Глаза не открывались. Темно. Значит это ад. Все болит, значит это ад. Электронный сигнал? Есть ли в аду электроника? Ну конечно, в аду есть электроника, она слишком противоестественна всему, что есть в природе. Я вздохнула и с ужасом обнаружила, что сделать это трудно. Когда мне удалось открыть глаза, создалось ощущение, что веки распухли как минимум вдвое. Ночь. Больница. Тусклый свет. Провода искусственного дыхания. Ну чем не Блок?
- Проснулась, - произнес очень знакомый голос с заметной долей облегчения. - Три дня спала. Твои родители с ума сходят, - я даже подпрыгнула на кровати, чем вызвала гнев доктора Дмитрия Дьяченко.
- Дима! - воскликнула я. В идеально белом накрахмаленном халате он напомнил мне моль. Тоже такой бледный-бледный. И, тем не менее, в данных декорациях он смотрелся естественно как никогда. - Что произошло?
- Мне бы тоже хотелось это знать, - кивнул он. Я постаралась вспомнить, но в голову словно ваты напихали. - Я нашел тебя в осколках битого стекла, под кустом сирени и всю в крови. Мы потратили на тебя половину банка крови, пока штопали руку, так что лежи и не двигайся.
Стоило ему напомнить мне о стекле, как память прорезалась. И паника. Я на автомате начала ему врать, но он, не будучи дураком, не поверил мне. И пришлось рассказывать про то, как я разбила стекло на самом деле. Я только не стала признаваться в том, зачем это сделала. Ну, потому что нездорово оно. А после Дима просто вложил мне в руку карточку, отданную Алексом, и я поняла, что он немало знает и без моего признания. Его пальцы все еще сжимали мой кулачок, когда он произнес:
- Карина, я доктор, - он стиснул зубы. - И знаю, что ты сейчас никому не можешь рассказать о случившемся. Но я бы хотел надеяться, что стекла ты больше бить не станешь. От меня ничего не нужно скрывать, если хочешь поговорить, ты знаешь, где меня искать. - Я кивнула, пообещав себе, что скорее ад замерзнет, чем попрусь к Диме делиться наболевшим. - Родителям твоим сказали, что дети играли на улице в мяч и разбили окно, когда ты проходила мимо злосчастного здания. Это так, чтобы ты знала что врать, если не захочешь инсценировать крошечную амнезию.
Я кивнула и погрузилась в свои невеселые мысли. Опять врать! Я-то было понадеялась, что все закончилось.
- Дима, - позвала я, когда он уже почти вышел. - Спасибо.
Я пролежала в больнице неделю, а потом меня выписали. Швы сняли, но тренер меня чуть не добила, клянусь. Личная мегадрама в олимпийский сезон, МОЙ олимпийский сезон. Второго у меня может и не случиться, да и этот лучше всего по возрасту подходит… Так что тренер категорически отказалась дать мне отпуск в лечебных целях, ограничилась щадящей нагрузкой.
После одной из тренировок перед самым отъездом в лагерь тренер не выдержала. Она вызвала меня к себе, гневно взглянула и сказала:
- Я же предупреждала тебя! - И я сжала челюсть так, что услышала скрип собственных зубов. Ну, нет, без нее бы я ни за что не догадалась как капитально облажалась!
- Я ничего "такого" не сделала, а что сделала - мои проблемы, разберусь. - И тренер опешила. Раньше я никогда не позволяла себе такого тона в разговоре с ней.
- Выезд в семь тридцать. Не опаздывай, - не менее ледяным тоном сообщила она, явно наказывая. И мои губы дрогнули.
Я вылетела из здания на не по-летнему холодную улицу и заплакала. Потому что я обидела человека, который всегда желал мне добра. Но я не могла не злиться, это ее стараниями я… И вдруг тренер вышла на улицу и по-матерински обняла.
- Простите, пожалуйста. Мне так жаль.
- И ты прости, - прошептала она. - Ты можешь мне рассказать.
- Нет, не сейчас. Может, позже, - покачала я головой, а потом направилась к метро.
Краска с волос начала, хвала господу, смываться, однако волосы стали отвратительного светло-светло ржавого цвета! О да, я нашла оттенок еще хуже моего золотисто-рыжего - пепельно-рыжий. А еще после болезни я перестала наряжаться и краситься, словно это могло меня отдалить от образа Эли Граданской. И выглядела, признаться, просто жутко. С синяками под глазами, страшным цветом волос и ярко-красным шрамом на руке. На лбу не хватает надписи "неблагополучный ребенок". Думаю, мама и папа больше никогда и никуда не уедут, напротив, устроят мне домашний арест длиною в жизнь. А я этого хочу? Нет, не хочу! А это значит, надо перестать хандрить и взять себя в руки, пока у них остались еще нервые клетки. В тот день я решила, что пусть я травмированная, но все еще красивая лгунья. И я дала себе обещание, что тот день будет последним. Никто никогда больше не увидит меня такой! А для этого надо было выговориться. У меня на выбор было две жилетки.
- Дима! - на всех парах влетела я в кабинет доктора Дьяченко. И он успокаивающе улыбнулся. Ждал. Настоящий доктор и, забегая вперед, настоящий друг. Мой лучший друг. Мы поехали к нему домой. Это как насмешка. Один человек из этого дома и подъезда пропал из моей жизни, а другой появился. И когда он оставил на подземной стоянке машину, неподалеку я увидела черную мицубиши. Меня точно ножом полоснули.
Прежде чем мы начали разговор по душам, товарищ доктор притащил два стакана, достал спирт и с пугающим профессионализмом начал тот самый спирт разводить. Не удивительно, что я выложила ему все, что случилось, как на духу. И даже с лирическими отступлениями в виде собственных домыслов и рассуждений. Какой ужас. Он молчал до последнего, но под конец все-таки начал пьяно материться.
- Знаешь, я не хочу быть такой как она, даже внешне, - сказала я.
- Не будь. Если тебе это поможет, делай все не как она! Не одевайся как она, не делай то, что она, не связывайся с парнем, с которым спит она. Пей, например, спирт! И у меня даже есть тост! За то, чтобы больше никто об этом не узнал. Мы сохраним это в тайне! Только ты и я, - заговорщически подмигнул он.
Что удивительно, наутро у меня не было похмелья. Я сочла сие за знак свыше. Значит, оно мне было нужно. И я дала себе клятву, что больше об Алексе плакаться не буду. Ну и такую гадость, как спирт, больше пить зареклась.
- Вот смотрю я на тебя, Карина, и думаю, что же ты тут без нас делала? - вопрошала мама, вытаскивая из моего шкафа кучу новых шмоток.
- Я, мам, встречалась с одним молодым человеком, который решил, что я одета неправильно, - решила не врать на этот раз я. Мама на меня посмотрела недовольно.
- Ты взяла у него деньги?
- Знаешь, мам, было очень трудно отказаться, учитывая, что половину моей прошлой одежды он попросту выбросил!
У мамы дар речи, кажется, отнялся.
- Ты ничего о нем не говорила. Вы расстались?
- Это было несерьезно. Он из ветреных. Но накупить мне кучу тряпок успел, - изобразила я усмешку. Мама пожала плечами, но она не поверила. Мда, эту часть легенды я не продумала.
- Как его зовут? - спросила она.
- Саша, - ответила я без запинки.
Мама кивнула. Самое обычное имя. И меня оно ничуть не задело, Алексу оно не подходило, ассоциаций не вызывало. Пока мама отходила от шока, я сидела, закинув ноги на стол и уставившись в экран компьютера, полыхающий разноцветным ковром лугов. В последнее время у меня в плейлисте крутилась только одна печальная песня, верный признак затяжной депрессии.
До отъезда в лагерь меня взяла новая мания: те вещи, что покупал мне Алекс, я переделывала под новый стиль. На душе серо, а стало быть, надо одеваться ярко. И ни у кого не будет повода думать, что девушка, одетая как попугай на самом деле только что выбралась… не скажем откуда.
День отъезда выдался солнечный. Я стояла с чемоданом в руках и размышляла. Евгения Ивановна больше никого не взяла из своих учениц. Мы с ней ожидали автобус. Мама не смогла прийти, и я была за это ей благодарна.
Короткая джинсовая юбка была одета поверх черных ажурных леггинсов, ярко-сиреневый топик и на высоком каблуке зеленые босоножки. На руки я одела вязаные зеленые рукава.
- Смотри, краска почти стерлась, - улыбнулась тренер, глядя на мои волосы. Вот бы и сердце так же отформатировать! Я усмехнулась своим невеселым мыслям и села в облезший красный автобус. Жара, духота, многим было плохо, потому ехали долго, часто останавливались, чтобы погулять. Я сидела рядом с тренером впереди и не обращала внимания на неудобства. За окном проносились залитые солнцем поляны. На меня в отражении грязного стекла смотрела уже совсем не Эльвира Граданская, но и совсем не Карина Орлова. Я словно в одночасие повзрослела. Мое лицо было по-прежнему нежным и гладким, но глаза настороженные, недоверчивые, а между бровей складочка.
- Как ты? - спросила тренер.
- Отлично, - улыбнулась благодарно я. Мне не надо было с ней играть в прятки, она знала меня хорошо.
- До отлично тебе как до луны, но, надеюсь, без больниц обойдемся, - буркнула она и забросила в рот очередной леденец. Второй протянула мне.
В палатах нас было по трое. Мои соседки-болтушки были девушками хорошими, но я больше не верила свой удаче. Я не подпускала их близко, и они, кажется, решили, что у меня звездная болезнь. Как далеко от правды! Мое доверие было предано и растоптано дважды в течение слишком короткого времени, дружить не хотелось. Два дня я почти все время проводила на тренировках. Евгения Ивановна, однако, не была в восторге.
- Мне не нравится, что ты никуда не ходишь и ничего не делаешь с другими ребятами. Придется заставить. Будешь танцевать на приветствии. Возьми соседок и ставьте номер.
Правда, заставить их что-то делать можно было только из-под палки, пришлось воспользоваться железной волей тренера, она все быстро расставила по местам. Мы уже репетировали приветствие в последний раз, когда тренер взяла в руки телефон. Она взглянула на меня, думая, что я не замечу, но я заметила и скосила на нее глаза. Она закрыла ладошкой губы, чтобы нельзя было опознать ни слова, и отошла подальше. Я вздохнула, мне хотелось хоть разочек еще окунуться в мир Алекса, но это было невозможно. Может, я ненормальная? Я снова поймала себя на мысли, что только стоило отдалиться ото всего этого, как меня будто магнитом тянуло обратно. И я знала, что это не так легко искоренить.
- Ты пропустила выход, - сказала моя соседка, та, что Вика. Однако мне за это даже не попало, потому что вернулась крайне озадаченная тренер, даже музыку выключила. Она подошла ко мне и тихо спросила:
- Скажи мне, ты ведь с ним не..? - и подозрительно прищурила глаза.
- Господь с вами, Евгения Ивановна! - воскликнула я громко и уже тише: - у него хватает наглости обо мне спрашивать?! - спросила я в шоке.
- Тише, Карина. Ничего особенно он не спрашивал, только о твоем самочувствии, - я вздохнула. - Просто дежурный вопрос.
- Вы прекрасно знаете, что не дежурный, - недобро сощурилась я, скрещивая руки.
- Иди-ка репетировать, Орлова, - заявила она спокойно. Разговор об Алексе был закончен. - И да, кстати, я давно хотела предложить тебе звать меня на "ты", - почесала она висок. - Я к тебе как к сестре, а ты "выкаешь", и я чувствую себя старой и дряхлой.
В любое другое время я бы предложению обрадовалась, но после разговора об Алексе за ним почувствовалось признание собственной вины.
- Приготовились, - скомандовала тренер прежде, чем я успела додумать свою мысль. И я запрятала под шапкой все свои эмоции, замкнулась в себе.
Праздник открытия. Вика и Рита сидят рядом, болтают. Тренер вела представление. Нет, я правда понимала, за что ее так недолюбливала Анжела. В тот день она была одета в шикарное платье, ей все завидовали. А еще я лучше всех теперь понимала, что Евгения Ивановна явно не забыла Сергея Елисеева. Вообще не понимаю, зачем она мне соврала тогда. А вдруг, мне уготована та же участь?! Я ужаснулась от одной только мысли.
- Второй отряд, - назвала нас тренер, и мы побежали к сцене. Вика и Рита встали по разные стороны. Тренер посмотрела на меня, и я кивнула. Так было всегда. Рита и Вика начали танцевать. Я ждала своего выхода, он был чуть ли не в середине, пока они танцевали, я смотрела на косяки, тренер молча качала головой. Выступать без предмета так спокойно… удивительно, что они не могли сделать все правильно. Меня знали и встречали аплодисментами. Я медленно, что самое сложное, прогнулась и встала на руки, подняв ноги в шпагат, а потом, оттолкнувшись руками, я вскочила на ноги, и начался уже непосредственно танец. Вика и Рита танцевали сзади, а я на переднем плане. Когда пришла пора становиться на колени, я поняла, что останутся синяки. Мы решили не добавлять много элементов гимнастики. Просто танец. Но вот я встала и подняла сзади ногу, прижимая ее прямую к плечам. В своей стихии, поворот, и мы все втроем на удивление синхронно упали, заканчивая танец. Кажется, это единственное, что мы сделали синхронно.
- Это было ужасно, - заявила тренер. Я только кивнула. Ну а что? Правда же.
- Сейчас не тренировка, - отмахнулась я.
- Твое счастье, - вздохнула она. - И только попробуй уйти с танцпола.
Я свернулась на стуле калачиком, чтобы снять нагрузку с ног. В руке от нечего делать крутила телефон, а потом не сдержалась - открыла и нашла фото Алекса. Его одного. Стоит ли все это удалить? Наверное, стоит. Я нажала на кнопку удаления фотографии и задумалась над запросом подтверждения. Оставить? Удалить? Заиграла медленная музыка, рядом со мной примостились Вика и Рита, ожидая приглашения на танец. Они шумели, мешали мне. Смех вдруг показался совершенно неуместным. Я опустила голову, на глаза упала прядь почти привычных собственных рыжих волос. А когда отбросила ее обратно, обнаружила рядом какого-то парня. Промелькнула мысль, что это может быть Алекс. Я вскинула голову и посмотрела на молодого человека, который приглашал меня танцевать. Конечно, с Алексом ничего общего. Это все мое больное воображение.
- Я не танцую, - сказала я и ни с того, ни с сего выронила телефон. Он присел и поднял его, взглянув на экран, где все еще красовалась фотография Алекса.
- Понятно почему, - усмехнулся он.
- Ничего тебе не понятно, - бросила я тихонько, но он услышал.
- А кто ж тебе еще не разрешает танцевать?
- Кто угодно, только не брат, - солгала я.
- Тогда я не понимаю, почему ты отказываешься! - заявил он.
Я гневно на него взглянула, но не на того нарвалась. Товарищ обладал определенным нахальством. Так и пришлось согласиться. Я приблизилась к нему и ощутила кольцо рук на собственной талии.
- Меня Антон зовут, - сказал он, стоило мне положить руки ему на плечи.
- Карина, - я напряглась, навряд ли я смогу нормально реагировать когда-нибудь на это имя.
- Я знаю.
И больше почти ничего не сказал. Ну, зато у тренера был вид кота, объевшегося сметаны.
Это была среда, самая середина рабочей недели, когда неожиданно тренер вошла в палату и сказала, что ко мне приехали. Я знала точно, что это не мама с папой, после той детской аварии он за руль не садился. А ехать на автобусе после работы? Неа. И потому меня словно петардой подбросило. Алекс? Я чуть по лбу себя не ударила. Ну что за идиотка?! Ну откуда вообще такие мысли.
- Кто ко мне? - спросила я, ненавидя свой дрожащий голос.
В ее глазах мелькнула злость.
- Твой доктор, - резко ответила она. Я кивнула. Ну да, а кто еще? Я слезла с кровати и вышла из комнаты вслед за ней.
- Тренер, я хотела попросить тебя кое о чем, - сказала я. - Я хочу поменять показательный номер.
- На что?
- У меня уже есть идея.
- Ладно, посмотрим.
Я выскочила из корпуса и почти наткнулась на Диму.
- Димка! - воскликнула я и бросилась ему на шею. Он зафыркал. Мимо с постной миной прошел Антон. Я сделала вид, что не заметила его.
- Ты как себя чувствуешь? - спросил Дима.
- Хорошо. Правда хорошо. Рука в порядке. Я уже даже тренируюсь в полную силу.
- Дай взглянуть, - попросил он, и я закатала длинный не по погоде рукав. - Шрам останется, но очень заметным не будет, - пообещал он тоном врача-педанта. - А вообще ты в порядке? Жалуйся, пока я тут.
- Ну, нет, жаловаться я начну не раньше, чем напьюсь спирта, - улыбнулась я. Он тоже усмехнулся.
- Значит только мне!
- Что ж так-то?
- Кроме меня никто не умеет достойно разводить это пойло. А выглядишь ты… хм… ярко.
- Спасибо. Тебе нравится? - я оглядела собственный сине-малиновый наряд.
- Конечно, не нравится. Но если нравится тебе, то какая разница? Тебе неожиданно идет.
- То есть?
- Ну, никому другому я бы так одеваться не советовал…
Я смотрела на его почти белые волосы, которые раздувал ветер. Такие забавные, на пух похожие. Дима облокотился на перила, в руке зажав ключи от ядовито-желтой машины, которую можно было разглядеть даже через ельник и ограду лагеря.
- Ты надолго? - спросила я с надеждой.
- На пару часов.
- Здорово. Я рада… что ты приехал. Тут довольно тоскливо. И тренер на меня злится.
- Что так?
- Ну… она как бы меня предупреждала.
- Да ладно, это все с ее подачки. Она злится не на тебя, а на себя.
Мы помолчали. Потому что оба понимали, что он и сам немногим лучше.
- Дима, как ты думаешь… Я… ну того… в порядке? Просто я поступила так глупо, будто у меня отключился мозг. Я плохо помню все, что было до, а потом - раз, и я стою под стеклянным дождем, и вопит сигнализация, и крови столько…
- Эй. Ты не похожа на суицидницу. Я бы предпринял меры, Кари, я же врач!
- Ты правда так думаешь? Потому что мне себя приходится убеждать в этом каждый день.
- Тихо. - Он прижал меня к себе.
А затем я зачем-то рассказала ему про звонок и странный вопрос тренера. Дима поджал губы, а потом остановил меня рукой.
- Слушай, тебе не хватило что ли того, что произошло?! Если тебе мало адреналина, то вполне можно устроить еще. Забудь о нем, как друг тебе говорю. Навсегда забудь. Найди себе приличного парня, обычного с большой буквы О. И хватит истерик с разбитыми окнами. Переживешь. Не ты первая, не ты последняя. Даже если он понимает, что поступил неправильно, это его не изменит. Он дурак, сам не знает что творит, а ты сильная, умная и красивая. Ты заслуживаешь лучшего, не ты ли это говорила? Знаешь, есть такая терапия. Запиши свои мысли, события. Все запиши и сожги. Оно пройдет, полегчает. Теперь у тебя есть я, и я не исчезну, я не такой, как жеманные девицы - твои подружки. И ты не такая как они. Живи дальше. И не будь идиоткой. И не злись на меня, я врач, так надо! - сказал Дима, положив мне руку на плечо. - И не реви.
- Я не злюсь и не реву, - сказала я сквозь злые слезы.
- Это совсем не похоже на правду, - по-доброму улыбнулся Дима. Я никогда раньше не замечала насколько успокаивающая у него улыбка. - Запиши.
Он вытащил из кармана кожаную книжечку всего с парочкой исписанных врачебным почерком страниц и вручил ее мне.
- Сделай, как я сказал. У меня следующий выходной в понедельник, я снова приеду.
- Ты решил мне в психотерапевты записаться? - спросила я резковато.
- Если понадобится, - пообещал он.
Когда Дима уходил, тренер коснулась его руки и одними губами поблагодарила. И я поняла, что безумно люблю каждого из них.