- Эй, Крикун, давай, - разрешила Глазки и обратилась ко мне. - Знаешь, Бес, со времени того маленького приключения с баронессой Зубень, он стал просто несносен. В нем похоти еще больше, чем в тебе.
- Похоти много, да уж больно быстро он от нее избавляется, - ответствовал я, когда Крикун поднялся с постели. - Мы еще не все попробовали, не так ли?
- Еще так много можно успеть до утра, - усмехнулась Глазки. - Только сначала, давайте поедим сами и покормим пленницу.
- Давайте, - согласился я. - Вставай, Миса, и можешь не одеваться.
Так, перемежая застолье самым бесцеремонным развратом, мы развлекались с нашей гостьей до рассвета, причем, она получала удовольствие ничуть не меньшее, чем мы сами. Утром же я без сожаления вручил Мисе золотой из собственной доли в нашей пиратской добыче.
- Это много, - покраснела она. - За что?
- Эх, дорогая моя Миса, - улыбнулся я. - Легко пришло - легко ушло. Пиратская доля, она такая: трать, пока можешь, а завтра, глядишь, возможности уже не представится.
- Ты, Миса, в любом случае, потратишь эти деньги себе во благо, - поддержала меня Быстрые Глазки. - И о нас хорошую память сохранишь.
Тепло расставшись с Мисой, мы зажили той жизнью, которой всем вольным мореплавателям на берегу жить полагается.
В первый же вечер я сообщил владелице таверны-борделя, что готов хорошо заплатить, коль скоро она приведет ко мне девственниц. Особы, которых она тут же завела в нашу комнату девственницами, конечно же, не являлись. Через час она повторила попытку, приведя с собой еще пятерых в возрасте от десяти до пятидесяти, но и у них того, пробив что я мог бы приблизиться к числу, названному мне Инкубом, не оказалось.
Трактирщица долго со мной препиралась, доказывая, что все они девственницы, но я сразил ее на повал, сказав, как хорошо знаю, что на устроенном ею аукциона девственница была всего одна.
На следующий день с утра она притащила в нашу комнату сразу пятнадцать особ женского пола, но, когда я безошибочно распознал единственную среди них девицу - возрастом оная была около пятнадцати лет - и тут же увлек ее к кровати, трактирщица подняла шум, крича, что это ее племянница и приведена сюда единственно для того, чтобы определить, насколько верно я чувствую девство.
По крайности, в безошибочности моих суждений убедилась не только она, но и Быстрые Глазки. Уважения к магии и к потусторонним духам в нашем капитане после этого только прибавилось.
Утром третьего дня я встретил в районе порта, куда ходил проверять порядок на нашем судне, двух самых настоящих девственниц, которые весьма недвусмысленно предложили мне показать все, что у них есть за пару медных монет. Старшая, которой минуло уже одиннадцать, еще могла представлять для меня интерес. Однако, когда я объяснил им, за что именно они могли бы получить у меня не медяк, а целый серебряк, обе с дикими визгами бросились на утек. Мне оставалось только поспешно удалиться, коря себя за то, что не предложил золотую монету - уверен, это сразило бы их наповал.
Вечером того же дня Быстрые Глазки захотела побыть с нашей маленькой Триной и, поскольку, отправив под благовидным предлогом братца на корабль, она доказала, что ротик ее по прежнему быстр и хорош, я охотно уступил. Вместе с вернувшимся из гавани Крикуном, мы спустились на первый этаж таверны. Он - в тайной надежде найти шлюху подешевле, я, поскольку к шлюхам склонности не имею, - найти хорошего вина.
Вместо всего этого нашли десяток человек из нашей собственной команды и начались крики и объятия, как будто мы не виделись лет десять. Затем сдвинули пару столов, вытрясли у кого, что было в карманах - я до сих пор благодарен Глазкам, что она не дала мне забрать с собой всю мою долю, а часть оставила на хранение при себе, - и вино начало литься рекой.
26
Проснувшись, я долго не мог понять, где нахожусь: комната была достаточно уютной, но совершенно незнакомой. Еще более незнакомой оказалась пышнотелая особа не первой молодости, в голом виде возлежавшая на большей части постели. Девица лет семнадцати, с миловидным зареванным личиком хлопотала накрывая на стол завтрак. Девственницу в ней я определил с первого взгляда.
- Мир дому сему, - произнес я первое, что пришло мне в голову, пытаясь сообразить, где именно нахожусь. - Доброго всем утра и здоровья.
- И вам доброго утра… папенька, - последнее слово девица вымолвила с такой гримасой, будто у нее внезапно отчаянно разболелись зубы.
- А, проснулся, муженек, - пробурчала пышнотелая очухиваясь ото сна и тут же полезла ласкаться. - Ну-ка, поцелуй свою малышку Лу.
В смущении обшаривая телеса соседки по кровати, я любезно чмокнул ее в щеку, лихорадочно пытаясь сообразить, что собственно произошло и высматривая по сторонам свою одежду, ибо был абсолютно наг.
В первый момент я решил, что Боги, за какое-то прегрешение - а было-то у меня их последнее время предостаточно - вдруг поместили мою душу в чье-нибудь чужое тело. Мысли о возможности подобного неоднократно высказывались во всяких мудрых книгах, хотя наяву никто с эдаким не сталкивался. Потом, натягивая штаны и глянув на себя в зеркало, я пришел к выводу, что и лицом и сложением никак не отличаюсь от того себя, которого привык видеть постоянно.
Тут мне пришла мысль, что я долго болел и только от того не помню свою жену и совсем взрослую дочку, а все ужасы моей жизни - демоны, плутовство и пиратство - есть ни что иное, как горячечный бред.
- Но тогда, - спросил я сам себя, - что делает у постели эта ржавая сабля? И каким таким родом деятельности нужно еще заниматься, чтобы таскать на себе красные шаровары и меховой, по такой жаре, плащ?
Особа же, именовавшая меня супругом, помогла мне привести себя в порядок и, усадив за стол, принялась потчевать завтраком.
- Мне бы нужно сходить на корабль, - наугад сказал я, даже и не ведая, а бывал ли когда-нибудь хоть на одном корабле.
- Конечно, муженек, конечно же, - охотно подхватила женщина. - Я сама тебя провожу. Нужно же забрать серебро.
Снова пришел мне черед впасть в задумчивость. Ибо, если имеет она в виду кусок серебра, который достался мне при дележе, то он, находится у Глазок, а та, скорее всего, - в таверне. Если же, речь идет о серебряных монетах, то я их, верно, пропил - карманы моего камзола пусты, а на попойку я вчера угодил с ними.
С другой стороны, а был ли дележ? Была ли Быстрые Глазки? Маленький Крикун? В том, что попойка была, я не сомневался, так болела моя голова. Но вот с кем я пил?
Выйдя с незнакомой мне супругой за ворота дома, я с облегчением убедился, что порт Жемчужный не привиделся мне в горячечном бреду. Вон они, знакомые улицы, вон - таверна, а вон и "Морская Кобылка" у причала.
- Жди тут. Женщина на корабле - к несчастью, - приказал я спутнице и поднявшись по трапу робко спросил у вахтенного. - Капитан здесь?
- Здесь, - зевая кивнул тот. - С полночи явилась, злющая, как демон.
Стремглав я кинулся в знакомую и показавшуюся такой родной каюту:
- Глазки!
- Бес! Глупейшее ты создание, что ты наделал?! - бросилась она навстречу.
- Папочка! - кинулась ко мне в объятия Трина. - Папочка не оставайся с этой ужасной женщиной. Я все для тебя буду делать, хочешь?
Она вдруг всхлипнула, что окончательно меня смутило.
- Что со мной произошло? - прочистив горло спросил я. - Кто-нибудь знает?
- Ты женился, - трагическим голосом поведала мне Быстрые Глазки. - Неужели ты совсем ничего не помнишь?
- Как женился? - ужаснулся я и по удивлению моему она поняла, что память, и впрямь, мне отказала.
Срывающимся от волнения голосом поведала моя подруга по пиратскому ремеслу, как вчера, когда более благоразумные товарищи мои по пирушке, отправились к шлюхам, я откололся от честной компании и выбрел на ночные улицы города. Как разрывался более трезвый Крикун между похотью и долгом, а потом побрел за мною следом, не в силах догнать, поскольку ноги его изрядно заплетались, но прекрасно видя, как задеваю я через одну всех встречных поперечных девиц и предлагаю расстаться с девством, пока не поздно.
Как разыгралась ужасно скандальная сцена, когда пристал я к какой-то особе идущей по улице с дочерью. Как собралась толпа зевак и особа винила меня в бесчестии, а я же на всю улицу орал, что вот я, славный шкипер Бес В Ребро, пришедший из набега с полными сундуками серебра, а не какая-нибудь голытьба и, что, если надо, я и жениться могу.
И как вся эта толпа, во главе с моей будущей женой поволокла меня в ближайший храм, где я нахально повторив перед священником свои пьяные бредни, был в присутствии многочисленных свидетелей, повязан узами брака.
- О, Боги, за что вы караете меня так сильно?! - сокрушенно вздохнул я. - Ничего более нелепого со мной никогда еще не происходило.
27
- Послушай, - некоторое время помолчав спросил я свою рыжеволосую подругу, - а именем какого Бога меня поженили?
- Бог Лулах, он весьма чтим местными жителями, - ответствовала Быстрые Глазки.
- А входит ли он в Кадастр добрых Богов, утвержденный Духовным Советом нашего королевства?
Оставалась еще одна слабая надежда, но капитан тут же меня ее лишила:
- Входит. Брак законен и расторгнуть его нельзя без веских на то оснований.
- Да, - удрученно вздохнул я. - А там на пирсе моя дражайшая супруга ожидает, что я вернусь к ней с горами серебра. Не могли ли мы сразу же отплыть?
- Бес, мы не имеем права отплывать без ведома Свирепой Акулы, иначе вся ватага ополчится против нас. Он же никогда не разрешит обижать местных жителей и нарушать их законы. Ему ведь требуется иметь где-то безопасное пристанище. Так что, если власти обратятся к нам, пока мы находимся в порту, Акула отдаст тебя им.
Я обиженно объявил, что выдавать меня не за что и, уж, коли есть в этом деле пострадавшая сторона, то это, без сомнения, я.
- Не все так просто, - еще больше помрачнела Глазки. - Ты обещал ей серебро и она вышла за тебя замуж. Если теперь она не получит серебра, может обвинить тебя в обмане.
- О, Боги, - опять застонал я. - Где же взять такое количество серебра? Она что, рехнулась, когда поверила моим бредням?
- Бес, - с сочувствием глянула на меня собеседница, - сейчас идут важные переговоры и, в случае их успеха, ватага отойдет из порта со дня на день. Продержись еще немного. Из Жемчужного ты уйдешь законным мужем, но ведь возвращаться сюда не обязательно. Давай что-нибудь придумаем.
На пирс я выходил с карманами забитыми брусками свинца используемого для литья метательных ядер к катапультам. По размеру они были точь в точь, как брусок серебра, обломок которого достался мне в качестве добычи. Его я у Глазок забрал вместе с оставшимся золотым из моей доли.
- А где же сундуки? - с неудовольствием спросила супруга.
- Ты что, женщина, совсем ополоумела? - хоть я и собрался разговаривать учтиво, дабы не дать проснуться в ней подозрительности, но сдержаться не смог. - Уж лучше сразу бежать и кричать по всему городу, чтобы приходили и грабили. Вот, попробуй-ка мои карманы.
Ощутив в моих карманах немалую тяжесть она моментально расцвела:
- Ох, миленький муженек, прости свою маленькую, глупенькую Лу. Пойдем же скорее.
Вернувшись в уже знакомый мне дом, я отколол от обломка серебряного бруска небольшой кусок:
- Беги, женщина, к ювелиру и поменяй это на деньги. Купи сундук побольше, да привези его так, чтобы все видели, что он пустой, а то, не ровен час…
Замком я запасся заранее, чтобы быть уверенным, что в сундук никто без меня не заберется и обман не будет раскрыт.
Супруга моя стремглав отправилась выполнять указание, я же, решил продолжить знакомство с так нежданно приобретенной семьей.
- Иди сюда, - обратился я к хлопотавшей по хозяйству девице. - Что-то ты не ласкова со своим новым папочкой.
Девица, потупившись, неохотно приблизилась.
- Хороша, - окинув взглядом тонкую талию и заманчиво выпирающую грудь сделал я комплимент. О чем еще беседовать любящему родителю со взрослой дочерью, я и понятия не имел. - А отчего ты еще в девицах ходишь?
- Оставьте меня, ужасный вы человек! - вспыхнула она. - Ввалились в порядочный дом со своим награбленным серебром! Ослепили его блеском мою матушку! Была она честной вдовой, а теперь кто, пиратская жена?
- Я ее силком не тянул! - громко возмутился я вполне обоснованно, ибо, если верить Глазкам, стоило мне только о серебре заикнуться, так тут меня и окрутили. Спутница моя рыжеволосая вообще считала, что разговоры о женитьбе, которые я вел, касались более дочки, чем матери.
- Да уж, знал, как подкатиться! - тоже повысила голос девица. - Достатком прельстил! Богатством!
- Не ори на старших, выпорю! - разъярился я. - Задеру подол и так отхожу, что своих не узнаешь! Никакого почтения к старшим! Распустилась, вертихвостка! Я жизнью, можно сказать, рискую ежеминутно, а ты тут бедность проповедуешь? Походи по морям с мое, пожри солонину каждый день, поспи в тесном кубрике с полусотней висельников, а потом обличать будешь! Хорошо ли плохо, а я до шкипера дослужился! Небось дурака не возьмут!
Долго я отчитывал девицу в таком же духе, покуда не явилась ее матушка с сундуком. Та, узнав в чем дело, так же накинулась на дочь, я же, пользуясь случаем, загрузил свинец в сундук кинув обломок серебряного бруска сверху, и заботливо запер замок. При каждой загружаемой свинцовой чушке, вопли малышки Лу становились громче и громче, покуда девица в конце концов не разревелась.
В тот день я еще четырежды ходил в порт, возвращаясь с полными карманами свинца и, потея от утомления, вовсю проклинал сребролюбие доставшейся мне супруги. Вернувшись в последний раз, я опять выдал хозяйке кусочек настоящего серебра и приказал:
- Пока стемнело, купи еще один сундук, да чего-нибудь поесть.
Та радостно удалилась, из-подтишка пригрозив дочери кулаком, заплаканная же девица робко подошла ко мне просить прощения.
28
- Вот так-то лучше, - подобрел я при виде раскаивающейся девицы и ласково обняв за бедра попытался прижать к себе, но та стремглав прянула в сторону.
- Как вам не стыдно! И вас я должна величать своим отцом? - возмутилась она. - Как можно позволять такое по отношению к дочери своей жены.
Меж нами с падчерицей, определенно, вновь пробежала черная кошка.
- Послушай, глупая, - сердито ответил я. - кому и приласкать-то послушную дочь, как не любящему отцу? Здоровая кобыла, а ведешь себя последней дурой! Я что, укусил тебя или пытался задрать подол?
- О, Боги, за что мне это, за что! - со слезами на глазах запричитала она, но тут я, окончательно потерял терпение, приказал подогреть вина и, в ожидании оного, завалился на кровать прямо в башмаках.
В таком положении и застала меня супруга, которой дочь со всей поспешностью стала на меня жаловаться, но матушка, совершенно неожиданно приняла мою сторону, повторив буквально мои слова, да еще от себя добавив:
- Тебя, видно, похоть гложет, коль тебе, как последней шлюхе, в каждом взгляде видится намек, а в каждом прикосновении - приглашение к разврату!
Девица вновь зарыдала в голос, говоря о том сколь неразумно поступила Лу впустив меня в дом, матушка же отвечала ей дикими воплями. Определенно, моя жизнь превращалась в ад.
Смущала также необходимость исполнения супружеского долга. Толстые дряблые телеса Лу не вызывали во мне никакого желания, однако, учитывая это, во время последнего путешествия за свинцом, я прихватил с корабля кое-что из трав, используемых для приготовления эликсира. А именно, ту что должна была способствовать разжиганию похоти.
Итак, покуда домочадцы, вовсю ругаясь, накрывали ужин, я загреб из кармана горсть означенной травы и принялся тайком жевать. То ли дозу я избрал слишком большую, то ли действие травы без эликсира должно было быть именно таким, но к концу ужина мне было уже совершенно все равно, как малышка Лу выглядит, а интересовало только то, как скоро и сколь глубоко я смогу в нее погрузиться. Возможно еще и от того, что вина за ужином, по случаю мнимого обогащения, мы с супругой принимали безмерно.
- Пойдем, дражайшая моя! - при первой же возможности вскочив из-за стола, я потащил малышку Лу к кровати, падчерица же моя, покраснев, как вареный омар, кинулась тушить лампы.
Насытив всевозможными способами Лу, да так, что она свалилась без сил и громко захрапела, я поднялся с постели и, как был совершенно наг, осушил еще несколько чаш вина, потом же, заслышав, как на кровати ворочается падчерица, поднялся и подошел к ней.
- Уйдите! - испуганным шепотом попросила она. - Уйдите сей же час, а то я закричу!
- Слушай, доченька, а как тебя, собственно, зовут? - поинтересовался я, совершенно не обращая внимания на угрозу. - Я же не знаю этого до сих пор.
- Зовут меня Орна и я дочь почтенного в этом городе человека, - ныне покойного - а не какого-то пиратского головореза! - тем же громким шепотом сказала падчерица. - Уйдите немедленно с моей кровати, если хотите, чтобы я сохранила к вам хоть толику уважения, которое должна испытывать к мужу моей матери!
Проклятая трава все еще будоражила мою похоть, но, по счастью, уже не слишком сильно, так что я смог сохранить здравость ума и, даже не делая попыток пристать к девице просто прилег на край ее постели.
- Ну, а за что тебе меня уважать? - спросил я, помимо воли задумавшись над тем, как, вообще, пришлось оказаться мне в подобной ситуации. - Я - пират? Пират. Развратник? Да знала бы ты, милая Орна… Ты говоришь, что я виновен в том, что прельстил твою мать серебром? Ах, глупая девочка, еще как виновен, но - ведь сколь тяжко я за эту свою вину плачу.
- Оставьте же меня, оставьте! - в ужасе взмолилась она, когда я откинув в сторону ее покрывало и поспешно повернулась ко мне спиной.
- Ты, и впрямь, несносная девчонка, - прижавшись к ее заду, который отделяла от меня лишь тонкая сорочка, - посетовал я. - Завтра же тебя выпорю. И не вздумай орать, а то твоя мать проснется и вы будете ругаться до рассвета, а я, видят Боги, этого просто не вынесу.
- Ненавижу, - простонала Орна, когда я с удвоенной силой прижался к разделяющей наши тела сорочке. Удивительно, но именно это мгновение и оказалось самым приятным за всю ночь. Я имею в виду, что похоть моя, вместе с семенем, оставила меня окончательно.
- Сам себя ненавижу, - признался я, оставляя ее и возвращаясь на постель по прежнему храпящей супруги. - Сорочку обмой я ее слегка запачкал.