Она пронзила его острым взглядом.
Короткие, белесые волосы Феррито, непроницаемые карие глаза и высокая, поджарая фигура ассоциировались со скандинавским горнолыжником.
– Насти Феррито, – сказал Роман. – Сокращенно – Насти.
– Только для моих друзей, – произнес тот. – Зовите меня Насти. – Он не улыбнулся, и не похоже было, что он вообще когда-нибудь улыбается. Она никогда раньше не видела таких холодных глаз.
– Дасти не говорил, что ты объявился, – обратился Роман к Феррито.
– Я не предупреждал Дасти, что приеду.
– Этот мудак просто… – Дасти закашлялся. – Он просто взял и явился сюда. И собирается месяц здесь проваландаться.
Затем Феникс услышала, как Роман потирает руки.
– Прекрасно. Нам как раз тебя не хватало, дружок. Значит, так, официальная часть закончена. Почти. Вместе с Дасти живет его внучка.
Борозды, прорезавшие морщинистое лицо Дасти, углубились. Он взглянул на Насти, который в свою очередь не смотрел, как казалось Феникс, никуда.
– Феникс – мой друг, – сказал Роман. – Ты не будешь возражать, если я скажу ей, что Джуниор живет с тобой, потому что твоя дочь умерла?
Если Дасти не возражал, то ей лучше держаться от него подальше, когда он против чего-то возражает. Он буркнул что-то неразборчивое и так резко повернулся, что наткнулся на торшер и схватил его рукой, чтобы удержать.
– Виноват, Дасти, – сказал Роман, но голос отнюдь не был виноватым. – Иногда я забываю, что это было так недавно. Дасти был очень близок со своей дочерью.
– Мне очень жаль, – сказала Феникс.
– Не важно, что она не знала, кто отец ребенка, – бесстрастным тоном произнес Насти.
Дасти издал звук, похожий на рычание.
– Ну, – пожал плечами Насти. – Ты же слышал Романа. Феникс – его друг. Ты не упадешь в ее глазах, Даст.
– Не упаду? – Дасти Миллер резко обернулся. Он опять наткнулся на тот же торшер – и опять ухитрился схватить его на лету. – Почему, черт возьми, я должен упасть в ее глазах из-за того, что моя… моя дочь… Проклятье! Черт меня побери, ничего не пойму.
Насти достал складной нож и принялся доставать и снова убирать лезвия.
Феникс, расстроенная, подошла к Дасти и несмело коснулась его руки:
– Я очень сожалею, что вы потеряли дочь. Это, должно быть, ужасно. Звучит, конечно, банально, но я рада, что у вас есть этот малыш.
– Это девочка, – сказал Насти.
– Ой. Ты сказал "Джуниор", и я подумала.
– Дасти хотел мальчика, – сказал Роман.
– Ее, собственно, зовут… – Дасти не договорил.
– Зинния, – закончил за него Роман. – Правда, чудесное имя? Но мы все зовем ее Джуниор.
Насти шумно вздохнул и произнес с высоты своего огромного роста:
– Давайте я схожу и посмотрю, готова ли юная леди принять посетителей.
Он вышел из комнаты, и Феникс услышала на лестнице звук его шагов.
Роман и Дасти одинаковым движением засунули руки в карманы и прокашлялись.
– Чем занимается Насти?
– Служит на флоте, – ответил Дасти. – Он сейчас в отпуске. Только сегодня приехал.
Она поглядела на выражение лица Романа:
– Ты там с ним познакомился? На флоте?
– Он тоже из СЕАЛ.
– Ты рано ушел со службы?
– Да.
Ответы становились все короче. У Феникс создалось впечатление, что Роман никогда не бывает красноречивым, когда речь идет о нем самом.
С лестницы донесся звук шагов. Дверь распахнулась.
– Вот и она, – сказал Насти. Оказывается, он умел улыбаться, и – ой-ой-ой – улыбка у него была убийственная. – Маленькая мисс королева Вселенной.
Маленькая мисс королева Вселенной была обута – вот так сюрприз! – в желтые тапочки. Ее лицо окаймляли светлые кудряшки. Ярко-бирюзовые глаза были еще в дремоте. Она крепко прижимала ко рту большой пальчик, а в кулачке держала одеяло – желтое одеяло.
Роман опустился на корточки рядом с Феникс и протянул руки к ребенку:
– Ну, малышка, – голос его смягчился при этих словах, – ты не хочешь меня обнять?
Правая рука Феникс потянулась к горлу.
Джуниор выпустила из руки одеяло и перестала сосать палец. Она ринулась к нему нетвердыми, подпрыгивающими шагами. В руках Романа она задрыгала ножками, и он поднял ее в воздух над своей головой.
Ребенок закричал.
– У нее голова закружится, – сердито произнес Дасти. Роман встал и, держа малышку в одной руке, потрепал ее по спине и прижался к ней щекой.
– Ей только год и два, – сказал Дасти. – Такая умница. Уже месяц, как начала ходить. Видишь, как она бегает.
– Только, случается, падает прямо вниз лицом, – сказал Насти.
– Она хорошенькая, – проговорила Феникс, пораженная тем, как смягчились эти большие, сильные мужчины в присутствии маленькой девчушки.
– И болтает вовсю, – добавил Дасти.
Насти направился обратно к своему стулу.
– Это она выводит американский гимн, – произнес он без малейшего намека на улыбку.
– Это был… Это был несчастный случай? Что случилось с вашей дочерью? – Она тут же пожалела, что спросила об этом.
– Умерла при родах, – ответил Насти. – Ничем нельзя было помочь.
У Феникс опустилось сердце.
Она боялась посмотреть Дасти в глаза.
– Ты меня поцелуешь? – спросил Роман у малышки. – Где мой поцелуй?
Он обращался к ребенку с нескрываемым удовольствием.
Джуниор положила свои крохотные ручки на лицо Романа и начала его сосредоточенно изучать. Роман сделал большие глаза и замотал головой.
Феникс прикрыла лицо рукой. Ее переполняло смешное, счастливое ликование. Он не может быть чудовищем. Чудовища не целуют и не нянчат детей с такой откровенной радостью.
– Так я получу свой поцелуй? – спросил он Джуниор.
Ребенок тут же громко чмокнул его в уголок рта.
Роман закрыл глаза. Он взял девочку на руки и, убаюкивая ее, улыбнулся с такой сладкой горечью, от которой Феникс ощутила непонятную боль.
Джуниор откинулась назад, захлопала в ладоши и загугукала:
– Ба, Ба, Ба.
Глава 13
Феникс вошла в "Белла Розу" через дверь, ведущую в большую, просторную кухню. Евангелина, компаньонка Розы, стояла склонившись над разрезанным пополам грейпфрутом, тщательно отделяя мякоть от кожицы.
– Доброе утро, Евангелина.
Женщина подняла вверх круглое миловидное лицо и улыбнулась:
– Раненько вы, мисс Феникс. – Ее густые каштановые волосы были уложены в кичку на макушке.
– Феникс. Зови меня просто Феникс.
– Да, – согласилась Евангелина, как она уже делала несколько раз. Феникс сомневалась, что она когда-нибудь перестанет быть для Евангелины "мисс Феникс".
– Роза уже на ногах?
Евангелина переложила половинку грейпфрута на хрустальное блюдо, украсила серединку ягодкой вишни и посыпала сверху сахаром. Затем вытерла руки кухонным полотенцем.
– Она должна вот-вот спуститься. – На ее лице появилось обеспокоенное выражение. – Похоже, она не выспалась как следует. Что там слышно про этого мужчину в кустах и про взлом в квартире над гаражом? Из-за этого столько полицейских снует вокруг.
У Евангелины была такая же манера говорить, что и у Розы. Феникс успела понять, что обе женщины одного возраста и выросли вместе. Очевидно, мистер Смодерс позаботился об одинокой Евангелине и помог ей переехать из Джорджии в Вашингтон, чтобы составить Розе компанию. Они обе были безраздельно преданы друг другу.
– К счастью, вся эта шумиха понемногу утихает, – сказала Феникс. – Да я уверена, что мне все это померещилось. – Это, конечно, неправда, но Розе и Евангелине так будет спокойней.
Евангелина, нахмурившись, надула губки, и лоб ее прорезала морщина.
– Вы слишком большая умница для таких глупостей. Трудные времена настали, мисс Феникс. Будем надеяться, что тот, кто здесь был, убрался восвояси.
– Доброе утро! – Роза распахнула дверь на кухню и, увидев Феникс, вся просияла: – Как хорошо, что ты здесь. Позавтракаем вместе.
– Но я…
– Нет, нет, я категорически настаиваю. – Расставив руки в стороны, она сделала поворот на триста шестьдесят градусов, встав на носочки черных полусапожек. – Ну, что ты на это скажешь? Новый подход к повседневной одежде. Какой молодец этот Ральф Лаутен. – Из-под черной футболки, на которой большими буквами было написано USA, высовывался высокий красный воротник. Точеные ноги Розы плотно облегали черные легинсы; голову украшал черный берет.
Феникс удивленно покачала головой:
– Ты просто восхитительна, Роза. Ты запросто сможешь стать моделью, если захочешь.
Роза махнула рукой и присела у дубового стола.
– Не смогу. Все эти вещи легко скомбинировать, только когда это сделано за тебя в каталогах. Видишь эти сережки? Австралийские опалы с бриллиантами. Правда, любопытная комбинация?
– Очень любопытная. – Феникс скосила взгляд на Евангелину, но та оставалась бесстрастной. – Как вкусно пахнет кофе, я выпью чашечку. Не беспокойся, Евангелина. Я сама налью.
– Евангелина, ты ведь не позволишь ей сделать этого? Посиди здесь со мной. Дай ей вторую половину грейпфрута. – Роза заговорщицки склонилась к Феникс: – Евангелина не выложила тебе свои новости? – Она сгорбила плечи.
Евангелина порозовела и засуетилась, чтобы поднести Феникс кофе в чашечке из тонкого китайского фарфора и хрустальное блюдо с грейпфрутом.
– У Евангелины роман. – Роза самодовольно кивнула. – Вот так. Ты ведь не ожидала от меня этого услышать, да?
– Ну…
– Роман… С Вебом. Ты знаешь Веба? Он наш подсобный рабочий. Он просто чудо.
– Я его видела.
– Ты когда-нибудь видела такие рыжие волосы? А такую бороду? – Роза похлопала себя ладонями по щекам. -
Но с Евангелиной он очень обходителен. Возит ее на прогулки, правда, Евангелина?
– Мне нужно приниматься за уборку наверху, – сказала Евангелина, лицо которой стало уже пунцовым. – Доставили новые одеяла, которые ты заказывала. Я хочу сегодня уложить их на кровати.
Роза качнулась на стуле:
– Ой, вот здорово. Займись ими, дорогая. Я попозже поднимусь и посмотрю.
Когда дверь за Евангелиной закрылась, Феникс глубоко и облегченно вздохнула. Со вчерашнего дня, после того как она выслушала объяснения Романа о том, что Джуниор Миллер всех зовет "папа", она решила, что в Паст-Пик творится нечто большее, чем даже она невольно навоображала. Сегодняшний день должен был начать завершение того, что она обязана была сделать.
– Кушай грейпфрут, милая, – сказала Роза.
Феникс принялась за еду. Клуб был средоточием зла, местом, где Эйприл попала в какую-то ужасную ловушку, из которой ее до сих пор не выпустили. Феникс намеревалась сегодня опять поехать туда – после обеда, как ей полагалось по графику – и вести себя так, будто вчера не произошло ничего необычного. Если графиня будет нападать, Феникс опять притворится рыжеволосой дурочкой. У нее это скоро станет прекрасно получаться.
Наибольшую дилемму представлял Роман Уайлд.
Она… Она, собственно, начинает влюбляться в этого человека.
Феникс подавилась долькой грейпфрута и потянулась за кофе. Как можно думать, что любишь мужчину, с которым познакомилась только несколько дней назад, кто чуть не избил тебя и кто раскаляет тебя докрасна своими сексуальными намеками.
Она наконец проглотила грейпфрут, потом медленно улыбнулась. Ей может понравиться быть раскаленной докрасна.
– Хочешь тост, милая?
– Нет, спасибо.
– Ах, я и не подумала. Ты заботишься о своей прекрасной фигуре. Нужно быть осторожной, да?
– М-м. Да.
Она отвезла Романа обратно в торговый центр в Иссакуа. После долгого молчания он сообщил ей, что ему известно о том, что клуб делится на две части, но что он занят только в одной из них, в той, что находится снаружи таинственной двери. Он посоветовал ей вести себя так, будто все в порядке. Потом он попросил ее никому не рассказывать о его друзьях в Иссакуа.
Феникс снова перебирала все это в памяти. "Папа, папа". Джуниор никого другого не называла "папа". Но почему Да-сти Миллер так благосклонен к Роману, если тот является косвенной причиной смерти матери Джуниор?
После того как они уехали от Дасти, Роман говорил спокойно и прямолинейно. Он сказал ей, что, когда она будет приходить в клуб, он будет поблизости. Он попросил ее всегда сообщать ему свой график работы. Никаких обязательств с ее стороны. Об этом он тоже сказал.
Он хотел добиться близости? Предлагая знаки доверия?
Или замышлял еще одно испытание?
Она отодвинула грейпфрут в сторону. Она могла продолжать играть в ту же игру. Никто не знает, кто она такая и чем занимается, и никто не знает, что они с Эйприл – старые друзья.
Илона дала ей ключ. Эта женщина предупредила ее об опасности и упомянула – не называя имени – еще одну женщину, у которой в клубе возникли неприятности. Для Феникс серьезно относиться к ясновидению было то же, что верить в силу змеиного масла, но, скрытая всеми этими разговорами о кристаллах и предрассудках, Илона была ниточкой, ведущей к Эйприл. Проведя бессонную ночь, во время которой она взвесила все, что произошло накануне, Феникс была уверена в этом, как ни в чем другом.
Но сначала нужно было кое-что разузнать здесь – от Розы.
– Еще кофе? – спросила Феникс.
– Нет, что ты, милая. Я никогда не пью по утрам больше одной чашечки. Евангелина передала тебе, что звонила Нелли?
Феникс отрицательно покачала головой.
– Она становится забывчивой. Постараюсь вспомнить, что она тебе передала. – Она подняла глаза кверху: – Да. Сегодня утром в одиннадцать на стрижку и… "банановую рыбку"? Она могла такое сказать? Стрижка и "банановая рыбка"?
Феникс недоуменно уставилась на нее, потом улыбнулась:
– Да. "Банановая рыбка" Джерома Д. Сэменджера. Нелли повышает свой культурный уровень – это ее слова, а не мои. Она организовала группу красоты и чтения. Мы будем там обсуждать только рассказы со смыслом. Очевидно, священник в ее церкви нашел, что Джером Д. Сэменджер не очень для этого подходит, поэтому Нелли уверена, что сделала удачный выбор.
Роза вопросительно вскинула брови.
– Мудреная вещь, – сказала Феникс. – Роза, я хочу еще раз поговорить с тобой об Эйприл. Я начинаю о ней беспокоиться.
После затянувшегося молчания Роза ответила:
– Не о чем тут беспокоиться. Я тебе уже сказала.
– Я знаю. – Феникс держала чашку обеими руками, фарфор был прозрачным. – Мне хочется верить, что ты права, но… Можно мне почитать ее открытки?
Чашечка Розы звякнула о блюдце.
– Я их тебе показывала.
Как и предвидела Феникс, ничего не получилось.
– Я не буду тебя торопить, – сказала она.
– Ты ее любишь. – Роза сморгнула слезы, выступившие на ее хорошеньких глазах. – Я тоже. Она была самым первым человеком, который… Эйприл мне многое рассказывала. И она никогда не считала меня полоумной дурочкой из-за… из-за того, что я такая, какая есть. – Она громко всхлипнула.
– Эйприл не судит людей, – тихо произнесла Феникс. – У Эйприл была нелегкая жизнь. Я имею в виду, когда она росла. Мы были как два мушкетера. Мы помогали друг другу. Только она помогала мне больше, чем я ей. Когда никто не думал, что я на что-то способна, Эйприл повторяла мне, что я не хуже других – даже лучше, как она мне говорила. Я… – Она замолчала, не в силах справиться с нахлынувшими на нее чувствами.
Роза пристально смотрела на нее не отрывая глаз.
– Ты действительно любила ее. А как можно было ее не любить? Она никогда ни о ком дурного слова не скажет, наоборот – для каждого находила что-нибудь хорошее, даже для тех, до кого никому другому не было дела. Она обязательно вернется, Феникс. Я знаю, что она вернется.
Феникс медленно поставила чашку на блюдце и наклонила голову:
– Надеюсь, что так.
– Я знаю это, говорю тебе. Подожди здесь, я принесу открытки от Эйприл. Посмотришь на них еще разок и убедишься, что она так хорошо проводит время в поездке, что забыла… боюсь, что она на время забыла про Паст-Пик. Но она вернется. Здесь ее любимые вещи.
– Ее ваза, – прошептала Феникс. – Она рассказывала тебе, как копила на нее деньги? Это ручная работа. Она стояла в уголке комиссионного магазина, покрытая пылью. Эйприл молилась, чтобы никто не помыл ее и не заметил, какая она чудесная, прежде чем она сможет ее купить.
Роза поднялась:
– Она рассказывала мне. Она при этом смеялась, но смех ее не был счастливым. Она называла ее "мои надежды". Она скопила деньги и купила вазу до времени, когда она выйдет замуж и у нее будет полированный стол, на который она сможет поставить наполненную цветами вазу. Эйприл не бросила бы вазу. И мишек тоже. Она своих мишек просто обожала. Она обязательно за ними приедет.
У Феникс подступил комок к горлу. Она была рада, когда Роза выпорхнула из комнаты, продолжая болтать о сокровищах Эйприл.
Конечно, Эйприл не оставила бы здесь свои любимые вещи – если бы не рассчитывала за ними вернуться. Но одно дело – на что-то рассчитывать, а совсем другое – это осуществить.
Роза вернулась.
Феникс ничуть не удивилась, когда увидела, что фотографий она не принесла. Пока лучше про них снова не заговаривать.
– Я, пожалуй, поеду в город. Мне нужно поговорить с Мортом и Зельдой до того, как я пойду к Нелли в "Дешевые стрижки".
Она отнесла посуду в белую эмалированную раковину.
– Не надо, – сказала Роза.
– Да что ты, я привыкла мыть посуду за…
– Я не об этом. – Голос Розы прозвучал резко. – Я хочу сказать, не надо вести себя так, будто я немного не в своем уме.
Феникс обернулась.
– Ты так думаешь, потому что я… я почти никуда не хожу, а некоторые считают, что я с поворотом. Что же плохого в том, что я предпочитаю наблюдать за миром, а не пребывать в нем?
Трудно было найти подходящий ответ.
– Ты думаешь, я дурочка, которая забывает и притворяется, и не показываю тебе открытки Эйприл, потому что я – эгоистка и не хочу ими с тобой делиться.
– Нет! Нет, Роза, я так не думаю.
– Ты просто так говоришь. Ну ладно, не важно.
Феникс приблизилась к ней:
– Я думаю, каждый имеет право жить так, как считает нужным, до тех пор, пока это не причиняет вреда другим. Не беспокойся. Я благодарна тебе за то, что ты позволила мне снять эту квартиру и что ты так добра.
– Я сама жутко рада, что ты здесь. – Роза громко всхлипнула и разрыдалась.
– Не плачь. Пожалуйста.
Роза прижала костяшки сжатых в кулак пальцев ко рту. Слезы хлынули у нее по щекам.
– Я не могу показать тебе эти открытки, потому что они исчезли.
До возвращения в клуб он выяснит, не сделал ли он промашки, открывшись Феникс, даже если он не сообщил ей ничего существенного.
Роман выпил кружку кофе у стойки в "За Поворотом", небрежным жестом попрощался с Мортом и не спеша вышел из дверей с таким видом, будто самым важным, что ему предстояло решить, было обеденное меню.
На тротуаре перед "Поворотом" он подбросил ключи в воздух, поймал их, прежде чем сойти с поребрика, и, перейдя через дорогу, направился к "лендроверу". Сев за руль, он повел машину по направлению к Северному Повороту.