Кроме шелков из императорских мастерских, запрещались к экспорту и некоторые другие товары. Например, золото можно было вывозить только по официальному разрешению. Нельзя было вывозить соленую рыбу, которая являлась основной пищей большей части населения. Это же относилось к ряду сырьевых материалов, нужных внутри страны. Ростовщичество запрещалось законом, за исключением тех случаев, когда заем был нужен для развития торговли. А вот экспорт металлов, по-видимому, был значительным, хотя об этой отрасли торговли мы знаем меньше, чем о торговле шелком. Константинополь был главным центром художественных металлических изделий, по крайне мере после VII столетия, когда Антиохия и Александрия были захвачены мусульманами. Лучшие ремесленники были намеренно сосредоточены в столице, а потому изделия других городов были провинциальны по стилю. Многие серебряные блюда, являвшиеся в ранний период самыми прославленными византийскими изделиями, имеют на себе клейма, изучение структуры которых доказывает, что они нанесены сразу после доводки узора, чтобы показать, что они сделаны в императорских мастерских, а не просто там проштампованы. Резьба по слоновой кости и ювелирные работы с драгоценными камнями также были в основном сосредоточены в Константинополе, потому что в них явно виден столичный стиль, легко отличимый от работы провинциальных ремесленников.
Известно, что во времена раннего Средневековья серебряные сосуды были важным предметом товарообмена. Доказательством этого являются многочисленные экземпляры византийской работы, найденные в России и Британии (фото 53–56). Но после X века подобных свидетельств экспорта готовых металлических изделий становится все меньше. Многочисленные дорогие предметы византийского происхождения, которые бережно хранятся в соборах Запада, попали туда скорее как часть добычи, захваченной во время Четвертого крестового похода, а не куплены или подарены в более ранний период. Первоначально серебряные сосуды, видимо, использовали, согласно византийскому обычаю, в качестве залога верности, платы за спокойствие варварских племен. После VII века такие платежи если и делались, то, вероятно, монетами, и та ценность безанта, которую знало Средневековье, является ярким свидетельством доверия к этой монете. Острогорский убедительно доказал, что после IX века жалованье чиновникам, солдатам, оплата ремесленникам и других работникам, даже штрафы – все оплачивалось звонкой монетой. Займы, предоставляемые купцам и судовладельцам государственной казной, также выдавались в денежной форме. В средний период византийской истории монетная система была развита более чем когда-либо раньше.
Финансовые проблемы
Государственные расходы империи были огромны. Первоочередным делом всегда была оборона, и стоимость ее всегда была высока, даже в периоды явного пренебрежения нуждами армии и флота.
Все услуги оплачивались щедро, а высшие военачальники и государственные чиновники получали очень большое жалованье. Администрация, впрочем весьма эффективная, была многочисленной и громоздкой, а чиновников называли легионом. За свою службу они получали, кроме денег, еще одежду и питание. Существовали бесчисленные благотворительные учреждения, которые также требовалось содержать. Особенно велики были расходы императорского двора, потому что содержался он пышно, с восточным размахом, даже в нищем XII веке. На содержание столицы, ее многочисленных общественных зданий и более чем двадцатикилометровых крепостных стен, морских и сухопутных границ уходило бесконечно много средств. И наконец, самым дорогим удовольствием, несомненно, была византийская политика не воевать, а покупать мир. Она требовала золота, золота и золота.
Средства для оплаты всех этих расходов собирались различными способами. Большой доход давала государственная собственность. В нее входили в первую очередь сельскохозяйственные угодья. И хотя довольно много земель раздавали в награду за службу в армии и другие заслуги, эти затраты восполнялись, особенно в средний период, за счет конфискации поместий знатных мятежников против законного правительства. Во-вторых, правительство владело большой собственностью в городах, также приносившей хороший доход. Эта собственность включала в себя дома и большие складские помещения, которые сдавались в аренду купцам и торговцам. Затем правительство контролировало многие производства, причем, если некоторые из них, например производство вооружения, не давало прямого дохода, оно помогало государству резко уменьшить расходы. Шахты и рудники также были государственной монополией. И наконец, самым важным был, разумеется, сбор налогов, из которых наиболее значительным были таможенные пошлины, составлявшие 10 процентов от всякого импорта и экспорта, и налог на сельскохозяйственные земли, включавший в себя налог на пасущийся, а не рабочий скот и арендные участки в каждой деревне. В налоговой системе деревня в целом, а не один человек, рассматривалась как фискальная единица, и в случае, если кто-то уклонялся от уплаты, возместить ущерб казне обязаны были его соседи. Еще был налог на хозяев, имеющих рабов. Ряд налогов, возлагаемых на городское население, был призван уравновесить налоги сельских жителей. Городские налоги включали в себя налог на потребительские товары, налог на наследство, плату за лицензии на определенную деятельность. Но создавалось впечатление, что основная тяжесть налогового бремени падала на сельское население, а не на городское. Вводились также временные сборы на специальные цели. В целом эта налоговая система вплоть до XII столетия казалась достаточно разумной и справедливой. Но потом сборщики налогов, почуяв слабость государства, начали обращать ее к своей выгоде. Так же поступали держатели пожизненных государственных земельных пожалований, проний: многие из них старались выжать все возможное из несчастных крестьян.
Так же как в современном мире, экономика Византийской империи знала периоды спадов и расцвета. Например, VII и начало VIII века были периодом спада, а время правления Феофила (829–842) – периодом экспансии. Однако в целом уровень экономики оставался довольно стабильным, и византийские деньги сохраняли свою ценность, как международное платежное средство, с дней Константина I до царствования Михаила IV (1034–1041), когда впервые они обесценились с самыми тяжелыми последствиями. Бережливость никейских императоров (1204–1261) несколько поправила дело, но византийские монеты Константинополя так никогда и не вернули полностью свой международный статус. А после 1261 года маленькой Византийской империи стало не под силу содержать большую столицу, чья торговля оказалась почти полностью в руках иностранцев, освобожденных от налогов и пользовавшихся значительными привилегиями.
Глава 6
Вера
Двумя дарами наградил людей Господь: священничеством и императорской властью. Первый из них ведает делами духовными, второй – общечеловеческими. Происходя из единого источника, оба они украшают жизнь человеческую. Нет для императоров более важной заботы, чем поддерживать достоинство священников, дабы те могли молить за них Господа.
Юстиниан. Шестая новелла
Значение религии
Ни в одном государстве, за исключением, быть может, Древнего Египта, религия не играла столь существенной роли в образе жизни людей и ходе истории страны, как в Византии. Ни в одной другой стране дела церковные, теологические догматы не пронизывали столь глубоко и всепроникающе жизнь и мысли целого народа. Однако, если, с одной стороны, характер официальной веры сильнейшим образом влиял на повседневную жизнь людей, а временами и на политические события, с другой – прошлая история этого края также оказывала серьезное влияние на пути развития самой этой веры. Именно влияние местных обычаев и традиций во многом ответственно за отличие византийского ортодоксального (православного) христианства от римского (католического). Действительно, трудно поверить, что две эти церкви, восточная и западная, смогут когда-либо достичь полного согласия во всем, не говоря уже о едином мнении в конкретных вопросах, политических или теологических, которые и привели к окончательному расколу в Х! веке.
Ведь христианство восточное, исповедуемое первыми византийскими императорами, имело очень много общего с христианством римским. Отцы церкви и тут и там сталкивались с той же проблемой искоренения язычества, и в обоих краях многие языческие идеи были ассимилированы. Некоторые церковные обряды восходят к языческим ритуалам Древнего Рима, немалое количество языческих элементов вошли в церковное учение из восточных религий. По крайней мере, до ГХ века дожила вера в ряд классических мифов, потому что, как мы видим, против них выступает Фотий в своей девятой проповеди. В каком-то смысле именно мистические религии Востока подготовили почву для христианского учения, но, с другой стороны, это оказалось и большей угрозой, чем язычество, из-за близости их принципов к идеям раннего христианства. Эти верования нашли себе благодатную почву в Италии, но еще глубже их влияние было на Востоке. Им, их мистическому, трансцендентному образу мышления обязан византийский мир особым характером своей веры.
Во времена первых императоров церкви приходилось проповедовать свое учение весьма смешанному обществу. Благодаря этому такой важной стала задача четкого определения и разграничения понятий, так насущна и ежечасна проблема ереси. Нет нужды повторять, что это общество обожало споры и упивалось анализом тончайших расхождений, что формальные определения представляли необозримый простор для разногласий, что решения первых церковных советов должны были действовать во всем мире, а тех, кто им не подчинялся, объявляли еретиками. То, что при этом отсекались большие христианские общины, ни в коей мере не останавливало тех, чьи взгляды не совпадали с их взглядами, и кто ушел от простоты веры, которой учил Христос.
Армяне, принявшие христианство около 280 года, и грузины, обращенные в эту веру в начале IV века, в церковных диспутах не участвовали, потому что их земли лежали за пределами империи. Главными актерами этой драмы были епископы Италии, Египта, Сирии и византийских территорий, а их противниками были патриархи Рима, Александрии, Антиохии и Константинополя.
Церковные соборы по ересям
Первый такой собор собрался в 325 году в Никее, чтобы обсудить арианскую ересь. Арий, влиятельный и образованный вероучитель, утверждал, что если Отец породил Сына, то, значит, было время, когда этого Сына не существовало, а потому он помещал Сына ниже Отца по положению. Его учение приобрело много сторонников, но также яростных противников. На соборе пришли к согласию, что Отец и Сын подобны по природе своей, и для выражения их относительного положения в святой иерархии было принято определение "единосущи". Учение Ария заклеймили, а сам он был объявлен еретиком. Однако ересь эта продержалась по крайней мере до дней Юстиниана, и некоторые из великолепных церквей Равенны были воздвигнуты арианами, в частности баптистерий, до сих пор носящий это имя.
Использование слова "гомоусиос" – "единосущи" – было и далее санкционировано Вторым собором, состоявшимся в Константинополе в 381 году, когда и было окончательно принято кредо, известное нам теперь как никейский символ веры, потому что впервые оно было провозглашено в Никее в 325 году. На Никейском соборе было определено и положение константинопольского патриарха: ведь сам город объявили вторым после Рима. Возвышение Константинополя выше Антиохии и Александрии совсем не обрадовало тамошних священнослужителей. Не исключено, что в какой-то степени именно это способствовало в дальнейшем распространению в Египте монофизитской ереси.
Третий собор, состоявшийся в 431 году в Эфесе, был посвящен главным образом дискуссиям с несторианами. Согласно учению Нестория, главы антиохийской школы, особо важное, первоочередное значение придавали человеческой природе Христа. Ему возражала александрийская школа, которая рассматривала Христа как воплощение Логоса и настаивала на преобладании в нем божественного начала. Победила точка зрения александрийцев, и Несторий был объявлен еретиком, несмотря на то что его поддерживал император. Результатом стало отделение большой части церкви на Востоке, которая впоследствии простерла свое влияние вплоть до Китая и в какой-то момент чуть не охватила Монгольскую империю.
Четвертый собор был созван в Халкидоне в 451 году. И вновь основные споры шли о двойной природе личности Христа (человеческой и божественной). Наконец, пришли к согласию считать их едиными без взаимопоглощения, без смешения, без разделения и дробления. Были осуждены и несториане и монофизиты, потому что последние приписывали Христу обладание природой единой, божественной и человеческой одновременно. Результатом решений этого собора стало отделение египетской церкви, которая впоследствии утвердилась как совершенно отдельная Коптская ветвь.
Пятый собор собрался в Константинополе в 553 году. Его созвал Юстиниан скорее с политической, а не с богословской целью. Он попытался прийти к решению, которое объединило бы ортодоксальный центр, монофизический юг и несторианский восток. Соглашение было достигнуто лишь в осуждении некоторых писаний, но разные мнения теологов оказалось невозможным примирить, невзирая на давление императора. В конце концов была принята христианская доктрина в формулировке Халкидонского собора. Ее признали церкви Константинополя и Рима, а также их многочисленные сторонники. Это был последний из основополагающих соборов, когда обсуждалась сущность концепции Христа. Однако ереси продолжали противиться и дальше. Например, монофелиты утверждали, что божественная и человеческая сущности Христа объединены в единую волю. Казалось бы, это являлось неким компромиссом между догматами Халкидонского собора и монофизитской ересью. Но Шестой собор в 680 году в Константинополе осудил его, хотя приверженцы этого учения до сих пор проживают в Сирии. Они известны как марониты.
Седьмой собор, состоявшийся в 751 году в Никее, занялся проблемой иконоборчества. Его решения то подтверждались, то отменялись серией последующих синодов вплоть до окончательного возврата к иконопочитанию в 843 году.
Многочисленные соборы, которые собирались в ранние века существования Константинополя, демонстрировали широкое разнообразие богословских взглядов и имели целью определить суть христианской доктрины. И хотя к правлению Юстиниана основные принципы были сформулированы и провозглашены, разногласия по мелким вопросам продолжались вплоть до IX столетия. Тогда, 29 марта 868 года, в соборе Святой Софии Фотий прочел свою знаменитую проповедь в присутствии императоров Михаила III и Василия I, в которой он объявил о приеме в лоно истинно ортодоксальной церкви группы раскаявшихся сектантов, кватро-дециманов (четырнадцатидесятников). Эта секта праздновала Пасху, подобно иудеям, 14 ниссана, первого весеннего месяца, на какой бы день недели это число ни падало. Количество членов этой секты, вкупе с арианами, саббатеями, македонянами, новоцианами и аполлинарианами, было очень велико. При возвращении к ортодоксальности их нужно было не крестить заново, а лишь помазать святым елеем. Время от времени делались попытки их искоренить, но меры против них никогда не достигали той жестокости, с которой уничтожали павликиан, секту, враждебную любым церковным учреждениям, просуществовавшую до Х века, когда она появилась в Болгарии, переродившись в богомильскую ересь.
Самых рьяных приверженцев различные секты находили среди обитателей Малой Азии, поэтому неудивительно, что, когда в VIII веке возникло течение иконоборцев, там тут же объявилось много его сторонников. Восточные народы искали веры простой и ясной, с четкими правилами. (Возможно, это является одной из причин того, почему ислам нашел такой быстрый отклик в Сирии и Палестине.) Многословные дефиниции соборов и сложная изощренная обрядность византийской церкви были чужды их взглядам, хотя приморские греки упивались ими. Если древние греки были, по определению Аристотеля, животными политическими, то византийских греков с этой же точностью можно назвать церковными животными.
Как глубоко проник в души людей этот подход, хорошо видно по отношению византийцев к императорам. В какой-то степени у них сохранялось традиционное древнеримское представление о том, что император – властитель выше закона. И в то же время он воспринимался как вице-регент, наместник Христа на земле. В зале заседаний Государственного совета стоял трон с постоянно раскрытым Евангелием. Прямо над императорским троном находилась мозаика с изображением Христа и надписью: "Царь во Христе", как бы постоянно напоминавшей, что Христос является истинным владыкой государства. Император избирался не как наследный правитель, а как вольный избранник армии и сената с одобрения народа. (Только во времена македонской династии установился принцип передачи трона по наследству.) Новый император становился правителем только после этого одобрения, а коронационная служба всего лишь скрепляла церковной печатью уже свершившийся факт. С одной стороны, император был почти божественным, с другой – он назначался народом. Ему надлежало блюсти высочайшие принципы поведения. Он обязан был быть сдержанным и умеренным в желаниях, чутким и благодетельным. Он должен был скрупулезно соблюдать законы… и мог быть отлучен от церкви. Но также признавалось, что он человек со своими слабостями, и поэтому, а также по милосердию Божьему, его прегрешения, часто чрезмерные, следовало прощать. Однако поддержка народа полагалась не его персоне, но его званию и Божьему его одобрению. Так что население было верно ему, лишь пока эти два условия совпадали. С того момента, как его должность переходила к другому, верность автоматически переходила за нею вслед. Слова "Король умер, да здравствует король!" буквально отражали византийскую ситуацию, пусть даже трон был захвачен самым нечестным способом. Чтобы правильно понимать историю Византии, следует всегда помнить об их своеобразном подходе к императорской власти.
На протяжении всей византийской истории человеческие слабости принимались с готовностью и пониманием и прощались, потому что таковы были их взгляды. В византийском подходе не было моральной суровости Запада, но их вера не была от этого менее искренней и глубокой.
Вера в чудеса
Византийцы буквально понимали библейское выражение, что вера движет горами. Не раз и не два в истории Византии молитва или вмешательство иконы вроде бы выручало в тяжелой ситуации.
Более чем когда-либо это проявилось в VII веке, когда на столицу надвигались арабы. Византийские войска понесли поражение на поле брани, и казалось, что падение Константинополя неминуемо. Тогда на стену города вынесли икону Богоматери, его покровительницы, и обошли с нею вокруг всей крепости. Арабы отступили. Константинополь был спасен. Сегодня это приписали бы погоде, нехватке продовольствия или пороха у противника, наконец, некомпетентности вражеских военачальников, но для византийцев достаточным объяснением была любовь к ним Богоматери, проявившей свою оберегающую силу через икону. И так случалось неоднократно. Например, в 865 году к Константинополю подступил флот русичей, но образ Богоматери снесли на берег моря, и поднявшийся сильный шторм развеял корабли неприятеля.