Но наиболее яркие карьеры на Востоке в конце XIX века были у непридуманных героев – русского поверенного в делах и генерального консула в Корее Карла Ивановича Вебера и его "сменщика" и коллеги Алексея Николаевича Шпейера. О них ходили легенды, их действия оказывали влияние на межгосударственные отношения. И это влияние ощущается до сих пор.
Кореевед Максим Волков справедливо пишет: "С именем К.И.Вебера – одного из виднейших и авторитетнейших дипломатов своей эпохи – непосредственно связан весь начальный этап истории российско-корейских связей, который без преувеличения можно назвать их "золотым веком". Именно на этот период приходится время наиболее тесного сближения и доверия между двумя странами и их высшими руководителями".
Его статья, как и ряд других исследований, была приурочена к 120-летию установления российско-корейских отношений – дата отмечалась в 2004 г. Ни в одном из биографических описаний упора на происхождение Вебера не делалось. Государственный характер его действий, русские его интересы в современных описаниях совершенно закрывают этническое происхождение дипломата:
"К.И. Вебер родился 5 июля 1841 г. и по своему социальному происхождению являлся представителем среднего сословия. Согласно сохранившимся о нем сведениям, еще в гимназические годы Карл Иванович проявлял особый интерес к изучению истории стран Востока, что в последствии привело его на китайское отделение факультета восточных языков С.-Петербургского университета, который он блистательно окончил в 1865 г." .
А вот строки из всезнающей "Википедии":
"Он родился в семье из среднего класса, с детства был увлечен историей Азии. В 1865 г. он окончил государственный университет Санкт-Петербурга и сразу же начинает работать в качестве дипломата. Сначала он работал в Пекине, в 1882 г. он стал русским консулом в Тяньцзине. 25 июня 1884 г. он заключил Договор об взаимоотношениях и торговле между Россией и Кореей и в апреле того же года переехал в Сеул в качестве первого российского официального представителя".
И лишь немногочисленные источники в Интернете все же дают информацию о происхождении Вебера: он родился "в зажиточной лютеранской семье в Либаве".
Особый интерес к восточной культуре, языкам, современному политическому развитию далеких стран и народов был, конечно, не случаен: именно в среде европейцев, в том числе и проживавших в России, тем более в прибалтийских, остзейских, провинциях, культивировался этот интерес, "восточные штучки" были в моде, как и труды Гете и Шиллера, как философские труды Лейбница, в которых воспевался Восток с его загадками и образцами для подражания. Именно в этой среде был "кадровый потенциал" российской восточной политики XIX века, именно она поставляла знатоков китайского, японского, корейского языков, именно здесь возникли династии дипломатов, которые в последствии на протяжении десятилетий держали в руках восточную политику империи.
Изучив китайский язык в университете, Вебер пять лет прослужил в Пекине, стал затем консулом в прибрежном Тяньцзине – важной точке, где сходятся торговые и политические пути региона. Именно здесь он вплотную начинает заниматься делами Кореи. Россия, имевшая к тому моменту общую границу с Кореей, принявшая значительное количество корейской бедноты – экономических беженцев, отставала от политики крупных держав в регионе: к моменту тяньцзинской работы Вебера все влиятельные страны уже заключили двусторонние договоры с открывавшейся внешнему миру Кореей: под давлением извне страна была вынуждена выйти из почти трехвекового состояния изоляции и подписать первый международный договор. Он был заключен с Японией в 1876 г. После недолгого перерыва аналогичные договора были заключены с США (1882 г.), Великобританией (1883 г.) и Германией (1883 г.). Россия обязана была активно действовать в этой части Света, и потому миссия Вебера была более чем ответственной.
Эта работа во многом облегчалась встречным движением самой Кореи. Ее правители искали внешнеполитические альтернативы японской силе, американскому и европейскому напору. Позитивным было именно то, что с Россией Корея имела сухопутную границу, что принимала беженцев (хотя эта политика и менялась от правительства к правительству, от генерал-губернатора к генерал-губернатору). Корея видела в создании альтернативы и во включении России в дальневосточный пасьянс возможность лавирования между коварными партнерами и достижения собственных целей в этой сложной и опасной игре.
Однако были и внутриполитические факторы российско-корейского сближения. После того, как Корея была принуждена открыть свои порты для иностранцев, допустить иностранные миссии в страну, заключить по европейскому образцу договоры с державами, необходимость экономических и социальных реформ стала очевидной. Отчасти, эти реформы проводились под влиянием Японии. Отчасти в основу решений брались китайские ориентиры.
Курс на модернизацию позволил стране "заговорить на языке современности", понятном ее соседям, партнерам, друзьям и врагам.
В июле 1882 г. российский консул в китайском Тяньцзине Карл Иванович Вебер был командирован в Сеул для выяснения условий подписания российско-корейского договора.
О.С.Курбанов пишет, что в отличие от других иностранцев Вебер сразу взял за правило держать непосредственный контакт с королем Коджоном. Это сблизило обоих, способствовало установлению отношений доверия между российским дипломатом и молодым монархом. Тот факт, что Вебер прекрасно говорил на восточных языках, с уважением и знанием дела разбирался в культуре и политике Кореи, только добавлял симпатий к нему со стороны корейского правителя.
7 июля 1884 г. К. И. Вебер и министр иностранных дел Кореи Ким Бёнси подписали двусторонний договор. В договоре, подобно договору между Кореей и Англией, было 13 статей и их содержание было практически идентично. Собственно англо-корейский договор был основой для текстов корейско-германского, корейско-итальянского, корейско-французского договоров.
Таким образом, начиная с 1884 г., отношения между Россией и Кореей оформились юридически. В 1886 г. в Сеуле открылась русская дипломатическая миссия, и Вебер получил статус поверенного в делах. С 1888 г. Карл Вебер – генеральный консул России в Сеуле.
Параллельно с дипломатической деятельностью Вебер серьезно занимался корееведением: собирал
географические карты, изучал корейский язык и литературу. Позже, уже вернувшись в Россию, он пишет ряд научных работ, таких как "О корейском языке и корейском чтении китайских иероглифов" (1908 г.), "Пробная транскрипция всех городов Кореи" (1908 г.) и др..
Неподдельный интерес к стране помог ему стать настоящим знатоком восточного менталитета, войти в доверие к королю. По многочисленным свидетельствам, Вебер стал фактически личным другом короля Коджона. Тот сохранил добрые воспоминания о русском консуле на долгие годы, даже после его возвращения в Россию.
1890-е гг. стали тяжелым испытанием для Кореи. За богатства региона вступили друг и другом в сражение не только Англия, Германия, Франция, но и сами дальневосточные нации: Япония, сама едва преодолевшая многовековой изоляционизм, вознамерилась подчинить себе Китай, рассматривая Корею вообще как исконного вассала.
В 1895 г. завершилась война между Японией и Китаем, шедшая в основном на корейской территории. Японские войска, одержавшие безоговорочную победу, оккупировали Корею. Началась насильственная японизация страны. Была полностью изменена система управления, отменены экзамены на ученые степени и должности, ликвидированы сословия.
Видя развитие ситуации, Россия укрепила свое дипломатическое присутствие в регионе. В сентябре 1895 г. Алексей Николаевич Шпейер стал также представлять русские интересы в Сеуле. По инструкции министерства иностранных дел Шпейер, прежде чем отправиться на место нового назначения, должен был посетить столицу Японии в конце ноября.
Трехнедельное его пребывание в Токио не дало ему возможности уяснить настоящее отношение японского правительства к корейскому вопросу. А.Н.Шпейер заметил, что в Японии начинает пробуждаться сознание необходимости сближения с Россией. Но он считал, что японцы задались целью японизировать Корею, преследуя эту цель с лихорадочной поспешностью.
В октябре 1895 г. король Коджон и корейская королева Мин попытались расформировать свои регулярные войска, которые получали военное обучение от японских военных инструкторов. Более того, королева обратилась к русскому поверенному в делах в Сеуле К.И.Веберу с просьбой о помощи. Это стало поводом для прояпонского заговора. Королева была убита, король оказался "под гнетом заговорщиков". Русская сторона признала необходимым оказать ему помощь, освободить из-под стражи, обеспечить безопасность. К.И.Вебер направил одного из своих дипломатов следить за происходящим в королевском дворце с тем, чтобы иметь возможность при необходимости немедленно вмешаться в ситуацию.
9 января 1896 г. король Коджон передал через своего доверенного помощника К.И.Веберу и А.Н.Шпейеру секретное письмо, в котором говорилось, что "горько сетуя на свою судьбу, заявляет, что помощи он ждет только от России и не теряет надежды увидеть при нашем содействии более светлые дни". В заключение Коджон убедительно просил К.И.Вебера и А.Н.Шпейера "помешать японцам разлучить его с наследным принцем, если только дошедшие до него слухи о намерении японцев отправить молодого принца в Японию подтвердятся".
12 января А.Н.Шпейер и К.И.Вебер были приняты Коджоном в торжественной аудиенции, новый поверенный вручил Коджону его верительные грамоты. К.И.Вебер передал управление миссии преемнику Шпейеру. А 28 января Шпейер сообщил в Санкт-Петербург, что необходимы "меры, которые представляются наиболее целесообразными для оказания нашей помощи этой несчастной стране". МИД России дал согласие на оказание такой помощи.
2 февраля король через своего доверенного уведомил русских, что он намеревается на днях вместе с наследным принцем искать в русской миссии убежища от угрожающей его жизни опасности. Коджон это решение принял окончательно, не боялся последствий такого своего шага, "так как, оставаясь во дворце, он рискует еще гораздо больше".
Через несколько дней он попросил у А.Н.Шпейера и К.И.Вебера военной помощи – матросов, которые бы встали на защиту русской миссии в случае осложнения ситуации. И уступая этим настоятельным просьбам, Алексей Николаевич немедленно предложил командиру крейсера "Адмирал Корнилов" Петру Моласу выслать в миссию возможно больший десант. Как только подкрепление прибыло, Шпейер и Молас были приняты Коджоном, а на рассвете 11 февраля король перебрался на территорию русской миссии.
После прибытия Коджона в русскую миссию, утром 11 февраля А.Н.Шпейер известил всех иностранных представителей о том, что король, признавая, что из-за сложившихся политических обстоятельств его дальнейшее пребывание во дворце опасно для жизни, решился искать убежища вместе с наследником в русской императорской миссии.
Для России такое развитие событий также могло иметь неприятные внешнеполитические последствия. Из-за корейского короля вполне могло быть военное столкновение с Японией. Но действия Шпейра и Вебера были в конце концов одобрены. Это подтолкнуло и более активный переговорный процесс с Японией. В результате русско-японских переговоров в Сеуле 14 мая 1896 г. был подписан меморандум между Россией и Японией (Сеульский меморандум). Под ним были подписи К.И.Вебера и Комуры Дютаро. В меморандуме было записано следующее:
"1) оба представителя будут советовать королю вернуться в свой дворец, "как скоро исчезнет всякое сомнение в его безопасности";
2) министры… будут назначены по свободному выбору Коджона;
3) общее число японских жандармов никогда не должно превышать 200 человек для охраны японской телеграфной линии между Сеулом и Фусаном;
4) японские войска могут быть расположены в составе двух рот – Сеуле, в Фусане и Генсане по одной, численность каждой роты не должна превышать 200 человек. Россия может также содержать стражу, не превышающую количества японских войск в тех же местностях".
После переезда Коджона в русскую миссию король смог почувствовать себя в безопасности. Кроме того, это был его первый близкий контакт с русскими войсками, и судя по всему они произвели на него на корейского монарха благоприятное впечатление. Дважды поблагодарив матросов, Коджон отпустил десант и был в восхищении от молодцеватого вида людей, от их выправки. Тогда же он выразил А.Н.Шпейеру свое желание, чтобы русские взялись за обучение и организацию корейской армии. Уже 14 февраля 1896 г. Коджон просил А.Н.Шпейера и К.И.Вебера передать русскому правительству просьбу "поддержать первые шаги, делаемые им… на пути тесного сближения Кореи с Россией"… Он хотел бы "образовать у себя надежный и хорошо обученный корпус войск численностью на первое время до 3000 человек".
"Почти немедленно после этого разговора А.Н.Шпейер телеграфировал русскому посланнику в Японии М.А.Хитрово: "Король просит ходатайствовать о назначении русского советника и инструкторов в корейскую армию". Но 26 февраля 1896 г. министр иностранных дел А.Б.Лобанов-Ростовский сообщил М.А.Хитрово: "Передайте Шпейеру, что мы готовы преподать советы королю, но в виду настоящего тревожного положения вещей находим преждевременным возбуждать вопрос об официальных советниках и военных инструкторах".
В своей книге "История корейско-русских отношений в конце XIX в." корейский историк Ким Ен-Су приводит некоторые архивные документы в их полном тексте. Вот выдержка из донесения российского поверенного в делах в Сеуле А.Н.Шпейера министру иностранных дел
А.Б.Лобанову-Ростовскому от 30 января 1896 г.:
"… Мирный переворот, произведенный королем при нравственной поддержке императорской миссии, можно считать, таким образом, безусловно и благополучно удавшимся. Народ вне себя от радости и восторга и требует, чтобы ему доставлен был случай видеть короля и выразить ему свои чувства преданности и почтения, но, к несчастью, отрадная картина эта легко может омрачиться серьезными недоразумениями с японцами. Недоразумения эти могут быть вызваны самым незначительным происшествием и при царствующем в столице возбуждении умов предотвратить их также трудно, как и предугадать их возникновение".
В русской миссии король прожил почти целый год. Российская поддержка позволила отстранить от власти японцев, вместо японского в Корее утвердилось русское влияние: был учрежден Государственный совет по образцу российского Государственного совета. В Сеуле открыли русскую школу.
А Вебера отозвали в Петербург. И это оказалось концом его яркой карьеры на Дальнем Востоке. Лишь в 1902 г. он снова оказался в Корее в качестве чрезвычайного посланника, чтобы вручить Коджону, уже ставшему императором, орден св. Андрея Первозванного в связи с сорокалетием его правления.
И Вебер, и Шпейер остаются в истории как посолы нашего расширения на Восток, как инициаторы сближения с великими, но в тот момент слабыми нациями у Тихого океана. Мощное продвижение в эту часть Света Англии, Германии, Америки и России, политика самих дальневосточных наций способствовали нарастанию острых противоречий в регионе. Но такие люди, как Карл Иванович Вебер и Алексей Николаевич Шпейер, были воплощением новых мощных трансграничных и кросс-культурных влияний и взаимодействий. Благодаря таким, как они, начиналась эпоха глобализации.
…Поражение России в войне с Японией в 1904–1905 гг. означало конец ее влиянию в Корее. С 1905 г. Корея стала японским протекторатом, а с 1910 г. – колонией Японской империи.
О дальнейшей судьбе Карла Вебера информации практически нет. Вернувшись в Россию, он продолжал служить и заниматься научной деятельностью. Но дата и место его смерти неизвестны.
Но это вовсе не означало ослабления интереса к дальневосточным делам. В Петербурге на самом высоком уровне следили за политическим и военным положением в регионе. Активными участниками формирования российского курса были великий князь Алексей Александрович, министр финансов С.Ю.Витте, военный министр А.Н.Куропаткин, министр иностранных дел В.Н.Ламздорф, министр внутренних дел В.К.Плеве, контр-адмирал А.М.Абаза. Все они приняли участие в одном из ключевых совещаний по корейским делам, которое проводил император Николай II 8 апреля 1903 г.