"Всешутейский собор"
В первой половине 1690-х годов, после кончины царицы Натальи Кирилловны, Петр почувствовал себя вправе делать все, что хочется. Раньше он все-таки ограничивал свои хотения, не желая огорчать мать, теперь же никаких сдержек не существовало. Со смертью матери, все же связывающей царя до некоторой степени с благочестивыми обычаями и преданиями старины, Петр окончательно освободился от требований придворного обихода. При дворе Петра постепенно стал складываться новый чин с иными обрядами и действами, не связанными со стариной.
Одним из его первых нововведений было создание "сумасброднейшего, всешутейского, всепьянейшего собора". Идея собора разрабатывалась в мельчайших подробностях в окружении Петра и при его постоянном участии.
Аналогов этому учреждению не было не то что в русской, но и во всей европейской истории.
На первых порах собор и потешные были тесно связаны между собой. В заседаниях обоих учреждений участвовали те же лица. Шансов быть зачисленным в "собор" было тем больше, чем безобразнее выглядел принимаемый. Чести быть принятым во "всешутейский собор" удостаивались пьяницы и обжоры, шуты и дураки, составлявшие коллегию с иерархией чинов от патриарха до дьяконов включительно. Петр в этой иерархии занимал чин протодьякона и, как отмечали современники, "отправлял должность на их собраниях с таким усердием, как будто это было совсем не в шутку".
Самый высший чин князя-папы первым носил Матвей Нарышкин, прозванный "Милака", по отзыву Куракина, "муж глупый, старый и пьяный". Другие авторы называют Матвея Филимоновича Нарышкина, двоюродного деда Петра по матери, деятельным сторонником в его борьбе за власть, участником подавления стрелецких восстаний.
Затем на четверть века титул князя-папы перешел к наставнику Петра, Никите Зотову, который заслужил его умением пить много, охотно и в любое время. Петр придумал ему прозвище "всешутейский отец Иоаникита, пресбургский, кокуйский и всеяузский патриарх".
Этот человек сыграл большую роль в жизни Петра и заслуживает отдельного описания.
Он обладал определенными дипломатическими способностями, очень пригодившимися на первых порах молодому правителю. Зотов сопровождал Петра в обоих Азовских походах, причем состоял у посольских дел, и за удачную службу получил по их окончании высокую награду, хотя лишних трат царь не допускал. Бывший учитель был при Петре и в Воронеже, где спешно создавался русский флот.
В 1701 году учреждение Ближней канцелярии Петра окончательно определило положение Зотова: он стал думным дворянином, "печатником", или иначе - "ближним советником и Ближней канцелярии генерал-президентом". Среди своих многочисленных обязанностей он успел дать сыновьям хорошее европейское образование: старший учился в Англии, младший - во Франции. В это время Никита Моисеевич начал скупать один за другим самые богатые дворы в Москве; одновременно такие же покупки совершал и его старший сын, стольник Василий Никитич.
Наверное, к более раннему времени относится портрет Никиты Зотова: простой, опушенный мехом кафтан, сжимающая книгу рука, легкий поворот к собеседнику, моложавое лицо с усами и бородой, умные живые глаза, готовые сложиться в усмешку губы. Подписан портрет "Никита Моисеевич Зотов, наставник Петра Великого".
Но вот он во Франции: "Зотов - старикашка маленького роста, с длинными белыми волосам, спадающими на плечи, невыносимо безобразный уродец, похожий на жабу", - свидетельствует Дюбуа.
Да, он состарился. Но спокойно кончить век царскому учителю не удалось. Овдовевший семидесятилетний граф - Петр пожаловал его этим титулом в 1710 году - обратился к царю с просьбой отпустить его в Москву, где он намеревался постричься в монахи. Но Петру безразличны движения человеческих душ. Никита Зотов, пусть недалекий и умом не блиставший, зато верный из верных, с которым к тому же Петра связывали достаточно необычные для него чувства детской привязанности, должен был служить до самой смерти.
Вместо пострига царь заставил Зотова жениться на вдове Стремоуховой, урожденной Пашковой, тетке одного из своих денщиков. Напрасно молил Зотов уволить его от посмешища; тщетно старший сын жениха приводил резоны относительно усложнения дел наследования, если этот брак состоится, - царю охота повеселиться на шутовской свадьбе. И от дел своего старого учителя Петр не намерен был отпускать, его ждала шутейская столица.
Резиденцией "собора" был "Пресбург", укрепленное место близ села Преображенского, где его члены проводили время в беспробудном пьянстве. Иногда эта пьяная компания выползала из своих келий и носилась по улицам Москвы в санях, запряженных собаками, свиньями, козами и медведями. С визгом и шумом соборяне в облачении, соответствующем чину каждого, подъезжали к дворам знатных москвичей, чтобы славить. Петр принимал в этих вылазках живейшее участие и оказывал князю-папе преувеличенные внешние признаки почтения сану. Однажды он встал на запятки саней, в которых ехал Зотов, и, как лакей, проследовал таким образом через всю Москву.
Зотов не только "работал для души" - за свой труд он получал жалованье в 2000 рублей, "готовые домы в Москве и Петербурге" и двенадцать слуг, каждый из которых был заикой, глухим, кривым и безобразным. Он пользовался правом требовать из дворцового погреба столько вина, пива и водки, сколько мог выпить вместе со своим беспутным двором. На церемониях князь-папа всегда держал скипетр и державу, изрыгал бессвязные речи, где непристойности чередовались с цитатами из Библии, и благословлял стоящих перед ним на коленях крестом из двух курительных трубок. Голову князя-папы венчала тиара из свиной требухи. Затем "понтифик" давал поцеловать соборянину статую Бахуса вместо иконы. Зотов танцевал перед гостями, пошатываясь и рыгая, подбирая полы облачения, так что были видны его кривые ноги. Князя-папу окружал конклав из двенадцати ряженых кардиналов, выбранных не только из первейших, но и чиновнейших пьяниц, и множества ряженых епископов, архимандритов и дьяконов. Все это сборище кривлялось, орало, пило, жрало, богохульствовало. Царь присутствовал на всех этих шутейных сборищах и пил больше всех.
Современники пытались разгадать смысл странных забав государя. Одни связывали преднамеренное спаивание гостей со стремлением выведать у них то, что каждый из них не скажет в трезвом виде ни о себе, ни о других. У охмелевшего человека развязывался язык, чем умело пользовался Петр, направляя беседу на интересующие его предметы. Другие видели в вылазках "всепьянейшего собора" попытку Петра предостеречь от пьянства знатных лиц, в том числе губернаторов и сановников, среди которых этот порок был широко распространен. Возможность зачисления в собор и угроза стать посмешищем окружающих должны были якобы удерживать сановников и губернаторов от пристрастия к вину. Третьи усматривали в деятельности соборян попытку высмеять папу римского и его кардиналов, заблаговременно сделать бесплодными попытки обращения русского народа в католическую веру.
Ни одно из этих предположений не убедительно. Два из них просто наивны, а третье не подтверждается фактами - в составе "собора" не было ни губернаторов, ни сановников. Не стоит также видеть в соборе какое-то особое отрицание католичества: Петр толком ничего не знал об этой конфессии. Во время путешествия по Европе обстоятельства не позволили ему побывать в Италии, так что неоткуда было возникнуть ненависти к папе римскому и католическому духовенству.
Сейчас полагают, что "собор" - это аналог европейского карнавала "праздника глупцов" и "пасхального смеха", привнесенный в Россию из Европы вместе с серьезными преобразованиями.
"Собор" обзавелся собственным уставом, совершенствовалась его иерархия, но за время своего существования он не приобрел никаких новых качеств, оставаясь всего лишь своеобразной формой развлечения. Если из обозрения ботика Никиты Романова выросло желание Петра создать русский флот, "собор" до конца жизни Преобразователя оставался сборищем уродов и отбросов общества. Скорее всего, в создании "собора", как и в развлечениях соборян, проявлялись недостатки воспитания царя, его грубые вкусы и низменные пристрастия.
Евдокия Лопухина, женщина благочестивая, огорчалась и плакала, очередной раз узнав о бесчинствах мужа. Но ее влияния не хватало, чтобы пресечь одно из самых любимых развлечений царя.
Петр придумывал все новые церемонии, отличавшиеся пошлостью и цинизмом. Например, четверо пьяниц, облачившихся в красные сутаны кардиналов, отправлялись в дом князя-папы, называвшийся Ватиканом. Четверо заик гнали гостей в зал папской консистории, где громоздились винные бочки и возвышался трон его всешутейской светлости. "Ты пьешь?" - строго вопрошал князь-папа, пародируя традиции первообразной церкви, и приказывал вливать в гостей немереное количество водки. Сам он тоже прикладывался к любимому напитку. Причастившись таким образом, гости отправлялись в соседний дом, причем предводительствовал Петр, одетый в костюм голландского матроса и увлеченно бьющий в барабан. Следом на бочке, которую тянули четыре быка, восседал пьяненький князь-папа.
Шествие двигалось к галерее, где были расставлены кушетки. Рядом с кушетками помещались огромные бочки, распиленные на две части: в одной находилась провизия; другая предназначалась для естественных отправлений. В подготовке ощущались продуманность церемонии и предусмотрительность разработчика - веда праздник длился три дня и три ночи, и покидать галерею никому не дозволялось.
Вокруг сквернословили слуги, кривлялись карлики и уроды, особенно любимые Петром, который их жаловал и находил очень забавными. Водка, вино, пиво, медовуха лились рекой. Гости поднимали по команде стаканы и опрокидывали их один за другим. Скоро все совершенно теряли человеческий облик, выясняли отношения, дрались, катались по полу, их рвало, выворачивало наизнанку.
Эти празднества назывались "битвой с Ивашкой Хмельницким". Часто застолья переходили в битвы, "такие потрясающие, - писал Куракин, - что было немало смертельных исходов". И здесь тон задавал царь: обезумев от вина, он падал в объятия одного из собутыльников или выхватывал шпагу, чтобы его проткнуть.
Петру, испытывающему пристрастие к пьяным сборищам, хотелось придать своим оргиям регулярный и официальный характер. Он считал, что политический гений и способность употреблять алкоголь в больших дозах у великих людей совмещены.
Первоначально представлявший собой исключительно мужской "клуб", "Всешутейский собор" скоро раскрыл свои двери и перед женщинами. Дарья Гавриловна Ржевская, была широко известна как князь-игуменья "Всешутейского собора"; следующей князь-игуменьей стала цесаревна Ромодановская; третьей назначенной на эту должность - Стрешнева; большую известность как князь-игуменья приобрела и "веселая вдова" Настасья Петровна Голицына. Не принято вспоминать, что активнейшее участие в потешных действах "собора" принимала госпожа адмиральша - Екатерина Алексеевна.
До конца своих дней Зотов ведал личной канцелярией Петра и вместе с тем до последнего дня оставался душой "всешутейского собора". Когда после смерти Зотова в 1717 году происходило избрание нового князя-папы, то его именем уже пользовались как своеобразным символом.
Петр обставил выборы нового князя-папы чуть ли не как важнейшее государственное событие. Он собственноручно писал инструкции и уставы для "собора" - "старался облечь свой разгул с сотрудниками в канцелярские формы, сделать его постоянным учреждением". Разработал два основополагающих документа: "чин избрания" и "чин поставления". Кандидаты на должность князя-папы садились "в особой каморе на прорезанных стульях". Архидьякон, ключарь и протодьякон "собора" должны были "свидетельствовать их крепким осязанием" на предмет мужской полноценности опять же, как при обряде избрания папы римского. После этого освидетельствования кандидатов князь-игуменья Дарья Ржевская, разбитная веселая старуха, раздавала членам "собора" по два яйца для голосования: одно обыкновенное - белый шар, а другое деревянное - черный, а они целовали ее "в перси". Совершенно голые соборянки собирали у голосующих шары. Избранного тайным голосованием князя-папу славили: целовали его руку, держащую кубок Большого орла, потом в задницу, потом "под лоном" и, конечно, пили. Преемник Зотова должен был произносить составленную Петром формулу: "Еще да поможет мне честнейший отец наш Бахус: предстательством антицесарцев моих Милаки и Аникиты, дабы их дар духа был сугуб во мне".
Архиреи "собора" и сам Петр носили нецензурные клички, которые, наверное, казались соборянам очень забавными.
Мат - один из пережитков язычества, стойко сохранившийся с дохристианских времен. Исходя из его языческого ритуального значения мат всегда строжайше запрещался христианской Церковью. Именно поэтому мат был принят в качестве сакрального и официального языка на соборных заседаниях.
После Никиты Зотова князем-папой стал Иван Бутурлин, жаркий поклонник Бахуса. От него звание перешло провиантскому чиновнику Строгосту, величайшему пьянице своего времени. В последние года царствования Петра звание князя-папы у Строгоста было отобрано и впоследствии не возобновлялось.
Тщетно патриарх не только словесно, но и письменно представлял, просил и даже требовал у царя уничтожения "собора". Петр отвечал, что это вовсе не духовное дело, а что в дела политические патриарху мешаться не должно, и продолжал свою шутку.
Особенно протодьякон Петр любил устраивать шутовские свадьбы. Например, современникам запомнилась свадьба шута Ивана Шанского с сестрой князя Юрия Федоровича Шаховского. Шанский - представитель одной из старейших дворянских фамилий - в 1697–1698 годах ездил вместе с Петром учиться на Запад, был по-настоящему образован и остроумен.
В свадебном поезде были бояре, окольничие, думные и стольники и дьяки в мантиях, в ферязях, в горлатых шапках, также и боярыни. Трудно придумать лучший повод для пародии на феодальные обычаи и вместе с тем возможность унизить ненавистную Петру боярскую спесь. С той поры пошла мода на шутов - представителей старинной знати. В шутах побывали и Балакирев, и Голицын, и даже Нарышкин.
Чуть было не стал шутом князь-кесарь Ромодановский: царь задумал женить его на соборянке. Только смерть спасла Ромодановского от позора.
Измена Анны
Путешествие по Европе пробудило в Петре стремление к преобразованиям. Но абсолютным новатором в этом деле царь не был. Частично нововведения, заимствованные на Западе, вводились еще при деде Петра, его отце, старшем брате и сестре Софье. Теперь реформы сделались личным делом Петра, беспримерно насильственным, часто кровавым.
Но первые преобразования имели вполне мирный характер.
В конце 1699 года, последнего в XVII столетии, Петр приказал считать новый год не с осени, 1 сентября, как было раньше, а с 1 января. Тем самым он исключил несовпадение времени России с западными странами.
Но все же на радикальные изменения он не пошел: принял не римское григорианское исчисление, которое никак не могло устроить православных, а довольствовался юлианским, отстававшим на одиннадцать дней от григорианского. Ему мы обязаны красивым новогодним праздником: царь повелел, чтобы 1 января 1700 года все украсили двери своих домов еловыми и можжевеловыми ветками. С тех пор на Руси повелось на Новый год украшать елку. И конечно, был устроен грандиознейший фейерверк.
Староверы обсуждали нововведение: "В Библии говорится, что придет Антихрист и поменяет время. Значит, Антихрист - Петр".
Жару в огонь добавил указ от 4 января 1700 года, по которому "боярам и окольничим, и думным, и ближним людям, и стольникам, и дворянам московским, и дьякам и жильцам, и всех чинов и прочим людям в Москве и в городах носить платья, венгерские кафтаны, верхние - длиною по подвязку, а исподнее - короче верхних, тем же подобием".
В конце лета этот указ был дополнен: "Для славы и красоты государства и воинского управления, всех чинов людям, опричь духовного чина и церковных причетников, извозчиков и пахотных крестьян, платье носить венгерское и немецкое, да и женам и дочерям носить платье венгерское и немецкое, чтобы они были с ними в том же платье равные, а не розные".
Эта новация, как и многие приписываемые Петру, не была абсолютно нова. Уже Федор Алексеевич при своем венчании на царство повелел всем явиться в золотой одежде, а ненарядно одетых - гнать в темный угол между Столовой и Соборной палатами. В дальнейшем он беспрерывно распоряжался, как должны выглядеть придворные, а в 1680 году издал роспись, в какие дни носить при дворе золотую, бархатную или шелковую одежду, причем нарушителей изгоняли с церемоний. Наконец, в октябре 1681 года вместо старинной одежды (ферязей, охабней, однорядок) мужчинам и женщинам велено было носить европейское короткое платье. Этот указ был быстро внедрен, поскольку в старой одежде стрельцы не пускали в Кремль - а кто же хотел удалиться от двора!
В 1702 году состоялось "открытие теремов". Совершенно не уважая женщин и не признавая за ними ни ума, ни души, царь в данном случае выступил как поборник женской эмансипации. Такое благотворное действие оказало на него путешествие в Европу! Он убедился, что государства не пали оттого, что женщинам дарована относительная свобода. Петр приказал, чтобы впредь женщины на различных торжествах и государственных увеселениях находились рядом с мужчинами. Это новшество, поначалу ужаснувшее застенчивых москвитянок, очень скоро стало обыкновением. Было учреждено обязательное обручение за шесть недель до свадьбы с разрешением будущим супругам видеться друг с другом.
В декабре того же года произошло событие, можно сказать, создавшее общественную жизнь, во всяком случае, сделавшее ее более открытой: стала издаваться первая русская газета "Ведомости". Ранее, при первых Романовых, при царском дворе выходили в одном экземпляре рукописные "Куранты", сообщавшие заграничные новости для царя и его приближенных. Петровская газета была рассчитана на более широкий круг читателей. Она сообщала общеобразовательные сведения: "Версаль - деревушка и резиденция короля Франции, в окрестностях Парижа… Лорд - английский боярин" и пр., а также представляла материалы о деятельности царя и правительства: о военных действиях и победах, строительстве новых промышленных предприятий, важнейших событиях международной жизни.
Ради справедливости следует отметить, что москвичи отнюдь не были совершенно темными и убогими. Их грамотность превышала 52 %, среди ремесленников имелись профессиональные книжники (переписывающие рукописи на продажу) и даже печатник "листов" - офортов, в том числе злободневного содержания, на которые был большой спрос. И это при том, что в Москве не было ни одного заведения, дававшего высшее образование.
Петр, душой радевший за просвещение, почему-то не озаботился созданием такого учреждения, как университет, хотя в так почитаемых им европейских странах университетское образование практиковалось со времени раннего Средневековья.
Знаменитая Кунсткамера возникла позже и вовсе не была каким-то научным учреждением. Петр собирал в нее коллекцию живых монстров и природных чудес.