Понятно, что при таком настроении духа Петр Рамус не мог остаться равнодушным к политическим и религиозным вопросам, которые колебали европейские общества в XVI веке. Он был усердный протестант и не скрывал своих верований в католическом Париже. Несмотря на сильное покровительство кардинала Карла Лотарингского и других знатных лиц, он не раз был принужден искать убежища в стане своих единоверцев во время междоусобных войн. В 1568 году он посетил Германию, где у него было столько же почитателей, сколько врагов, т. е. защитников Аристотеля и схоластики. Появление Рамуса придало новую живость спору. В Гейдельберге он подвергся публичным оскорблениям, но не смутился и изложил с кафедры основы своих учений. Болоньский и Краковский университеты предлагали ему кафедру философии. Рамус отказался и просил места профессора в Женеве, в средоточии кальвинизма. Желание его не сбылось. Феодор Беза, преемник Кальвинова влияния в Женеве, был сам поклонник Стагирита. Вообще Рамус, несмотря на свое глубокое благочестие, не был любим начальниками реформатской церкви. Его нововведения в области науки и мышления внушали им недоверие, отчасти оправданное его действиями на Нимском Соборе, где он предложил ограничить власть консисторий и подчинить ее воле общин. Между тем наступил роковой для французских протестантов 1572 год.
Мы не будем повторять слишком известных подробностей о Варфоломеевой ночи. Гораздо любопытнее извлеченные из недавноизданных источников и новых исследований сведения о причинах страшного события. Никогда, может быть, не было в ходу так много исторических софизмов и парадоксов, как в наше время. Нашлись ученые, которые, не разделяя страстей XVI века, не устыдились однако оправдывать Варфоломеевскую ночь так называемою государственною необходимостью. Пример был подан давно Гавриилом Ноде, не говоря о современных Варфоломеевской ночи апологетах. Эти кровавые теории развиты теперь Капфигом и другими писателями того же мнения. Убийство протестантов является у них делом народа, справедливо раздраженного оскорблением его верований и посягательством на его политические права со стороны гугенотской аристократии. Руководимые чувством самоохранения, массы действовали самостоятельно, независимо от всякой посторонней воли или заранее обдуманного политического плана. Справедливо ли это?
Мысль о совершенном истреблении французских протестантов родилась задолго до Варфоломеевской ночи. Партия Гизов питала такое намерение в эпоху своего владычества при Франциске II. Смерть короля остановила исполнение, которого трудности были очевидны. Но в самый день пасхи 1561 года, 6 апреля, герцог Гиз, коннетабль Монморанси и маршал Сент-Андре заключили между собою союз, скрепленный актом, которого подлинник хранится в Парижской королевской библиотеке. Цель союза высказана ясно и смело: умерщвление всех французов, принадлежащих или даже принадлежавших к секте Кальвина без разбора пола и возраста. Екатерина Медичи, знавшая о плане триумвиров, испугалась его последствий, понимая всю опасность, которая грозила королевской власти, если бы во главе упоенной кровью и фанатизмом черни стали Гизы. Благодаря ее проискам и усилиям партии умеренных тройственный союз не достиг своих целей. Во время знаменитых совещаний в Байонне (1565) герцог Альба, представитель Филиппа II, к которому беспрестанно обращались начальники католической партии во Франции, доказывал Екатерине необходимость принять самые решительные меры против гугенотов. Его мнение поддерживали бывшие тут же герцоги Гиз, Монпасье, маршал Монлюк, Бурдильон и другие. Очевидно, что мысль, лежавшая в основании тройственного союза, не была оставлена. Но читатели могут в то же время усмотреть, что эта мысль принадлежала не народу и не из него вышла. В 1572 году начальники гугенотов собрались, как известно, в Париже для празднования свадьбы Генриха Наварского с Маргаритою Валуа. Брак этот должен был скрепить мир между враждебными сторонами. Король Карл IX, молодой человек раздражительного характера, благородный по природе, но испорченный воспитанием, искренно желал мира. По окончании междоусобий он замышлял начать войну против Испании. Адмирал Колиньи стал его ближайшим другом и советником. Королева-мать боялась его влияния так же, как боялась Гизов. Она поспешила принять свои меры и остановила сына на новом пути, по которому он пошел, успев передать ему свои опасения. Ее план был достоин учителя ее, Макиавеля, которого книга "О Государе" заменяла ей молитвенник, по словам современника. Зная о намерении Гизов убить адмирала, она надеялась, что раздраженные гугеноты нападут на виновников, и что в этом беспорядке нетрудно будет сбыть с рук самих Гизов. С этой целью, вероятно, был призван в Париж полк королевских стрелков, на который правительство могло положиться. Предприятие не удалось, потому что Моревер ранил, а не убил Колиньи. Но люди близкие ко двору догадывались, что протестантам угрожает опасность, хотя не знали, откуда и какая. Епископ Валенсский Монлюк, отправляясь послом в Польшу, звал с собою Рамуса и советовал другим гугенотам быть осторожными. В самый день свадьбы, т. е. 18 августа, Карл IX отправил гонца к лионскому губернатору. В письме своем, изданном г. Пари, король предписывает губернатору не пропускать никого через Лион без особенного приказания до истечения шести дней "от сего числа". Через шесть дней ровно наступила Варфоломеевская ночь. 20 августа глава (prévôt) парижского купечества получил из королевского казначейства 2100 ливров на покупку лошадей и оружия для собственной защиты и употребления против врагов Божиих и королевских. Екатерина говорила впоследствии, что у нее на совести только шесть человек из убитых в роковую ночь. Этим словам можно поверить. Ей нужна была смерть вождей: об остальных она не заботилась; они погибли жертвами личных ненавистей и искусственно раздраженной черни. Король колебался до конца. В последнем решительном совещании, кроме особ королевской фамилии, участвовали только четыре советника; из них один был француз, три остальные итальянцы.