- К вам пришла мадам Дю Салль, - запинаясь ответила она, с лица Дианы сползла улыбка. Элеонору никогда не звали Дю Салль, в этом доме все знали ее: мисс Элеонора, или мисс Нэлл, или леди Элеонора, или мисс Хомс, потому что хозяйку дома знали миссис Хомс, леди Диана, или некоторые леди Ди. Многим из их круга людей такая фамильярность не нравилась, считали это дурным тоном, но Диана всех приучила к скромность и легкости в общение, чтобы старались не выставлять на показ свое состояние или же статус. Поэтому на пороге ее дома могла появиться только одна мадам Дю Салль. Она повернула голову и увидела Эдит. Они друг друга просто ненавидели, презирали, и считали соперницами. Но как любая хорошая мать Диана была обязана защищать своего ребенка, но не чужого, тем более она знала, кто такой Онор Дю Салль. За красивыми ухаживаниями скрывается настоящий подлец, и уже ничто не исправит это.
- Доброе утро, леди Хомс, - начала она.
- И вам того же, - Диана не стала спрашивать зачем она здесь, просто продолжала завтракать и изучать счета по хозяйству.
- Нам надо поговорить, - Эдит мягко говорила, видя, что Диане просто все безразлично, - мне надоело, что ваша дочь мотается между Лондоном и Дю Саллье.
- Не удивительно, что она так делает, - ответила Диана, как прописную истину.
- Да, вы мать, и вы можете повлиять, - парировала Эдит.
- Вот уж нет, она взрослая женщина, сама мать. Тем более мы с Виктором хотели, чтобы она не забывала нас с ним, - она уже ощущала, как волна гнева поднимается в Эдит.
- Не в вашей семье традиция забывать о дочерях? – Диана сдвинула брови на переносице, - вы же их так цените.
- У нас не таких традиций, - возразила Диана, - и никогда не было, - добавила она, я вижу вы уже успели навести справки?
- Хомсы высокого мнения о себе, а вы до свадьбы с сэром Виктором были вообще не кем, - от взгляды Диана у Эдит все сжалось внутри.
- Я дочь герцога Леннокса, сестра баронессы Уэсли, а кто вы? – как же бесило Эдит, что Диана сохраняет спокойствие.
- Вы – такая же, как и она! – прошипела Эдит.
- Нет, она дочь своего отца и не более того, - Эдит поняла, что это ничем не закончиться, - и прекратите разбрызгивать свой яд, - от последней фразы Эдит чуть не захлебнулась в своем гневе.
- Да, как вы смеет! – крикнула она.
- Начнем с того, что я в своем доме, - спокойно произнесла Диана, - вы не имеет права судит мою дочь, а если надо, то за то, что произошло мой муж может посадить вас.
- А без него вы никто!
- Это тоже не ваше дело, - Эдит собралась уходить, - Да, кстати когда придете в следующий раз, то сцедите по дороге ко мне домой свой яд, - и как бы невзначай добавила, - какой день испортила. Оставьте Нэлл в покое, слышите, не смейте приближаться к ней, гадюка!
- Вы ответите за это леди Диана!
Когда Эдит ушла, Диана позвонила дочери передав весь разговор. Диана была довольна, что поставила ее на место, как же она ненавидела таких людей, и как же ей хотелось, чтобы она поскорей убралась из жизни ее дочери, но потом одернула себя, понимая, что это никак не возможно.
- Спасибо Господи, что мне не досталась свекровь, это плохо, что Виктор поругался с семьей, но зато у меня не было таких мучений, - она отпила кофе и пошла заниматься своими делами.
₪
Зима – весна 1958.
Роберт мчался в роддом, его встревожил звонок Джулии, у Флер начались преждевременные роды, раньше на три недели. Лишь бы все было хорошо молил он. Флер была такой маленькой, а живот у нее был просто огромный. Диана ссылалась на то, что ребенок был просто крупным. Роберт приехал в больницу, где работала Энди. Он накинул халат и прошел в палату. Энди встретив его добродушно, сказала, что с Флер все в порядке. Она лежала на постели вымытая и причесанная, но почему-то она плакала, слезы скатывались по ее вискам, падая на белокурые локоны, словно жемчужины.
- Флер, - позвал он ее.
- Не смотри на меня, ты будешь меня ненавидеть, - прошептала она.
- Ну почему же, я должен ненавидеть тебя? – он сел на край ее постели.
- Потому что, я родила дочь, а не сына, - и она заплакала еще сильнее.
- Ну, нашла, почему плакать. Глупышка, я все равно люблю тебя, а сын еще будет у нас с тобой, - она приподнялась, чтобы он смог обнять ее, - Давай подумаем, как назовем ее?
- Может Алиса Юджина Хомс? – предложила она, этот вариант ей предложила Элеонора, которая была за девочку.
- Почему бы и нет, звучит красиво, - ответил он, - Я так люблю тебя…
- Я тоже люблю тебя, - она зарылась лицом в его накрахмаленную рубашку, - а что если я не смогу родить тебе сына? Что тогда будет, Роберт?
- У нас есть Гарри, для меня все это не так важно, дорогая, - он прижал ее е себе, убаюкивая и утешая. Дочь, так дочь, главное, что с Флер все в прядке, и ребенок здоров.
Так в этой семье появился еще один ангелочек, как любила говорить Глория. Жизнь Роберта и Флер наполнилась красками, но эти краски скоро смоет жизнь. Но все же тогда молодые Хомсы были счастливы. Элеонора померилась с Онором, после лондонской жизни она поняла, что в силах выдержать натиск свекрови, и в состоянии противостоять ее дурному влиянию. Жить в Дюсаллье она не рассчитывала, тем более рядом с Эдит, уже тогда она видела, как циничная холодная натура мадам Дю Саллье портит ее дочь, но поделать с этим ничего не могла, потому что не ощущала Викторию частью себя, частью своей большой семьи. В феврале крестили Алису, ее крестной стала Элеонора. Ничего не стояло на месте, страна переживала трудности, мир переживал новые для него ощущения, но молодые Хомсы умели радоваться всему. Они всегда философски смотрели на происходящие рядом с ними.
₪
Проскользнув в комнату, Бетти быстро ускользая от Глории, услышала, как та жалуется матери, тетке и крестной матери. Флер давно ощущала, что из Бетти не вырастит послушной дочери, в ней явно ощущалось что-то другое, что-то такое, что иногда она видела в Викторе. Джулия объясняла все это настоящей кровью Хомсов. Флер была не довольна разницей между дочерьми, куда было проще ее матери, ведь между ее дочками была разница в десять лет, что многим казалось пропастью в целую вечность, а для нее это была самая лучшая разница.
- Что ты думаешь об этой картине, - Флер сняла простыню, обнажая холст с изображением влюбленной пары, смотрящих друг на друга через стекло и не видящих друг друга.
- Очень глубоко, - ответила Джулия, - и кто это?
- Наверное, я и Роберт, - Флер отвернулась, испытывая, как из сестры рвется вопрос, - не знаю, мы как-то отдаляемся друг от друга.
- Флер, ты недавно родила ребенка, ты разочарована, и он похоже тоже, - вдруг предположила Елена.
- В этом вся и проблема, прошло полгода, я боюсь, что он так и не простил меня, - прошептала Флер.
- Ты боишься, что он разочарован, как Генрих VIII отсутствием сына, и казнит тебя, - это была не удачная шутка Джулии, но Флер рассмеялась.
- Нет, он не зверь в этом смысле, если только в постели.
- Роберт хороший, - добавила Елена, - Том, говорит, что он счастлив. Ты же знаешь, мужчины порой говорят, то что порой они не говорят нам, - Флер натянуто улыбнулась.
- Да, вы правы, о другом я не должна мечтать, - Флер закрыла картину простыней.
- Вот видишь все будет хорошо, - она посмотрела на сестру, потом они говорили о работе очень долго, и после того, как Джулия покинула дом сестры, поняла, что в глубине души она до сих пор любит своего Ришара, только пока сама этого не знает.
Всю ночь, занимаясь любовью с Джорджем, Джулия вспоминала свою старую измену, как она сгорала в объятьях одного художника, после того, как узнала об интрижке мужа. Ей было больно, когда спустя столько времени, она узнала это. Джулия, как и любая жена, твердила, это ничего для него не значит, он пока возвращается домой, и что они до безумия любят друг друга, и все мужчины не без греха. Но после этого она быстро поняла, что хочет быть только с Джорджем, и больше не с кем. Он ее единственный, и так будет всегда.
- Я люблю тебя, - прошептала она.
- Я тоже люблю тебя, - сквозь сон ответил он ей.
Но все же было время, когда их жизнь запуталась, как клубок противоречий, и превратилась в мир запутанных и трудно распутываемых узлов. Тогда они спрятали этот клубок, а когда его вытащили наружу недоброжелатели, они смогли все распутать, и постарались больше не причинять новой боли друг другу. Будет рубеж, когда они шагнут в новую жизнь, переступив порог того возраста, когда такие ошибки уже не простительны. Но все же это была жизнь взлетов и падений, где могла быть удачная личная жизнь, и неудача в карьере, или триумф на работе, и трагедия в личной жизни.
₪
Осень 1958.
- Раздевайся! – Элеонора подняла голову от письменного стола, на пороге стоял разъяренный Онор. Его грудь вздымалась, как кузнецкие меха, ноздри раздувались, - ты, что не слышала меня! Раздевайся.
- Я не буду! – прошипела Элеонора, возвращаясь к письмам. Прошло всего лишь полгода, полгода мира, и теперь он вновь принялся за старое.
- Ты не слышала меня, дрянь! – Нэлл продолжала оставаться невозмутимой, - Раздевайся! Быстрее!
- Нет, - отрезала она. Онор кинулся к ней, хватая за плечи, стаскивая со стула, и прижимая к стене, - не трогай меня!
- Ты моя жена, что хочу, то и буду делать с тобой! – она попыталась дать ему пощечину, но он завел ее руку за спину.
- Не трогай меня! – кричала она, - Отпусти меня, ублюдок!
- Дрянь, - он ударил ее по лицу, Элеонора почувствовала, как ее щека горит. Онор повалил ее кровать, связывая ее же чулком руки у нее над головой, - все, что есть в тебе хорошего, так это то, что находится у тебя между ног! Все остальное омерзительно!
- Отпусти меня, слышишь! – прошипела она продолжая брыкаться ногами.
- Замолчи, дура! – он распахнул ее халат, спустил ее рубашку с плечи. Его рот впился в ее губы, Нэлл стала задыхаться, она не могла больше выдерживать этого натиска, хоть и продолжала бороться. Она отчаянно сопротивлялась, она не хотела больше любви мужчин, не хотела их скользкий поцелуев, липких объятий, потных прикосновений. Она не жаждала их любви, их чувств. Она ненавидела их, ненавидела из-за Онора всем сердцем. Он скинул с нее всю одежду, его мерзкие губы прикасались повсюду к ее коже. От него пахло спиртным и женщинами, он был с другой, и пришел к ней!
- Ублюдок, - процедила она сквозь зубы, он снова дал ей оплеуху, терзая ее тело и душу. Как же она презирала его, и его мать. Она не могла плакать, волю слезам, она даст потом, когда он уйдет.
Он резко вошел в нее, удивляясь, что не смог ее возбудить. Он овладевал ее, как дешевой шлюхой. В эту ночь она ничего не чувствовала, как бы не пытался Онор воспламенить ее, она оставалась холодной. Она ощущала себя продажной, такой какой ее хотела видеть Эдит. Но она делала это ради Виктории.
- Дрянь, - прошипел Онор, - Ну, ничего я научу тебя быть правильной женой, ты еще будешь умолять меня заняться с тобой любовью, дорогая.
- Никогда, - крикнула она. Онор дал ей сильную пощечину.
Нэлл смогла дать волю слезам, она больше не могла выносить его насилие, его грубость, поэтому она вновь решила уехать в Лондон, но как только она собралась переступить порог дома, то к ней подлетела Эдит, со своими верзилами. Она посадила ее под арест, отрезав от внешнего мира. У Элеоноры начали сдавать нервы, она заболела, и слегла в постель, ей нужен был врач, но Онор никого к ней не впускал. Один из ее церберов все-таки сжалился, и решил позвонить ей домой, в Дюсаллье приехал Артур со своей внучкой Авророй, которая решила стать терапевтом. Нэлл нуждалась в серьезном лечение, и он забрал ее, не смотря на все упреки и угрозы Эдит и Онора. Только вдохнув лондонского воздуха, она почувствовала себя выздоравливающей. Виктора не было в Лондоне, но за то Диана с Артуром и Джейсоном смогли ее защитить. Джордж с Робертом настаивали на ее разводе, но ради Виктории, она хотела сохранить брак, зная, что Эдит отберет у нее дочь.
Ее жизнь рушилась, в вместе с ней и жизнь всех Хомсов. Это была первая трагедия в их огромной семье, первое поражение, и повод для насмешки с ирландской стороны.
₪
Виктор Хомс прилетел на Занзибар в начале сентября, до конца месяца он собирался пробыть здесь. Остров Занзибар был колоритен, люди разных рас и вер, красивые живописные месте, вся атмосфера отличалась от Лондона и тихой Англии, сельской жизни в Аллен-Холле. Остров поразил его в самое сердце сразу же и навсегда. Стоунтаун называли африканской Венецией, и прозвище вполне оправдывало себя. Первое время его интересовала история этих великолепных мест, почему здесь все такие разные, завал он себе вопрос, каждый раз, как видел смешанную пару, и детей с разными чертами различных народов. Остров столько раз переходил из одних рук в другие руки, что каждая смена хозяев отражалась на цвете кожи народа. Виктор влюбился в рассветы и закаты, в пение цикад, и воркование птах. Он часто ходил к океану, чтобы смотреть, как волны омывают берег, подышать свежим морским воздухом, ощущать, как соль остается на коже. Он понимал, почему его сестра так влюблена в это место, почему ей так спокойно здесь, не смотря, что он привез не утешительные новости из Англии. Они с Вильямом только смогли утешить его, пообещав, что непременно вскоре начнется белая полоса.
- Как Джастин? – Мария сузила глаза, - наверное, им хорошо вдвоем?
- Ты вырастила хорошего сына, - заметил Виктор, Мария покачивалась в кресло, - Джас – отличный парень.
- Я плохая мать, - он впервые услышал это от нее, Виктор даже не слышал этой фразы, когда узнал о гибели племянника, - просто ужасная мать, я посветила себя мужу, но не детям.
- Ты должна гордиться Кевином, он – герой, и погиб, как герой, - Виктор взял в ладони ее холодную руку, - мы все что-то потеряли за эти годы. Вера – Фредерика, Диана – сестру, Аманда – любовь и дочь, я двух друзей, Джейсон – Кат, а ты – сына.
- Наше время уходит, Виктор, - прошептала она, зачаровано смотря, как красное солнце скрывается за горизонтом, - мы уходим, вместе с ним.
- Да, ты права, пришло время молодых, нового времени, - Виктор отпустил руку сестры, он закрыл глаза, в голове пронеслась мысль, что ведь скоро и его век закончиться, и что тогда? Что будет с его миром, миром, который он построил для себя и Дианы?
Занзибар очаровал его сразу, и не только остров но и одна семья. Он познакомился с Боми Бульдасар как-то вечером, когда возвращался с берега океана домой. Кто-то спросил его время на английском, хотя он привык слышать разные языки здесь. Виктор увидел высокого темноволосого мужчину, одетого, как европеец.
- Уже восемь, - ответил он. Незнакомец заметил его "Rolex", понимая, что он не местный.
- Вы, из Англии? – спроси он. Виктор вгляделся в его лицо, похож на индуса, но не индус, или на араба, но говорит безупречно по-английски.
- Да, я из Лондона, - Виктор наблюдал за ним. Чуть старше Джорджа, на руке кольцо, - Виктор Хомс, - представился он.
- Боми Бульдасар. Вы у кого-то гостите? – Виктор заметил, что они идут в одном направлении.
- Да, у моей сестры – леди Трейндж, - они по-прежнему шли по одной и той же улице.
- Ах, мисс Мария, мы с женой давно дружим с ней и сэром Вильямом, она говорила, что у нее большая семья в Англии, - Виктор приподнял бровь, хотя несколько не удивлялся сестре.
- Нет, то что большая, просто у нас там много друзей. Мы все дружим с молодости. Мои сыновья женаты на дочерях моего друга, дочь еще одного моего друга работает с невестками, как-то так, - Виктор откашлялся, - сами мы с Марией из Ирландии, она говорила это? – Боми кивнул.
Виктор и Боми сдружились на том, что Мария жила на Занзибаре, а Лейла жила в Англии. Не смотря на большую разницу в возрасте, воспитание и культуру они стали не разлучными. Виктор прожил там месяц, часто бывая у четы Бульдасар. Нитта, эта маленькая тоненькая женщина, с темными сияющими волосами и искрящимися глазами, всегда добродушно принимала его у себя. Виктор изучал основы веры друга, смотрел на фотографии, и восхищался, что эта семья также крепка, как и его. Они говорили подолгу о детях и о политике, о простой жизни, и о будущем. Как-то Боми пожаловался на то, что сыну нельзя найти достойную невесту, Виктор покачал головой, и не долго думая, ответил:
- Я могу найти, - Боми негодующе взглянул на жену.
- Она нашей веры? – спросила Нитта, хотя сейчас можно было жениться на девушках из другого круга.
- Нет, она протестантка, и она англичанка, но они буду прекрасной парой. Она младше его на девять лет, - Виктор отпил чаю.
- Кто она? – Виктор как-то странно улыбнулся.
- Моя внучка, - прошептал он.
- У тебя их пять же, кто именно? – Боми покрутил кольцо на пальце.
- Это Бетти, но сейчас рано. Когда ей исполниться восемнадцать, мы их познакомим и женим. Бетти – бунтарка, ей нужен тот, кто поймет ее.
- О, Фаррух тот еще бунтарь, - вставила Нитта, - главное, чтобы это не стало их противоречием.
- Ты согласен, чтобы твоя внучка жила здесь? – спросил Боми.
- Ну, зачем же, Фаррух может приехать ко мне, нам нужны помощники. Сейчас нас во главе трое, я помогу ему с колледжем. О приданом Бетти можете не беспокоиться.
- Не плохая идея, я согласен. Так у сына будет достойная жизнь, и знатная невеста, - Виктор уже давно подумывал об этом, особенно тогда, когда увидел фотографию Фарруха, чувствую, что они созданы друг для друга. Они заключили негласное соглашение с Боми, Виктор был против таких методов, но на грустном примере Элеоноры он решил, что иногда нужно вмешиваться в жизнь своих детей и внуков, - ты же терпишь вмешательства, - заметил Боми, после того, как обдумал их негласное соглашение.
- Не терплю, но пример моей дочери, дал мне призадуматься, ведь же я мог не позволить ей выйти замуж за этого ублюдка, но не сделал и теперь она страдает, - Виктор еще раз посмотрел на фотографию Фарруха, - но Бетти это ветер, ее нельзя приручить, ей всего лишь три, а это видно всем.
- Не боишься, что этот ветер сломает судьбу моего сына? – в голосе Боми слышалась настороженность.
- Нет, не боюсь, - Виктор устремил взгляд, на Боми и Нитту, - Они связаны, я это чувствую, крепче, чем мы с тобой думаем, Боми.
₪
Май 1959.
Вера захворала совсем неожиданно для Елены. Елену совсем поглотила работа, она все больше и больше времени проводила в галереи, наслаждаясь своей работой. Она ничего не замечала вокруг себя. Не видела, как ее муж страдает от недостатка внимания, как ее муж смотрит на девушек, готовых отвечать его порывам, не видела, как Анна сблизилась с Бетти и М-Джейн, и не заметила, как заболела ее мать. Первым изменения в Вере заметил Том, он видел, как ей тяжело стало подниматься, цвет кожи стал отдавать желтизной, и есть она стала, как птичка. Вера ссылалась все на возраст и усталость, и поэтому Том несильно беспокоился. Он забеспокоился, когда в одно из утр она не смогла встать с постели. Ее комнату заливал мягкий солнечный свет, лучики игриво проникали сквозь шторы, щекоча ей лицо, но Вера будто бы этого не замечала.