2
Во-первых, ему удалось завербовать австрийского офицера Роберта Мирбаха, которого он считал племянником германского посла.
"Обязательство.
Я, нижеподписавшийся, венгерский подданный, военнопленный офицер австрийской армии Роберт Мирбах, обязуюсь добровольно, по личному желанию доставить Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией секретные сведения о Германии и о Германском посольстве в России.
Все написанное здесь подтверждаю и добровольно исполнять.
Граф Роберт Мирбах".
Мартин Лацис вспоминал потом, что окрыленный успехом Блюмкин повсюду хвастался, что "его агенты дают ему все, что угодно, и что таким путем ему удается получить связи со всеми лицами немецкой ориентации".
Строго говоря, создание контрразведывательного отдела в ВЧК противоречило самому назначению Чрезвычайной комиссии Феликса Эдмундовича Дзержинского…
Как мы знаем, большевики, захватившие власть в России, хотя и были достаточно образованными людьми, но никакого управленческого опыта не имели и, главное, не имели чиновничьей закалки против многочисленных искушений, которым подвергается любой более или менее влиятельный государственный служащий.
Более того…
В силу живости своего еврейского темперамента, многие из большевиков легко вступали в контакты с различными международными проходимцами, и порою, сами того не желая, влипали в весьма неприятные и опасные истории.
"Встречи с Троцким, театры, деловые обеды никак не мешали моей работе, - писал в своих мемуарах "Великая миссия" английский разведчик Хилл. - Прежде всего, я помог военному штабу большевиков организовать отдел разведки, с тем чтобы выявлять немецкие соединения на русском фронте и вести постоянные наблюдения за передвижением их войск… Во-вторых, я организовал работу контрразведывательного отдела большевиков, для того чтобы следить за германской секретной службой и миссиями в Петрограде и Москве".
Можно привести и другие свидетельства, что с иностранными разведками в России тогда сотрудничали в основном члены Совнаркома, и это означало, что контрразведка неизбежно должна была заниматься ими, не исключая самого товарища Троцкого…
Таким образом, уже по самому определению она превращалась в откровенно контрреволюционный отдел органа, призванного прежде всего защищать большевистскую революцию.
Поэтому-то, возглавив контрразведывательный отдел, Яков Блюмкин вынужден был ходить по острию ножа.
Вот и с Робертом Мирбахом он явно промахнулся.
Вербовка родственника германского посла, фактически отдававшего приказы Владимиру Ильичу Ленину, чрезвычайно возмутила Феликса Эдмундовича Дзержинского.
Если через Мирбаха девятнадцатилетний одессит действительно получит связи со всеми лицами немецкой ориентации, то кто же тогда будет командовать ВЧК? Этак пройдет несколько недель, и Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому придется ходить за указаниями в кабинет к Якову Григорьевичу Блюмкину.
Нервничать Дзержинского заставляли и сообщения из германского посольства, будто в их распоряжении имеются данные о готовящемся покушении на графа Мирбаха. Дзержинский лично проверял эти сведения и на всякий случай приказал расстрелять часть подозреваемых, но никаких зацепок не обнаружил.
И вот теперь, когда Феликс Эдмундович уже объявил доктору Рицлеру, что все слухи о заговорах против представителей германского правительства являются клеветой, его сотрудник вербует племянника посла…
На заседании коллегии ВЧК Феликс Эдмундович Дзержинский предложил распустить контрразведку.
Тем самым решались сразу две задачи.
Во-первых, появлялась уверенность, что никто не будет более беспокоить немецких начальников большевиков, а, во-вторых, наглый Яков Блюмкин оставался без должности и без возможности подсиживать Феликса Эдмундовича.
Правда, сам Дзержинский мотивировал свое предложение исключительно низким моральным уровнем Якова Григорьевича Блюмкина:
"За несколько дней, может быть за неделю, до покушения, - рассказывал он, давая показания по делу от 6 июля, - я получил от Раскольникова и Мандельштама (в Петрограде работает у Луначарского) сведения, что этот тип (Блюмкин. - Н.К.) в разговорах позволяет себе говорить такие вещи: "Жизнь людей в моих руках, подпишу бумажку - через два часа нет человеческой жизни. Вот у меня сидит гражданин Пусловский, поэт, большая культурная ценность, подпишу ему смертный приговор", но, если собеседнику нужна эта жизнь, он ее "оставит" и т. д. Когда Мандельштам, возмущенный, запротестовал, Блюмкин стал ему угрожать, что, если он кому-нибудь скажет о нем, он будет мстить всеми силами. Эти сведения я тотчас же передал Александровичу, чтобы он взял от ЦК объяснения и сведения о Блюмкине для того, чтобы предать его суду. В тот же день на собрании комиссии было решено по моему предложению нашу контрразведку распустить и Блюмкина пока оставить без должности. До получения объяснений от ЦК левых эсеров я решил о данных против Блюмкина комиссии не докладывать".
В принципе, у нас нет оснований сомневаться в кровожадности и беспринципности Якова Григорьевича Блюмкина. Он ведь не только с Осипом Мандельштамом вел такие разговоры.
Известно, что предлагал Блюмкин и Сергею Есенину устроить "экскурсию на расстрелы". Этот "жирномордый", по выражению Анатолия Мариенгофа, еврей, с толстыми, всегда мокрыми губами, не скрывал от друзей-поэтов, что без револьвера он как без сердца…
Так или иначе, но первый начальник советской контрразведки, девятнадцатилетний Симха Янкель Блюмкин, действительно остался накануне убийства посла без должности и вынужден был сдать товарищу Лацису дело завербованного им Роберта Мирбаха.
3
Ни советскими, ни зарубежными историками не подвергается сомнению укоренившийся взгляд, что решение убить германского посла графа Вильгельма Мирбаха принял ЦК партии левых эсеров (ПЛСР).
Практически все исследователи, в том числе и откровенно антисоветские, предшествующие теракту события описывают однозначно и даже почти одинаковыми словами.
"4 июля Центральный комитет левых эсеров одобрил план покушения на немецкого посла. Левые эсеры считали, что, убив его, они заставят большевиков прекратить "умиротворение" немцев и возобновить военные действия на Восточном фронте, что, по их мнению, будет способствовать делу развития мировой революции. Покушение было поручено Блюмкину и его сотруднику, фотографу, левому эсеру, Николаю Андрееву".
Подобная трактовка событий основывается на опубликованных еще в "Красной книге ВЧК" документах - протоколе заседания ЦК (ПСЛР) 24 июня 1918 года, и многочисленных агитационных материалах левых эсеров, выпущенных уже после убийства Мирбаха.
"В своем заседании от 24 июня ЦК ПЛСР - интернационалистов, обсудив настоящее политическое положение Республики, нашел, что в интересах русской и международной революции необходимо в самый короткий срок положить конец так называемой передышке, создавшейся благодаря ратификации большевистским правительством Брестского мира.
В этих целях Центральный Комитет партии считает возможным и целесообразным-организовать ряд террористических актов в отношении виднейших представителей германского империализма, одновременно с этим ЦК партии постановил организовать для проведения своего решения мобилизацию надежных военных сил и приложить все меры к тому, чтобы трудовое крестьянство и рабочий класс примкнули к восстанию и активно поддержали партию в этом выступлении. С этой целью к террористическим актам приурочить объявление в газетах участие нашей партии в украинских событиях последнего времени, как-то: агитацию крушений и взрыв оружейных арсеналов.
Время проведения в жизнь намеченных первых двух постановлений предполагается установить на следующем заседании ЦК партии.
Кроме того, постановлено подготовить к настоящей тактике партии все местные организации, призывая их к решительным действиям против настоящей политики СНК.
Что касается формы осуществления настоящей линии поведения в первый момент, то постановлено, что осуществление террора должно произойти по сигналу из Москвы. Сигналом таким может быть и террористический акт, хотя это может быть заменено и другой формой.
Для учета и распределения всех партийных сил при проведении этого, плана ЦК партии организует Бюро из трех лиц (Спиридонова, Голубовский и Майоров).
Ввиду того, что настоящая политика партии может привести ее, помимо собственного желания, к столкновению с партией большевиков, ЦК партии, обсудив это, постановил следующее:
Мы рассматриваем свои действия как борьбу против настоящей политики Совета Народных Комиссаров и ли в коем случае как борьбу против большевиков.
Однако, ввиду того, что со стороны последних возможны агрессивные действия против нашей партии, постановлено в таком случае прибегнуть к вооруженной обороне занятых позиций.
А чтобы в этой схватке партия не была использована контрреволюционными элементами, постановлено немедленно приступить к выявлению позиции партии, к широкой пропаганде необходимости твердой, последовательной интернациональной и революционно-социалистической политики в Советской России.
В частности, предлагается Комиссия из 4-х товарищей: Камкова, Трутовского, Карелина… выработать лозунги нашей тактики и очередной политики и поместить статьи в центральном органе партии.
Голосование было в некоторых пунктах единогласное, в некоторых против 1 или при 1 воздержавшемся.
М. Спиридонова".
Мы специально подчеркнули в протоколе фразы, которые могут быть использованы для доказательства, что убийство Мирбаха планировалось ЦК ПЛСР.
Но сами по себе эти фразы доказательством подготовки покушения на Мирбаха не являются.
Более того, если мы непредвзято прочитаем этот документ, то обнаружим, что ЦК ПЛСР собирается организовать ряд террористических актов в отношении виднейших представителей германского империализма на территории Украины, поскольку осуществление террора должно произойти по сигналу из Москвы.
Правда, в протоколе записано, что сигналом таким может быть и террористический акт, но тут же подчеркивается, что это может быть заменено и другой формой.
То, что убийство Мирбаха и должно было послужить таким сигналом, весьма проблематично. Во всяком случае, среди левых эсеров никто такого сигнала не ожидал.
Напомним, что всего три недели назад левые эсеры и большевики провели совместную акцию наказания правых эсеров и меньшевиков за их участие в чехословацком мятеже. 15 июня было проведено постановление об исключении представителей этих партий из состава ВЦИК.
У власти в стране остались всего две партии, и левые эсеры (во всяком случае, их лидеры) были вполне довольны таким положением дела. Известны слова Марии Спиридоновой, заявившей, что порвать с большевиками - значит порвать с революцией.
Другое дело большевики.
Продолжая бороться за укрепление своей власти, они не собирались на пути уничтожения многопартийной системы останавливать на двухпартийности.
4 июля в Большом театре открылся 5-й съезд Советов.
Одной из главнейших его задач было принятие новой Конституции РСФСР, разработанной при участии Ленина, которая должна была законодательно закрепить власть большевиков.
Однако сразу всплыли противоречия - подготовка большевиков к продразверстке, правомочность смертной казни.
Основываясь на заявлении делегатов с оккупированной Украины, левые эсеры потребовали разрыва дипломатических отношений с Германией и высылки из Москвы графа Мирбаха.
Развернулись споры и по поводу такого численного преимущества большевиков на съезде. Левый эсер В. А. Карелин потребовал переизбрать на паритетных началах Мандатную комиссию и проверить представительство коммунистов. По его подсчетам, их представительство на съезде (773 из 1164) было необоснованно завышенным.
Требования эсеров чрезвычайно разгневали В. И. Ленина.
Он назвал их единомышленниками Керенского и Савинкова.
- Предыдущий оратор говорил о ссоре с большевиками… - заявил В. И. Ленин 5 июля, выступая с докладом о деятельности СНК. - А я отвечу: нет, товарищи, это не ссора, это действительный бесповоротный разрыв, разрыв между теми, которые тяжесть положения переносят, говоря народу правду, но не позволяя опьянять себя выкриками, и теми, кто себя этими выкриками опьяняет и невольно выполняет чужую работу, работу провокаторов!
Ну а председатель ЦИК Я. М. Свердлов конкретизировал эти угрозы.
"В революционный период приходится действовать революционными, а не другими средствами… - сказал он в своем докладе. - И если говорить сколько-нибудь серьезно о тех мероприятиях, к которым нам приходится прибегать в настоящее время, то… мы можем указать отнюдь не на ослабление, но, наоборот, на самое резкое усиление массового террора против врагов советской власти…
И мы глубоко уверены в том, что самые широкие круги рабочих и крестьян отнесутся с полным одобрением к таким мероприятиям, как отрубание головы, как расстрел контрреволюционных генералов и других контрреволюционеров".
Сравнивая эти высказывания большевиков с громогласными заявлениями эсеров, мы ясно видим, что накануне 6 июля большевики были настроены гораздо решительнее.
Другое дело агитационные материалы, выпущенные левыми социалистами-революционерами после теракта.
"В 3 часа дня 6 июля летучим боевым отрядом партии левых социалистов-революционеров был убит посланник германского империализма граф Мирбах и два его ближайших помощника в здании германского посольства".
"Палач трудового русского народа, друг и ставленник Вильгельма граф Мирбах убит карающей рукой революционера по постановлению Центрального Комитета партии левых социалистов-революционеров".
Но воззвания эти были выпущены уже позже и, как известно, вызвали бурное веселье у большевиков.
Все это и наводит нас на мысль, что и убийство Вильгельма Мирбаха, как и сам эсеровский мятеж 6 июля были организованы не эсерами, или по крайней мере не только эсерами…
Впрочем, послушаем непосредственных исполнителей теракта.
4
Как мы знаем, Верховный трибунал очень гуманно отнесся к Якову Григорьевичу Блюмкину.
Хотя Ф. Э. Дзержинский и визжал в припадке ярости: "Я его на месте убью, как изменника!", хотя за подписью самого В. И. Ленина во все райкомы РКП (б), Совдепы и армейские штабы и ушла телеграмма, требующая "мобилизовать все силы, поднять на ноги всех немедленно для поимки преступников", Блюмкина так и не поймали…
Судили его заочно, и в отличие от товарища В. А. Александровича, расстрелянного 7 июля 1918 года без суда и даже без допроса, центральный герой "мятежа", убийца германского посла, был заочно приговорен лишь к трем годам лишения свободы.
Но и этого наказания Яков Григорьевич избежал.
Почти год он скрывался, а в апреле 1919 года явился в Киевскую ЧК "с повинной", и уже 16 мая был амнистирован вчистую и снова принят на ответственную работу - вначале в аппарат Льва Давидовича Троцкого, а затем и в ГПУ.
Показания Блюмкина, данные товарищу Мартину Лацису в Киевской ЧК, весьма обширны и чрезвычайно любопытны…
"4 июля, перед вечерним заседанием съезда Советов, я был приглашен из Большого театра одним членом ЦК (здесь и далее курсив мой. - Н.К.) для политической беседы. Мне было тогда заявлено, что ЦК решил убить графа Мирбаха, чтобы апеллировать к солидарности германского пролетариата, чтобы совершить реальное предостережение и угрозу мировому империализму, стремящемуся задушить русскую революцию, чтобы, поставив правительство перед совершившимся фактом разрыва Брестского договора, добиться от него долгожданной объединенности и непримиримости в борьбе за международную революцию. Мне приказывалось как члену партии подчиниться всем указаниям ЦК и сообщить имеющиеся у меня сведения о графе Мирбахе.
Я был полностью солидарен с мнением партии и ЦК и поэтому предложил себя в исполнители этого действия. Предварительно мной были поставлены следующие, глубоко интересовавшие меня вопросы:
1) Угрожает ли, по мнению ЦК, в том случае если будет убит Мирбах, опасность представителю Советской России в Германии тов. Иоффе?
2) ЦК гарантирует, что в его задачу входит только убийство германского посла?
Ночью того же числа я был приглашен в заседание ЦК, в котором было окончательно постановлено, что исполнение акта над Мирбахом поручается мне, Якову Блюмкину, и моему сослуживцу, другу по революции Николаю Андрееву, также полностью разделявшему настроение партии. В эту ночь было решено, что убийство произойдет завтра, 5-го числа. Его окончательная организация по предложенному мною плану должна была быть следующей.
Я получу обратно от тов. Лациса дело графа Роберта Мирбаха, приготовлю мандат на мое и Николая Андреева имя, удостоверяющий, что я уполномочиваюсь ВЧК, а Николай Андреев - революционным трибуналом войти в личные переговоры с дипломатическим представителем Германии. С этим мандатом мы отправимся в посольство, добьемся с графом Мирбахом свидания, во время которого и совершим акт. Но 5 июля акт не мог состояться из-за того, что в такой короткий срок нельзя было произвести надлежащих приготовлений и не была готова бомба. Акт отложили на 6 июля.
6 июля я попросил у тов. Лациса якобы для просмотра дело Роберта Мирбаха. В этот день я обычно работал в комиссии.
До чего неожидан и поспешен для нас был июльский акт, говорит следующее: в ночь на 6-е мы почти не спали и приготовлялись психологически и организационно.
Утром 6-го я пошел в комиссию; кажется, была суббота.
У дежурной барышни в общей канцелярии я попросил бланк комиссии и в канцелярии отдела контрреволюции напечатал на нем следующее:
"Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией уполномочивает ее члена, Якова Блюмкина, и представителя революционного трибунала Николая Андреева войти непосредственно в переговоры с господином германским послом в России графом Вильгельмом Мирбахом по делу, имеющему непосредственное отношение к самому господину германскому послу.
Председатель Комиссии…
секретарь…"
Подпись секретаря (т. Ксенофонтова) подделал я, подпись председателя (Дзержинского) - один из членов ЦК.
Когда пришел ничего не знавший товарищ председателя ВЧК Александрович, я попросил его поставить на мандате печать комиссии. Кроме того, я взял у него записку в гараж на получение автомобиля. После этого я заявил ему о том, что по постановлению ЦК сегодня убьют графа Мирбаха.
Из комиссии я поехал домой, в гостиницу "Элит" (ныне "Будапешт" - Н.К.) на Неглинном проезде, переоделся и поехал в первый дом Советов (гостиница "Националь" - Н.К.).