Из-за закрытой двери мы слышали недовольный голос миссис Марлин, когда у нее был муж. Конечно, она ему жаловалась. И говорила, говорила без конца. Потом следовала короткая пауза. Мы понимали, что доктор пытается успокоить ее. Он отвечал ей мягким, нежным тоном.
- Бедняга, - говорила Сэлли, - он совершенно измучен! Она все ворчит, все придирается! Между нами говоря, без нее ему было бы гораздо лучше. Она на всю жизнь останется калекой… и если она будет продолжать в том же духе, то, по-моему, загонит его в гроб. Только не смей никому повторять то, что я тебе сказала!
Мне было очень жаль доктора. Он был таким кротким! Когда он выходил из спальни жены, то выглядел очень усталым. Он проводил как можно больше времени в своей комнате и, я уверена, с радостью отправлялся к себе в приемный покой - и находился там дольше, чем раньше. Вероятнее всего, именно потому, что ему не хотелось возвращаться домой, к миссис Марлин. Но как только он приходил, она тотчас требовала, чтобы он заглянул к ней, и начинались бесконечные жалобы.
Энни Логан приходила утром и вечером и всегда оставалась выпить чаю и поболтать. И тогда они долго шептались в кухне с няней и миссис Бартон. Иногда я пыталась подслушать. Они всегда говорили о "ней" и о "нем".
Я чувствовала - или, может, просто впоследствии придумала, что чувствовала, - в доме нарастает какая-то напряженность. Иногда, когда миссис Марлин принимала свои лекарства, так как боль становилась сильнее обычного, в доме воцарялась тишина, словно все ждали, что что-то случится.
Потом снова все менялось и мы слышали скрип кресла на колесах, переезжающего из комнаты в комнату. Иногда Том Ярдли или доктор катили его по саду. Мы все старались не выходить в сад, пока там было кресло-каталка миссис Марлин.
Мне было проще: хозяйка никогда не обращала на меня внимания. Но с Эстеллой, Генри и Аделиной все было иначе. Мать постоянно делала им замечания и выговоры. Особенно она придиралась к Аделине. Миссис Марлин не могла скрыть своего раздражения по отношению к бедной девочке. И никак не могла забыть, что родила неполноценного ребенка. Полагаю, она была из тех, кто стремится к совершенству во всем.
Бедная Аделина неизбежно рыдала - но только после встреч с матерью, ведь она не могла позволить себе слезы в ее присутствии. Я с жалостью представляла, как тяжело ей сдерживать обиду. Но мисс Карсон всегда оказывалась рядом с Аделиной, как только та выходила из наводящей на нее ужас комнаты матери. Гувернантка точно знала, как утешить бедняжку, и вскоре Аделина забывала о своей матери и вновь верила утверждениям гувернантки. Все будет хорошо, у нее есть мисс Карсон, которая говорит, что она, Аделина, достаточно умна.
Летом в лесу снова обосновались цыгане. Однажды утром я проснулась и узнала, что они приехали. Они часто приезжали поздно вечером.
Их присутствие всегда волновало меня - думаю, из-за того, что я была связана с ними кровными узами. Я никогда не забуду своей встречи с Розой Перрин и Джейком.
Вскоре цыган можно было увидеть по всей округе с корзинками прищепок и веточками высушенного вереска и лаванды.
- Купите букетик на удачу, - приговаривали они, переходя от одного дома к другому. Некоторые девушки отправлялись к Розе Перрин погадать. Она рассматривала их ладони и говорила, что уготовано им в будущем. Это стоило недорого. Но Сэлли сказала, что если хочешь действительно заглянуть в будущее, плати больше и заходи в фургон Розы. Там есть хрустальный шар. Это, по словам Сэлли, было уже "по-настоящему".
Я не смогла устоять перед соблазном понаблюдать за цыганами, спрятавшись за деревьями, как тогда, когда повредила щиколотку. И однажды, когда я притаилась там, глядя на босоногих детей и Розу Перрин на ступеньках фургона, я услышала сзади чьи-то шаги и, обернувшись, увидела Джейка.
- Добрый день, малышка, - сказал он мне, усмехнувшись. - Пришла посмотреть на цыган?
Я не знала, что ответить, поэтому просто сказала:
- Ну… да.
- Мы тебя заинтересовали, правда? Мы не такие, как люди, к которым ты привыкла?
- Не такие, - призналась я.
- Ну, разнообразие - это совсем неплохо, ты согласна?
- О да!
- А ты помнишь меня?
- Да-да, вы принесли меня домой.
- Как твоя щиколотка? В порядке?
- Да, спасибо.
- Ты очень понравилась Розе.
- Она была так добра ко мне, - ответила я. Мне было очень приятно.
- Значит, она тебе тоже понравилась, да? Тебя не пугает, что она цыганка?
- Она очень хорошая.
- Я тебе вот что скажу: ей будет приятно, если ты ее навестишь.
- Правда?
- Бьюсь об заклад!
- Но, может, она не вспомнит меня. Это ведь было так давно!
- Роза все помнит, поэтому она помнит и тебя. Идем, поздороваешься с ней. - Джейк направился к табору, и я последовала за ним. Дети прекратили игру и уставились на меня, а Роза Перрин радостно воскликнула:
- Боже мой! Да это же маленькая мисс Кармел! Иди сюда, дорогая! Подумать только!
Я поднялась по ступеням фургона следом за Джейком и зашла внутрь.
- Садись, дорогая, - сказала Роза. - Да, прошло уже немало времени с тех пор, как ты здесь была. Как твоя щиколотка? Все в порядке? Я так и знала. Расскажи мне все. Как теперь живется в твоем доме? Они по-прежнему хорошо к тебе относятся?
- О да. Теперь у нас есть гувернантка.
- Прекрасно. Она добра к тебе?
- Она очень милая, я ее очень люблю.
Роза кивала.
- А что с леди и джентльменом… доктором… доктором… Как же его?
- С ней случился несчастный случай, когда она скакала на лошади. И теперь миссис Марлин не может ходить. У нее есть кресло-каталка. И ее часто мучают боли.
- Бедняга! Но та маленькая медсестра приходит к ней, верно? Утром и вечером. Один из наших ребятишек упал на дороге. Она приехала на своем велосипеде и позаботилась о нем. Она помогла нам и потом еще приезжала. Мы с ней немного поболтали.
- Это Энни Логан. Да, она навещает миссис Марлин.
- Эта леди - та еще мегера, да?
- Ну… да, пожалуй.
- Но она тебе не докучает, верно?
- Она не обращает на меня внимания. И никогда не обращала. Думаю, ей не нравится, когда напоминают о том, что я живу в доме.
- Ну это не так уж плохо, правда? - Цыганка слегка подтолкнула меня локтем и засмеялась. Я рассмеялась вместе с ней.
- Во всяком случае, до тех пор пока с тобой хорошо обращаются.
Джейк вышел из фургона, оставив нас наедине. Роза задавала мне вопросы о доме и о его обитателях. Я незаметно для себя рассказала ей о комнатах миссис Марлин на первом этаже, о кресле-каталке, о постоянном звоне колокольчика, о том, как слуги ропщут и говорят, что хозяйке невозможно угодить.
А потом я услышала, как кто-то поет. Голос был красивый и чистый. Живой голос.
- У ворот три цыганки стояли и пели, голоса их печально и нежно звучали. Поздно вечером вы у камина сидели. В сердце таяли тихие звуки печали…
Я замолчала и прислушалась.
- Это Зингара, - сказала Роза. В этот момент дверь фургона открылась и вошла женщина. Такой красавицы я никогда прежде не видела. В ушах у нее позвякивали креольские серьги, а густые блестящие черные волосы были уложены в высокую прическу. Темные глаза сверкали. Роза посмотрела на нее с гордостью.
- Зингара! - воскликнула она.
- А кто же еще? - ответила женщина. Потом она улыбнулась мне и спросила: - А это?..
- Маленькая Кармел Март, которая живет в Коммонвуд-Хаусе.
- Я слышала о тебе, - сказала Зингара, глядя на меня так, словно рада была видеть. - И о том, как ты пришла навестить грязных оборванцев цыган.
Я не знала, что сказать, поэтому просто захихикала. Она подошла ко мне, положила руки на плечи и внимательно посмотрела на меня, так, словно я ей очень понравилась. Потом взяла за подбородок и повернула к себе лицом.
- Малышка Кармел Март, - медленно проговорила Зингара, - я хотела бы поговорить с тобой.
- Тогда садись рядом с ней, - сказала Роза. - И вот что. Я заварю вам травяного чаю, а потом вы сможете поболтать.
Она встала и направилась вглубь фургона, где была небольшая ниша. Я оказалась наедине с Зингарой. Она по-прежнему смотрела на меня и осторожно гладила пальцем по щеке.
- Расскажи мне, - попросила она, - к тебе хорошо относятся в том доме?
- Ну да… думаю, да. Доктор всегда улыбается мне, миссис Марлин не обращает на меня внимания, а мисс Карсон очень добра.
Она захотела узнать больше о мисс Карсон и слушала меня очень внимательно. Я подумала, что очень мило с ее стороны делать вид, будто ее это волнует, и повторила то, что недавно говорила Розе.
- Тебя обучают в этом доме, а это очень важно, - сказала Зингара. - Мне бы и самой не мешало быть более образованной. Хотя я и так неплохо справляюсь.
- Вы живете здесь, с цыганами? - спросила я.
- Нет, - покачала она головой. - Я лишь навещаю их. Я выросла с ними. Бегала, как большинство мальчишек и девчонок, которых ты здесь видела. Я все время пела и танцевала, просто не могла остановиться. И вот однажды один джентльмен, из тех, что пишут книги, решил написать о цыганах. Он приехал и остался в нашем таборе. Он услышал, как я пою, увидел, как танцую, и сказал, что с этим нужно что-то делать. И он сделал: меня послали в школу, где людей готовят к сцене, - и я занялась именно этим. Пою и танцую, путешествую по стране: Зингара, исполнительница цыганских песен и танцев.
- Но вы вернулись.
- Время от времени я возвращаюсь. Просто не могу расстаться с ними навсегда, понимаешь? Об этом поется в песне о грязных оборванцах цыганах. Невозможно забыть, где твои корни.
- Но вам нравится быть Зингарой, танцовщицей и певицей?
- Да, нравится. Однако иногда я возвращаюсь сюда.
Роза вернулась с тремя кружками в руках.
- Тебе это понравится, - сказала она мне. - Это мой собственный рецепт. Ну как вы тут поладили без меня? Неплохо, как я вижу.
- Именно, - ответила Зингара.
- Какая удача, что ты появилась именно тогда, когда к нам в гости пришла мисс Кармел, - сказала Роза, многозначительно подмигнув.
- Да, это огромная удача, - согласилась Зингара.
- Ну как тебе мой чай? - спросила Роза. - Такой же вкусный, как в доме у доктора?
- Он сильно отличается, - ответила я.
- Так мы ведь и сами сильно отличаемся, правда? - заметила Роза. - Мы же не можем все быть похожи друг на друга. Кармел рассказала тебе о гувернантке?
- Да, - ответила Зингара. - Кажется, это очень хорошая гувернантка.
Я решительно закивала.
- Наверное, когда-нибудь они отправят тебя в школу, - произнесла Зингара.
- Генри собирается пойти в одну школу с Лусианом Кромптоном, - сообщила я.
- Это хорошо, - похвалила Роза. - А ты поедешь учиться с сестрой этого молодого человека. И тогда станешь настоящей леди.
Мне очень нравилось сидеть в фургоне и разговаривать с ними. Зингара потрясла меня. Она была простой девчонкой-цыганкой, а потом ее увез человек, которому понравилось, как она поет и танцует. Теперь она выступала на сцене. Это была прекрасная история. Мне бы хотелось посмотреть, как Зингара танцует. Мы все говорили и говорили, и внезапно я поняла, что засиделась. Я подумала, что Эстелла и мисс Карсон будут волноваться, не случилось ли со мной чего-нибудь.
- Я должна идти, - сказала я. - Мне уже давно пора быть дома.
- Они будут переживать? - спросила Зингара.
- Да, начнут волноваться, - ответила я.
- И подумают, что тебя украли цыгане, - вставила Роза со смехом.
- Ничего подобного они не подумают, - запротестовала я.
- Как знать? - ответила Роза.
- Мы с тобой еще встретимся, - пообещала Зингара.
- Я бы этого очень хотела, - призналась я.
Она взяла меня за руки и крепко их сжала.
- Я очень рада, что встретилась с тобой. - Зингара одарила меня своей ослепительной улыбкой, и Роза смотрела на меня с любовью и нежностью. Я почувствовала себя совершенно счастливой, и мне очень не хотелось расставаться с ними.
Потом я поблагодарила Розу за чай и сказала им, как мне было с ними хорошо.
Зингара внезапно обняла меня и прижала к себе. Она поцеловала меня - и Роза стояла неподвижно, с улыбкой глядя на нас.
- Ей пора, - сказала она наконец. - Ее ждут.
- Да, - согласилась Зингара и пошла со мной к двери фургона.
- Не ходи с ней. Ей лучше идти одной.
Зингара кивнула. Я спустилась по ступенькам и оглянулась. Обе цыганки стояли в дверях и смотрели на меня. Я помахала рукой, потом поспешно пересекла поляну и скрылась за деревьями.
Я ушла не очень далеко, когда вдруг услышала звуки голосов. Я замерла и прислушалась. Это было похоже на голос доктора. Но этого не может быть! Что он делает в лесу в это время?
Я тихо пошла вперед. Мне не хотелось, чтобы меня увидели, потому что тогда пришлось бы рассказать о своем визите к цыганам. Я боялась, что обитатели Коммонвуд-Хауса будут недовольны и запретят мне ходить туда. Мне нужно было подумать. Зингара произвела на меня глубокое впечатление, как раньше Роза Перрин. Но на этот раз все было по-другому. Я хотела подумать о нашей встрече в одиночестве. Мне не нужны были насмешливые замечания Эстеллы. Она сказала бы, что цыгане были любезны со мной только потому, что надеялись, что я попрошу погадать мне - или что-то в этом роде.
Я постаралась как можно лучше запомнить каждое мгновение этой встречи, с того момента, как Джейк оказался рядом со мной и сказал, что Роза Перрин будет рада меня видеть, и до тех пор, когда настала пора уходить.
Поэтому меня никто не должен увидеть.
Но… да, это действительно был голос доктора, а потом - мисс Карсон. И тут я их увидела. Они сидели вдвоем на стволе поваленного дерева. Я хорошо знала это место, потому что сама часто сидела на этом стволе.
Я подошла к ним сзади - в противном случае они бы меня увидели - и постояла некоторое время, наблюдая за ними. Они оживленно беседовали. Я не слышала о чем, но время от времени кто-нибудь из них смеялся, значит, они говорили о чем-то забавном. Доктор вел себя необычно. Я никогда прежде не видела его таким. А мисс Карсон… Она выглядела очень веселой. Она казалась счастливой.
Это было довольно странно - они оба в тот момент казались совсем другими людьми.
Я поздравила себя с тем, что услышала их раньше, чем они меня заметили. Иначе пришлось бы все объяснять, а мне совсем не хотелось признаваться, что я ходила к цыганам - даже мисс Карсон.
Я развернулась и тихо пошла домой.
После этого я еще раз ходила к цыганам. Роза Перрин сидела на ступеньках фургона и плела корзину, как в тот раз, когда я впервые ее увидела.
Она сказала мне, что Зингара уже уехала: нужно выполнять условия контракта. Люди в театрах очень любят ходить на ее выступления, сказала Роза, и она часто поет и танцует в больших городах - даже в Лондоне.
Мы немного поболтали. Роза спросила, понравилась ли мне Зингара.
- Очень, - ответила я.
Старуха сжала мои руки и сказала:
- Ты ей тоже очень понравилась.
В Коммонвуд-Хаусе что-то неуловимо изменилось. Но не поведение миссис Марлин - она была такой же капризной, как и прежде. Миссис Бартон уверяла, что хозяйка стала еще хуже. Она не ждала, пока закроется дверь, и начинала распекать доктора Марлина - снова и снова мы слышали, как она напоминает ему, что дом куплен на ее деньги и доктор всем обязан ей. Казалось, ей всем хотелось причинить боль. А поскольку Аделину было легче всего обидеть, миссис Марлин выделяла девочку и особенно сильно придиралась к ней. Она посылала за старшей дочерью и засыпала ее вопросами, чтобы проверить успехи в учебе. Аделина впадала в панику, терялась и путалась. Миссис Марлин сокрушалась, что родила такое жалкое создание, и намекала, что причина в неадекватности доктора Марлина и что ее вины в неполноценности дочери нет.
Мисс Карсон ждала, когда дрожащая, расстроенная Аделина выйдет из комнаты матери. Она вела девочку наверх, в классную комнату, где обнимала ее и вытирала слезы, приговаривая что-нибудь утешительное. Гувернантка уверяла Аделину, что она замечательно справляется с уроками и не должна обращать внимания на тех, кто утверждает обратное. Никто не причинит девочке вреда, пока мисс Карсон здесь. Сначала им придется иметь дело с ней.
Я обычно шла за ними следом и тоже старалась утешить Аделину. Она слушала и улыбалась. Обвив шею мисс Карсон руками, девочка прижималась к гувернантке.
К счастью, настроение Аделины легко менялось, и вскоре гувернантке удавалось убедить ее, что все хорошо - до следующего наводящего ужас вызова к матери.
Когда миссис Марлин в очередной раз потребовала, чтобы Аделина явилась к ней, мисс Карсон пошла к хозяйке вместо девочки. Эстелла, Аделина и я крутились у двери, ожидая, что произойдет.
Мы слышали громкий голос миссис Марлин и тихие ответы мисс Карсон. Спустя некоторое время гувернантка вышла. Лицо ее горело, глаза сверкали. Она выглядела очень сердитой. Я тогда испугалась, что ее уволят - и мысль о том, что ей придется уехать, приводила меня в отчаяние. Мы с Аделиной любили нашу гувернантку, и даже Эстелла признавала, что она "совсем неплохая".
Мисс Карсон поднялась к себе в комнату и закрыла дверь. Переполняемая дурными предчувствиями, я не выдержала и пошла к ней.
Она сидела на кровати и смотрела прямо перед собой. Я кинулась к ней, и она крепко обняла меня.
- Вы нас не покинете?! - со страхом воскликнула я.
Она не ответила. Вид у нее был несчастный, и я испугалась, что ей велено уехать.
- Я могла бы быть счастлива… так счастлива в этом доме, - сказала гувернантка печально, словно самой себе.
- Не уезжайте, - умоляла я, - не покидайте нас! Аделина этого не перенесет… и я тоже. Мы любим вас.
- Мое милое дитя, - ответила она, - я тоже вас люблю. Люблю этот дом, люблю… - Ее губы задрожали, когда она продолжила: - Миссис Марлин сказала, что я должна уехать. Она очень злая. Она ни о ком не думает, кроме себя. Бедный доктор… Что я говорю?! Ничего… ничего нельзя сделать, кроме…
Мне в голову пришла мысль: если миссис Марлин дала ей расчет, сделать ничего нельзя. Миссис Марлин всегда добивается того, чего хочет.
Я подумала о том, как плохо будет без мисс Карсон. Нечего будет ждать, разве что приезда дяди Тоби - а он так редко приезжает! Наверное, будут еще цыгане и Зингара - но у нее контракт. Ей так трудно вырваться.
Доктор вернулся домой. Мы все ждали, что произойдет, когда он пойдет в комнату к жене. Он всегда направлялся к ней, вернувшись с работы.
Из комнаты доносились крики миссис Марлин. Она, несомненно, очень рассердилась. Наконец доктор вышел из ее комнаты. Его лицо было белым как мел. Он пошел прямо в комнату к мисс Карсон и долго пробыл там.
Я так и не узнала, что именно произошло, но мисс Карсон не уехала. Доктор каким-то образом настоял на своем, как когда-то, когда миссис Марлин хотела отослать меня в сиротский приют, а он решил оставить.
В доме чувствовалась какая-то неуверенность. Никто не мог сказать, что случится дальше. Слуги шептались за закрытыми дверями. Казалось, мисс Карсон получила отсрочку. В любом случае, она осталась.