочерей.
- Четверо, не считая старшей, Марианны.
- С нею я знаком; графиня де Монсегюр очень красивая и достойная женщина. Скажите, граф, все ли ваши дочери находятся сейчас здесь, в замке?
- Да, все.
- Могу я узнать их имена и возраст?
- Конечно, монсеньор. Мари-Флоранс, старшая из них, - ей шестнадцать лет, Мари-Доминик - тринадцать, Мари-Николь - десять и Мари-Анжель - восемь.
- И все они носят первое имя - Мари? - недоуменно спросил Черная Роза.
- В честь моей покойной жены, которую я… к которой я был очень привязан. Она была прекрасна и телом, и душой, моя бедная Мари…
- У вас нет сыновей?
- Увы, Господь не дал нам этого счастья. Наша самая младшая дочь, Мари-Женевьева, умерла младенцем, и вскоре после этого скончалась и графиня… - Старик закашлялся и отвернулся, вытирая лицо платком. Герцог слегка нахмурился. "Одни девчонки!" Поняв его мысль, де Брие тихо шепнул ему: "Монсеньор, ведь первенец Марианны - мальчик; надеюсь, что и вы постараетесь с вашею женой!"
- Не будем тянуть с церемонией, - сказал, слегка усмехнувшись словам друга, Черная Роза. - Я должен обвенчаться с вашей дочерью сегодня же вечером; брачную ночь, если вы позволите, мы проведем здесь же, в замке. А завтра на рассвете я со своим отрядом отправлюсь на помощь де Монфору, - на юге ещё остались группы вооруженных бунтовщиков, и графу приходится несладко… Распорядитесь, прошу вас, чтобы капеллан подготовил часовню к обряду.
- Это не долго; отец Игнасио весьма расторопен и исполнителен. Ещё до заката солнца все будет готово. Но вот что касается свадебного ужина… - замялся Руссильон.
- Не беспокойтесь об этом, господин граф, - отвечал герцог. - В моем лагере найдутся и мясо, и хлеб, и дичь, и несколько бочонков отличного вина. Понимаю, что времени немного, и вашим кухаркам не удастся приготовить изысканное угощение для свадебного пира; но, надеюсь, голодным в замке сегодня вечером не останется никто… Ну, а теперь, господин де Руссильон, я бы хотел, наконец, познакомиться со своей невестой.
- Я велю Бастьену привести всех своих дочерей сюда, монсеньор.
- Включая и девочку, которой всего восемь лет? - усмехнулся рыцарь. - Поверьте, это излишне. Вы оказываете жениху большую честь, предоставляя ему право выбора. Но, я думаю, будет разумнее, если вы сами определите, кто из ваших дочерей станет мне наилучшей супругой. Мы находимся в слишком стесненных временем условиях, и я в любом случае за несколько часов не смогу хорошо узнать свою нареченную, тем более - выбрать её из четверых Говорят, что все ваши девочки очень красивы; и я надеюсь не оказаться в положении библейского Иакова, который вместо прекрасной Рахили получил безобразную Лию.
- Благодарю за высокое доверие, монсеньор, - с поклоном сказал старый граф, - но герцог почувствовал, что отцовская гордость Руссильона задета его последними словами.
А старик про себя не без горечи подумал: "Ему все равно, на ком он женится, - лишь бы поскорее. Да, желание короля - закон для его подданных… Но эта свадьба скорее похожа на простую случку! Да и животных благородных кровей, бывает, случают не столь быстро… Моя бедная Мари-Флоранс! Не так, совсем не так я хотел выдать тебя замуж!"
Граф уже сделал про себя выбор, - он пал на его старшую незамужнюю дочь, которой совсем недавно исполнилось шестнадцать. Сейчас старик вдруг вспомнил, как совсем недавно, недели три назад, Гийом Савиньи, юный паж друга Руссильона, барона Дюваля, попросил у него, у графа, руки Мари-Флоранс. Мальчик был ровесником Фло, и не раз Руссильон видел, как эти почти дети гуляли вместе в саду, или сидели на скамье, и Гийом тихо наигрывал что-то на лютне, или читал его дочери книгу…
Конечно, граф отказал дерзкому мальчишке, который даже не удостоился ещё рыцарского звания, к тому же был беден как церковная мышь, хотя и был отпрыском старинного благородного рода. Руссильон мечтал увидеть Мари-Флоранс и всех своих девочек замужем не за нищими юнцами, а за богатыми владетельными сеньорами.
Что ж! Его мечты относительно старшей дочери сбылись!.. Но ни гордости за столь блестящую для неё партию, ни радости граф не испытывал. Каково придется его бедной Фло, когда она уже через несколько часов обвенчается с абсолютно чужим человеком, да ещё про которого ходят столь ужасные слухи! А ночью… ночью ей придется разделить с ним ложе…
Старик встряхнул головой, отгоняя эти тягостные мысли. Он позвонил в серебряный колокольчик и велел явившемуся Бастьену привести в залу Мари-Флоранс.
В ожидании своей нареченной, Черная Роза отошел к окну. Не только графа одолевали невеселые мысли. Глядя на бегущие на север белые, похожие на стада барашков, облачка, рыцарь думал: "Какое унижение!.. Меня, двоюродного брата короля Людовика, богатейшего вельможу Франции, женят, не спрашивая моего согласия, как последнего бесправного виллана!.. Женят на какой-то незнакомой девице, которую я никогда не видел и не люблю, и с которой отныне до конца своих дней буду связан неразрывными узами! Мари… Мари, Мари! Все дочери графа носят это имя! Как зовут ту, которую позвал мой будущий тесть? Какая разница! - Он горько усмехнулся. - Склони покорно голову перед королевским рескриптом! О, я догадываюсь… и даже знаю, кто стоит за насмешливыми строками этого послания! Не мой кузен король Людовик, нет… а прекрасная, черноволосая Бланш! Она одинаково неистова и в любви, и в ненависти! Жестока месть отвергнутой женщины; и жестока вдвойне, если эта женщина - французская королева! Ей мало того, что я уже испытал из-за её безумной страсти; ей мало того, что я прячу свое лицо под этой маской, как прокаженный; мало того, что вместо гордого имени своих предков скрываюсь под вымышленным прозвищем… Теперь она решила меня насильно женить!.. Впрочем, - и тут герцог невольно улыбнулся, - к твоей досаде, прекрасная Бланш, mon Droit de cuissage никто не посмеет у меня отнять!"
Но тут послышался легкий шорох женского платья, и рыцарь обернулся. В залу вошла высокая стройная девушка, и это была, без сомнения, его невеста. Герцог не ожидал, что она явится так скоро, - прошло не более пяти минут, - воистину пример дочернего послушания!
На девушке было платье темно-вишневого палермского шелка с высоким стоячим воротником, выгодно подчеркивавшем её стройную гибкую шею; платье это облегало фигуру и лишь от бедер ниспадало красивыми складками. Стан юной графини был перевит серым поясом, расшитым бисером. Из украшений на Мари-Флоранс было лишь серебряное распятие на груди, висевшее на серебряной же длинной цепочке. В руках девушка держала книгу и, хотя внешне была спокойна, пальцы её, как заметил герцог, нервно сжимали тисненый золотом корешок.
Что касается внешности его невесты, - она была гораздо красивее своей старшей сестры, и Черная Роза уголком глаза заметил, как невольно отвисла челюсть у его соратника и друга Анри де Брие, когда девушка вошла в залу.
При первом взгляде, брошенном на дочь Руссильона, можно было сказать просто: "Рыжая!" Однако, это было не совсем - вернее, совсем не так! Кожа её была чиста и бела как алебастр - и, что совсем не характерно для рыжеволосых, - ни одной веснушки! Уже цвет кожи был редкостью для уроженки южной провинции Лангедок Хотя сейчас, как заметил Черная Роза, эта белизна носила немного голубоватый оттенок, - графиня была очень бледна.
Чуть волнистые волосы необычайно красивого медного цвета, отливавшие в лучах светившего в окна солнца как благородное старое золото, были приподняты на затылке и связаны в тугой узел, уложенный в расшитую бисером сетку. Они были так густы, что гордая посадка чуть откинутой назад головки девушки была, казалось, вызвана тяжестью этой массы волос.
Для своих шестнадцати лет Мари-Флоранс была совершенно сложена, - высокая и полная грудь, довольно широкие бедра, и - при этом - настолько тонкая талия, что герцог легко мог обхватить её своими пальцами. Возможно, его будущая супруга была немного худощавее, чем должно; но, как тут же напомнил себе рыцарь, и бледность, и худоба графини объяснялись долгой осадой замка и тем, что все его обитатели, похоже, без исключения, страдали от голода.
Держалась девушка очень прямо, и в её плавных и грациозных движениях были гордость и поистине королевское величие. Да, она была для него достойной женой, и она была само совершенство, - и Черная Роза почувствовал, как быстрее забилось его сердце, и кровь забурлила в жилах; - его невеста, действительно, была прекрасна и желанна!
Лишь на мгновение, войдя в залу, красавица подняла глаза на отца и двух рыцарей, стоявших рядом. Очи её были темные, кажется, карие, - герцог не успел разглядеть, ибо девушка тут же опустила их долу, прикрыв длинными густыми, темными, как и соболиные брови, ресницами.
"Догадывается ли она, зачем позвал её отец? - подумал Черная Роза. - Она взволнована… но не испугана, даже моим "ужасным" видом. Возможно, домоправитель графа предупредил её, что у отца гости, и сказал, кто они."
- Моя возлюбленная дочь, - высокопарно начал Руссильон, - я хочу сообщить тебе необычайную и счастливую… - тут он откашлялся, - новость. Наш всемилостивейший король Людовик, недаром прозванный Львом, ибо он соединил в себе и силу, и храбрость, и великодушие этого благородного зверя, - примирился со мною и даровал мне полное свое прощение…
Девушка не выразила ни малейшей радости, тихо пробормотав лишь: "Счастлива слышать это, батюшка."
- И это ещё не все, дочь моя; в своем великодушии наш государь не только простил меня, но и выразил желание заключить союз между своим близким родичем и одной из моих дочерей. Знай же, что стоящий перед тобой рыцарь - кузен короля, и что я выбрал ему в жены тебя, как достойнейшее из своих чад…
Она опять на секунду подняла глаза - и, как показалось Черной Розе, с надеждой посмотрела на красивого золотоволосого де Брие.
"Ещё бы! - горько усмехнулся про себя герцог. - Не только мое имя внушает ужас! Моя маска, как всем кажется, скрывает жуткое уродство или безобразные шрамы! Ну ничего… До ночи осталось совсем недолго. И, если перед всеми я вынужден носить эту маску, - в постели я её сниму. И тогда эта надменная красавица увидит, что, если я и не смазлив, как герой какого-нибудь рыцарского романа, то и не уродлив, как сатир!"
Граф между тем закончил свою речь словами:
- Итак, дочь моя, сегодня ты станешь женою герцога Черная Роза!
Девушка пошатнулась, как будто её ударили. Де Брие тут же бросился к ней и, поддерживая её за талию, сказал:
- Позвольте помочь вам, прекрасная графиня! Идемте сюда, к окну, здесь прохладнее, присядьте на скамью… - Ухаживая за дочерью Руссильона, он тем не менее бросил насмешливый и торжествующий взгляд на герцога - "Я первый коснулся её!"
…Когда-то, будучи ещё подростками, в Париже, они нередко забавлялись, пугая в сумерках по вечерам одиноких молодых горожанок, доводя бедняжек чуть не до обморока. Друзья выскакивали перед ними из темных закоулков на узких парижских улочках, с криками и диким хохотом. При этом юноши заключали между собой пари: кто первый подбежит и прикоснется к незнакомке. Но однажды эта вполне невинная, как им казалось, шалость, чуть не привела к трагедии, - напуганная ими девушка бросилась бежать и едва не попала под лошадь проезжавшего мимо на полном скаку всадника… Черная Роза вспомнил, как он выхватил несчастную (и, что удивительно, тоже рыжеволосую) девушку прямо из-под копыт; вспомнил, как они с Анри, оба белые, с трясущимися руками, принесли бедняжку в ближайший кабачок…
Там её, потерявшую сознание, привели в чувство. Когда она рассказала, что с ней произошло, герцог - глупый мальчишка! - вытащил кошелек с золотом и протянул девушке. Он не ожидал, что его поступок вызовет такую бурю! Собравшееся в кабачке простонародье набросилось на него и де Брие, и они еле унесли тогда ноги.
Этот случай сильно потряс тогда юного герцога. Он понял, как, порой, невинная шалость или бездумная прихоть могут привести к необратимым и трагическим последствиям. И ещё - он дал себе слово: никогда не причинять зла женщинам, к какому бы социальному слою они не принадлежали, будь это аристократки или простые крестьянки.
Воспоминания на минуту отвлекли Черную Розу от его невесты, вокруг которой, между тем, хлопотали де Брие и её отец. Девушка теперь совершенно пришла в себя. Она сидела на скамье у окна, все так же опустив глаза и прижимая к бурно вздымающейся груди свою книгу, словно это был некий щит, способный оградить её от ужасной действительности.
Герцог решил, что он должен тоже подойти к своей нареченной и попытаться успокоить её. Приблизившись к ней и низко поклонившись, он ласково спросил:
- Сударыня, вам уже лучше?
Она молча кивнула.
- Она почти не спала и почти не ела несколько дней, - сказал старый граф, - все время проводила на коленях в часовне, молясь за замок и его обитателей…
При этих словах, заметил герцог, легкая краска выступила на бледных щеках девушки.
Возможно, ей было стыдно за проявленную ею слабость; рыцарь решил отвлечь её и спросил, указывая на книгу:
- Что вы читаете, сударыня?
Она, опять же не говоря ни слова, повернула к нему книгу, - это было Евангелие. Герцог услышал, как де Брие тихо фыркнул за его спиной.
- Моя дочь - набожная католичка, - произнес немного задетый этим смешком Руссильон. - Надеюсь, такая же ревностная, как и вы, господа!
- Конечно, конечно, господин граф, - сдерживая улыбку, примирительно заверил его Черная Роза.
Монашка!.. Ничего, став его женой, она быстро позабудет про молитвы и забросит свое Евангелие. Он покажет ей другой мир - мир плотских удовольствий и безграничных наслаждений, которые, судя по всему, она считает сейчас смертными грехами.
А юная графиня по-прежнему смотрела не на жениха, а куда-то вниз.
- Взгляните же на меня, - попросил он, - поверьте, я не так страшен, как вы, наверное, вообразили… Смелей!
Она сделала над собой видимое усилие, закусила губы и подняла голову жестом какой-то гордой отчаянности, что необычайно ему понравилось, и посмотрела прямо ему в лицо.
О, Боже! Глаза у неё были глубокого - не голубого, а синего цвета, огромные и прекрасные!
"Как васильки…" - подумал герцог, сам удивившись такому буколическому сравнению; он любил поэзию и даже сам сочинял стихи, но полгода, проведенные в Лангедоке, в ужасных сражениях и безжалостных кровавых схватках, давно выветрили из его головы всю лирику.
А эти васильковые глаза смотрели на него, - но нет, не с ненавистью, не с ужасом, не с презрением, - в них были безграничное, глубочайшее горе и безысходность, и они поразили рыцаря в самое сердце.
Между тем в залу быстрым шагом вошла полная женщина средних лет с добродушным и открытым лицом. Это была кормилица и служанка графини, за которой Руссильон послал Бастьена.
Неловко поклонившись графу и рыцарям, женщина подошла к своей госпоже, которая тут же, как за спасательный круг, схватилась за её руку.
- Элиза, - сказал Руссильон, - Мари-Флоранс сегодня выходит замуж…
При этих словах служанка вытаращила глаза и открыла было рот, чтобы что-то произнести или возразить, - но юная графиня крепко, до боли сжала ей руку и быстро проговорила:
- Элиза, я хотела бы вернуться в свою комнату!
- Конечно, моя голубка, - по-деревенски растягивая слова, с сильным окситанским акцентом сказала кормилица.
Граф же продолжал:
- Церемония состоится в нашей часовне. Приготовь для Мари-Флоранс свадебное платье её матери и помоги ей одеться и причесаться. Венчание начнется перед закатом…
Когда его невеста со служанкой оставили их, герцог обернулся к Руссильону. Он никак не мог забыть того единственного взгляда, которым наградила его прекрасная графиня. Это отчаяние, это безмерное горе могли объясниться лишь одним, - девушка любила другого!
- Граф, - сказал Черная Роза, - хотя мы и мало знакомы с вами, но мне кажется, что вы - прекрасный и любящий отец, желающий счастья своим дочерям.
- Надеюсь, что это так, монсеньор; конечно, для девочек была ближе мать, но после её кончины я, как мог и как умел, старался заменить её им…