Помимо бастиона против коммунистов, профсоюзы воспринимались руководством компаний как организации, позволяющие экономить время. Эмиль Поуплир, владелец небольшого сталелитейного завода, объяснил это, когда мы с ним сидели в компании 30 рабочих в пивной маленького городка Бург, который находится в долине реки Эннепе, что в Вестфалии: "На наших современных предприятиях владелец или директор практически не может встречаться с каждым рабочим и обсуждать с ним его зарплату, условия работы и тому подобные вопросы. Поэтому мы, наниматели, очень рады, что существует представительная рабочая организация, чьи делегаты могут выступать от целой группы рабочих".
Рабочие с одобрением кивнули. Эти выносливые загорелые люди с сильными руками пришли все вместе на свой традиционный праздник песни. Всю неделю они нетерпеливо ждали субботнего вечера, чтобы слить свои голоса в самозабвенном и, могу от себя сказать, прекрасном мужском хоре, которым руководил любитель Эмиль Поуплир. Эти жизнерадостные люди показались мне отличным примером идеальных отношений между рабочими и работодателями.
Насколько отчетливо разумные руководители предприятий понимали, что в моменты экономических кризисов профсоюзы являются их самыми надежными союзниками, можно судить по двум инцидентам.
В апреле 1933 года, вскоре после опубликования лживого заявления нацистов, что Союз германских промышленников согласился принять двух нацистских комиссаров для наблюдения за их работой, Густав Крупп фон Болен предложил установить связи с руководством профсоюзов, чтобы не дать нацистам подчинить себе организации рабочих и предпринимателей. Среди тех, кого он консультировал, были Альберт Фёглер и Эрнст Бранди, директора дортмундского концерна "Хёш". Крупп предложил, чтобы Общество сотрудничества, действующее на территории всего государства, имело свое специальное отделение в Руре. Фёглер и Бранди в принципе согласились с ним, но, наведя справки, обнаружили, что профсоюзы настолько ослаблены проникновением в них нацистов, что время для осуществления такого проекта уже упущено.
Это произошло всего за несколько недель до государственного переворота, организованного Робертом Леем, руководителем Германского трудового фронта, который 2 мая 1933 года со своими приспешниками арестовал тысячи профсоюзных лидеров по всей Германии, захватил их штаб-квартиры и все средства в размере 100 млн марок и ликвидировал Федерацию немецких профсоюзов.
Эта бесцеремонная акция ужаснула лидеров промышленности. Они справедливо опасались, что за уничтожением профсоюзов последует также насильственный разгон и захват имущества организаций предпринимателей.
Карл Фридрих фон Сименс срочно собрал совещание. Очевидно, его участники не обладали полной информацией о действиях Лея, так как коммерческий советник Герман Бюхер предложил установить связи с преемником Карла Легина Теодором Лайпартом и Фрицем Тарновом, экспертом по экономике Общей федерации труда и председателем профсоюза рабочих деревообрабатывающей промышленности. Участники совещания считали, что созданные организации предпринимателей и рабочих должны продолжать свою партнерскую работу вопреки Гитлеру и Лею. После окончания совещания Бюхер с ужасом узнал, что его предложение опоздало – руководители профсоюзов уже находились за решеткой.
Сами профсоюзы тоже не ведали о готовящейся операции по их ликвидации. Более того, они надеялись, что их организации пригодятся при новых порядках. Поэтому они призвали рабочих принять участие в традиционном первомайском празднике по всей Германии, во время которого миллионы рабочих были согнаны на огромные плац-парады, где они слушали по трансляции речь Гитлера, произнесенную в Берлине.
Уже на следующий день они были потрясены вестью о том, что нацисты захватили все профсоюзы и их казну. Самоуправление в промышленности закончилось.
На фабриках и заводах теперь заправляли политические комиссары нацистов, отдававшие нелепые приказы и вмешивавшиеся в бизнес. Теперь заслуги предприятия оценивались по количеству вывешенных на нем нацистских флагов или по дружным приветствиям "Хайль Гитлер!". Вскоре рабочие и предприниматели оказались в смирительной рубашке тоталитарного Германского трудового фронта.
Глава 7
Кратковременное политическое согласие
Январь 1933 года был роковым как для Германии, да и для всего мира. 59 дней канцлер Курт фон Шлейхер делал все возможное, чтобы спровоцировать раскол среди нацистов, пытаясь ввести в свой кабинет Грегора Штрассера на пост заместителя канцлера. Это ему не удалось. Гитлер узнал об этом прежде, чем Штрассер смог действовать, и "в результате Гитлер подверг провинившегося подчиненного наказанию, лишив всех партийных должностей, хотя он был одним из старейших участников движения".
Коварный фон Папен предвидел падение Шлейхера и, как уже упоминалось, 4 января тайно встретился с Гитлером в доме кёльнского банкира фон Шрёдера. Как отметил фон Папен в своих мемуарах, он опасался, что раскол внутри нацистского движения заставит радикалов вступить в коалицию с крайними левыми. Он считал более целесообразным содействовать единству нацистов и обременить их ответственностью перед обществом, для чего ввести в правительство.
Фон Папен заблуждался, полагая, что сумеет подчинить себе Гитлера, который искусно притворялся умеренным и скромным. Фюрер готов был согласиться на то, чтобы в возглавляемом им правительстве фон Папен или даже Шлейхер занял пост вице-канцлера. Он удовлетворился "всего лишь" тем, что назначил членов своей партии на посты министра внутренних дел рейха и министра внутренних дел Пруссии. Казалось, ему совершенно безразлично, кто занимает другие министерские посты.
Фон Папен с торжеством заявил своим друзьям: "Мы наняли Гитлера!" Он и Альфред Гугенберг, вошедший в конце января в коалиционный кабинет министров, считали себя старыми и опытными политиками. Но Гитлер с легкостью провел обоих. Он прямо спросил, в чьих руках будет сосредоточена реальная власть, когда он станет канцлером. Ответ был: пост рейхсминистра внутренних дел означает контроль над всем административным аппаратом страны; пост министра внутренних дел Пруссии обеспечивает контроль над политикой двух третей территории Германии. Когда Гугенберга пригласили войти в коалиционный кабинет, он считал необходимым возглавить министерство экономики, что позволило бы ему – как он полагал – проводить разумную экономическую политику. Гитлер не стал возражать; он знал, что, имея три ключевых поста в правительстве, он сможет заблокировать любое предложение Гугенберга, которое ему не подходит.
В правительстве был еще один важный пост – министра обороны. На встрече в Кёльне, как свидетельствует Пауль Зете из газеты "Франкфуртер Альгемайне Цайтунг", фон Папен предложил назначить министром обороны генерала Вернера фон Фрича, главнокомандующего сухопутными войсками. Гитлер проигнорировал это предложение, и Папен не настаивал. 30 января был объявлен состав первого кабинета министров Гитлера, и оказалось, что министром обороны стал ничем особенно не прославившийся генерал Вернер фон Бломберг. Гитлер познакомился с ним через неистового приверженца нацистов капеллана Людвига Мюллера, бывшего епископа рейха, и легко обратил в свою веру генерала с неопределенными политическими взглядами. Назначив
Бломберга, Гитлер захватил последний бастион реальной власти в Веймарской республике. Не моргнув глазом Гитлер торжественно поклялся защищать республиканскую конституцию и с низким поклоном пожал руку президента фон Гинденбурга в гарнизонной церкви Потсдама.
Играла ли германская промышленность важную роль в потрясшем весь мир событии 4 января 1933 года? Доказательства подтверждают обратное. Барон Шрёдер исключительно по своей воле и в личных интересах организовал встречу фон Папена с Гитлером. Она должна была держаться в строгом секрете. Даже разведка канцлера фон Шлейхера ничего не знала об этой встрече. Однако один предприимчивый журналист из берлинской газеты "Теглише Рундшау", каким-то образом прознав о предстоящей встрече, спрятался с фотокамерой где-то напротив особняка Шрёдера и на следующий день опубликовал статью об этой встрече, сопроводив ее снимками Гитлера и Папена, входивших и выходивших из места их судьбоносного совещания.
И в своих воспоминаниях, и во время суда в Нюрнберге фон Папен отрицал справедливость утверждения, будто бы благодаря именно его влиянию рейнско-вестфальские промышленники оплатили огромные долги НСДАП в обмен на уступки в их пользу, которые Гитлер обещал сделать в случае своего прихода к власти.
Однако оптимистичное заявление фон Папена "Мы наняли Гитлера" быстро распространилось по информационным издательствам, которые контролировали промышленники, и наверняка из-за этого они более или менее спокойно отнеслись к согласию Гинденбурга назначить Гитлера канцлером и ввести в новое правительство еще двух нацистов – Вильгельма Фрика на пост министра внутренних дел и Германа Геринга на пост имперского министра без портфеля, а также на пост внутренних дел Пруссии.
И все-таки одна из самых важных фигур в индустрии осмелилась предупредить президента буквально накануне назначения Гитлера канцлером о его замыслах – это был Густав Крупп фон Болен унд Гальбах.
Фриц Тиссен в книге "Я финансировал Гитлера" писал: "До захвата Гитлером власти господин фон Крупп был его яростным противником. Буквально накануне того дня, когда президент фон Гинденбург назначил Адольфа Гитлера канцлером, он настойчиво предостерегал старого фельдмаршала от этого шага".
Герман Бюхер также утверждал, что фон Болен "не помогал Гитлеру" в годы, предшествующие его приходу к власти".
Учитывая сложную ситуацию в стране, промышленники, как и многие немцы, а также иностранцы самых разных классов, с надеждой смотрели на первый кабинет министров Гитлера. В нем было всего три нациста, да и то в окружении вице-канцлера Франца фон Папена, министра иностранных дел, дипломата старой школы барона Константина фон Нойрата, министра финансов, отпрыска древней фамилии графа Лютца фон Шверин-Крозига, который верно служил Брюнингу и Папену; министра обороны, генерала Вернера фон Бломберга с его безупречными манерами; министра транспорта, католика Эльца фон Рюбенаха; министра труда, председателя монархической организации военных ветеранов "Стальной шлем" Франца Зельте; министра юстиции Франца Гюртнера – баварского юриста консервативных убеждений; и тайного советника Альфреда Гугенберга, не очень популярного, но все же уважаемого деловым сообществом Германии, который занимал пост министра экономики и сельского хозяйства. Неужели эти люди, спрашивали себя магнаты, позволят молодому политическому выскочке Гитлеру захватить власть? И разве он не поклялся свято чтить демократическую Веймарскую конституцию? А главное, Великий Старец правых, фельдмаршал Гинденбург по-прежнему оставался Верховным главнокомандующим и одним приказом мог подавить любой выпад нацистов.
Поэтому не стоит удивляться тому, что промышленники склонны были воспринимать события в Берлине как очередную смену кабинета министров – вот только обстоятельства его назначения были несколько необычны, да и человек, уполномоченный им руководить, оказался более колоритной фигурой, чем прежние канцлеры. Во всяком случае, они видели в нем человека, готового взять на себя личную ответственность за благополучие страны и ожидавшего того же от всех членов его кабинета министров. Наступил конец безликому правлению бюрократов политических партий. Этот человек, казалось, готов был энергично решить проблему безработицы. "Дайте мне четыре года, – заявил он 31 января в своем первом выступлении в качестве канцлера, которое транслировалось по радио на всю страну, – и безработица останется в прошлом". Работа для всех – какое благо для промышленности, находящейся в отчаянном положении!
В этом выступлении Гитлер назвал и другие пункты своей программы. Новое правительство, заявил он, осуществит истинно духовное единство германского народа. Оно будет руководствоваться христианской верой как основой его нравственности, восстановит семью как основу жизни граждан, вернет уважение к традициям. Предлагаемый четырехлетний план уничтожения безработицы касается и промышленности, и сельского хозяйства. А коммунизм будет полностью изгнан из Германии.
По поводу международных отношений Гитлер выразил надежду, что всеобщее разоружение устранит необходимость увеличения вооруженных сил Германии, вместе с тем армия должна стать более сильной, чтобы надежно охранять отечество. Германия должна вернуть себе свободу и снова стать равной среди равных в сообществе наций.
Уже в первом выступлении он использовал один из своих ловких приемов демагогии: подчеркнул миролюбивые устремления своего режима. Это подчеркивание мира, повторяемое Гитлером к месту и не к месту, часто упускается из виду, точнее, недооценивается его влияние на германский народ.
Озвученная по радио программа Гитлера в целом представлялась разумной немецкому политику любого направления. Новый министр внутренних дел Вильгельм Фрик заверил прессу, что ее свобода не будет ограниченна. Это обещание вкупе с отсутствием признаков жесткой антисемитской политики убедило многих, включая немецких промышленников, что, в конце концов, Гитлер не такой уж радикал, как они боялись.
Многие из нас, американцев, будут вспоминать, с каким восторгом аплодировали Франклину Делано Рузвельту, когда в начале своего долгого президентства он описывал казавшееся чудом прекращение банкротства банков, тяжело отразившееся на экономической жизни страны. И только спустя многие годы мы узнали, что новый президент просто воспользовался планом спасения Соединенных Штатов, который оставил ему его предшественник Герберт Гувер.
Адольф Гитлер тоже собирался совершить чудо при помощи плана правительства по ликвидации безработицы. На самом деле автором этого плана было правительство Брюнинга. Точнее, это непостоянный в своих политических взглядах Фридрих Миноукс в ноябре 1930 года представил канцлеру Брюнингу по его просьбе программу из 12 пунктов под названием "Предложения для ликвидации безработицы". Эта программа вместе с дополнениями других авторов почти полностью была принята кабинетом Брюнинга и нашла выражение в серии декретов, которые канцлер ввиду чрезвычайных полномочий, предоставленных ему с согласия президента и предусмотренных статьей 48 Веймарской конституции, собирался воплотить в жизнь, когда впал в немилость и был вынужден подать в отставку.
Германские промышленники знали, что автором этой программы был Миноукс. То, что Гитлер принял план одного из них, мог только успокоить их и устранить любые опасения в отношении фюрера.
Как никто прежде в Германии, Гитлер понимал важность использования средств массовой информации. Народу самыми разными способами представляли Гитлера в образе современного святого Георгия, вышедшего сразиться с Драконом безработицы. Громкоговорители, установленные на каждом предприятии и на всех больших площадях, еженедельные выпуски новостей, подготовленные лично Гитлером и Геббельсом, транспаранты с лозунгами "Всем этим мы обязаны нашему фюреру!", вывешенные на каждом новом здании, плакаты, листовки, брошюры, даже аэропланы, несущие в воздухе полотнища с агитационным текстом, – все прославляло новый режим. И если угольные и стальные магнаты осмеливались критиковать Гитлера или какие-либо его меры, общество с возмущением обрушивалось на них.
Гитлер только приступил к исполнению присвоенной программы, когда Герман Геринг пригласил в Берлин 20 февраля 1933 года группу из 20 самых известных промышленников. Место встречи – дворец президента рейхстага; когда нацистов в парламенте стало больше, чем социал-демократов, на смену Паулю Лобе пришел Герман Геринг. Хозяином церемонии стал Ялмар Шахт, который был лично знаком со всеми королями индустрии; Адольф Гитлер и Герман Геринг беседовали с гостями. Среди приглашенных были Густав Крупп фон Болен, Альберт Фёглер, Георг фон Шницлер и другие представители "ИГ Фарбениндустри", угольный магнат из Эссена Эрнст Тенгельман, Герман Беренс, представляющий интересы добытчиков бурого угля, по одному представителю от "Дженерал электрик" и "Сименс", а также несколько крупнейших банкиров и высокопоставленных представителей металлургической и текстильной промышленности. Это была первая встреча Круппа фон Болена с Гитлером.
Речь Гитлера должна была успокоить деловых людей. Он обещал, что новый режим будет поддерживать частные предприятия, заверял, что признает частную собственность. Но ни словом не обмолвился о намерении правительства разогнать профсоюзы, вытеснить из бизнеса евреев, провести перевооружение. Я процитирую несколько фраз из его получасовой речи:
"Демократия не в состоянии защищать и поддерживать частное предпринимательство. Это возможно лишь тогда, когда власть и личность формируют в обществе понимание его необходимости и поддержки. Все, что создано в мире позитивного, полезного и значительного для блага общества в экономике и искусстве, появилось исключительно благодаря пониманию ценности личности. И время, когда защита и политическое управление всеми этими достижениями отдаются в руки большинства, безвозвратно прошло…
Когда одна часть общества признает частную собственность, а другая ее отвергает, создается тяжелейшая ситуация. Борьба между ними разъединяет людей и продолжается до тех пор, пока не победит одна из сторон.
Давно замечено, что один человек работает более эффективно, чем другой; из установления этого факта и выросла идея частной собственности, <…> Люди сильно отличаются друг от друга, и, если ими не руководить, они снова возвращаются в первобытное состояние.
Что касается бизнеса и индустрии, у меня есть единственное желание, а именно: чтобы с возрождением нашего отечества они вошли в мирное будущее. Однако мира в отечестве не будет, если не покончить с марксизмом. Какой бы жесткой ни была борьба, это дело нужно довести до конца".
Если принять во внимание, что люди, приглашенные Герингом, были тщательно отобраны в соответствии с их финансовыми возможностями, можно прийти к выводу, что, даже несмотря на выпад против демократии, эти слова звучали для них музыкой. Но Гитлер закончил свои размышления такими заявлениями, которые непременно должны были насторожить их, предвещая в недалеком будущем нечто зловещее, опасное и принципиально иное: то, чего не желал никто из них, за исключением нескольких правых радикалов, то, с чем они до сих пор энергично боролись, нечто ужасное и столь же чуждое частному предпринимательству, как и другим формам свободы, – диктатуру.
Вот что сказал Гитлер ближе к концу своего монолога: