- Ну, одним взглядом это трудно назвать, - мягко возразила Меган.
- Ты понимаешь, что я имею в виду. Ты считаешь, что все свое разочарование я собираюсь выместить на тебе.
- И никто тебя за это не осудит, - сказала Меган. - Потому что ситуация действительно кажется несправедливой. Но такова хаотичная природа всех вещей. Люди, которые очень хотят иметь детей, не могут их иметь, а люди, которые совсем этого не хотят, беременеют от одного случайного свидания. Мать-Природа ведет себя, как старая бессердечная сучка.
- Пожалуй, за это нужно выпить.
Сестры чокнулись.
- Но грустно мне совсем не из-за этого, - продолжала Джессика. - Ты считаешь меня наивной и невинной девочкой, не правда ли? Я, замужняя женщина, целыми днями занимаюсь своим маникюром и не имею других желаний, кроме как иметь ребенка. - Джессика подняла свою наманикюренную руку, словно предвосхищая возражения своей сестры. - Да, это правда, по сравнению с тобой я живу другой жизнью. И по сравнению с Кэт тоже. Но я не столь невинна, как тебе кажется. - Джессика сделала глоток из рюмки и глубоко вздохнула. - У меня тоже кое-что было.
- Что?
- У меня был аборт. Много лет назад. Тогда мне только исполнилось шестнадцать лет. Господи, до чего же я была тогда глупой!
- Я никогда…
- Разумеется, ты об этом не знала. Тебе тогда было всего двенадцать. А Кэт знала. Она мне помогала. Она специально приехала из Манчестера, чтобы мне помочь. Мы всем рассказывали легенду о том, что я уехала в лыжный поход с классом.
- Да, помню. У тебя тогда еще была разбита коленка.
- Никакого лыжного похода не было. А было нечто совсем другое. Я избавлялась от своего ребенка.
- Господи, Джесс!..
Джессика поникла головой, а Меган поняла, что эта рана еще кровоточит. Количество прожитых лет тут не имело никакого значения. Все это причиняло сестре боль до сих пор.
- Папа… - продолжала Джессика. - Конечно, можно было ему рассказать. Он делал для нас все что мог. Но ты же его знаешь.
- Возможно, если бы у него были сыновья, все вышло бы по-другому, - согласилась Меган. - Отцы, как правило, гораздо ближе своим сыновьям.
Известие Джессики стало для Меган шоком. Джессика - и беременность? Джессика - и аборт? А Кэт ей помогала, в то время как сама Меган делала домашние задания, играла с куклами и каталась на велосипеде? Никогда бы не подумала, размышляла потрясенная Меган, даже представить себе такого не могла!..
Ей вдруг стало жаль, что тогда она была не в состоянии помочь сестре. И еще больше ей захотелось помочь Джессике сейчас. Но тогда она была всего лишь ребенком, а сейчас собиралась совершить ту же ошибку, что и Джессика. К счастью, хоть Кэт в то время поддержала ее.
- Не думаю, что я бы справилась со всей этой историей, будь у нас полная семья, - продолжала Джессика. - Хотя, кто знает? Может быть, все родители такие доверчивые и считают, что с их чадом ничего плохого случиться не может.
- Кто отец?
- Один парень, у которого уже была девушка. Мне казалось, что я его люблю. Он играл в футбольной команде и самого себя считал подарком судьбы. Да ну его, Меган! Надеюсь, что он живет в несчастливом браке с какой-нибудь толстой и некрасивой женщиной. Не в нем дело. Самое главное, что я была беременна! Я доказала, что могу забеременеть! А теперь не могу, причем именно тогда, когда мне этого хочется больше всего.
- Между тем, что с тобой случилось в шестнадцать лет, и тем, что происходит теперь, нет никакой связи.
- Думаю, что ты неправа. Аборты сейчас продаются, как товар: обычная клиническая процедура, к тому же безболезненная. Но на самом деле это совсем не так! Ведь что происходит - из тебя как будто вытаскивают лучшую твою часть! Что мы делаем со своими телами, Меган! Мы их режем, позволяем выбрасывать своих детей, а потом удивляемся, что не можем забеременеть по собственному желанию!
Меган села на диван рядом с Джессикой и обняла ее за плечи. Так крепко ее обняла, что у той хрустнули кости.
- А что еще ты могла сделать, Джесс? Ты же не могла родить ребенка от этого человека? И матерью ты стать не могла во время учебы в школе. Подумай об этом, Джесс.
- Знаю. Я все знаю. Но мы слишком часто себе это позволяем. Позволяем искромсать свои тела, потому что еще не готовы, потому что неблагоприятное время, потому что связались с неправильным мужчиной. А потом мы изображаем полное недоумение, когда дети не желают рождаться по нашему усмотрению.
Меган вытерла слезы с глаз рукавом пижамы. Потом вытерла слезы с глаз Джессики.
- Да, у тебя сейчас трудное время. И у Паоло тоже.
- Я просто хотела сказать, что дело не в зависти или горьких воспоминаниях. Я беспокоюсь о тебе, о том, что ты собираешься сделать. Ведь я тебя люблю.
- И я тебя люблю, Джесс. И не надо ни о чем беспокоиться. Когда-нибудь у тебя обязательно родится ребенок, и ты станешь ужасной матерью!
- Знаешь, чего я хочу на самом деле? Я хочу снова стать собой.
В больнице Меган слышала эти слова от своих пациенток едва ли не каждый день. "Это не я, - говорили они. - Я снова хочу стать самой собой. Куда девалось мое настоящее я? Я хочу вернуть свою жизнь обратно!"
- Да-да, - примирительно сказала Меган. - Я тебя понимаю.
Джессика осталась у нее на ночь. Было уже слишком поздно, чтобы возвращаться домой. Кроме того, на следующее утро она собралась пойти с Меган на процедуру. Когда сестре было шестнадцать, Меган не могла разделить с ней все испытания. Но теперь сестры выросли и вполне могли друг друга поддержать. Они должны стать друг для друга опорой и поддержкой.
Без всяких обсуждений они легли в одну кровать и проспали всю ночь в обнимку. Точно так же, как делали это в детстве. Меган крепко обняла Джессику, словно пытаясь защитить сестру от всех страхов, которые подползали к ней из темноты.
Кэт ждала их в клинике.
Когда Меган вошла в здание вместе с Джессикой, время словно повернулось вспять. Вот шестнадцатилетняя Джессика перед лицом тяжелого жизненного испытания. Тогда они называли это "неприятностью". На углу стоит парень в окружении своих друзей, которые начинают хихикать, когда сестры проходят мимо них и садятся в старенький "Фольксваген" Кэт, на котором уезжают в фиктивный лыжный поход. Комната ожидания похожа на нынешнюю, та же антисептика и белые простыни. И вот Джессика после процедуры неделю скрывается в Манчестере, в общежитии у Кэт, как раненый зверь. Она постоянно дрожит, с трудом ходит, как будто из нее выбросили на помойку не крошечную, зародившуюся в ней жизнь, а ее собственную. Для таких "неприятностей" она была слишком молода. Опыт оказался для нее чрезмерно сложным.
"Откуда вдруг взялись все эти воспоминания? - подумала Кэт. - Ведь сейчас все по-другому. Меган - человек вполне взрослый. Сама доктор - ну, или близка к тому, чтобы стать им. Она смотрит на жизнь спокойным и ясным взором. И чьей-то жертвой ее нельзя назвать. Ничья она не жертва. Женщина, одним словом, а не девочка. Женщина, которая знает, что ей нужно делать".
- Могу ли я вам чем-нибудь помочь? - спросила пожилая женщина в регистратуре. Но три сестры проигнорировали ее вопрос. Меган с Джессикой сели по разные стороны от Кэт так, что их тела соприкасались и они чувствовали исходящее друг от друга тепло.
- В больнице у меня на приеме была одна женщина, - сказала Меган. - Миссис Саммер. Она живет в одном из тех районов, из которых Санни Вью самый худший. У нее целый выводок детей, и в перспективе ожидается еще один выводок. Ей было очень трудно узнать о своей новой беременности. Но когда у нее случился выкидыш, то - странное дело! - она почувствовала себя еще хуже!
Да, на этот раз все по-другому, подумала Кэт, внезапно начиная понимать.
Потому что на этот раз ее сестра решила оставить ребенка.
6
"Все мы - чудеса на двух ногах, - думал Паоло. - Каковы были шансы нашего появления на свет? Вообще, шансы появления любой жизни? Стоит подумать о тех биллионах сперматозоидов, которые упали на неблагодатную почву, о тех бесчисленных яйцеклетках, которые изначально были обречены пройти свой путь неоплодотворенными, о той малой вероятности их встречи, и тогда становится ясно, что если кто-то рождается на свет, то это настоящее чудо. Каждый из нас - настоящее, необъяснимое чудо", - пришел к выводу Паоло.
Он повернул выключатель, и в его салоне погас свет. За окном блистали яркими красками четыре новеньких лимузина. Два "Мазератти Спайдерс", один "Ламборджини Мурчелаго" и самый прекрасный из них - "Феррари Маранелло".
Несколько минут Паоло стоял и любовался машинами, его сердце при виде всей этой итальянской металлической красоты сладко посасывало. А потом включил все кнопки сигнализации.
Закрывать салон после рабочего дня всегда входило в обязанности Майкла. Но после рождения Хлои все изменилось. Теперь Майкл исчезал из салона очень рано, но Паоло с радостью взвалил на свои плечи дополнительные обязанности. Когда рождается ребенок, думал он, работа перестает играть в жизни человека главную роль. Пускай Майкл спешит домой и нянчится со своей чудесной крошкой. Впервые в жизни Паоло завидовал брату.
Сигнализация предупредительно зажужжала, и Паоло с ключами в руках направился к двери. Но потом остановился. Он услышал посторонний шум, который доносился из офиса Майкла.
Паоло быстро отключил сигнализацию, и жужжание прекратилось. Теперь он явственно услышал приглушенные голоса. Окинул взглядом салон. Сколько стоят эти экспонаты? Здесь по соседству есть ремонтная мастерская, работники которой охотно вытаскивают ножи и дерутся между собой из-за горсти карманных денег, а местные пенсионеры доходят до членовредительства при виде потерянного кем-то кошелька, в котором можно обнаружить разве что мелочь на кошачью еду. Аренда помещений в округе дешевая, и под стать ей цена человеческой жизни.
Рядом со столом секретарши стоял ящик с инструментами. Как можно тише Паоло открыл этот ящик и вытащил из него гаечный ключ. Руки у него дрожали. Сдерживая дыхание и сжимая в руках гаечный ключ, словно биту, он прокрался к офису Майкла, а затем с жуткими криками (скорее, от страха, чем от храбрости) рывком распахнул дверь и включил свет.
На столе на четвереньках стояла Джинджер, блузка которой была задрана почти до шеи, а брюки спущены до колен. А за ней стоял тот, кто должен был сейчас находиться у себя дома, в кругу семьи, - его брат Майкл собственной персоной.
Джинджер побила олимпийский рекорд по скорости, с которой она надела одежду и выбежала из офиса. Когда братья остались вдвоем, Паоло изо всех сил хлестнул Майкла по лицу. Он был совершенно вне себя от ярости и даже забыл, что раньше, во время юношеских драк, Майкл всегда его побеждал. Но сейчас он был настолько разъярен, что даже не думал о том, что брат может дать сдачи. На него нахлынула слепая ярость. У него возникло такое чувство, будто здесь, на его глазах, только что было унижено и подвергнуто оскорблению нечто самое ценное, что есть в жизни, или, вернее, то, что в ней есть бесценного.
- Идиот! - напустился он на Майкла. - Я тебе больше не верю! У тебя в жизни все так хорошо сложилось, а ты пустил все под откос!
Лицо Майкла искривилось в горькой усмешке. На небритой щеке выступил красный след от пощечины.
- Что ты знаешь о жизни? - сквозь зубы процедил он.
Паоло собрался было снова ударить его по щеке, но Майкл с легкостью парировал его удар.
- Что я знаю о жизни? - запальчиво переспросил Паоло, отбиваясь от брата. - То, что мы сейчас не дома у родителей, и тебе пора бы несколько остепениться! Ты ведь сам стал отцом!
- Ты просто не знаешь, до чего сильно они меняются. Я имею в виду женщин. После рождения ребенка они меняются кардинально. Ты этого еще не понимаешь.
Паоло не стал вникать в его аргументы. Майкл пытается все усложнить. А ведь дело было совсем не сложным.
- Разумеется, они меняются! - сказал он. - И ты перестаешь быть центром их вселенной. Так и должно быть в жизни.
- Тебе хорошо говорить! - Внезапно Майкл как будто разозлился. Он сжал кулаки и угрожающе двинулся на брата. - Бессонные ночи - день за днем, месяц за месяцем, - это еще полбеды, и с этим я могу смириться. И это перманентное состояние абсолютной измотанности - и с этим я могу смириться.
- Как великодушно с твоей стороны! - съязвил Паоло.
- Я даже могу пережить, что Наоко утратила интерес к сексу! - продолжал Майкл. - Или слишком устает, чтобы о нем думать. Или не чувствует ко мне влечения. Или что угодно в этом духе. Все это я могу перебороть и преодолеть.
- Майкл, - сказал Паоло более спокойным тоном. - У тебя прекрасный маленький ребенок. Хотя бы на некоторое время перестань думать о себе.
Когда братья были совсем молодыми, Паоло восхищался той легкостью, с какой Майкл относился к женщинам. Он восхищался тем, как женщины висли на нем гроздьями, как легко в него влюблялись и как он всегда выходил сухим из воды. Потом эта легкость куда-то исчезла. Паоло надеялся, что с появлением Наоко - столь не похожей на тех многочисленных блондинок, с которыми Майкл имел дело в Эссексе, - тот угомонится. Но, как оказалось, эти надежды тщетны.
- Когда у женщины появляется ребенок, - продолжал Майкл, тоже несколько успокоившись, - все меняется. Ты перестаешь для нее значить столько, сколько значил прежде. И в ее сердце ты занимаешь гораздо меньше места.
- Все равно у тебя замечательная семья, - не слушал никаких доводов Паоло. - Неужели ты хочешь ее разрушить? Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы Хлоя росла без отца? Как все эти маленькие бедолаги, которых так много в округе?
Майкл энергично потряс головой.
- По-твоему, все так просто, Паоло? По-твоему, главное в жизни - иметь работу, женщину, дом, а потом ребенка? И с этим можно жить счастливо до скончания веков?
- А чего тебе еще надо? Ты и так должен быть благодарен судьбе и считать себя счастливчиком!
- Ради бога, не читай мне нотаций, ты, добродетельный болван! Я люблю свою дочь и люблю жену. Причем люблю их настолько, насколько вообще способен любить других людей.
- Какая у тебя странная манера это доказывать.
- Но ребенок не может полностью заполнить твой мир! По крайней мере, если ты мужчина. Ребенок - это соперник! Но соперник, с которым ты не можешь конкурировать ни при каких обстоятельствах. - Майкл взял из рук Паоло гаечный ключ и аккуратно положил его на стол. - Она нашла себе существо, гораздо более достойное любви, чем я. Нашу дочь. И что в таком случае остается делать мне?
- Идти домой, Майкл. И благодарить бога за все его благодеяния.
- Когда у женщины появляется ребенок, она меняется. Я не знаю, как тебе это объяснить. - Майкл грустно улыбался. - Это можно сравнить разве что с тем, что она полюбила другого мужчину.
- Мое бедное дитя, - с сожалением произнесла мать Меган, приглашая младшую дочь войти в свою квартиру. - Я знаю, что эту гадкую вещь из тебя скоро выбросят.
Каблуки и полный макияж, подумала Меган, глядя, как Оливия цокает по паркетному полу. Даже дома в одиночестве она носит каблуки и макияж.
- У нас у всех случаются такие маленькие неприятности, - продолжала Оливия. - Мне тоже надо было соблюдать осторожность, когда мы снимали вторую серию "Викария". И еще задолго до этого… задолго до твоего отца у меня был фотограф, который помогал мне делать портфолио для съемок. - Оливия, которая очень редко дотрагивалась до своих детей, тут погладила Меган по спине, словно проверяя ее состояние. Она все еще красивая, думала про себя Меган. Понятно, почему мужчины оборачиваются ей вслед - хоть на секунду, но оборачиваются. - Но надо тебе сказать, дорогая, что ты выглядишь не так плохо.
- Я решила сохранить ребенка.
- Что?
- Я не собираюсь делать аборт, мама. Я оставлю ребенка.
- Да… то есть… зачем тебе это понадобилось?
Меган пожала плечами. Она не могла рассказать матери о миссис Саммер. И не могла объяснить, что родить этого ребенка, конечно, тяжело, но не рожать его будет еще тяжелее, причем, в неизмеримо большей степени. Как описать ей это ощущение разорванности, опустошенности? Меган села на диван. Приступы тошноты уже прошли, но их место заняла постоянная усталость.
- Я хочу его иметь, и все, - просто объяснила Меган. - Я хочу родить этого ребенка.
- Да… то есть… ты еще слишком молода, чтобы иметь детей!
- Мне двадцать восемь лет, мама! Я уже старше, чем была ты, когда у тебя появилась Кэт.
- Но я была замужем, дорогая! С кольцом на пальце! И все равно - это была ужасная катастрофа.
- У меня никакой катастрофы не будет.
- А где его отец? Он хотя бы в кадре?
- Нет, он не в кадре.
- Меган, ты соображаешь, что творишь? Бессонные ночи, неделями, месяцами непроходимая усталость, орущее и какающее существо, у которого случаются приступы истерии?
- Но ведь в этом же и состоит материнство, не так ли? - Меган перевела дыхание. - Я знаю, что будет тяжело. Что тяжелее этого я еще ничего в жизни не испытывала.
- Ты просто плохо понимаешь, о чем говоришь. Это тяжело, когда у тебя есть муж, и няня, и пара миллиончиков в банке. Но ты попробуй это одолеть в одиночку, да еще на те гроши, которые вам наверняка платят в больнице. Это все равно что совершить самоубийство.
- Джессика сказала, что будет мне помогать.
- У Джессики есть своя собственная жизнь!
- Она обещала и сдержит слово. Она сказала, что ее уже тошнит от сидения дома, от ожидания Паоло с работы, от маникюра и всего прочего. Она с радостью присмотрит за ребенком, пока я буду на работе.
- А что, если Джессика в конце концов сдастся?
О такой возможности Меган как-то не подумала. После всего, что она видела в больницах и клиниках, ей казалось, она уже знает все, и мать ничего нового сказать не может. Но тут по спине Меган пробежал холодок. А если вдруг окажется, что помочь некому? Во что она ввязывается? Перед ее мысленным взором прошла череда будущих лет: восемнадцатилетнее проклятие. Но тут она увидела перекошенное от злости лицо матери и подумала: кажется, ты так и не смогла полностью освободиться от своих детей?
- А как насчет карьеры? - продолжала Оливия. - Все эти годы учебы в колледже, бесчисленные экзамены?
- Я не собираюсь бросать работу, - ответила Меган, но на сей раз не столь уверенно, как прежде. - А как же иначе? Ничего другого я себе не могу позволить. Как ты верно заметила, у меня на пальце нет кольца.
- Ты маленькая дурочка, Меган.
Мать не скрывала своего недовольства.
- Почему ты так на меня злишься? - спросила Меган.
- Потому что ты калечишь свою жизнь!
- Неужели? А, может быть, тебя бесит, что ты станешь бабушкой? Потому что это будет неопровержимым доказательством того, что ты уже вышла из возраста цветущей юности?
- О, не говори глупостей!
- Прошу тебя, мам, не злись на меня! Я не хочу, чтобы ты злилась. Я хочу, чтобы ты была счастлива.
- Счастлива? Дочь ведет себя, как последняя торговка, и я должна быть счастлива?