Но даже и такое, до предела упрощенное объяснение новой политической системы, которое, казалось бы, должно было дойти до каждого, быть понято всеми абсолютно, Кремль счел недостаточным. И потому уже буквально в самый канун выборов, 11 декабря, выступая в Большом театре в целом с маловразумительной, до предела расплывчатой и практически бессодержательной речью, Сталин использовал одно из принципиальных положений Конституции - о праве отзыва депутатов, дабы в который раз выделить, подчеркнуть то, что счел в тот момент самым важным. "Депутат, - сказал Иосиф Виссарионович, - должен знать, что он слуга народа, его посланец в Верховный Совет и что должен вести себя по линии, по которой ему дан наказ народом".
Да, буквально так: депутат отныне слуга не партии, а народа, всех без исключения граждан страны. Именно подобным образом Сталин раскрыл сущность блока партии и беспартийных, названного за месяц перед тем Молотовым "морально-политическим единством общества". Так он выразил существо новой политической системы Советского Союза.
Безупречно проведенные выборы, запрограммированная победа всех без исключения кандидатов "блока" позволили в установленный срок, ровно через месяц (12 января 1938 года) созвать первую сессию нового советского парламента, ВС СССР, первого созыва. А на ней избрать высших должностных лиц законодательной ветви власти и юридически утвердить сформированный на заседании ПБ за несколько дней перед тем СНК СССР. Тот, на составе которого пока еще отразились лишь результаты не утихавших репрессий.
За истекший роковой 1937 год если не по нескольку раз, то во всяком случае хотя бы единожды поменялось подавляющее большинство первых секретарей обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик, председателей обл- и крайисполкомов, республиканских совнаркомов. На этом фоне положение в высшем эшелоне власти могло показаться чуть ли не благостным, столь стабильным оно выглядело. ПБ из 17 своих членов и кандидатов в члены потеряло только двоих: покончившего с собою (по официальной версии скончавшегося от разрыва сердца) Г. К. Орджоникидзе и арестованного Я. Э. Рудзутака, пополнившись за то же время одним Н. И. Ежовым. Правда, подлинное число жертв партократии союзного уровня следовало расширить, включить в него Н. К. Антипова, который был кандидатом в члены оргбюро (ОБ), но занимал до ареста должность, аналогичную должности Орджоникидзе.
Все это, выражавшее отсутствие изменений в расстановке сил на вершине власти, позволило ПБ усилить свои позиции, сохранив за собою все ключевые государственные посты. Председателем СНК остался В. М. Молотов. Его заместителями - В. Я. Чубарь, А. И. Микоян, а также и С. В. Косиор, только что переведенный из Киева, где он возглавлял партийную организацию Украины. Главами важнейших ведомств, наркомами: обороны - К. Е. Ворошилов, внутренних дел - Н. И. Ежов, тяжелой промышленности - Л. М. Каганович, земледелия - Р. И. Эйхе. М. И. Калинина избрали председателем президиума Верховного Совета (ПВС), Г. И. Петровского - одним из его заместителей, А. А. Андреева - председателем верхней палаты Совета Союза, А. А. Жданова - ее комитета по иностранным делам. Таким образом, исключительно партийными делами теперь занимались И. В. Сталин и Н. С. Хрущев, который с 14 января заменил одновременно П. П. Постышева как кандидат в члены ПБ и С. В. Косиора как первый секретарь ЦК КП(б) Украины.
Собственно организация правительства ничего нового не принесла. Хотя оно сравнительно с 1924 годом и увеличилось ровно в два раза (насчитывало помимо председателя и его трех замов еще глав 26 ведомств: 21 наркомата, Госплана, КСК, Госбанка и комитетов по делам искусств, высшей школы), подобный рост предусматривался уже проектом Конституции. А последние, незначительные коррективы в Конституцию СНК СССР, внесли незадолго до открытия сессии. В конце августа 1937 года образовался наркомат машиностроения. В конце декабря выделился из НКО самостоятельный наркомат военно-морского флота (НКВМФ), а также преобразовался в наркомат комитет по заготовкам.
Не принесли принципиально нового и сами персональные назначения в СНК СССР. Большинство его членов сохранили свои прежние посты, а действительного утверждения (но на заседании ПБ, а не на сессии) потребовали только пять кандидатур. В связи с арестом Г. И. Смирнова, председателя Госплана, ставшую вакантной должность занял его заместитель Н. А. Вознесенский, незадолго до того переведенный из Ленинграда, где он возглавлял облплан. Фактически по той же причине - уже предрешенному, хотя и не произведенному еще аресту Н. В. Крыленко - наркомом юстиции стал Н. М. Рычков, прежде длительное время проработавший членом военной коллегии Верховного Суда СССР и несколько месяцев - прокурором РСФСР. Также из-за "освобожденной" арестом Судьина должности наркома внешней торговли получил повышение делавший достаточно характерную для тех лет карьеру Е. В. Чвылев. В прошлом заведующий учебной частью Академии внешней торговли, он всего три месяца исполнял обязанности заместителя наркома, и вот теперь обрел заветное кресло члена правительства. И только два человека утратили свои посты в результате острой критики, которой их подвергли в последние дни: Кольцов, председатель комитета по заготовкам, которого сменил М. В. Попов, служивший "по линии сельского хозяйства" в Горьковской области, и П. М. Керженцев, председатель комитета по делам искусств, чьим преемником оказался редактор "Правды" по отделу искусства А. И. Назаров.
Благодаря этому у тех, кто знакомился с ходом сессии, могло появиться впечатление, что все остается по-старому. Новая Конституция нисколько не изменила политический климат в стране, не привела к обещанному смягчению или хотя бы незначительному ограничению всевластия партократии. Но именно в тот самый день, когда Молотов представлял депутатам состав правительства, 19 января "Правда" опубликовала сообщение о завершившемся Пленуме ЦК и его основное постановление "Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков".
Даже беглое знакомство с его текстом позволяло понять: обоснованность массовых решений ставится под сомнение. Мало того, вину за противозаконность возложили не на партийные организации, как явствовало из названия постановления, а скорее на их руководителей, обвиненных в карьеризме. Ведь далеко не случайно жирным шрифтом были выделены следующие три фразы:
"…среди коммунистов существуют, еще не вскрыты и не разоблачены отдельные карьеристы-коммунисты, старающиеся отличиться и выдвинуться на исключениях из партии, на репрессиях против членов партии, старающихся застраховать себя от возможных обвинений в недостатке бдительности путем применения огульных репрессий против членов партии".
"Пора разоблачить таких с позволения сказать коммунистов и заклеймить их как карьеристов, старающихся выслужиться на исключениях из партии, старающихся перестраховаться при помощи репрессий против членов партии".
"…многие наши парторганизации и их руководители до сих пор не сумели разглядеть и разоблачить искусно замаскировавшегося врага, старающегося криками о бдительности замаскировать свою враждебность и сохраниться в радах партии, - это во-первых, и, во-вторых, стремящегося путем проведения мер репрессий перебить наши большевистские кадры, посеять неуверенность и излишнюю подозрительность в наших рядах".
Собственно, все постановление, хотя и использовавшее обычную для тех лет терминологию: понятия "враг", "предатель", "разоблачение", "истребление кадров", должно было поразить читателей. Людей, которые, к сожалению, привыкли видеть за словом "враг" шлейф стандартных определений: "троцкист", "бухаринец", "двурушник", "шпион", и впервые не находившие их. Вместо них обнаруживали совершенно иное словосочетание - карьерист-коммунист, который, оказывается, и является истинным врагом народа, предателем и двурушником. Такая оценка происходивших событий должна была посеять смуту в умах, перевернуть все сложившиеся представления, заставить задуматься о происходящем, ужаснуться содеянному. Все это заставило поразиться такому слишком крутому повороту, который вдруг решило совершить руководство партии: "решительно покончить с массовыми, огульными исключениями из партии", "в трехмесячный срок закончить рассмотрение апелляций всех исключенных из партии", "привлекать к партийной ответственности лиц, виновных в клевете на членов партии", но особенно поразил пункт 9 - "запретить неправильную, вредную практику, когда исключенных из ВКП(б) немедленно снимают с занимаемой им должности", так как именно такие действия влекли за собою становившимся автоматическим арест.
Еще большее впечатление, но уже на немногих, удостоенных особой чести, несомненно, произвел факт издания, хотя и под грифом "строго секретно", типографским способом стенограммы Пленума, а в ней доклада, сделанного Маленковым 14 января и легшего в основу постановления. Ведь там содержались неизвестные тогда, поистине устрашающие сведения.
"За 1937 год, - сообщил Георгий Максимилианович, - всего исключено из партии около 100 тысяч коммунистов, причем если за первое полугодие 1937 года исключено из партии 24 тысячи коммунистов, то за вторую половину этого же года из рядов ВКП(б) исключено 76 тысяч коммунистов. В то же время в партийных организациях до сих пор не рассмотрено не менее 65 тысяч апелляций. Это значит, товарищи, что 65 тысяч коммунистов, исключенных из партии, оспаривают правильность исключения. Практика же работы Контрольной партийной комиссии при ЦК ВКП(б) показывает, что очень многие из подавших апелляции, правильно возражают против своего исключения из рядов партии. По большинству партийных организаций, где КПК рассматривала апелляции исключенных из партии уже областными комитетами, восстановлено в рядах партии от 40 до 75 % общего количества исключенных".
Таким образом Маленков, выражая отнюдь не только свое мнение, охарактеризовал положение, в котором оказалась партия после февральско-мартовского Пленума ЦК 1937 года. Недвусмысленно признал, что ВКП(б) захлестнул произвол, из-за которого создалось "ложное, насквозь фальшивое впечатление о том, что вокруг нас только одни враги, что честных людей мало". И дал объяснение происходящему повсюду произволу: "Факты извращений в деле исключения из партии получили широкое распространение, главным образом, потому, что партийные организации и их руководители не сумели вскрыть и разоблачить отдельных коммунистов-карьеристов, которые стремятся отыгрываться и выдвигаться на исключениях из партии, на репрессиях против членов партии, которые стараются застраховать себя от возможностей обвинений в недостаточной бдительности". Словом, весьма недвусмысленно подверг ревизии и речь Сталина на февральско-мартовском Пленуме, в которой и прозвучал властный призыв к "усилению бдительности", и само постановление Пленума, потребовавшего того же от всех членов ВКП(б).
Практически все участники январского пленума, слишком хорошо зная, что от них ждут, представляя, что им грозит при непослушании, выражении несогласия с основными положениями доклада, уже обсужденного, выверенного и одобренного ПБ, с обычной готовностью соглашались с Маленковым. Признавали безусловную его правоту в целом, пытаясь тем не менее выгородить лично себя. Весьма показательной для характеристики настроений, царивших в те часы, может служить короткая дискуссия, точнее обмен репликами между докладчиком и первым секретарем ЦК компартии Азербайджана Багировым.
"Маленков. ЦК КП(б) Азербайджана 5 декабря 1937 года на одном заседании подтвердил исключение из партии 279 человек и по городу Баку - 142 человек.
Багиров. Может быть, кто-либо из них арестован?
Маленков. Я дам справку, сколько из них сидит. Сперва ты дай справку, а потом я.
Багаров. Сперва ты скажи, ты докладчик.
Маленков. Я по каждому факту имею документ соответствующего краевого комитета. Если угодно, я назову цифру - 63 человека из 279 были арестованы на месяц позже того срока, как были исключены. У меня имеется шифровка из ЦК Азербайджана.
Багиров. Эта шифровка неполная. Я могу привести факты, когда и сейчас некоторые подлежат аресту, а ходят на свободе.
Маленков. Товарищ Багиров, это не арестованные, раз ходят на свободе (смех).
Багиров. Я в течение шести месяцев добивался и не смог добиться времени, чтобы поговорить по этому вопросу.
Маленков. Я хочу продолжить, что в отношении этих 142 человек ЦК Азербайджана даже не считает нужным указать фамилии тех, о которых он решает вопрос, а в протоколе указывает счетом по каждому району, сколько человек исключено, а затем, как хороший бухгалтер, подводит итог и указывает - исключить 142 человека…".
Единственным, кто продолжал упорствовать, отстаивая верность и необходимость проведенных массовых арестов, оказался кандидат в члены ПБ П. П. Постышев, возглавлявший Куйбышевский обком с марта 1937 года по 9 января 1938 года. Взял слово для того, чтобы объяснить роспуск 34 райкомов и санкционирование им исключение из партии двух тысяч коммунистов области.
"…Я подсчитал, и выходит, что 12 лет сидели враги, - сказал Постышев, имея в виду руководителей областной парторганизации. - По советской линии то же самое сидело враждебное руководство. Они сидели и подбирали свои кадры. Например, у нас в облисполкоме, вплоть до технических работников, самые матерые враги, которые признались в своей вредительской работе и ведут себя нахально. Начиная с председателя облисполкома, с его заместителя, консультантов, секретарей - все враги. Все отделы исполкома были засорены врагами… Теперь возьмите председателей райисполкомов, все враги. 66 председателей райисполкомов - все враги. Подавляющее большинство вторых секретарей, я уже не говорю о первых, враги, и не просто враги, но там много сидело шпионов: поляки, латыши, подбирали всякую махровую сволочь… Потом уполномоченный КПК - тоже враг, и оба его заместителя враги-шпионы. Возьмите советский контроль - враги.
Булганин. Получается, что нет ни одного честного человека.
Постышев. Я говорю о руководящей головке. Из руководящей головки - из секретарей райкомов, председателей райисполкомов почти ни одного честного человека не оказалось. А что же вы удивляетесь?".
Постышев, продолжавший, несмотря ни на что, повсюду видеть врагов, разоблачать их, оказался в опасном одиночестве. А потому, спустя два часа, стал ритуальной жертвой - его демонстративно в назидание другим вывели из кандидатов в члены ПБ. Однако в действительности не только Постышев не видел в массовых исключениях из партии и репрессиях ничего необычного, предосудительного, ужасного, преступного. Таких на Пленуме было достаточно много. Их своеобразное мнение, как бы подытоживая все сказанное на свой лад, выразил Л. М. Каганович. Спокойно заявил: "Я думаю, что можно без преувеличения сказать, что за последний год - год выкорчевывания врагов партии и врагов народа, для честных большевиков, хотя и проявивших наивность и слепоту в своей работе, оказался годом такого большевистского воспитания и такой закалки, которой мы в обычное время не получили бы и за десять лет".
Вскоре к позиции Кагановича открыто примкнули еще два члена ПБ. Жданов - в докладе 21 января на сессии ВС, где особо остановился в разделе, названном им "До конца выкорчуем врагов народа" на необходимости дальнейших "разоблачений". И Ворошилов - 22 февраля в речи, произнесенной на торжественном заседании в честь 20-летия РККА, в которой напомнил о "предателях и шпионах", призвав всю армию, красноармейцев и командный состав, к повышению "бдительности".
Подобное открытое выражение взглядов, вступавших в явное противоречие с основными положениями доклада Маленкова и постановлением Пленума ЦК, свидетельствовало об отсутствии среди членов ПБ единой позиции. Тем не менее, сторонникам отказа от революционного духа удалось добиться уже немалого. Не только нанести сильный, весьма ощутимый, далеко идущий по своим последствиям удар во партократии на январском Пленуме. Перед тем они сумели устранить из текста конституции прямое упоминание о диктатуре пролетариата, настоять на проведении выборов не по производственным ячейкам, что и составляло основной признак Советов, а по территориальным округам - практике, прежде осуждавшейся как вопиющее проявление "буржуазной" демократии.
Тогда же, в самом начале 1938 года, столь же отчетливо обозначилась и еще одна новая тенденция, свидетельствующая о контурах будущей политической системы. 4 января "Правда" опубликовала невозможный, немыслимый ранее документ ЦК - "О неправильном постановлении Ярославского городского комитета ВКП(б)". В нем же, используя как формальный предлог вмешательство первого секретаря горкома при назначении директоров текстильного комбината "Красный Перекоп" и ткацкой фабрики, было прямо заявлено: "горкому ВКП(б) не предоставлено право назначения и освобождения директоров предприятий, подчиненный союзным наркоматам". Последующие публикации в этой газете не только развили, но и конкретизировали изменившееся отношение к кадровым перестановкам. В передовой номера от 6 января указывалось: "Решать должен единоначальник… Единоначалие незыблемо". А главной мыслью появившихся 27 января еще одной передовой и вслед за тем статей секретарей Ленинградского горкома В. Цветкова и Красноярского крайкома С. Соболева открыто прозвучал призыв выдвигать на руководящую работу беспартийных.