За каких-нибудь полтора года была практически полностью уничтожена "старая гвардия". Почти все, кто и создавал партию большевиков, возглавлял октябрьскую революцию, занимал важнейшие посты в годы гражданской войны, мирного строительства. Так, воистину варварскими, чисто азиатскими средствами покончили с той партией, которая ориентировалась на мировую революцию, мировое коммунистическое движение, свято исповедывала идеалы диктатуры пролетариата, стремилась к "построению" (несмотря на отсутствие реальных, объективных условий) социализма и сразу же вслед за тем и коммунизма в их чисто умозрительных, откровенно утопических и потому догматических формах.
Одновременно и далеко не случайно на волне "большой чистки" возобновился приостановленный в 1932 году прием в ВКП(б), что привело не просто к коренному изменению состава партии, а к ее полному перерождению. В обстановке всеобщей подозрительности, облыжных доносов, обязательно ведших к арестам, беззастенчивого наушничества, атмосфера в партии стремительно менялась. Идейные, убежденные коммунисты вынуждены были уходить в тень, становиться как можно незаметнее. Зато все громче заявляли о себе неофиты. Вчерашние обыватели, которые никогда и ни в каких оппозициях, естественно, не участвовали, всегда предусмотрительно держась вдалеке от политики. Принципиально не интересовались ею, так как свято почитали лишь одно - свое собственное благополучие. Ради него, во имя его были готовы на все, и прежде всего - на лицемерно восторженное принятие любой власти. Бездумно соглашались со всем, что бы им ни предлагали, одобряли все, лишь бы оно исходило "свыше". Демонстрировали трепетное желание исполнить любое распоряжение, указание, даже намек, только бы он был получен от начальства. Все, что снимало с них ответственность, позволяя самим избегать любых решений.
В таких условиях перевыборы в партийных организациях, где они все же состоялись, оказались вполне предсказуемыми. Члены ВКП(б) не воспользовались появившейся у них возможностью выдвинуть в руководители собственных кандидатов. Безропотно проголосовали за тех, кто им был вновь навязан "свыше". Правда, с той же готовностью и уже чуть ли не на следующий день столь же дружно, если требовалось, возглашали: "Распни его!"
Та же атмосфера всеобщей подозрительности, порожденная и поддерживаемая ширившимися с каждой неделей массовыми репрессиями, помогла партократии и в ином. Вынудить весьма немногих, как оказалось, инициаторов реформ постепенно отказаться от самой мысли о состязательности во время выборов в ВС СССР. От того, что и должно было послужить для населения первым практическим уроком демократии.
Желательность конкурентности - наличие нескольких кандидатов на одно место в новом советском парламенте - сохранилась лишь до лета 1937 года. Во всяком случае, еще на июньском Пленуме ЦК вполне определенно и серьезно дискутировали, как же следует поступить, если в первом, а затем и во втором туре ни один из претендентов не наберет необходимого большинства. Правда, при этом не обошлось без того, что ярко характеризовало политическую грамотность членов ПБ. Так, М. И. Калинин ничтоже сумняшеся предложил "поправку сделать (в "Положении о выборах". - Ю. Ж.), что при равенстве голосов вопрос будет решаться по жребию". А К. Е. Ворошилов с солдатской прямотой предложил самый радикальный вариант - "боем дело кончить".
Но еще более неожиданная оценка политического положения в стране проявилась при поисках наиболее беспристрастной организации подсчета голосов. Размышляя вслух, Сталин заметил, что на Западе такой проблемы не существует благодаря многопартийности. И вслед за тем добавил: "У нас различных партий нет. К счастью или к несчастью (выделено мною. - Ю. Ж.) у нас одна партия". Предложил потому, как паллиатив, использовать для контроля за выборами представителей хотя бы всех существующих общественных организаций.
На том же июньском Пленуме партократия сделала первую попытку вывести себя из-под возможного удара при альтернативном выдвижении кандидатов в депутаты. Она начала открыто отмежевываться от чиновников "советских", заодно обвиняя только их в обюрокрачивании, нежелании работать в соответствии с имеющимся законодательством. Выразителем же таких взглядов стал Я. А. Яковлев, первый заместитель председателя КПК, которому и было поручено выступить с основным докладом.
Откровенно используя и вместе с тем подтасовывая основные положения февральской речи Жданова, Яковлев для начала намеренно подчеркнул: "Если судить по работникам некоторых наших исполкомов, если судить по тому, как некоторые наши советские работники упорно молчат о недостатках в работе Советов, то трудно будет предположить, что в ближайшее время предстоят выборы в Советы на основе всеобщего, равного и прямого избирательного права при тайном голосовании". А затем уже начал подбирать и необходимые доказательства.
Казалось бы, кому, как не самому Яковлеву в силу занимаемого им поста, следовало знать о том, что же порождает недостатки, присущие Советам. Что все они без исключения являются отражением того, о чем и говорил Жданов - нарушения всех уставных норм в партийных структурах. Но нет, Яковлев ни слова не упомянул о последних. Не признал, что они-то и являются корнем всех бед и напрямую воздействуют на сущность обеих реальных властных структур. Не обмолвился также о характере взаимоотношений между ПБ и ЦК, зато упорно клеймил за подобное возможных соперников на выборах. Только их обвинял в главном грехе - в "подмене Советов их исполкомами, исполкомов - президиумами и использовании пленумов Советов преимущественно для болтовни по тем или иным торжественным случаям". Мимоходом заметил, что даже структура Советов, оказывается, определяется не ими самими на основе закона, а… инструкцией наркомфина. На конкретном примере Москвы продемонстрировал, что даже увеличение числа в ней райсоветов в четыре раза не привело к появлению у тех хоть каких-либо прав, обязанностей, ответственности. Даже за благоустройство. Что вся власть в столице остается практически в руках председателя президиума исполкома Моссовета Н. А. Булганина, а не у собственно городского, и, тем более, не у 23 районных советов.
Но как бы ни стремился Яковлев отстоять корпоративные интересы, защитить честь мундира партии, сняв с нее ответственность за вопиющую бездеятельность советской бюрократии, ему все же пришлось коснуться негативной в том роли ВКП(б). Разумеется, не всех ее структур, а только одного из звеньев низшего уровня. "Партгруппы в Советах, - вынужденно признал зампред КПК, - и в особенности в исполкомах Советов, зачастую превратились в органы, подменяющие работу Советов, в органы, которые все решают, а Советам остается лишь проштемпелевать заранее заготовленные решения". И поделился представлением о наиболее оптимальном с его точки зрения выходе из создавшегося положения. Формально - личным взглядом о возможной мере, на которую следует пойти, но отнюдь не в канун выборов, а в весьма неопределенном будущем.
"Необходимо будет, - сказал Яковлев, - выйти на очередной съезд партии с предложением об отмене пункта устава ВКП(б) об организации партгрупп в составе Советов и их исполкомов". А далее впервые открыто высказал то, что и свидетельствовало со всей очевидностью о нарастании кризиса существовавшей в СССР политической системы. Пояснил, что партгруппы следует ликвидировать для того, "чтобы впредь все вопросы Советов как в части хозяйственного, культурного и политического руководства, так и в назначении людей обсуждались и решались непосредственно Советами и их исполкомами (выделено мною. - Ю. Ж.), без возложения на коммунистов обязанности голосовать в порядке партдисциплины за то или иное решение через партгруппы, не являющиеся партийными органами". Оставил второй частью тезиса лазейку для выборных партийных органов, то есть горкомов, обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик.
Сегодня невозможно установить, кому именно принадлежало авторство именно такого варианта предложения, означавшего необходимость придания большей самостоятельности официальным, советским ветвям власти и одновременно относительного сокращения полномочий самой партии. Несомненно одно: данное положение доклада получило предварительно одобрение большинства членов ПБ и, в частности, Сталина. Подтверждением же тому служит и короткое выступление в прениях В. М. Молотова, который хотя в несколько смягченной форме, но твердо поддержал тезис Яковлева. "В представлении некоторых товарищей, - отметил Вячеслав Михайлович, - у нас можно встретить такое отношение, что советский аппарат - это, ну, второстепенная какая-то организация, а советские работники - это работники второго сорта". Чтобы искоренить подобный недостаток, добавил Молотов, следует "Советы, советский аппарат, советских работников поставить в работе на более высокую ступень, поднять на ступень выше". Иными словами, как минимум уравнять обе властные структуры.
И все же ни Яковлев, ни Молотов не желали устранения партии от власти. Просто пытались найти для нее новую, более респектабельную, цивилизованную форму деятельности, сохранив прежнюю господствующую роль. Недосказанное ими более откровенно выразили другие члены руководства. "Кандидаты будут выставляться от партии и от общественных организаций, - уточнил Калинин. - …Значит, и участие в выборах, в выставлении своих кандидатур принимают эти общественные организации под руководством партии". То же нежелание рисковать, принимая всерьез демократию, продемонстрировал и Стецкий, потребовавший от участников Пленума: "Нужно заблаговременно позаботиться о том, чтобы не только был выдвинут наш кандидат, но чтобы наши кандидаты обсуждались на общих собраниях, чтобы за них агитировали, и так далее, иначе может получиться кампания наоборот".
Однако даже такое решение проблемы выборов, отныне остававшихся демократическими - свободными и состязательными - только на бумаге, и должное вроде бы полностью удовлетворить интересы партократии, обезопасить ее будущее, далось далеко не сразу. Потребовалось четыре месяца на раздумья, а возможно и на резкое столкновение мнений в руководстве. Лишь 11 октября, на третьем по счету за год Пленуме ЦК, было окончательно согласовано и сформулировано общее представление о том, как же конкретно следует проводить выдвижение и избрание депутатов, теперь уже по одному на вакантное место. Представление, порожденное в равной степени как атмосферой массовых репрессий, так и неизжитым со времен революции и гражданской войны естественным для той поры представлением о политической борьбе непременно как насилии.
Молотов, на чью долю в этот раз выпала роль основного докладчика, от имени ПБ поставил перед обкомами, крайкомами и ЦК компартий союзных республик три взаимосвязанных, подчиненных достижению одной цели, задачи. Во-первых, "иметь примерно в среднем для всего СССР до 20 % беспартийных в составе Верховного Совета", тем самым предрешив для партократии ее автоматическое большинство в обеих палатах создаваемого парламента. Во-вторых, "вся работа по выдвижению кандидатов в депутаты в Верховный Совет должна быть по-настоящему под контролем и руководством парторганизаций", что отдавало формирование депутатского корпуса все той же партократии. В-третьих, "до 17 октября Центральный Комитет должен получить проверенных, настоящих кандидатов и, опираясь на эти решения, мы будем выдвигать их через собрания рабочих и колхозников". Предупредил таким образом всех без исключения: последнее слово руководство оставляет только за собой.
Назвал Вячеслав Михайлович и тех, кому ПБ поручило с 17 октября начать проверку кандидатов, провести обе кампании - и по выдвижению, и по выборам, возглавив Центральную избирательную комиссию. Председателем ее назначили сорокадвухлетнего Петра Георгиевича Москатова, давнего функционера профсоюзов, с мая одного из секретарей ВЦСПС. Заместителем его стал сорокашестилетний Отто Юльевич Шмидт, в прошлом социал-демократ - интернационалист, проработавший к тому времени и в наркомпроде, и в кооперации, и в наркомпросе, а в последние годы - участвовавший в нескольких полярных экспедициях, и потому назначенный начальником Главсевморпути, с 1935 года еще и действительный член АН СССР. Секретарем был выбран тридцатишестилетний Георгий Максимилианович Маленков, окончивший два курса Московского Высшего технического училища, но работавший только в партаппарате: с 1925 г. - в ЦК и МК, с 1934 года - заведующим отделом руководящих партийных органов (ОРПО) ЦК ВКП(б).
Ни одно из положений весьма короткого, до предела информативного доклада Молотова, выдержанного в откровенно императивной форме, не вызвало у участников пленума дискуссий. За ним не последовало ни обсуждения, ни дополнений, ни предложения хотя бы незначительных корректив. Этот доклад был воспринят как боевой призыв к действию и потому псевдопрения выражали полное и единодушное понимание того, что от их участников ждут. Выступавшие ограничивались либо уже готовым рапортом о выполнении только что полученного приказа, либо предусмотрительным рассказом о тех или иных трудностях, которые имеются в их регионе. Но лейтмотивом всех без исключения выступлений оказалось упование на новые репрессии, которые и позволят преодолеть сложные препятствия.
Первый секретарь Архангельского обкома Конторин, например, заявил, что на вверенной ему территории слишком много противников Советской власти - "и административно высланные, и спецпоселенцы, и лагери… Много всякой сволочи. И вот сейчас, когда оперативно работает "тройка", и когда начали мы разматывать это дело, вскрыли дополнительно 10 контрреволюционных организаций. Мы просили и будем просить Центральный комитет нам увеличить лимит по первой категории (т. е. позволить местной "тройке" вынести загодя установленное число смертных приговоров. - Ю. Ж.) в порядке подготовки к выборам".
Ю. М. Каганович, брат Л. М. Кагановича и первый секретарь Горьковского обкома, наоборот, докладывал о том же как об уже сделанном. "С мая месяца, - гордо отчитывался он за проделанную "работу", - посажено врагов - троцкистов, бухаринцев, шпионов, вредителей, диверсантов - 1225 человек, в том числе орудовавших на автозаводе, на 21-м заводе, на 92-м заводе и других. Взято 2860 человек кулацко-белогвардейских, повстанческих элементов…" А. А. Волков, секретарь ЦК компартии Белоруссии, столь же четко сообщил Пленуму о ликвидации главных "врагов" - ксендзов и учителей польских школ. А заодно продемонстрировал и редкую гибкость в подходе к решению предложенной задачи. "У нас есть, - поделился он своим опытом, - такие писатели, как Якуб Колас, Янка Купала, Александровский. По правде говоря, первые два - люди, которые были завербованы врагами. Но это наиболее видные люди для Белоруссии, поэтому мы должны вырвать их из вражеских лап, приблизить к себе, и мы даже считаем нужным провести их в Совет национальностей".
Только одно выступление, первого секретаря Курского обкома Пескарева, прозвучало диссонансом. Оно стало предвестником будущих переоценок массовых репрессий. Продемонстрировало, что слишком многие аресты необоснованны, надуманны, зиждятся на ложных обвинениях. "…Судили по пустякам, - рассказал Пескарев. - Судили незаконно, а когда мы, выяснив это, что незаконно многих судили, поставили вопрос в Центральном Комитете, товарищ Сталин и товарищ Молотов крепко нам помогли, направив для пересмотра этих дел за эти годы бригаду работников Верховного Суда и Прокуратуры. И оказалось, что за три недели работы этой бригады по 16 районам отменено этой бригадой Верховного Суда и Прокуратуры 56 % приговоров как незаконно вынесенных. Больше того, 45 % приговоров оказалось без всякого состава преступления".
После октябрьского Пленума ни у кого из широкого руководства, - начиная с первых секретарей обкомов, крайкомов и выше, не должно было оставаться и тени сомнения, что победа на предстоящих выборах им уже обеспечена. Неизбежна не потому лишь, что все кандидаты - "свои". Неминуема еще и потому, что голосовать предстояло политически и азбучно неграмотному населению вчерашней крестьянской страны. Людям, в сознании которых прочно сохранялся закрепленный веками примат патернализма, общинного "заединства", никогда не позволявший личности, если таковая и появилась, проявить себя принятием собственного решения, высказыванием собственного взгляда. Заставлявший всех обязательно делать абсолютно все вместе, как один, не задумываясь о последствиях. Всегда, при любых, даже крайне неблагоприятных для себя обстоятельствах, поддерживать власть как таковую, и только ее.
Вместе с тем, нельзя забывать и еще об одном, не менее важном факторе, повлиявшем на исход выборов. О заявлении руководства партии, выразившем явное стремление продемонстрировать некое понижение роли ВКП(б) в жизни общества, в управлении страной. Мол, в новых условиях на политическую сцену СССР якобы выходит подобие народного фронта - своеобразный, существующий декларативно "блок коммунистов и беспартийных".
7 декабря 1937 года, менее чем за неделю до выборов, все газеты страны опубликовали "Обращение" ЦК ВКП(б) ко всем избирателям, в котором содержалась, несколько раз повторяясь, варьируясь, в сущности одна единственная мысль: "Партия большевиков выступает на выборах в блоке, в союзе с беспартийными рабочими, крестьянами, служащими, интеллигенцией… идет на выборы в блоке, в союзе с беспартийными, идет в блоке с профессиональными союзами рабочих и служащих, с комсомолом и другими организациями и обществами". В небольшом по объему тексте снова и снова объяснялось, разъяснялось, втолковывалось, прочно внедряясь в сознание, что партия больше не является правящей в прежнем значении. Добровольно уступает власть трудящимся, т. е. народу: "кандидаты в депутаты будут общие как для коммунистов, так и для беспартийных, каждый беспартийный депутат будет также депутатом от коммунистов, равно как каждый коммунистический депутат будет депутатом от беспартийных".