Через секунду мы были голыми и в объятиях друг друга. Его страсть невыносимо возбуждала. Он действовал на меня, как огонь. Я быстро загорелась и поддалась его натиску. Никаких предварительных ласк не требовалось. Когда Крис упал на меня, я уже изнывала от нетерпения. Мне казалось, что если я немедленно не почувствую его внутри, то сойду с ума от желания. Крис застонал и вошел до отказа, на миг застыв. Я сильно сжала мышцы, отпустила, снова сжала. Крис громко вскрикнул, и я ощутила, как хлынуло семя. Выйдя, Крис лег рядом на диван и пробормотал:
- Извини, что так быстро. Но я взрывался от желания со вчерашнего дня.
- Ничего страшного, - тихо ответила я. - Сейчас выпьем чай и продолжим.
- Ага, - сказал он и вновь на меня навалился.
Его "нефритовый стебель" был в полной боевой. И мы продолжили.
Под утро, совершенно обессиленная, я сползла с дивана и поплелась в ванную. Встав под душ, начала смеяться.
"А ведь мне в агентство, - думала я, поворачиваясь под струями горячей воды. - И как я сегодня буду работать? Нужно выяснить, насколько он приехал".
- К тебе можно? - раздался голос, и разлохмаченная голова Криса показалась в проеме двери.
Я вздохнула и ничего не ответила. Он тут же забрался под душ и прижался ко мне.
В агентство я опоздала на час. Лиза была на месте и встретила меня ехидным взглядом.
- Как голубки провели остаток ночи? - поинтересовалась она. - Могу поспорить, что ты не сомкнула глаз. Таня, так нельзя! У тебя под глазами темные круги!
- Ничего, под белым гримом не видно будет.
- А он надолго?
- Завтра утром улетает обратно, - тихо ответила я.
- И слава Богу! - вздохнула Лиза с облегчением. - Вечно с тобой какие-нибудь истории случаются!
- А может, я влюблена? - улыбнулась я и закрыла глаза, вспоминая мягкие губы и черные глаза Криса.
- Ладно, потом поговорим, - ответила она. - Не забывай, что на первом месте история с Ханако.
- Да-да, - задумчиво проговорила я. - Она уже здесь?
- А как же! В чайной комнате с девчонками. У вас же сегодня шесть выступлений.
- Помню я! Ты вот что, Лизавета, пригласи ее в мой кабинет.
Она молча кивнула. Я пошла к себе. Сняв шубу, пригладила волосы и села за стол. Почти тут же появились девушки. Лиза плотно прикрыла дверь и села в кресло. Ее вид не предвещал ничего хорошего. Ханако остановилась напротив стола и с удивлением на меня посмотрела. Потом перевела взгляд на хмурую Лизу.
- Что случилось? - тихо спросила она.
Ее карие миндалевидные глаза смотрели пристально, пухлые губы приоткрылись.
"Господи, - с непонятной тоской подумала я. - До чего она хорошенькая! И о чем я могу с ней говорить? Ей уже восемнадцать!"
- Маргарита, - начала я, назвав ее настоящим именем, - расскажи нам с Лизой в каких отношениях ты с Тимуром.
Ее тонкие брови дрогнули, глаза расширились.
- Отпираться бесполезно, - сказала Лиза. - Мы вас вчера видели возле его нового жилья.
- И очень поздно, - добавила я. - Случайно.
- Он за мной ухаживает, - тихо ответила Ханако.
Ее длинные ресницы опустились, щеки зарделись.
- Что он делает?! - расхохоталась Лиза от неожиданности.
- А что? - агрессивно спросила Ханако и резко повернулась к ней. - Он очень хороший, милый и несчастный. А эта старая сука его терроризирует! Сколько можно?!
- Рита! - одернула я ее. - Выбирай выражения!
- Да вы не бойтесь, - сказала она уже спокойнее, - у нас и не было ничего. Таня знает, что я еще девственница. Ей и остаюсь пока. Мы просто встречаемся. Он в кино меня водит, конфеты покупает.
- Нет, все это не поддается никакому объяснению! - проговорила Лиза и встала. - Надеюсь, Инга не знает ни о чем.
- Я тоже на это надеюсь, - прошептала Ханако и хитро улыбнулась. - Когда она сюда заявилась, я думала, что рожу ей расцарапаю, если начнет приставать. Но обошлось, - добавила она уже громче.
- Ладно, иди, - хмуро сказала я.
Ханако привычно поклонилась и скрылась за дверью.
- Остается одно, - после паузы предложила Лиза, - поговорить с Тимуром. И как это у них все вышло? Ведь девчонка совсем не в его вкусе. Он же всегда специализировался на взрослых и богатых.
- Сама не понимаю, - заметила я. - Но ситуация кажется мне взрывоопасной. То-то он решил уехать от Инги! Неужели по-настоящему влюбился? - улыбнулась я.
- Запросто! - подтвердила Лиза. - Ритка умная, живая и красивая. К тому же танцует изумительно. Ты же сама на ее дебюте посадила их рядом. Забыла?
- Ну давай, вали все на меня! - отмахнулась я.
Когда Ханако выступала впервые на публике в нашей чайной комнате, я действительно велела ей ухаживать за Тимом, которого мы тоже пригласили. Тогда они и познакомились. Но разве можно было предположить, что все так обернется?
- Да что мы, в самом деле? - громко сказала я. - Радоваться нужно, что Тим влюбился в молодую девушку и, наконец, избавится от пристрастия к зрелым, вернее, перезрелым ягодкам!
- Сама же знаешь, что ситуация не простая, - ответила Лиза.
- Может, Тим развлекается? - предположила я.
- Что ты! Он развлекается лишь с такими, как Инга. А тут, видимо, все по-настоящему.
После этого разговора я на репетиции внимательно наблюдала за Ханако. Но она выглядела безмятежной, как всегда. Во второй половине дня мы разъезжались по разным местам.
- Я домой на часок, - сказала я Лизе. - Время вполне позволяет.
- Я вообще удивлена, что ты сегодня появилась, - улыбнулась она.
Я улыбнулась в ответ и быстро надела шубу.
Крис спал, когда я вошла в квартиру. На полу валялась книга, которую он, видимо, читал перед тем, как заснуть. Я осторожно подняла ее и посмотрела название. Это была известная драма Тикамацу "Самоубийство влюбленных на острове Небесных Сетей" о любви куртизанки Кохару и торговца бумагой Дзихэя. Он был женат, имел двоих детей, но не имел нужных средств, чтобы выкупить свою любимую из цветочного квартала.
"Смерть легче, чем позор! Умрем вдвоем! -
Так он сказал.
"Умрем! - я обещала. -
Такая жизнь постыдна".
И теперь
Смерть - наш неотвратимый долг", - прочитала я про себя, когда открыла книгу.
Потом глянула на Криса и увидела, что он пристально смотрит на меня.
- Ты уже не спишь? - тихо спросила я, закрывая книгу. - Я на минутку заехала проведать тебя. Но скоро ухожу. Сегодня много выступлений и все в разных местах.
- "О чем скорбеть? Мы в этом бытии дороги не могли соединить. Но в будущем рождении, я верю, мы возродимся мужем и женой. О, и не только в будущем рождении, но в будущем… и будущем… и дальше - в грядущих возрождениях, всегда. Мы будем неразлучны!" - медленно продекламировал Крис, не спуская с меня горящих глаз.
- Наизусть знаешь? - еле слышно поинтересовалась я, чувствуя неприятный холодок, пробежавший по спине.
- Это моя любимая пьеса, - ответил он и прижал меня к себе. - Всегда мечтал о такой смерти! Умереть на пике любви, что может быть прекраснее?
- Ты слишком увлекся японской культурой, - ответила я, отстраняясь. - Прекраснее жить вместе долго и счастливо.
- Но настоящая взаимная любовь недолговечна, - мягко возразил он. - И примеров тому масса. Взять хоть Ромео и Джульетту, Тристана и Изольду и так далее. Длинный и грустный список.
- Крис! Мне не нравится твое настроение! Давай пообедаем вместе, и я поеду.
- Давай, - легко согласился он и спрыгнул с дивана.
Я глянула на его обнаженное гибкое тело, начинающий напрягаться "нефритовый стебель" и почувствовала прилив возбуждение. Крис понял это, видимо, по моим глазам. Он поднял меня и медленно раздел.
- У нас полчаса, - успела прошептать я и перестала о чем-либо думать.
Из тетради лекций Ёсико:
"Смерть и самоубийство в японской культуре всегда занимали ключевое место. Поэтому неудивительно появление традиции "синдзю" (букв. "внутри сердца") - двойного самоубийства влюбленных.
Эпидемия таких самоубийств распространилась в Японии во второй половине 17 века. К 1703 г. был даже составлен целый свод таких самоубийств с указанием имен, возраста и других подробностей. Считается, что ввел в литературный обиход новое слово "синдзю", - новеллист Ихара Сайкаку (1642–1693), финалом целого ряда эротических повестей которого является именно самоубийство влюбленных. "Синдзю" первоначально имело значение "верность в любви" и являлось жаргонным словечком публичных домов. Сайкаку, а позднее великий драматург Мондзаэмон Тикамацу (1653–1725) придали этому слову возвышенный смысл: "верность даже в смерти". "Синдзю" практически стало синонимом старого поэтического понятия "дзёси" ("смерть во имя любви").
Однако новое веяние получило развитие в мещанской, а не аристократической среде.
Теперь эта новая любовь кончалась не охлаждением и прекращением встреч (как описано в эталонной хэйанской литературе), а самоубийством влюбленных в самый разгар их чувств. Влюбленная пара умирает, ибо силою обстоятельств не может соединиться брачными узами в этом мире. Тогда она переносит свою любовь в иной мир. Синдзю происходило, как правило, вне человеческого жилья. Влюбленные бегут глубокой ночью в какое-то безлюдное место и на рассвете посреди пробуждающейся природы, с первыми ударами храмовых колоколов гибнут.
Неудивительно, что наибольшее распространение этот обычай получил в среде "веселых кварталов". Там весь образ жизни предполагал повышенную чувствительность, истеричность, погружение в мистику, мечту о великой любви. Если законная жена могла быть уверенной в своей спокойной и обеспеченной старости, то куртизанки и гейши понимали, что их будущее весьма туманно. Поэтому заманчивым выглядела перспектива умереть молодой на вершине любви.
Вот что писала в своей исповеди знаменитая гейша Накамура Кихару:
"Особенно меня потрясла история Тиёумэ, бывшей значительно старше меня и покончившей из-за любви. Она умерла в своем роскошном танцевальном кимоно вместе с гениальным пианистом Кондо Хакудзиро, после того как исполнила танец адзума. Оба тела были связаны красным крепдешиновым поясом, словно не хотели расставаться, и действительно, у них было такое умиротворение на лицах, будто они просто спят. Тогда для меня смерть от любви представлялась исполнением всех страстных томлений. И я постоянно твердила, что более всего жажду умереть от любви"
Наиболее знаменитая пара влюбленных - самоубийц обрела бессмертие в 1703 г. в пьесе "Влюбленные - самоубийцы в Сонэдзаки", которую написал Тикамацу. Это были мелкий чиновник Токубэй и обычная проститутка Охацу, убившие себя на территории храма Сонэдзаки. Эта пьеса для кукольного театра в стихах имела колоссальный успех в театре Такэмото.
Художники Ёсивара, обслуживавшие куртизанок и гейш, часто запечатлевали знаменитые пары, бросающиеся в воду с моста или в кратер горы Фудзи в объятиях друг друга.
Обычай "синдзю" потрясал общество на протяжении полувека (с 80-х гг. XVII в. до 30-х гг. XVIII в). Он был настолько распространен, что правительство повело с ним активную борьбу. Но искоренить его полностью не удалось, и в современной Японии он время от времени дает о себе знать во всех слоях общества. Так, знаменитый писатель XX в. Дадзай Осаму утопился с возлюбленной, а первая большая актриса театра современной драмы Сумако Мацуи покончила с собой после смерти любимого человека.
Вот что писал об этом обычае Якумо Коидзуми:
"Собственно, это - брак, свидетельством которого является смерть. Они дают друг другу обет любви в присутствии богов, пишут прощальные письма и умирают.
Никакой обет не может быть более глубоким и священным, чем этот. Поэтому, если случится, что посредством какого - то внезапного внешнего вмешательства, или усилиями медицины, один из них оказывается выхвачен из объятий смерти, он становится связанным самыми серьезными обязательствами любви и чести, требующими от него уйти из этой жизни при малейшей представившейся возможности. Разумеется, если спасают обоих, все может закончиться хорошо. Однако лучше совершить любое жесточайшее преступление, караемое пятьюдесятью годами заключения, чем стать человеком, который, поклявшись умереть с девушкой, отправил ее в Светлую Землю одну. Женщину, уклонившуюся от исполнения своей клятвы, могут частично простить, однако мужчина, выживший в дзёси из - за внешнего вмешательства и позволивший себе продолжить жить далее, не повторяя попытки, до конца своих дней будет считаться предателем, убийцей, жалким трусом и позором для всей человеческой природы".
Свиток третий. Невольный танец стрекоз в порывах ветра
"Кошка играет -
Взяла и лапкой накрыла
Муху на окне…"Исса
Я с трудом успела переодеться перед первым выступлением, потому что Крис увязался за мной. Когда мы примчались в агентство, девушки, полностью готовые к выходу, стояли возле Лизы и с нетерпением смотрели на дверь. Наше появление вызвало улыбки на их набеленных лицах, но они были в образах, поэтому от комментариев воздержались, прикрыли улыбки веерами и поклонились. Крис замер, потом начал зачем-то аплодировать и восклицать:
- Шик! Чудо! Браво!
- Лиза, займись нашим гостем, - быстро сказала я и исчезла в кабинете.
Через полчаса вышла оттуда в черном кимоно с меховой опушкой, при полном гриме и в парике. Шофер подогнал наш микроавтобус ко входу. Крис поспешил за нами.
- Кристиан, а ты куда? - крикнула ему вслед Лиза, но он сделал вид, что не слышит.
- Ты не сердишься? - прошептал он в машине мне на ухо и сжал за локоть. - Но ты опять проездишь до ночи, а завтра утром я уже улетаю. Зачем же терять время? Просто побуду рядом и полюбуюсь на мою прекрасную гейшу.
- Боюсь, что тебе придется сидеть в гримерной, - заметила я. - Мы сейчас в полном составе едем на день рождения директора одного крупного банка. Там пробудем два часа. И тебя, Крис, никто не приглашал, сам понимаешь.
- Ничего страшного, - улыбнулся он, внимательно изучая Ханако, сидевшую напротив.
Она подняла длинные накрашенные ресницы, глянула на Криса, потом посмотрела на меня и тут же прикрыла лицо раскрытым ярко-голубым веером. Ее темно-синее кимоно было сплошь расшито серебряными узорами, а ворот отделан полоской белого меха норки, и Ханако казалась японской Снегурочкой. Но я заметила, что ее глаза грустны.
"Необходимо срочно встретиться с этим балбесом Тимом, - подумала я, глядя на белые цветы хризантем на ее раскрытом подрагивающем веере, - и выяснить, в конце концов, что между ними происходит".
Я перевела взгляд на шушукающихся Сакуру и Идзуми. Они периодически смотрели на Криса с нескрываемым любопытством. Скоро мы приехали, потому что ресторан, в котором проходило торжество, располагался в одном из арбатских переулков недалеко от нашего агентства на Кропоткинской. Крис помог нам выйти, по очереди протянув руку каждой из девушек. Администратор сопроводил нас в служебное помещение, превращенное на время в гримерную. Дальше все шло по плану. Приведя себя в порядок, мы отправились в зал, где веселье было в полном разгаре. Нас встретили криками и аплодисментами. После представления мы рассеялись по залу, занимаясь своим делом. Мужчины общались с любопытством, женщины настороженно. Я знала, что в нашем обществе по-прежнему бытует мнение, что гейши - это японские проститутки. И этот устойчивый стереотип трудно было поломать только нашими выступлениями. Для огромной Москвы мы были как песчинки в пустыне.
Вскоре в центр зала вышла Сакура и исполнила номер на сямисэне, напевая в такт музыке старинную японскую песню. Все затихли, слушая непривычные звуки и незнакомые слова. Странно было видеть девушку в красном кимоно, с высокой прической, с коралловыми канзаси, со старинным инструментом в руках среди обычных мужчин и женщин. Она выглядела, как ожившая гравюра, случайно попавшая в этот ресторан. Когда она закончила и поклонилась, ей стали аплодировать и шумно выражать одобрение. Один из гостей бросился к Сакуре с рюмкой водки в руке и настойчиво начал уговаривать выпить. Она поклонилась, улыбнулась и отказалась.
- По правилам гейше не полагается пить с гостями? - услышала я и резко повернулась.
Возле меня, чуть сзади, стоял Крис и довольно улыбался. В его руке был длинный фужер с шампанским.
- Ну что с тобой поделаешь? - вздохнула я.
- Ничего, - тихо ответил он. - Просто люби меня.
После этого торжества мы должны были разделиться. Сакура и Идзуми поехали на юбилей одного известного артиста, а мы с Ханако на корпоративную вечеринку в юридическую компанию. Хуже всего было то, что оттуда мы должны были отправиться в загородный особняк господина Ито. Я предполагала, что мы там переночуем, а утром вернемся домой. Но Крис не отставал, и я не знала, что делать. Знакомить его с господином Ито совершенно не хотелось.
Но на вечеринке меня ждал еще один неприятный сюрприз. Ханако исполняла танец с зонтиком, я сидела за столиком возле пожилого мужчины, периодически подливая ему виски и мило болтая ни о чем. Крис дипломатично устроился за соседним столиком, делая вид, что он один из гостей. Когда Ханако закончила и замерла в эффектной позе с раскрытым, медленно вращающимся на плече зонтиком, присутствующие зааплодировали. Она поклонилась, сложила зонтик, и в этот момент к ней подошла Инга. Я увидела, как Ханако вздрогнула. Но она тут же взяла себя в руки и, мило улыбнувшись, что-то ответила. Потом, быстро семеня на гэта, направилась ко мне. Инга шла за ней, что-то раздраженно говоря.
- Добрый вечер, - вежливо сказала я, вставая.
- Вы вдвоем? - удивилась Инга. - Привет, Аямэ! - все-таки поздоровалась она.
Я извинилась перед мужчиной, с которым сидела, поклонилась ему и неторопливо отошла от столика, спокойно улыбаясь. Инга и Ханако двинулись за мной. Я увидела, как Крис приподнялся, но строго на него глянула. И он, будто читая мои мысли, опустился на место. Мы остановились возле окна.
- А где еще две? - усмехнулась Инга, беря бокал с подноса проходившего мимо официанта.
- В другом месте, - ответила я, глядя ей в глаза.
Инга была явно нетрезва и сильно взвинчена.
- А ты здесь каким образом? - поинтересовалась я с видимым равнодушием.
- Пользуюсь иногда услугами этой юридической конторы, - нехотя ответила она. - Есть пара друзей, они и пригласили. А ты Тима давно видела? - неожиданно спросила она.
Ее большие серые глаза повлажнели, крупные губы поджались. Я увидела, как побелели ее холеные пальцы, сильно сжавшие ножку бокала.
- Довольно давно, - сказала я, - уж и не помню когда. Мы уезжали отдыхать.