- Правильно, потому что мой кузен Мануэль Рикарди, который два года назад подозревался в убийстве, и, самое главное, не напрасно подозревался, был отпущен из-под стражи до суда под мое, мистера Ричарда Вонахью, поручительство, но погиб в результате неосторожного обращения с оружием. И теперь Гарри Лэйз является моим, как бы это сказать, безмозглым…
- Так уж и безмозглым, мистер Вонахью! А кто тебе в течение трех часов разыскал девчонку? Кто? Твой умный секретаришка?
Только бы этот умник не трепанул Риччи, забеспокоился Гарри, что я нарочно выжидал три часа, прежде чем позвонил сказать, что она на Мальте, в этом самом "голубом" отеле.
- Что ж, - Вонахью пожал плечами, - хоть раз в жизни ты оказался способен на что-то более полезное, чем втыкать зубило в голую натурщицу. Все, разговор окончен. Я сейчас же вылетаю в Валлетту, а "Тоскана" прибудет туда завтра.
- Нет уж, подожди, кузен. Разговор не окончен. - Гарри-Маноло, сообразив, что "умник" уже не успеет ничего растрепать Риччи, осмелел и завелся не на шутку. - А кто тебе твою "Нинью" из трухлявого бревна вырезал? А? Бесполезная вещь? Ты ж за нее загребешь до неба! Я тоже могу кое-что рассказать и про горшки "современных индейских мастеров Амазонии", и про ржавую "астролябию Колумба", и про профессорскую дочку…
- Руки у тебя, Маноло, золотые, это правда, только мозги из мореного дуба. - Вонахью, поморщившись, посмотрел на часы. - Ведь из-за твоей же "Нинетты" весь сыр-бор. Сначала старик Шмерлотт засомневался, но его-то я приструнил быстро. А теперь этот француз.
- Какой еще француз?
- Такой, французский. Вчера в "Ле Фигаро" страница его речей, а сегодня уже и "Ля Трибюн" и "Франс-диманж" трубят, дескать, фигура с колумбовой "Ниньи" - это какая-то там миссис Карнак тысяча семьсот семьдесят восьмого года. Не удивлюсь, если завтра прочитаю об этом в "Миррор" и в "Сан"! Откуда ты эту Карнак выкопал? Кто она такая? Я же давал тебе картинку с каравеллой!
- Да на ней каравелла-то с полдюйма, а фигуру и не разобрать вовсе! Кто ее видел!
Вот зараза-француз, подумал Гарри-Маноло, я же действительно делал ее с портрета этой самой Карнак. Тогда кузен прятал его от полиции в развалинах своего амазонского города, и под рукой ничего не было, кроме рекламного календарика с картиной Рейндолса, который Маноло случайно обнаружил в банке английского чая…
- Не знаю я никакой Карнак! - продолжал Гарри. - Фигура как фигура! Чего им надо?! Подумаешь, желтые газетенки! Бревно древнее. Все приборы подтвердили!
- Приборы! Ладно… - Вонахью махнул рукой. - Значит так. - Он развернул карту. - Завтра капитан пришвартует "Тоскану" в бухте Марсашлокк, а послезавтра ты возьмешь катер и потихоньку пойдешь в сторону Гоцо. Там, на западном побережье, есть крошечное так называемое Внутреннее море размером с озеро. Вот, где Двейра. Здесь, - он ткнул пальцем, - в протоке ты поставишь катер, дождешься меня с девчонкой…
- Она-то хоть кто такая?
- Идиот, дочка этого французишки!
Она ж меня видела! - ужаснулся Гарри, сразу заподозрит неладное.
- Нет, Риччи. Лучше без меня. Третий лишний.
- Пожалуй, ты прав. - Вонахью одобрительно качнул головой. - И еще, Маноло, я тебя прошу, не перегибай с ролью тупоголового охранника. Ты же все-таки слегка образованный человек, чему-то ведь тебя учили на скульптурном факультете.
Глава 9,
в которой модный археолог открыл город в амазонской сельве
- Жаннет, это же модный археолог Вонахью, - сказала я.
- Который отрыл какой-то там город в амазонской сельве? Точно, я видела его на канале "Культюр", он еще нашел деревянную фигуру с корабля Колумба.
- А вот…
Я хотела сказать, что мой папа считает ее подделкой, но запнулась, снова решив не упоминать о нем при Жаннет, и тут вдруг Вонахью, словно почувствовав, что мы говорим о нем, посмотрел в нашу сторону и деликатно улыбнулся.
- Не смущайся, - ободрила меня Жаннет, по-своему истолковав мое замешательство, - ты наверняка в его вкусе. Жгучие брюнеты всегда неравнодушны к блондинкам. Интересно, он женат?
- Какая разница? Лично меня совсем не интересуют жгучие брюнеты с пошлыми усиками! - Я чуть не вспылила, но официант очень вовремя принес нам завтрак.
Я занялась едой, но все время чувствовала на себе взгляд Вонахью, выводивший меня из равновесия. Это был совсем другой взгляд, чем тот, которым смотрел на меня краснеющий парень в Оксфорде. Мне хотелось встать и крикнуть Вонахью: "Отвернитесь!" - и прямо на виду у многодетной немецкой семьи, монотонно жевавшей за разделявшим нас столиком, влепить ему пощечину. Столь эксцентричные поступки, бывшие в ходу у героинь немого кино, вовсе не в моем стиле, но какие-то телепатические волны, посылаемые Вонахью, непривычно будоражили мои нервы. А Жаннет вдруг радостно сообщила:
- Он бросил сигару и идет к нам!
Моим первым желанием было подняться и по-детски убежать в свой номер, только ноги почему-то сделались ватными, а воздух вдруг сгустился в разрозненные стеклышки.
- Простите мое курортное поведение, леди, но я уверен, что раньше мы уже где-то встречались, - приятельским тоном обратился он к Жаннет.
- Возможно, мистер…
- Вонахью, мисс. Ричард Вонахью.
Ишь ты, строит из себя Джеймса Бонда! Впрочем, голос приятный. Если бы не эти идиотские усики…
- Ну конечно же, мистер Вонахью! Английские фамилии такие трудные, я никогда не запоминаю их с первого раза.
Зачем она притворяется? - удивилась я. Она же никогда не была с ним знакома!
- Не то что моя французская, - щебетала Жаннет, - просто Рюш. Присаживайтесь, мистер Вонахью. Не правда ли, чудесное утро?
- Такое же прелестное, как и ваша фамилия, мадемуазель Рюш. Она очень идет вам, ведь недаром француженки…
Он заливался соловьем о женственности француженок, и Жаннет с удовольствием слушала эту пошлятину! Я сейчас уйду, решила я, пусть болтает с ним, если ей нравится…
- Мадемуазель Рюш, простите мне мою американскую самонадеянность, но не могли бы вы представить меня юной леди, вашей очаровательной спутнице? - попросил Вонахью.
- Ты не против, Клео, - Жаннет многозначительно посмотрела на меня, - познакомиться с мистером Вонахью, моим старинным приятелем? От неожиданности я чуть не выронила из рук кофейную чашку. Он уже ее старинный приятель! Ничего, я сейчас всех поставлю на место!
- Жаннет, скажи мистеру Вонахью, что он может называть меня леди Клео или просто маркиза де Коссе-Бриссак и ла Тремуй. Не стоит перечислять ему мои остальные титулы, он и эти-то не запомнит, раз не сумел запомнить твою простенькую фамилию.
- Потрясающе! - воскликнул этот наглец, не отреагировав на мою колкость. - Для меня как историка большое событие познакомиться с живой французской маркизой!
- Мистер Вонахью больше привык к ископаемым…
- Мы, американцы, хвалимся своей демократией, но отчаянно завидуем древним европейским родам… - Он опять сделал вид, что не заметил моей насмешки. - Признаюсь, я всегда мечтал, чтобы перед моей фамилией стояло де, ле, фон или ван. Но это так же невозможно, как невозможно изменить цвет своих глаз!
- Но изменить прическу и сбрить усы - в ваших силах, - не удержалась я, испытывая все большее раздражение.
- Леди Клео полагает, что это поможет?
- Ничто не мешает вам попробовать, мистер Вонахью. - Я откровенно хамила, но не чувствовала ни малейших угрызений совести: напротив, признаюсь, мне хотелось, чтобы он тоже нагрубил мне, а не растекался малиновым сиропом.
- Прошу меня извинить, леди, я отлучусь на четверть часа. - Он неожиданно поднялся из-за стола и многозначительно, причем далеко не малиново-сиропно, посмотоел мне в глаза. - Я действительно попытаюсь кое-что предпринять для леди Клео.
- Хорош? - спросила Жаннет после его ухода.
- Слишком банален и слащав для человека науки. Мы, кажется, собирались на корт или пойдем купаться?
- Твоей коже сейчас лучше обойтись без морской воды, а корт на открытом солнцепеке. Потерпи денечек.
- Может, мне сразу улететь в Англию? - Ее забота начала меня раздражать. - А у тебя уже есть компания, археолог вернется через пятнадцать минут.
Но Жаннет сумела уговорить меня спрятаться от солнца в бильярдном зале и научить играть. Она ловко разбила шары, а от второго удара два из них прямиком отправились в лузу.
- Видела, что я делаю? Теперь ты. - Рамкой она собрала шары и протянула мне кий. - Попробуй, это не так трудно.
Но у меня не получалось ничего. На корте я разделалась бы с кем угодно в первом же гейме, а тут… Кий то не доставал до шара, то чуть не порвал сукно, а потом просто вылетел из рук. И почему я не захотела учиться, когда мне предлагал это папа?
- Позвольте прийти вам на помощь, леди Клео! - раздался за моей спиной голос Вонахью.
Я обернулась и опять чуть не выронила кий, потому что это был уже совсем другой человек: без дурацких усиков и без бриолина в прическе. И, признаюсь, он не был мне противен.
- Я безнадежна, - вполне дружески сказала я. - Зато я - опытный тренер, - он протянул мне мел, - возьмите, это поможет, - и объяснил, как им пользоваться. - Теперь держите кий двумя руками, а я вместо вас сделаю удар, и вам сразу все станет ясно.
Я кивнула, плохо представляя, как он собирается бить по шарам вместо меня, а он вдруг положил свои руки на мои, встав за моей спиной и как бы обнимая меня сзади. Я не успела ничего возразить, как мой кий самостоятельно и метко ударил по шару, тот покатился и задел второй, который послушно направился к лузе и мягко скользнул в нее.
- Понятно? - Вонахью уже стоял передо мной, и никакого сиропа в его глазах больше не было. Со мной говорил нормальный взрослый мужчина, которому я нравилась, но который в состоянии руководить своими действиями. - Сможете сами, мисс?
- Вряд ли. - Это было правдой, но мне еще и хотелось, чтобы он снова обнял меня и я почувствовала сзади его дыхание.
- У тебя получится, Клео! - подбодрила меня Жаннет, о которой я почему-то забыла. - Пойду принесу нам чего-нибудь попить.
Мы остались совершенно одни в бильярдном зале, если не считать служителя, занятого чем-то в дальнем углу. Вонахью несколько раз повторил свой маневр, не производя никаких неспортивных движений, но я все равно понимала, что для него эти условные объятия значат много больше, чем просто урок бильярда. Признаюсь, я впервые была наедине с обнимавшим меня мужчиной, причем взрослым, уверенным в себе мужчиной. Скоро мне исполнится девятнадцать, а у меня еще ни разу не было свиданий. Я всегда отчаянно завидовала своим однокашницам, крутившим миллион романов, а сейчас у меня вдруг появился поклонник, который уже откровенно продемонстрировал мне свои чувства, по моему первому же намеку избавившись от холеных усиков, вероятно составлявших предмет его гордости…
Жаннет вернулась с тремя бутылочками кинни, мальтийского апельсинового напитка с терпким ароматом трав. Не могу сказать, что разделяю местные восторги по поводу кинни, но сейчас, сделав первый глоток, я вдруг поняла, что это же и есть Вонахью! Сладковатый и совершенно лишенный градусов, но тем не менее пряный, будоражащий, чувственно-волнующий…
Целый день мы провели втроем, и Жаннет больше не оставляла нас наедине ни на минуту. Я была даже благодарна ей за это, как и за то, что она не расспрашивала Вонахью про его археологию и не упоминала о моем отце. Я надеялась, что Вонахью, услышав мое имя, не соотнес его с именем своего "противника", ведь он же наверняка отслеживал в прессе отзывы о находке в Амазонии. Прочитав папино интервью, я не сомневалась в шарлатанстве некоего Вонахью, но после знакомства с реальным человеком все время ловила себя на мысли, что Ричард даже при всей своей американской раскрепощенности вряд ли пошел бы на подлог, да еще такого масштаба.
Вечером, когда солнце по-южному быстро начало спускаться к морским водам, мы отправились прогуляться на мыс Голубое Окно, который сказочной каменной аркой ограждает условное Внутреннее море. Где-то далеко на западе за настоящим морем была Африка, а на востоке, совсем рядом, в извилистой протоке, голубым рукавом разрезавшей берег, игрушечными корабликами расположились на ночь рыбацкие лодки. Яркие, расписные и обязательно с нарисованными на носу глазками, "чтобы видеть ночью", как с незапамятных времен считали на Мальте. А за протокой, отделявшей северное побережье Внутреннего моря, виднелись соляные копи, тоже древние и меланхолично-безмятежные. На другой стороне бухты рядом со старинной сторожевой башней из воды поднимается каменный утес, похожий на гриб, который и называется скала Гриб, потому что там растет черный гриб, которому мальтийские рыцари приписывали особые целебные качества, а нелегальных похитителей грибов карали смертью.
Все это было знакомо мне с детства, но сейчас я словно впервые видела и утесы, и лодки, и сторожевую башню… Мне вдруг захотелось, чтобы Жаннет ушла, а мы с Ричардом остались бы на мысе вдвоем. Чтобы он так же, как в бильярдной, обнял бы меня сзади за плечи, я бы опять почувствовала его жаркое дыхание, повернула бы к нему голову, коснулась бы его щеки, губ, таких красивых без этих дурацких усов. А он бы крепко-крепко, до боли прижал бы меня к себе и поцеловал… Интересно, что чувствуют люди, когда целуются в губы?
Мне так хотелось узнать это, что даже ночью мне приснилось, будто я действительно стою на самом краешке мыса Голубое Окно, а Ричард осторожно подходит сзади и обнимает меня за плечи. Я закрываю глаза, предчувствуя, что он вот-вот поцелует меня, но к моим губам прижимается что-то резиновое. Я открываю глаза и вместо его лица вижу жуткую маску Фредди Крюгера, из тех, что продают в сувенирных лавках, и от страха не могу даже закричать. "На себя-то посмотри", - через маску глухо говорит мне Ричард и протягивает зеркало в железной оправе. Я смотрю и вижу ту же самую резиновую физиономию монстра, я пытаюсь сорвать ее с себя, но она словно приросла…
- Проснись, проснись, Клео! - услышала я голос Жаннет. - Проснись скорее, ты так жалобно стонешь! Дать тебе попить? Не плачь, это всего лишь сон, ты опять перегрелась на солнце…
Глава 10,
в которой Катрин ласково думает
Милый Шенонсо, ласково думала Катрин, когда вдалеке показались ограда парка, ворота, экскурсионные автобусы на площадке перед ними. Неужели всего лишь неделю назад я была здесь впервые и даже не подозревала о существовании Леона? Как же я могла так долго жить без него?
- Леон, как хорошо, что ты сам сел за руль, и мы столько времени были одни, - с нежностью сказала она.
- Ну вот. А я думал, что моя королева недовольна, раз она всю дорогу старательно молчит и отводит глаза. Ну-ка, быстро поцелуй своего вассала, если ты еще хоть капельку любишь его. - Он обнял Катрин правой рукой и притянул к себе.
От его поцелуя Катрин как обычно почувствовала приближение волн и радуг.
- Я бесконечно люблю тебя, Леон, - прошептала она, отстраняясь, и еще раз поцеловала его.
Леон вдруг съехал на обочину и затормозил. До стоянки оставалось метров тридцать.
- Это правда? Ты впервые говоришь мне об этом.
- А ты не знал? Это же разумеется само собой.
- Не знаю… Скажи еще, - попросил он.
- Зачем? Что изменится?
Он растерянно смотрел на нее блестящими глазами.
- Хорошо, хорошо. Я люблю тебя, Леон.
- Не так…
- Господи! Да что с тобой? Поехали, я все скажу тебе в замке!
Он вздохнул и посмотрел куда-то мимо Катрин. И ей вдруг сделалось ужасно его жалко.
- Прости. - Она обняла Леона за шею. - Я все испортила? Но я, правда, очень-очень сильно люблю тебя. Зачем об этом говорить?
- Может быть, я прошу невозможного, но пообещай мне, что ты не умрешь раньше меня.
- Обещаю, но это же не в моей власти!
- Но ведь ты же можешь никуда не ездить без меня и попусту не рисковать жизнью?
- Когда это я рисковала жизнью?
- Когда лазила по лесам над Шером. Ты уже забыла? А если бы ты тогда утонула, что бы я делал без тебя?
- Леон, ну ты как ребенок! Ты тогда даже не знал меня. Ну утонула бы я, ты бы жил, как и жил. Что на тебя нашло?
- Без тебя я не жил, я только сегодня это понял, - очень серьезно сказал Леон. - Так ты обещаешь?
- Обещаю. Хочешь, как президент, присягну на Библии.
- Ты не президент, а королева.
- "Королева в пруду, мирлитон, мирлитен", - запела Катрин его любимую песенку, чтобы сменить тему. Ей очень не понравилось настроение Леона.
- Мирлитен, мирлитон! - уже весело подхватил он. - Ты даже не представляешь, какая работенка ждет нас в Шенонсо!
И действительно, едва они подошли к башне Маркеса, как словно из-под земли вырос Бернар.
- Леон, я совершенно потерял тебя, - сказал он, едва успев поздороваться. - Куда ты делся? Я смонтировал уже два десятка фигур, а наряжать их во что? Тебя нет, папаша Пешо вроде бы отвозил тебя в Париж, но от него ничего толком не добьешься…
- Все в порядке, Бернар. Завтра приедут портные из моего "М.Л.", к осени откроем экспозицию, устроим дефиле на галерее или в парке. Мой управляющий займется рекламой и альбомом с фотографиями коллекции. Я напишу комментарии и статью…
- К осени? Дефиле, альбом? Ты пугаешь меня, дружище.
- Бернар, ты забыл, какую акцию мы устраивали в Блуа? Через пару часов из Парижа явятся журналисты за моим интервью. Я хотел бы, чтобы они засняли несколько готовых кукол…
По галактикам счастья на лиловом шелке кровати в мастерской над Шером Катрин и Леон отправились только далеко заполночь. И оно сразу началось где-то внутри Катрин, едва она почувствовала обжигающий ток Леона, и весь мир, по-ночному стыдясь своей зависти, покорно остался где-то за пределами их единственной собственной планеты, за непроницаемым занавесом бархатистой сплошной темноты, фиолетово отсвечивающим стремительными вспышками фейерверков, которые счастливо рассыпались по небу этой летящей в радостных галактиках планеты. Это было совсем не так, как того целый день ожидала Катрин, узнавая и не узнавая голос, жесты, темперамент Леона. С ним на глазах происходила невероятная, как ей казалось, волнующая перемена, и вот сейчас, когда они рядом летели среди рассыпавшихся лепестками и звездами блистающих фейерверков, она просто парила на облаке абсолютной нежности, которую дарил и дарил ей Леон.
Она так и уснула в его объятиях, не осознавая и даже не желая понять, когда закончилась явь и начался сон, потому что счастье не кончалось, а все так же бесконечно рассыпалось и пульсировало живыми огоньками в уже знакомой и неизменно обновляющейся бескрайности света…
А утром, когда Катрин проснулась, она увидела Леона уже за письменным столом. Он то присаживался, то стоял согнувшись, то выпрямлялся и делал шаг назад, отводя в сторону кисть или карандаш в вытянутой руке. Рисует свои костюмы, догадалась она.
Почувствовав, что она не спит, Леон обернулся и сказал:
- Знаешь, я даже не представлял, что буду гораздо лучше работать, ощущая, как за моей спиной дышит во сне живое родное существо. - А потом виновато попросил:
- Если нетрудно, дай мне чего-нибудь поесть.