Она прекрасно знала о его второй работе - что он развозил сэндвичи, однако об этом даже словом не обмолвилась. В ее глазах это занятие не делало его человеком жалким или недостойным уважения. Наоборот, он трогал ее до слез. Никакой он не неудачник, думала она, а самый настоящий мужчина, который делает для нас все возможное. И с каждым днем Меган проникалась к нему все большим доверием.
- Раньше я думала, что смогу что-то изменить, - шептала она ему. - Я была в этом твердо убеждена. А теперь посмотрите на меня. Такая же, как все. Выписываю антидепрессанты и звоню в социальные службы.
- Ты не можешь помочь этим людям, - шептал он ей в ответ. - Они слишком бедны, слишком больны, слишком много работают и подсели на искусственную еду, наркотики и алкоголь. Они слишком глупы, в конце концов.
- Нет, ты не прав. Здесь есть хорошие люди. - Она вспомнила о миссис Саммер, о боксере и Дейзи. Она подумала о многих других достойных людях, которые должны были как-то существовать в этих жалких кварталах.
- Теперь тебе надо думать о Поппи. Вообще, о нас. Я серьезно тебе говорю, Меган. Нам надо отсюда уехать.
Услышав эти слова, она улыбнулась. Она понимала, что всю свою жизнь Кирк мечтал уехать в новое, лучшее место, где море синее, песчаные пляжи белее, а вода чище. Как же так получилось, что он, в конце концов, оказался в Хокни?
- И что у тебя на уме? - спросила она.
- Я тебе повторяю, что говорю серьезно.
- Мне тоже не до смеха. Честно. Мне нравится мысль махнуть куда-нибудь подальше от всего этого кошмара.
Кирк порывисто ее обнял.
- Я хочу уехать туда, где есть возможность нырять. Где я смогу учить. Это же самые лучшие места на планете! Меня возьмут в любой крупный дайвинг-центр. На Индийском океане. На Карибском море. В конце концов, у меня дома, в Австралии.
Внезапно Меган посерьезнела.
- Ты думаешь, я всю жизнь смогу проваляться на пляже? Ты думаешь, я смогу оставить свою профессию?
- Но ведь доктора нужны везде! Зачем обязательно практиковать в таком месте, где тебя никто не уважает? Где грязно, полно пьяниц и вообще опустившихся типов?
- Тебе просто противно здесь жить.
- Согласен. Но я ведь здесь не из-за самого места. Я здесь ради тебя. И ради нашего ребенка.
- Но здесь я могу принести реальную пользу. И ты неправ, когда говоришь, что здесь все плохо. Но даже если и так, то как ты думаешь, чем должны заниматься доктора? По-твоему, они должны лечить только богатых? Богатых, успешных и красивых? Но в жизни так не бывает. И в колледже меня учили другому.
- А чему тебя учили в колледже? Думается мне, не тому, что ты наблюдаешь здесь.
Меган попыталась вспомнить. В колледже у нее, действительно, было другое представление о будущей профессии. В своем воображении она всегда выступала в роли спокойного, доброго и всемогущего доктора. Доктора, который приносил надежду отчаявшимся. Что-то в таком духе. Она даже в страшном сне не могла представить, что ее пациенты будут устраивать на нее зверские нападения. Она всегда считала, что они будут испытывать к ней благодарность, даже любить, или уж, на худой конец, уважать. Ей даже в голову не могло прийти, что они будут смотреть на нее как на сволочь из среднего сословия, которая лишает их горячо желаемых таблеток и поганит жизнь тем, что звонит в страшные социальные службы. И, кроме того, Меган никогда не думала, что будет так уставать.
- Я надеялась, что смогу что-то изменить, - повторила она. - Мне хотелось сделать их жизнь лучше. Разве это плохо?
- Ничего плохого в этом нет. Но ты не можешь спасти мир, Меган. Посмотри на нас. Я имею в виду - на нас двоих. Мы каждую ночь мучаемся. Наша малютка плачет, не переставая, а нам кажется, что небеса готовы обрушиться нам на голову.
Ребенок слегка заворочался.
- Тише! - зашептала Меган.
- Как ты собираешься спасать мир? - тоже шепотом продолжил Кирк. - Ты даже с этим не можешь разобраться.
21
Из окна отеля "Ритц-Карлтон" перед Джессикой открывался вид на гонконгский порт, в котором двадцать четыре часа в сутки бурлила жизнь.
В этом месте было нечто магическое, но что именно, Джессика не могла понять. Город постоянно открывал себя с новых сторон, в нем новые сны приходили на смену старым, и везде, куда ни глянь, суша отвоевывалась у моря, и на вновь отвоеванных местах немедленно возводились небоскребы, причем там, где земля еще не успевала просохнуть.
В самом порту можно было увидеть корабли всех стран, видов и эпох. Вот суда на воздушной подушке везли игроков в Макао, вот пыхтящие и дымящие буксиры провожали огромные круизные лайнеры, вот древние деревянные джонки с оранжевыми парусами сновали под самым носом у больших кораблей, вот зелено-белые паромы курсировали между отдельными частями города и его островами. Как-то вечером Джессика посмотрела по телевизору старый фильм: мужчина влюбился в девушку, которую впервые встретил на пароме. Джессика подумала, что это самое подходящее место для того, чтобы влюбиться.
Порт являл собой пышное и хаотичное зрелище, фоном которому служила весьма замысловатая картина: сияющий небосклон, корпоративные башни Гонконга и леса жилых кварталов района Каулунь. За ними расстилались зеленые холмы. Джессика знала, что именно находится по другую сторону от этих холмов, и внезапно ей очень захотелось туда попасть, увидеть, что там, пока у нее есть такая возможность. Кто знает, занесет ли ее еще когда-нибудь в эту часть мира?
- Я хочу посмотреть Китай, - заявила она.
Паоло не ответил. Он лежал на кровати, измученный пятидневным гонконгским мотор-шоу, и вяло просматривал гору прихваченных оттуда брошюр. На обложке одной из этих брошюр красовались две китаянки в национальных одеждах, сидящие на капоте какой-то супердорогой машины.
- Паоло! Я хочу посмотреть Китай!
- Китай? Дорогая, ты и так на него смотришь.
- Я имею в виду другое.
- А кому теперь, по-твоему, принадлежит Гонконг? Совсем не британцам, Джесс. Британцы ушли домой. Конец империи.
- Я имею в виду основные территории. По ту сторону от границы. Народную Республику Китай.
Паоло поморщился.
- Мы, конечно, можем это сделать, если хочешь. Но я не думаю, что там так же хорошо, как здесь. Почему бы нам не остаться в Гонконге еще ненадолго?
- А я хочу увидеть, что там. Пока мы здесь. Кто знает, вернемся мы сюда еще когда-нибудь?
Паоло потянулся на кровати и улыбнулся, находя некий наркотический кайф в том, что находится в пятизвездочном отеле за полмира от собственного дома. Кроме того, ему нравилось смотреть на жену, стоявшую вполоборота у окна, откуда на нее лились лучи дневного солнца. Он не мог ей ни в чем отказать.
- Иди сюда, милая, мы поговорим об этом в постели.
- Зачем? - спросила она. - Ты все равно слишком устал.
- Ну, хорошо, хорошо, мы взглянем на Китай. - Он зевнул и отложил брошюры в сторону. - Одного дня тебе хватит, надеюсь?
Паоло закрыл глаза, а Джессика вновь вернулась к зрелищу за окном. Вот под окнами отеля причалил паром. Из него высыпали толпы тоненьких черноволосых мужчин и женщин, которые повалили на площадь и в офисные здания центральной части города. Очевидно, большая часть из них проживает в бесконечных рядах небоскребов, возведенных в районе Каулунь и окаймляющих собой берег Китайского полуострова. Очевидно, именно там живут их семьи и именно туда вечером после работы их вернет паром. Все эти люди - чьи-то мужья и жены. Родители красивых, воспитанных детей, которых она видела во время прогулки по городу. Дети были одеты в старообразные школьные формы, и все с надеждой смотрели на свое будущее - и на будущее этого прекрасного места.
И внезапно, словно по наитию, Джессика поняла, в чем заключается волшебство Гонконга.
- А знаешь, в чем дело? - спросила она громко, хотя прекрасно знала, что муж спит. - Я больше нигде не видела такой полноты жизни.
- Кто-нибудь из вас менял пеленку? Мамы! Папы! Идите сюда, не стесняйтесь!
Кэт посмотрела на Рори.
- Иди, - прошипела она. - Ты говорил, что постоянно менял Джейку пеленки.
- Но это же было сто лет назад.
- Ты говорил, что твоя бывшая жена - лентяйка, которая терпеть не могла вставать по ночам.
- Оставь меня в покое.
- Подними руку!
- Нет!
Учительница курсов для будущих родителей улыбнулась, глядя на учеников. Они, в свою очередь, с интересом наблюдали за ней и за розовой куклой, которая лежала на столе. Кукла была завернута в мокрую пеленку. Главное достоинство этой куклы состояло в том, что она могла плакать и писаться в пеленки. Прямо как настоящий ребенок. Надо было только вовремя доливать в нее воды.
Учительница принадлежала к тому типу самодовольных всезнаек, которые всегда приводили Рори в некий трепет. Огромное тело в обширных одеждах. Длинные, развевающиеся волосы, которые, очевидно, призваны были символизировать внутреннюю свободу и раскованность, однако почему-то всегда имели грязный и неопрятный вид. Длинные этнические серьги в ушах и вечная блаженная улыбка на губах, словно этой женщине были открыты все тайны мира.
- Смена пеленки у младенца, который только что пописал или покакал, - одно из самых фундаментальных умений.
- Я видела, как моя сестра меняла пеленки, - вдруг сказала одна из будущих матерей. Едва вышедшая из подросткового возраста, вся испещренная татуировками и проколотая в самых неожиданных местах, от ушей до коленок. Девушка пришла на занятия в сопровождении угрюмого молодого человека с нездоровой кожей.
"Дети производят на свет детей, - подумал Рори. - Они сами не знают, на что себя обрекают".
- Еще кто-нибудь? - спросила учительница.
Кэт ткнула его локтем в бок.
- А! - вскрикнул Рори.
Учительница немедленно переключила свое внимание на него. Все будущие матери и их несведущие бойфренды тоже повернулись к нему, словно впервые его заметив.
- Ах, да, - смущенно произнес Рори. - Много лет назад. Когда у меня родился сын.
- Вполне реальный опыт, - учительница всем своим видом выражала издевку. - Давайте посмотрим, что вы помните.
Рори подошел к учительнице и встал рядом с ней у стола. Все еще улыбаясь, она вручила ему чистую пеленку, коробку детских салфеток и тюбик с кремом.
- Большинство новорожденных детей страдают токсической эритемой, - сказала она.
Эти слова привели Рори в замешательство.
- Чистая пеленка - это хорошо, - продолжала она. - Но главное, чтобы ребенок содержался в чистоте постоянно. Начинайте.
Кажется, ничего трудного в этом не было. И Рори действительно вставал к сыну по ночам, пока Эли спала, предварительно выпив несколько стаканов (или, может быть, целую бутылку) чего-то белого и фруктового. Но он чувствовал некоторую уверенность в себе и попытался - перед тем, как перепеленать, - распрямить скорченного игрушечного младенца.
Внезапно у того отвалилась голова и осталась в руках у Рори.
- Блин!
Класс зашелся от хохота.
- Никогда не берите младенца за голову, - наставительно сказала учительница, к тому времени уже переставшая улыбаться.
- Я всего лишь хотел его распрямить, - оправдывался Рори, безуспешно пытаясь нахлобучить голову обратно. - Разумеется, в реальной жизни я бы никогда…
Наконец он кое-как справился с головой, зато тут же запутался с мокрой пеленкой, которая никак не хотела разворачиваться. Класс снова наградил его дружным хохотом. Учительница приняла разочарованный вид.
- Вот умора! - гоготал один из будущих отцов. - От этого чувака я просто тащусь! Прямо как в кино "Экзорцист"! Скоро голова начнет ходить по комнате и всех пугать! Прямо умереть и не встать! Умереть и не встать!
"Какая милая беседа в предродовом классе", - подумал Рори.
Он сделал еще одну попытку снять мокрую пеленку. На сей раз это ему удалось, и он увидел залитые водой пластиковый животик и приватные части младенца. Он деликатно помазал их детским кремом из тюбика (незаметно сдерживая дыхание, чтобы успокоиться), потом промокнул салфеткой и гордо улыбнулся. Потом приготовил новую пеленку, разложил ее на столе, поднял куклу, но та тут же выпустила ему в лицо струю воды.
Класс зааплодировал. Многие просто корчились от смеха.
- Между прочим, - сказала учительница, отсмеявшись, - свежая урина абсолютно стерильна и не приносит никакого вреда.
"О, да, - подумал Рори, - теперь я все хорошо вспомнил. Весь этот кошмар".
На этом занятия закончились. Учительница сообщила, что в следующий раз они будут обсуждать цвет содержимого горшочков и - в качестве особого блюда - встретятся с настоящим младенцем, шестимесячным отпрыском одной из матерей, которая в свое время посещала курсы.
В машине, по пути домой, Рори предпочел сфокусировать все свое недовольство на этой "встрече" с младенцем.
- Как это можно "встретиться" с младенцем? - вопрошал он. - Какой смысл они в это вкладывают? Что он будет делать? Стоять посреди нас с коктейлем в руке? Вести непринужденную беседу? Разговаривать о погоде?
- Может быть, он даст тебе некоторые указания относительно того, как его надо пеленать.
- Какая чушь!
Кэт внимательно посмотрела на него.
- Тебе совсем не хочется этим заниматься, правда?
- Разумеется, хочется! - энергично возразил он. - Все дело в этих дурацких курсах! В разговорах о мамашах, папашах, младенцах. Мы уже выросли из этого возраста.
- Нет, тебе не хочется этим заниматься, я теперь это ясно вижу. - Кэт говорила таким тоном, словно, наконец, поняла, кто он есть на самом деле. - Причем ты не виноват. Мне надо было все предвидеть заранее. Я ведь вынудила тебя сделать это. И вот теперь все открылось.
- Послушай, Кэт, успокойся. У тебя гормоны играют.
Она грустно улыбнулась.
- При чем здесь гормоны? Проблема не в них. Проблема в тебе и во всех твоих сомнениях.
Рори попытался взять ее за руку.
- Послушай, мы пройдем этот путь вместе.
- Сомневаюсь. Потому что у меня такое чувство, будто я совсем одна.
- Кэт, прекрати! Ты же знаешь, я терпеть не могу женщин с большими серьгами в ушах.
- У меня такое чувство, будто ты здесь, потому что… как сказать… просто потому что ты сознательный, или потому что у тебя останется чувство вины, если ты нас покинешь, или потому что я тебя поставила в безвыходное положение. Вот какое у меня чувство. Ты меня понимаешь?
- Слушай, давай прекратим этот разговор. Ни к чему хорошему он не приведет.
- Мне кажется, тебе не хватает мужества, чтобы пройти всю дистанцию до конца.
- Неправда.
- Мне кажется, что ты здесь вовсе не ради меня и моего ребенка. Если бы это было не так, то ты бы наплевал на мнение какой-то старой хиппи с курсов. Мне кажется, ты уже пакуешь чемоданы. И рано или поздно нас бросишь.
- Я жду этого ребенка с таким же нетерпением, как и ты!
- А я думаю, что ты похож на мою мать.
И он знал, что ничего худшего Кэт не могла сказать.
Уличное движение было просто сумасшедшим.
Велосипедисты напоминали косяки рыб, несущиеся по запруженным улицам нескончаемыми рядами. Она, конечно, ожидала увидеть нечто подобное в континентальном Китае, но только не это бесчисленное количество машин, не соблюдающих правила дорожного движения, постоянно жмущих на клаксоны, - даже когда все они стояли в заторах на перекрестках. А что будет, если и велосипедисты пересядут на машины?
Когда движение возобновилось, с их такси поравнялся грузовик, задняя часть которого представляла собой высокую проволочную клетку, где находились свиньи.
Причем свиней в ней было огромное множество, просто гротескное, раза в два больше, чем мог на самом деле вместить грузовик. Их туда побросали на головы друг друга, словно у них уже не было никаких прав или чувств, и их хозяин обращался с ними, как с простыми мешками с компостом. И теперь эти бедные животные с красными от ярости глазами боролись за жизненное пространство, наступали друг на друга, отчаянно вытягивали головы, чтобы глотнуть воздуха, орали от ужаса, и от этого крика у Джессики подводило живот.
Ей хотелось как можно скорее вернуться домой.
Картина разворачивалась совершенно не та, которая рисовалась в рекламных буклетах. Ничего похожего на Гонконг. Китай был грязным и жестоким. В Пекине было нечем дышать, в воздухе висела пыль и песок от постоянно наступающей пустыни Гоби. Если Гонконг был полон жизни, то здесь, казалось, каждому приходилось бороться за жизнь. Бороться, сражаться, царапаться, кусаться, наступать другому на горло без раздумий и жалости.
Старый таксист внимательно рассматривал Джессику и Паоло в зеркало заднего вида.
- Амейгуо? - спросил он.
Молодой переводчик, сидящий на пассажирском сиденье, отрицательно покачал головой:
- Ингуо. Они англичане, а не американцы.
Он пристал к ним на площади Тяньаньмэнь, когда они рассматривали взирающий на всех с эпическим бесстрастием огромный портрет Мао Цзэдуна, и в течение нескольких часов выполнял роль их переводчика, гида и сопровождающего лица одновременно. Он показал им Запретный город, древние аллеи и посещаемые туристами сувенирные зоны. С виду он был милым, симпатичным молодым человеком, который назвал себя Симоном и сказал, что он студент архитектурного института. Они спросили, как его зовут по-китайски, но он ответил, что им будет трудно произнести его китайское имя.
- Что вы делаете? - спросил он Паоло на ломаном английском языке. - Что вы делаете в Англии в качестве работы?
Паоло вздохнул и мрачно уставился в окно. Вначале он охотно отвечал на бесчисленные вопросы Симона, но время шло час за часом, а поток вопросов не иссякал.
- Он продает машины, Симон, - ответила за Паоло Джессика, а мужу шепнула: - Не стоит быть таким грубым.
- Да этот парень, наверное, работает в испанской инквизиции! - хмыкнул Паоло.
- Сколько денег зарабатываете? - невинно продолжал расспрашивать Симон, словно речь шла о погоде.
- Не твоего ума дело! - огрызнулся Паоло.
Симон повернулся к Джессике.
- Вы женаты? Или у вас партнерство? Или свободные отношения?
- Мы давно женаты, - ответила Джессика. Она подняла левую руку и показала ему обручальное кольцо. - Видишь?
Симон взял ее руку и внимательно осмотрел кольцо.
- "Тиффани", - сказал он. - Хорошее. Но "Картье", конечно, лучше. А как долго вы женаты?
- Пять… нет, шесть лет.
Симон задумчиво покачал головой.
- А где ваши дети? - поразмыслив, спросил он.
- Господи Иисусе Христе! - воскликнул Паоло. - Их здесь нет! Мы на отдыхе, парень!
- Нет детей, - сказала Джессика.
- Шесть лет, и нет детей? - удивленно протянул Симон.
- Да, вот так, - ответила Джессика. - Такая мы пара уродцев.
Она взяла мужа за руку и сжала ее, рассеянно посматривая при этом в окно на улицы китайской столицы.
Симон развернулся на своем сиденье и шепнул что-то водителю. Старик кивнул в знак согласия. Пробка между тем начала понемногу рассасываться.
Время утреннего приема закончилось, но Меган все еще приглашала сидящих в коридоре пациентов. В кабинет вошла Оливия Джуэлл.
- У тебя там сидит человек с собакой! - провозгласила она. - И все угощают эту собаку чипсами из пакета!
- Не волнуйся, мам. Надеюсь, тебя не укусили.