Оливия наградила дочь взглядом, от которого та невольно улыбнулась: это был тот самый испуганный, хорошо отрепетированный взгляд, который тридцать лет назад приводил в трепет миллионы телезрителей.
- Мы ведь говорим о собаке, не правда ли, дорогая? - Оливия огляделась кругом. - Неужели ты работаешь здесь каждый день?
- Понимаю, это не совсем то, к чему ты привыкла. Но почему в таком случае ты не пошла к своему доктору Финну?
Финн был частным врачом, у которого его мать лечилась еще в те годы, когда сестры были детьми. Меган помнила приемные апартаменты этого врача на Харли-стрит. Ковры с длинным ворсом, глянцевые журналы, комфортные диваны и люстра, которая особенно сильно поразила воображение Меган. Эта приемная напоминала скорее вестибюль дорогого отеля. И лишь многие годы спустя Меган поняла, что самое роскошное в этой приемной было то, что доктор Финн мог потратить на одного пациента тридцать минут.
- Доктор Финн в прошлом году ушел на пенсию, - сказала Оливия. - А тот, кто пришел на его место, мне не нравится. Все время сводит разговор к тому, что я курю. Кроме того, мне хотелось повидать тебя.
Меган потерла глаза.
- Так в чем проблема?
- Господи, как ты ужасно выглядишь!
- Поппи не спит ночами напролет. Когда Джессика уехала, она стала еще больше капризничать. Кирк взял отпуск, чтобы с ней сидеть, но она явно скучает по Джесс.
- С ними столько хлопот, не правда ли?
- А ты как думаешь?
- Очаровательная манера разговаривать.
- Могла бы как-нибудь прийти и проведать ее.
- Я все собираюсь, но эта твоя квартира! Она вгоняет меня в депрессию.
- Да, и меня тоже. Но давай поговорим об этом потом. Мне уже надо бежать домой сменить Кирка. Что у тебя случилось?
А случилось то, что покалывания в руках у ее матери стали еще сильнее. Кроме того, один глаз стал плохо видеть, изображение перед ним расплывалось. И иногда на нее наваливалась такая усталость, что она едва могла зажечь сигарету.
Лицо Меган окаменело, словно маска, но в глубине души она была потрясена. Когда мать к ней пришла, она решила, что старушку мучает одиночество, но, судя по всему, дела были плохи.
- Тебе надо показаться специалисту. - Меган накорябала на бумажке имя и адрес. - Невропатологу. Он принимает на Уимпол-стрит. Совсем недалеко от того места, где раньше принимал доктор Финн.
- А что со мной? Чем я болею?
- Тебе надо показаться специалисту. Ты расскажешь ему о своих симптомах. Почти наверняка он рекомендует тебе пройти сканирование головного мозга. И, кроме того, тебе следует подготовиться к поясничной пункции.
- Что это за мерзость?!
- Не паникуй. У тебя возьмут из позвоночника немного жидкости, чтобы сделать анализы.
- Меган, чем я больна?
- Анализы покажут.
- Но что это за болезнь?
- Я не имею права говорить о своих догадках.
- Но ведь ты знаешь, что это! Скажи мне, Меган!
- Нет, не знаю.
- Я не уйду, пока ты не скажешь.
Меган глубоко вздохнула:
- Хорошо. Судя по тому, что ты говоришь, это похоже на раннюю стадию рассеянного склероза.
Оливия отшатнулась:
- Это значит, что я кончу свои дни в инвалидном кресле?
- Маловероятно. Большинство людей с таким диагнозом вообще не нуждаются в инвалидном кресле. Но результат непредсказуем. Нет двух человек с диагнозом рассеянный склероз, у которых были бы одинаковые симптомы. Но мы говорим так, словно твой диагноз нам известен, - а он нам еще неизвестен.
- Он лечится?
- Нет.
- Так он неизлечим! О господи, Меган!
Меган взяла свою мать за руку, чувствуя шершавость кожи.
- Он неизлечим, но это не значит, что нет укрепляющей терапии. Сейчас существуют некоторые очень эффективные препараты бета-интерферона. Их можно колоть себе самостоятельно.
- Втыкать шприцы себе в руку? Ты что, серьезно? Не могу же я, в самом деле…
- Кроме того, в медицине существует школа, которая считает, что лучшим средством от рассеянного склероза является конопля. Но ты вряд ли достанешь ее у врачей. Или на Харли-стрит.
Оливия повесила голову.
- Но ведь я могу ошибаться, мам. Прошу тебя, покажись специалисту!
Оливия снова подняла голову.
- Я очень сожалею, мам.
Оливия отняла у дочери руку, и Меган собралась было ее обнять, но тут из коридора послышались крики, звуки разбитого стекла и собачий лай. Меган выбежала в коридор.
Доктор Лауфорд лежал на полу, схватившись с Уорреном Марли. Тот, судя по всему, только что расколотил древний кофейный столик в кабинете медсестры. Везде валялись осколки стекла и куски поломанной мебели. Когда Уоррен увидел Меган, он от злости побагровел.
- Все из-за тебя! - завопил он. - Моя сестра потеряла дочь! Дейзи! Это ты ее лечила! Это все из-за тебя!
Вечером, вернувшись с работы домой, Меган заговорила с Кирком о его мечте уехать из Англии.
Возможно ли это? Куда они поедут? Существует ли на самом деле этот рай, где он может учить людей нырять, а она - заниматься тем, чему ее столько лет учили? И смогут ли они жить такой жизнью? Меган сомневалась, сможет ли мечта, воплотившись в реальность, выдержать испытание на прочность. Или это химера? А что насчет виз? Разрешений на работу? Нянь для ребенка? Все это означало лишь одно - Меган была готова уехать из Лондона.
Она созрела для того, чтобы начать новую жизнь.
Потому что теперь она поняла: Кирк прав.
Когда у человека появляется ребенок, в его жизни меняется все. Человек больше не может беспокоиться обо всем человечестве. Он должен стать эгоистичнее, думать только о своем ребенке и найти безопасное место для того, чтобы этот ребенок рос и развивался. Стоит человеку стать отцом или матерью, как все в его жизни начинает вертеться вокруг этого представителя нового поколения, его собственной плоти и крови.
Человека даже перестают особенно волновать его родители.
Никаких слез.
Это первое, что заметила Джессика.
Хотя не скажешь, что в этом плохо освещенном общежитии с кроватками, стоящими так тесно, что они почти касались друг друга боками, стояла тишина. Потому что каждую кроватку занимал либо ребенок, либо подросток, и все они словно беседовали сами с собой, пели себе песенки, играли сами с собой в какие-то нехитрые игры. Но слез не было.
- А почему они не плачут? - спросила Джессика.
- Наверное, потому что они счастливы, - ответил Симон.
Такого быть не может!
- А что это за место? - спросил Паоло. - Что-то вроде приюта? Это, наверное, приют для сирот?
Сперва Джессика боялась сюда входить. Боялась того, что может здесь увидеть. Грязь, жестокость и полное отсутствие заботы о детях. Как в случае со свиньями, которых загрузили в кузов грузовика и совершенно забыли о том, что они живые. Но здесь все оказалось совсем не так.
Пока они шли по общежитию, она успела заметить, что дети накормлены и содержатся в чистоте. Они смотрели на Джессику и Паоло с нескрываемым любопытством, но без всякого испуга или робости. С ними явно обращались хорошо и с добротой.
Но их было так много, что они, очевидно, понимали: плакать не имеет смысла. Их слезы не имели ничего общего со слезами других детей, таких, например, как Хлоя или Поппи. На эти слезы никто не обращал внимания.
Потому что их было слишком много.
- Четыре миллиона маленьких девочек, - сказал Симон. - В Китае таких брошенных девочек четыре миллиона.
- Это девочки? Вы хотите сказать, что все эти дети - девочки?
- Да, - ответил Симон. - И все из-за политики, выбранной правительством. Людям разрешили иметь только одного ребенка: мальчика или девочку. Большинство предпочитают иметь мальчика. Особенно в деревне. Малообразованные люди низкого происхождения.
Четыре миллиона маленьких девочек стали сиротами из-за политики под названием "одна семья - один ребенок".
Но в других местах - начиная от площади Тяньаньмэнь и заканчивая пекинским "Макдоналдсом" - Джессика и Паоло видели и обратную сторону этой политики: им везде встречались перекормленные, сверхизбалованные дети, испорченные до последней степени. Маленькие китайские императоры. И теперь, вспомнив об этих детях, Джессика поняла, что все они были мальчиками.
С другого конца коридора к ним навстречу вышла няня.
- Вы хотите ребенка? - спросила она.
- О, нет, спасибо! - быстро ответил Паоло. - Мы просто смотрим на них. Джессика, нам нельзя опаздывать на самолет.
- Сейчас трудно взять ребенка, - продолжала няня, не обращая внимания на его слова. - Много западных людей приходит. Им кажется, что это просто. Приехал в Китай - и взял ребенка. Но сейчас трудно это сделать. Слишком много документов. Надо обращаться в специальные агентства. Звонить в Интернациональную детскую программу.
Симон откашлялся.
- У меня есть, - сказал он.
Джессика и Паоло посмотрели на него.
- Вы участвуете в программе усыновления? - спросила Джессика.
- Могу посодействовать.
- За хорошее вознаграждение, надо полагать?
Симон развел руки в стороны:
- Все хотят кушать.
- Джессика, мы попали в лапы к мошенникам, разве ты не видишь? Я бы не возражал, если бы нам всучили поддельную вазу династии Мин или жадеитового дракона для камина. Но только не ребенка, Джесс! Я тебя очень прощу!
Паоло безнадежно махнул рукой на бесконечные ряды детских кроваток. Все они казались старомодными, тяжелыми. Лежащих в них младенцев туго запеленали, наподобие крошечных египетских мумий: ручки крепко прижаты к телу. У детей постарше сзади в штанишках были разрезы, в которых то и дело мелькали голые попки. Это делалось для того, чтобы им легче было ходить в туалет. Но Джессика не могла сдержать улыбки: настолько все эти дети были очаровательными. Серьезными маленькими ангелами с миндалевидными глазами. У некоторых на макушке был оставлен на удивление смешной пучок волос - как у поклонников Элвиса Пресли, носящих на голове иссиня-черные плюмажи.
Словно чтобы отогнать наваждение, Паоло потряс головой. Человек не может просто так, из отпуска, привозить с собой ребенка. Это полное сумасшествие.
- Не забудьте, что вам придется иметь дело с правительствами двух стран, - сказала няня.
- Подождите минутку, - заторопился Паоло. - Никто же не говорит…
- С вашим правительством и с китайским правительством. Нужны разрешения. Визы. Результаты проверок. Все не так просто. Не так, как думают западные люди.
- Ах, вам поможет агентство, - заверил Симон Джессику. Он уже перестал обращаться к Паоло.
Но Джессика не слушала никого.
Она подошла к одной из кроваток, где стояла, покачиваясь, девочка в возрасте месяцев девяти. Она неуверенно держалась за спинку кроватки и постоянно шлепалась на попку, но с мрачным упорством вставала снова. Падала и снова вставала.
И вот все взрослые сгруппировались возле этой кроватки. Паоло подумал, что ребенок похож на мультипликационного инопланетянина: огромные, широко расставленные глаза, крошечный ротик и малюсенький носик, который выглядел так, словно его приклеили к лицу впопыхах. Из носика текли сопли.
- Это маленькая Вей, - сообщила няня.
- А что случилось с большой Вей? - спросил Паоло.
- Большая Вей уехала в Шеньян.
- Шеньян? Где это?
- Это на севере. Город в провинции Дунгбей. Около десяти миллионов жителей.
"Что за страна! - подумал Паоло. - У них полно городов с десятью миллионами жителей, о которых мы даже не слыхали!"
Джессика смотрела на маленькую Вей. Ребенок, в свою очередь, глядел то на нее, то на Паоло. Тот отвел взгляд от этих огромных, широко расставленных глаз и тронул за руку свою жену, как будто желая ее разбудить. Им пора было уходить.
- Я знаю, Джесс, - сказал он. - Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Этот ребенок… ее судьба трагична…
- Разве она трагичнее моей? Ты меня удивляешь.
- Ты хочешь помочь голодающим миллионам? Сделай благотворительный взнос. Выпиши чек. Я серьезно говорю: спонсируй этого ребенка. Что делать, Джесс, на свете существуют бедные люди. Они будут благодарны тебе за помощь. Позвони в какой-нибудь детский фонд. Сделай прямое именное пожертвование. Чтобы каждый месяц ей поступала небольшая сумма. Тем самым ты совершишь хороший поступок! Но это самое большее, что ты можешь сделать!
- Знаешь, Паоло, почему они не плачут? - спросила Джессика. - Потому что их никто не любит. Тем, кого не любят, не имеет смысла плакать. Потому что к ним все равно никто не подойдет.
Паоло смотрел, как его жена наклонилась над кроваткой и взяла на руки маленькую Вей.
Джессика погладила ребенка по затылку, надеясь, что та положит головку ей на грудь. Именно так делала Поппи, когда тетя брала ее на руки. Но головка маленькой Вей упрямо торчала вверх. Малышка удивленно рассматривала двух большеносых и белокожих взрослых, которые стояли с двух сторон от нее.
- Кажется, именно ты когда-то завел речь об усыновлении, - сказала Джессика.
- Да, но именно ты тогда сказала, что лучше заведешь кошку, - возразил Паоло.
- Ты только на нее посмотри! Глянь на нее, Паоло! Этой крошке нужен кто-то, кто будет ее любить. А теперь посмотри на меня! Мне нужно быть чьей-нибудь мамой. Все просто, Паоло!
Паоло не знал, что и думать. Это было какое-то сумасшествие. Ему оставалось только качать головой.
Но потом он снова посмотрел на маленькую Вей и увидел, что она положила свою крошечную ручку на грудь Джессики. Ее пальчики были, словно спички. И тот комок льда, который сидел в его груди, вдруг начал таять.
Может быть, в каком-то смысле Джессика права.
Может быть, все действительно очень просто.
22
Ребенок, наконец, уснул, и Меган, с удовольствием растянувшись на постели, стала воображать, что слышит прибой двух океанов.
Она прекрасно знала, что это невозможно. Их квартира находилась в Бриджтауне, в западной части острова, где ей приходилось лечить случайно занемогших туристов из роскошных отелей Сан-Джеймса, расположенных у самых ласковых вод Карибского моря.
Но ей нравилось думать, что сюда доносится шум морского прибоя с другой части острова - ее любимого места, где не было никаких роскошных отелей и куда забредали разве что редкие, самые храбрые туристы. Там огромные волны Атлантического океана бились о крутые скалы Батшебы и восточного берега Барбадосских островов.
Остров между двух морей. Ничего подобного ей раньше и не снилось. И Меган гадала, знают ли туристы с западного берега Барбадосских островов о дикой и притягательной красоте восточного побережья. Все, что говорилось в рекламных буклетах об этих местах, оказалось правдой: и белый песок, и дикие пальмы, и солнце круглый год. Но у этих мест была и своя оборотная сторона, так сказать, изнанка, совершенно неосвоенная, непредсказуемая и опасная, о которой ни слова не говорилось в рекламных буклетах. Изредка упоминания о ней можно было встретить в криминальных хрониках "Адвоката" или "Нэйшн", где рассказывалось о наркодельцах и убийствах, причем иногда по ночам с той стороны острова действительно слышалась стрельба. Сердце этих мест было диким.
Меган тосковала по сестрам; их отсутствие она ощущала ежедневно. Ей очень не хватало их телефонных звонков, традиционных обедов в Смитфилде, да и просто осознания, что они находятся где-то рядом, всего в нескольких остановках метро от нее. Ей очень не хватало тех часов, которые Джессика беззаветно посвящала Поппи. Ей не хватало ободряющего присутствия Кэт.
Сколько Меган себя помнила, она всегда была самодостаточной личностью: единственной, кто безболезненно перенес развод родителей, прекрасно закончившей школу и ставшей принцессой медицинского колледжа. Она ощущала себя то избалованным ребенком, то младшей сестрой, то, наконец, дипломированным врачом, рассудительным и компетентным. И только приехав за границу, она поняла, что ее представление о себе всегда обусловливалось безоговорочной поддержкой семьи. Но Меган знала, что делала. Она приехала сюда, чтобы начать новую жизнь, укрепить семью. Конечно, она предпочла бы, чтобы за ее ребенком ухаживали любящие родственники. Но раз уж любовь здесь не стояла на повестке дня, значит, в ход должны пойти доллары. Меган записала Поппи в Плантаторский детский клуб в Хоултауне и уже начала интервьюировать потенциальных нянь. Впервые в жизни ей не приходилось беспокоиться о деньгах.
Для нее здесь нашлось много работы. Весьма много. Правда, эта работа сильно отличалась от той, к которой привыкла Меган на своем старом месте в Лондоне. Возвращаясь мыслями к прошлому, она убеждалась в том, что лондонские пациенты были в своей массе жертвами нищеты. Ее новых пациентов на Барбадосе можно было назвать жертвами богатства.
Вчера, например, она посетила три разных отеля в Сан-Джеймсе. В одном из них ей пришлось лечить ребенка, ужаленного медузой; в другом - женщину, которая сломала себе нос, когда каталась на водных лыжах, а те перевернулись и уехали без нее; в третьем - пятидесятилетнего мужчину, который растянул коленные связки, когда решил заняться виндсерфингом и впервые в жизни встал на доску. Молодая жена этого мужчины (должно быть, вторая или третья) стояла тут же с маленьким ребенком на руках и наблюдала за тем, как Меган осматривает ее мужа и выписывает ему рецепты на обезболивающие препараты.
"Случай типичный, - думала Меган. - Весь год напролет они сидят перед мониторами компьютеров, а потом приезжают сюда и воображают себя крутыми". Да, здесь она без работы не останется.
В другие дни Меган лечила жертв солнечных ожогов, любителей погулять пешком до волдырей на пятках, любопытных туристов, которые дотронулись до ядовитого дерева манчиниль, растущего по всему побережью Сан-Джеймса, и, разумеется, ей попадалось огромное количество случаев, которые в Хокни носили название "необъяснимые пивные отравления".
Но стоило ей заподозрить у больных что-то серьезное, вроде инсульта или сердечного приступа, как таких больных тут же отправляли на скорой помощи прямо в госпиталь королевы Элизабеты в Бриджтауне. К разочарованию Меган, на Барбадосе не было тропических болезней: здесь их победили давным-давно. Таким образом, ее медицинская практика оказалась до смешного бесцветной по сравнению с той, которую женщина знала в прошлом.
В Хокни ей приходилось лечить героиновых наркоманов в период ломки, жертв поножовщины, хронических алкоголиков, лиц, страдающих ожирением и тех многочисленных жителей квартала Санни Вью, которые беспрерывно курили табак (и не только табак) и укуривались до смерти. По сравнению с тем, чем Меган занималась раньше, здесь было довольно скучно, и чаще всего приходилось оказывать помощь тем, на кого упал с пальмы кокосовый орех. У нее создавалось впечатление, что здесь никто не может по-настоящему заболеть, - и, соответственно, никто не собирается умирать, - и здешний праздник жизни будет длиться вечно.