"косноязычная, с бессмысленными отступлениями речь. И нет политики. Сплошное фарисейское виляние. И нет ответа на главный вопрос, речь недостойна ни прошлого Горбачева, ни нынешнего момента, когда решается судьба всего его пятилетнего великого дела. Стыдно было все это слушать"
Там же. С. 73
Теряется всякий стимул и способность к работе. 2 апреля Черняев записал:
"Тоска зеленая… уже нет ни "вдохновения", ни мысли… Иссякла "способность", потому что иссякла политика. Осталась от нее словесная шелуха. Новое мышление сделало свое дело… а дальше начатое Горбачевым, увы, продолжают… американцы, создавая "свой" новый мировой порядок. Обессмысливается мое пребывание при М. С. Никакого "импульса". Но бежать стыдно, хотя устал - больше не от работы, а от сознания тупика и поражения. Хотя сделано - то огромное дело - через новое мышление, но это уже… позади"
Там же. С. 127
"М. С." настолько опостылел всем, что
"никакие его слова уже ни на кого не действовали. Поразить народ можно было, пожалуй, только одним - заявлением об отставке"
Черняев А. С. Шесть лет с Горбачевым… С. 436
В середине 1991 года Черняев приходит к выводу: Горбачев проиграл, и
"ему надо постепенно, с достоинством отходить в историю, осваивая великое свое в ней место"
Черняев А. С. 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. С. 150
Насчет великого места в истории, принадлежащего якобы прорабу "перестройки", мы сильно сомневаемся, поскольку для этого надо быть созидателем, а не разрушителем, пустившим по ветру вековое достояние, приобретенное потом и кровью русского народа, ценою великих жертв многих и многих поколений. А вот относительно того, что к этому времени Горбачёв - политик окончательно исчерпал себя, у нас нет ни малейших сомнений.
Так думал и мастер "перестроечных дел" А. Н. Яковлев, который ещё в декабре 1990 года доверительно говорил Черняеву:
"Я окончательно убедился, что он [Горбачев] исчерпал себя"
Черняев А. С. 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. С. 61
По поводу новогоднего послания Президента СССР советскому народу Яковлев в телефонном разговоре 2 января 1991 года сказал Черняеву:
"Знаешь, вроде и слова какие - то не очень банальные, и все такое, но не производит …"
Там же. С. 65
Продолжая дневниковую запись, Черняев замечает:
"И я тоже ловлю себя на этом: чтобы Горбачев теперь ни произносил, действительно, "не производит"… Его уже не воспринимают с уважением, с интересом - в лучшем случае жалеют. Он пережил им же сделанное"
Там же
Люди Горбачева, чувствуя, что их шеф выдыхается, стали задумываться о том, как распорядиться принадлежащей им властью. Вот почему еще в ноябре 1990 года Шеварднадзе предлагал
"изучить вопрос о порядке передачи власти"
Там же. С. 55
своим, надо полагать, преемникам. В июне 1991 года Черняев отметил в дневнике:
"Вообще пора ему [Горбачеву] "делать" книгу "Перестройка–2", чтоб объясниться по прошествии пяти лет - и с миром, и с народом, и с партией - объясниться до того, как передать бразды"
Там же. С. 164
Рассуждения о "передаче власти" предполагают наличие наследников и продолжателей дела, начатого "перестройкой". В противном случае, имеющем в виду противников "перестройки", речь, по - видимому, должна была идти о сдаче власти, но не о ее передаче. Значит, горбачевцы знали, кому передать, как по эстафете, удерживаемую ими с 1985 года власть. А это выдает существование плана поэтапного развития событий, предусматривающего в какой - то момент переход власти к людям из второго кадрового эшелона "перестройки". Важно было только не допустить такого ослабления Горбачева, которым могли воспользоваться антиперестроечные силы, чтобы взять власть в свои руки. Поэтому Запад тщательно отслеживал политическую ситуацию в стране и посылал, когда того требовали обстоятельства, командные сигналы.
Западных политиков, конечно же, волновала судьба Горбачева. Но, будучи прагматиками, они понимали, что в политике нельзя полагаться на какую - то одну личность, пусть даже многообещающую. Примечательны в этом отношении наставления руководителя ЦРУ Роберта Гейтса:
"Не будьте настолько ослеплены сверхзадачей Горбачева, чтобы забыть, что мы ведем дела со страной, а не с отдельным человеком. Помните, что парень, управляющий сейчас Советским Союзом, через десять лет может не управлять"
Громыко Анат. А. Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля… С. 195
Сомнения насчет того, удержится ли Горбачев, зародились на Западе уже тогда, когда, казалось, еще ничто не предвещало его падения, а положение главного "перестройщика" представлялось довольно прочным. А. Ф. Добрынин свидетельствует:
"В начале 1989 года в ходе подготовки к первой полномасштабной встрече с Бушем на Мальте Горбачев послал меня в Вашингтон с личным письмом к американскому президенту и инструкциями, касающимися обсуждения вопросов повестки дня предстоящей встречи. Буш, которого я знал в течение двадцати лет, в беседе наедине со мной признался, что недавние "бурные события" в СССР заставили его более внимательно изучать советскую историю и роль компартии в правящей структуре страны. Президент задал мне "не очень дипломатичный, но весьма прямой вопрос": сможет ли Горбачев пережить "эти бурные дни"? (курсив мой.― И. Ф.). Президент, по его словам, хотел бы иметь Горбачева в качестве своего партнера в будущих переговорах по различным вопросам, но не совсем уверен в отношении политического будущего самого советского лидера (курсив мой.― И. Ф.)"
Добрынин А. Ф. Сугубо доверительно… С. 667
Неуверенность Буша в благополучии политической судьбы советского руководителя производит несколько странное впечатление, особенно если учесть, что
"в течение первых четырех лет пребывания у власти Горбачев был неоспоримым лидером страны, до конца 1989 года он сохранял контроль над процессами, которые так смело привел в действие"
Там же
И вот в то время, когда Горбачев еще "сохранял контроль над процессами", американский президент сомневается в прочности его положения. Быть может, он знал такое, что содержалось в строжайшей тайне?..
К началу 1990 года сомнения американских политиков переросли в уверенность.
"У него [Горбачева],
― рассуждал госсекретарь Бейкер,―
все меньше шансов уцелеть, хотя мы не можем говорить об этом открыто. Чем больше мы будем об этом говорить, тем быстрее это станет сбывшимся предсказанием"
Громыко Анатолий. А. Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля… С. 201
Вслед за американцами заколебались и другие. В пятницу 23 февраля 1990 года к А. С. Черняеву приходил Креддок, внешнеполитический помощник М.Тэтчер;
"выяснял, продержится ли Горбачев"
Черняев А.С. 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. С. 28
В июле того же года у Горбачева был Делор. Черняев сообщает об этом визите так:
"Тоже присматривается. Обещает все изучить. Но под "ни за что" денег не даст. Вообще под имя Горбачева закладная становится на Западе все более сомнительной"
Там же С. 38
Тон западной прессы в отношении своего недавнего любимца менялся.
"Западные газеты,
― отметил с досадой Черняев в дневниковой записи от 15 ноября 1990 года,―
начинают публиковать о нем [Горбачёве] статьи без прежнего восхищения, а скорее с жалостью или с сочувственными насмешками, как о неудачнике"
Черняев А.С. 1991 год: Дневник помощника… С. 57
Роковой для Горбачева 1991 год заставил поволноваться его иноземных друзей.
"Удержишься ли?"
― с тревогой спрашивал "лучшего немца" по телефону германский канцлер. Г. Коль заверял, что будет
"твердо поддерживать Михаила",
Там же. С. 134
своего, так сказать, виртуального соотечественника. Но "Михаил" стремительно и неудержимо катился вниз. И М. Тэтчер, побывавшая в Москве и повидавшая Горбачева в конце мая 1991 года, нашла его политическое положение
"отчаянным"
Добрынин А. Ф. Сугубо доверительно… С. 672
После ужина с ним она встретилась поздно ночью с американским послом Мэтлоком и просила его срочно передать Бушу ― "старому другу Джорджу":
"Мы должны помочь Михаилу. Конечно, вы американцы, не должны все делать сами, но Джордж должен возглавить общие усилия, как это он сделал в Кувейте".
Она, как актриса в мелодраме, восклицала:
"История не простит нам, если мы сообща не поддержим его!"
Там же
И все же "Джордж" медлил, как говорится, "тянул резину". Почему? Ответ дает Мэтлок:
"Хотя президент относился с сочувствием к проблемам Горбачева и в политическом плане поддерживал его, он тем не менее не хотел связывать себя созданием международной структуры, которая могла бы помочь Советскому Союзу войти в мировую экономику в качестве конструктивного партнера (курсив мой.― И. Ф). Президент не обладал видением того, как можно повлиять на развитие событий в будущем, и поэтому он предпочел занять выжидательную позицию: ждать, пока Горбачев сам найдет ключи к реформе, а самому время от времени мямлить слова поддержки или упрека, старательно избегая при этом связывать себя какими - либо конкретными действиями"
Там же
К тому же "старый друг Джордж" уже сделал ставку, кажется, на другого "скакуна", о чем ниже.
М. С. Горбачев нутром чувствовал перемену отношения к себе со стороны американцев, впадая порой в бессильную ярость.
"Вы уже уверовали, что мой корабль тонет?"
Добрынин А. Ф. Сугубо доверительно… С. 672.
― с гневом вопрошал Горбачев Мэтлока при встрече с послом США 7 мая 1991 года. Нередко он становился суетливым, назойливым и подозрительным, ронял достоинство, унижался, что вызывало у "американских друзей" раздражение и снисходительную жалость. На Бейкера он производил впечатление
"тонущего человека, ищущего спасательный круг. Нельзя было не испытывать жалости к нему"
Там же. С. 675
Пожалел, как говорит народная мудрость, "волк кобылу". Тот же самый Бейкер в ответ на призывы Тэтчер поддержать Горбачева и
"встретить его на полпути"
с насмешкой заявил:
"Он идет по пути к нам. Так пусть же идет и дальше"
Там же. С. 673
Так что "Майклу" было на что обижаться и от чего недоумевать.
Свои обиды и недоумения "Майкл" однажды выложил Бушу за трапезным столом в американском посольстве в Лондоне. Было это во время очередного заседания "семерки" летом 1991 года. Содержание застольной беседы воспроизвел Черняев, составив пространную запись. Приведем её целиком, чтобы не утерять важные детали. Черняев пишет:
"Горбачев потом (и неоднократно) гордился перед своими, что задал Бушу (на завтраке.― И. Ф.) "неудобный" вопрос, который, дескать, вогнал его в смущение. А оказалось, что вопрос этот произвел совсем иное действие. Вопрос был задан так. "На основе той информации, которой я располагаю,― сказал М. С,― я знаю, что президент США ― человек основательный, что его решения ― это решения серьезного политика, а не импровизация. И на основе этих решений мы уже продвинулись к большим перспективам в нашем диалоге в области безопасности. И в то же время создается впечатление, что мой друг президент США еще не пришел к окончательному ответу на главный вопрос: каким Соединенные Штаты хотят видеть Советский Союз? А до тех пор, пока не будет дан окончательный ответ на этот вопрос, мы будем спотыкаться на тех или иных частных вопросах отношений. А время будет уходить. В этом контексте встреча с "семеркой" ― удачный повод для большого разговора. Главный вопрос ― об органическом включении Советского Союза в мирохозяйственные связи. Конечно, тут многое зависит прежде всего от нас самих. И я спрашиваю: чего же ждет Джордж Буш? Если после этого ланча, на "семерке" мои коллеги будут в основном говорить мне, что, мол, нам нравится то, что вы делаете, мы это поддерживаем, но по сути дела вы должны вариться в своем котле, то я говорю: а ведь суп - то общий! Мне вот что странно: нашлось 100 миллиардов долларов, чтобы справиться с одним региональным конфликтом (имеется в виду война в Персидском заливе), находятся деньги для других программ, а здесь речь идет о таком проекте ― изменить Советский Союз, чтобы он достиг нового, иного качества, стал органической частью мировой экономики, мирового сообщества не как противодействующая сила, не как возможный источник угрозы. Это задача беспрецедентная". (Я сверил потом эту свою запись с записью переводчика. Совпали.). За ланчем я сидел рядом с Горбачевым, т. е. почти напротив Буша. Когда М. С. произносил свой пространный вопрос, Буш на глазах багровел, взгляд темнел, он смотрел не на Горбачева, а то на меня, то на Примакова, то, оглядываясь, будто недоуменно вопрошал своих ― Бейкера, Скоукрофта. Перестал есть, задвигал желваками. Мне стало не по себе. Хорошо запомнил, какие мысли лезли в голову: "Чего ты хочешь от американца?! Ты этот вопрос задавал три раза. И в конце концов ― была Мальта, был твой визит в Вашингтон, там был Кэмп - Дэвид, где вы катались по лужайкам вдвоем в портативном автомобильчике по очереди за рулем, были Хельсинки (из - за Хусейна). Тебе что, недостаточно доказательств, чего данный президент хочет и может (в своих обстоятельствах) в отношении нас?! И опять же, если бы не Буш, не был бы ты сейчас здесь, на "семерке". Зачем ты позволяешь себе такую бессмысленную бестактность?" Вопрос был задан в контексте длинного выступления Горбачева ― он объяснял ситуацию в стране и т. д", но после вопроса никого это уже не интересовало: американцы ели и перешептывались между собой. Кончил Горбачев. Пауза. Заговорил Буш, сдержанно, подавляя раздражение: "Видимо, я недостаточно убедительно излагаю свою политику, если возникают сомнения относительно того, каким мы хотим видеть Советский Союз. Я мог бы понять, если бы возник вопрос о том, что могли бы сделать Соединенные Штаты, чтобы помочь Советскому Союзу. Но если на обсуждение опять поставлен вопрос о том, каким США хотят увидеть Советский Союз, то я попробую ответить еще раз. Мы хотим, чтобы Советский Союз был демократической, рыночной страной, динамично интегрированной в западную экономику. Наконец,― пусть не покажется, что вмешиваюсь в ваши внутренние дела, но я говорю это в связи с экономикой ― Советский Союз, в котором успешно решены проблемы между Центром и республиками. Это принципиально важно для притока частных капиталовложений. Итак: первое ― демократия, второе ― рынок, третье ― федерация…" Горбачев, по - моему, тогда не понял, что ему был "дан отпор" (употребляя советский термин). Время поджимало. Ланч закончен. Оба президента только с переводчиками удалились на минутку в соседнюю комнату… Американцы все вместе проводили нас вниз к машинам… Тогда за ланчем М. С. оставил впечатление человека, который своей словесной агрессивностью пытался прикрыть неуверенность, растерянность перед лицом ситуации в стране. И американцы это усекли"
Черняев А.С. 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. С. 178–180.
Застольная беседа в американском посольстве в Лондоне двух президентов (США и СССР) приоткрывает некоторые существенные моменты. Она показывает, что Горбачев полностью утратил самостоятельность как глава великой державы, превратился в прислужника, желающего услышать, "каким Соединенные Штаты хотят видеть Советский Союз". Он продавал страну, попирая волю народов ее населяющих, которые на референдуме высказались за социалистическую ориентацию Союза, а не за то, чтобы сделать его "органической частью мировой экономики", т. е. перевести на капиталистические рельсы. Американцы тоже хотели видеть Советский Союз интегрированным в западную экономику, но отнюдь не в качестве сильного и равноправного партнера, а в качестве периферийного и зависимого. Поэтому им незачем было тратиться и предоставлять долларовые миллиарды Горбачеву. Бушу, следовательно, надо было сделать вид, что он не понял "Майкла", и американский президент повернул разговор так, будто Горбачев озабочен одним вопросом: каким они, американцы, хотят видеть Советский Союз. Со стороны "старого друга Джорджа" то была откровенная игра, которую Черняев, увлеченный, по - видимому, едой и питием, не уловил.
На этой встрече Горбачев произвел на Буша удручающее впечатление. По возвращении в Москву "М. С." сказал Черняеву:
"Знаешь, пришла информация. Буш после моего завтрака с ним в Лондоне сказал своим, что Горбачев устал, нервничает, не владеет ситуацией, не уверен в себе, поэтому подозревает меня в неверности, ищет большей поддержки… Надо переключаться на Ельцина"
Черняев А. С. 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. С. 177
Черняев не поверил:
"Не верю, Михаил Сергеевич. Не может Буш быть таким мелким. Это противоречит его логике поведения в последнее время, смыслу "семерки""
Там же
Звучит в некотором роде благородно, но уж очень наивно. Черняев скептически отреагировал и на высказанное ранее Горбачевым подозрение по поводу финансирования американцами
"ельцинских кампаний"
и
"всех российских дел"