Маленькая Вей начала елозить на своем высоком стульчике и внезапно разразилась криками протеста. Шепча что-что успокоительное, Паоло ловко вытер детское личико, поправил слюнявчик и поднял со стульчика на руки.
- Тебе пора бай-бай, моя дорогая.
С ребенком на руках он подошел к окну: в тридцати этажах под ним на забитых транспортом дорожных развязках гудели и трубили на разные лады машины, в воздухе висела пыль, сквозь которую свет фонарей казался расплывчатым и тусклым. Паоло задернул занавески. В темноте, глядя на него, поблескивали огромные глаза малышки Вей.
Паоло бережно положил ее на маленький столик и проверил пеленку. К счастью, ребенок не успел обделаться. Тогда Паоло переложил девочку в кроватку, включил музыкальный центр, помещавшийся под огромным плоским телеэкраном, и поставил единственный имевшийся у них диск с детской музыкой.
Они купили его в торговых рядах на улице Вечного Мира. Это было собрание детских песенок, которые, казалось, не изменились со времен детства Паоло. "Бобби Длинное Копье", "Инси-Винси паук", "Гав-гав, говорят собачки", "Раз, два, три, милашка, застегни мне пряжку". Казалось, их придумали столетия назад. Даже для Паоло упоминания о добрых курочках, нежных свинках, дамах и кавалерах и о галантных лягушках звучали доисторически. Он понятия не имел, как их воспримет маленькая Вей. Но стоило той услышать первые звуки "Бобби Длинное Копье", как она тут же успокаивалась и начинала слушать.
У Бобби родился ребенок.
Он поднял его из пеленок
На ручки, на ручки!
Под дубом могучим.
Мой папа из всех самый лучший!
Паоло лег на кровать и закрыл глаза. Интересно, когда были написаны эти странные стихи? Может быть, в ту же эпоху, когда Вальтер Скотт писал свои средневековые романы? У Паоло сложилось впечатление, что детские песенки существовали на свете всегда и будут до скончания веков передаваться из поколения в поколение. Еще он подумал: "Интересно, а вдруг дети Вей тоже будут слушать те же самые песенки, которые успокаивают ее сейчас в номере пекинской гостиницы "Шератон"?" С этой мыслью Паоло начал погружаться в сон. Следующее, что он помнил, - это свое внезапное пробуждение оттого, что в номер ураганом ворвалась Джессика, крича, и смеясь, и размахивая красным английским паспортом, в который была вклеена сделанная по всем бюрократическим правилам фотография ребенка, похожего на маленького Будду, с толстыми щечками, серьезным, непроницаемым лицом и глазами, взирающими на мир абсолютно прямо и спокойно.
Вся эта суета разбудила ребенка, и Джессика подхватила Вей на руки и покрывала поцелуями лицо, в то время как Паоло протирал глаза и пытался вспомнить, что он хотел показать жене. Потом внезапно вспомнил, но, оглянувшись на Вей, увидел, что кукурузный чипс уже исчез с челки девочки, исчез навеки, и показывать было нечего. И Паоло решил, что будет глупо пытаться объяснить жене те чувства, которые он испытал в ее отсутствие.
Поэтому он просто смотрел, как жена кружится по номеру с ребенком на руках, смеется и показывает малышке паспорт, и раз за разом читает в нем ее имя: Вей Джуэлл Бареси. Большинство приемных родителей дают китайским детям западные имена, но Джессика сочла, что это не обязательно. У малышки и так прекрасное имя.
"Сколько же национальностей и культур собралось вместе, чтобы устроить жизнь этой маленькой девочки", - думал Паоло, и от этой мысли его распирало от гордости.
"Моя дочка, мое будущее".
Место для толстых здесь было не предусмотрено.
В журнале работали исключительно супермодные молодые люди - или же люди постарше, но уже лет двадцать как привыкшие следовать самым последним веяниям моды. Все молодые были, как один, очень бледны, словно все краски сошли с их лиц после посещения тысячи ночных клубов, а те, кто постарше, были, наоборот, весьма странного, почти оранжевого цвета, что, по-видимому, подразумевало искусственный загар. А волосы, наоборот, были осветлены.
Но все - и молодые, и старые, - взирали на все характерным для супермодных людей оценивающим взглядом, и наблюдали за Кэт с крайним любопытством, когда она проходила мимо их столов, на восьмом месяце беременности, весящая на двадцать килограммов больше своего нормального веса и ужасно стесняющаяся собственной походки - этакого постоянного подрагивания и покачивания из стороны в сторону, которое, по ее мнению, придавало ей сходство с гигантским разжиревшим крабом. Усаживаясь в кресло напротив главного редактора, она вся съежилась, нервно задышала и засмущалась еще больше.
Все книги и журналы для беременных наперебой заверяли своих читательниц в том, что изменения, происходящие с телом в период вынашивания ребенка, - некий экзистенциальный, расширяющий человеческие возможности вселенский опыт. Взять хотя бы некоторые заголовки: "Поздравляем! Ты беременна!", или "Сорок незабываемых недель!", или "В твоем теле варится славный пудинг!" Кроме того, там постоянно напоминали о "новых сексуальных изгибах тела". Но Кэт не ощущала себя роскошной женщиной, а уж о сексуальных изгибах тела, на ее взгляд, вообще не могло быть и речи. Наоборот, впервые в жизни она чувствовала себя неповоротливой и неуклюжей. Расплывшейся, непривлекательной и старомодной. Самой себе она казалась ожиревшей тушей, случайно попавшей в группу здоровья, все члены которой с крайней озабоченностью следят за своим весом.
По ночам располневшие груди мешали ей спать. Казалось, что она делит постель с двумя жирными незнакомцами, которые никак не могут успокоиться. И за все это превращение в Мать Слониху ей давалась одна-единственная компенсация: легкие толчки в животе, которые, как ей казалось, усиливались тогда, когда она ложилась отдохнуть.
- Итак, посмотрим ваши статьи, - сказал главный редактор. Не человек, а его тень, одетая в стиле ретро, слишком серьезная, чтобы улыбаться.
- Я могу делать и другую работу, - Кэт инстинктивно похлопала по своему животу. - Мне не обязательно поручать ресторанные интервью. К тому же, я знаю, что у вас уже есть критик по ресторанам.
- Трэвис? Да. И как он вам?
- О, он классно работает, ваш Трэвис. Мне нравится. Только немного… ядовито. Такое впечатление, что он ко всему испытывает отвращение.
- Да, он хороший. - Главный редактор пригладил свою козлиную бородку. - Я бы рад предложить вам кое-что на пробу, но в такой момент это затруднительно…
- В какой момент?
На его лице наконец-то появилась улыбка. Как у страдающей анорексией акулы.
- Как я могу поручать что-то человеку, который со дня на день собирается родить ребенка? Послушайте, у меня у самого есть дети. Два мальчика, трех лет и одного года.
"Кто бы мог в это поверить? - подумала Кэт. - Иногда мне кажется, что я - единственный человек на земле, кто решился завести ребенка".
- То есть скоро вы будете слишком заняты и у вас не останется время на то, чтобы набросать тысячу-другую слов в умном и непринужденном стиле. Разве вам не ясно?
- Да, но мне очень нужна работа! А рестораны я обходить не могу, потому что, как вы сами понимаете, уже слишком поздно…
Кэт сама себя одернула. Он, конечно, совсем не плохой человек, а после того как она узнала, что у него есть дети, то даже прониклась к нему искренней симпатией. Но на его растерянном лице она прочла: "Это ваши проблемы, леди".
Кэт выходила из редакции с таким чувством, словно весь мир бизнеса внезапно повернулся к ней спиной. Кроме того, она себя чувствовала слишком старой, и хотя многие в редакции были гораздо старше ее - все эти сорока-пятидесятилетние ловеласы, ветераны Ибицы, матерые завсегдатаи ночных клубов, стойкие и преданные посетители модных тусовок всех рангов и мастей, истинные поклонники необремененности - они каким-то непостижимым образом все казались младше Кэт, со своими оголенными талиями, свободным образом жизни и искусственно осветленными волосами.
Она снова похлопала себя по животу, погладила его вниз-вверх-вниз, словно говоря будущему ребенку: "Не беспокойся, малыш, все будет хорошо".
Поппи сидела на высоком стульчике и ела пальцами йогурт. Здесь же, на столе, стояла тарелка с виноградом - совсем рядом и одновременно вне досягаемости девочки, - в качестве поощрения за съеденный завтрак, или, на худой конец, за успешное размазывание его по лицу. Няня, огромная женщина родом с Ямайки по имени Милашка, радостно кудахтала над Поппи всякий раз, когда та захватывала своей ладошкой некоторое количество йогурта и отправляла его в направлении своего лица.
Сперва Милашка показалась Меган идеальной няней, лучше которой и желать было невозможно. Уход за Поппи она воспринимала не просто как свою работу - создавалось впечатление, что она испытывала к ребенку искреннюю привязанность. Меган была тронута до глубины души, когда увидела на столе у Милашки фотографию Поппи в рамке. Милашка была всем хороша, кроме одного-единственного, крошечного "но"…
Меган искренне желала, чтобы Милашка все-таки помнила о том, кто из них на самом деле является мамой Поппи. Вот Милашка засунула в рот ребенку виноградину.
- Милашка!
- Да, мадам?
- Разве ты не помнишь, о чем мы договаривались?
Молчание. Поппи рассматривала свою мать, не переставая жевать виноградину.
- Виноград надо очищать от кожицы!
- Да, но в кожице масса полезных веществ!
- Ребенок слишком мал.
- Как мал? Ей уже годик!
- Но ведь она родилась преждевременно! - напомнила Меган, начиная вскипать. - Сколько раз мы с тобой обсуждали этот вопрос? Когда речь идет о недоношенных детях, их возраст надо считать не от момента фактического рождения, а от того момента, когда они должны были родиться в условиях нормальной беременности!
В комнату вошел Кирк с огромным рюкзаком за плечами, набитым снаряжением для подводного плавания. Он поцеловал дочь в макушку.
- Мы едем на Песчаные скалы для ночного ныряния, - сказал он. - Не жди меня до завтра. Пока, Милашка!
- Пока, мистер Кирк.
Меган подошла к столу и взяла картонку с фруктовым соком.
- А это что такое? - спросила она.
- Как что? Яблочный сок. - Вид у Милашки был угрюмый и обиженный. Она нежно вытерла личико Поппи и, подняв ее со стульчика, взяла на руки.
- Милашка, - строго сказала Меган. - В этом соке содержится сахар. Сахар! Поппи надо давать сок без сахара! Мы же договорились…
Теперь они обе смотрели на нее одинаково осуждающим взглядом. Ее дочь и няня. Ребенок вцепился в няню и, казалось, прекрасно понимал суть спора.
Их взгляд ясно говорил: да, конечно, ты можешь сколько угодно жаловаться на сок с сахаром, неочищенный виноград и на массу других вещей в том же духе. Но тебя же целый день нет дома!
Так кто же мать?
- Опустите трусики, - сказала Меган, натягивая на руки пару резиновых перчаток.
Женщина осторожно спустила трусики, наполовину обнажив попу. Одна ягодица напоминала дикобраза альбиноса: розовая, распухшая и вся покрытая множеством мелких черных шипов.
- Такое впечатление, что вы сели на морского ежа, - сказала Меган. - Можете одеваться. Я выпишу вам рецепт на обезболивающий препарат.
Меган села за стол и случайно бросила взгляд в окно, на яркие паруса серферов. К отелю приближался катер аквалангистов, его красный с белой диагональной полосой флаг развевался на ветру. Она подумала: "Может быть, и Кирк на нем?"
- Так что же? - напомнила о себе женщина.
Ей было лет за тридцать, загорелая и подкрашенная, с искусно высветленными прядями волос на голове. Наверняка в Лондоне она была важной штучкой, входила в состав директоров какого-нибудь серьезного предприятия или выполняла другую, не менее ответственную работу. Привыкла получать от жизни все желаемое. На Барбадосе Меган встречала таких множество.
- Обезболивающие препараты - это единственное, что может вам сейчас пригодиться, - сказала Меган. - Если это иголки морского ежа, то лучше всего дать им зажить самостоятельно. Если попытаться их вытащить, то будет хуже. Еще больнее.
Женщина выпрямилась. Не было никакого сомнения в том, что она относилась к себе как к очень важной персоне. Куча иголок в заднице явно не вязалась с ее самооценкой.
- Прошу вас, не обижайтесь, но вы настоящий доктор? - спросила она. - Или вы… не знаю, как лучше сказать… случайно заняли эту должность, а на самом деле просто медсестра?
Меган улыбнулась.
- Я настоящий доктор. Но если вас не устраивает мой диагноз, то вы можете в любую минуту взять такси и поехать в Бриджтаун, в госпиталь королевы Елизаветы.
Женщина казалась испуганной.
- В местный госпиталь? - переспросила она.
- Этот госпиталь самого высокого класса. Пусть они вас посмотрят. Выскажут еще одно компетентное мнение.
Из окна Меган видела, что катер остановился недалеко от берега. Люди в мокрых купальниках прыгали в мелкую воду, а затем снова карабкались на борта. Среди них был Кирк. Очень хорошо. Можно вместе пообедать. Меган как можно любезнее улыбнулась женщине:
- Ничего страшного. Надеюсь, оставшуюся часть отпуска это вам не испортит. Болячки скоро заживут.
Дайвинг-центр находился на дальней стороне пляжа. Меган пересекла роскошный вестибюль отеля, попутно отвечая на приветствия персонала, потом вышла на пляж, сняла туфли и пошла по песку босиком. Легкий ветерок дул в лицо, она полной грудью вдыхала свежий морской воздух. Здешняя жизнь нравилась Меган гораздо больше прежней.
Но когда она приблизилась к дайвинг-центру, то увидела Кирка, который сидел на песке вместе с девушкой в мокром купальнике.
По ее виду можно было сказать, что она, скорее всего, приехала из Скандинавии, - одна из тех спортивных, независимых молодых девушек, какой Меган себя уже не помнила. Кирк наклонился к ней и убрал с лица девушки прядь мокрых светлых волос. От этого жеста Меган едва не задохнулась. Не дожидаясь, пока они ее заметят, она круто развернулась и быстро зашагала по пляжу в обратном направлении.
Потом она села в машину, в свою маленькую "Витару", и поехала на восточный берег острова, где припарковалась на холме и просидела несколько часов, глядя на то, как волны Атлантического океана разбиваются о грозные скалы.
У нее не было сил возвращаться домой.
Кроме того, время сменить няню еще не подошло.
Полет из Пекина в Лондон занял десять часов.
Девушка за регистрационным столом Британских авиалиний, кажется, была очарована маленькой Вей, потому что без разговоров определила всех троих в отсек бизнес-класса.
Джессика уже во всех красках представила спокойный полет с шампанским, но оказалось, что путешествовать с Вей - все равно что путешествовать с дикой обезьянкой.
Во время взлета, когда ее пришлось пристегнуть к Джессике, она пронзительно визжала. Потом, когда ей не разрешили свободно гулять по отсеку, она взвыла от гнева и возмущения. Прошло всего три месяца с момента их первой встречи - а девочка уже вполне сносно научилась ходить и пыталась делать это при каждой удобной возможности.
Паоло взял ее на руки, укачивал, как мог, говорил ей, что все в порядке, но десять долгих часов полета Вей неустанно плакала и хныкала, и не давала никому ни минуты покоя.
- Господи! - пробормотал сидевший недалеко от них толстый бизнесмен, во время полета беспрестанно утешавший себя кларетом.
Паоло, держа маленькую Вей на руках, повернулся к нему и сказал срывающимся от гнева голосом:
- Детям в самолете позволено плакать. Детям везде позволено плакать! Если вас это раздражает, то я очень сожалею. Но имейте в виду, что дети плачут везде! И если моя дочь вас чем-то раздражает, то скажите об этом мне! Не стоит бормотать что-то сквозь зубы. Лучше выскажите все мне в лицо! Вам понятно?
Испуганный бизнесмен спрятался за журналом. Паоло победоносно от него отвернулся и, все еще дрожа от волнения, продолжил укачивать Вей.
Джессика ни разу в жизни не видела его таким агрессивным. Ее муж всегда был очень мягким и воспитанным человеком - именно за это (конечно, не только за это) она его и полюбила.
Но стоило какому-то бизнесмену в самолете пожаловаться на плач их ребенка, как в Паоло проснулась такая ярость, какой в нем раньше нельзя было и заподозрить.
А самое забавное, что ей такое поведение казалось самой естественной вещью в мире.
24
Это была страна ураганов.
Они зарождались где-то к востоку от Барбадосских островов и, хотя могли налететь когда угодно в период с июня по ноябрь, все же, как правило, предпочитали обходить острова с северной стороны. Но только не на этот раз.
Меган припарковала "Витару" на холме над Хоулстауном. Она уже заехала за Поппи в Плантаторский детский клуб, и ребенок теперь вполне безмятежно играл с розовым динозавром, сидя в детском кресле на заднем сиденье машины. Меган с тревогой поглядывала на небеса и видела, что они постепенно чернеют. Тучи клубились и явно приближались к тому кусочку суши, на котором находились они. Ветер выл и гнул к земле стволы пальм, в ветровое стекло автомобиля забарабанили крупные капли дождя.
- Поппи, я не знаю, что делать, - пробормотала Меган себе под нос. - Даже не знаю, сможем ли мы при такой погоде вернуться домой.
Улицы городка быстро пустели. Местные жители поспешно забирали детей, навешивали на окна штормовые жалюзи и прятались в укрытия. Какая-то старая женщина с маленьким ребенком в одной руке и с маленьким козленком в другой постучала в стекло автомашины Меган.
- Вы хотите остаться с нами, мадам? Переждать ураган? Кажется, на этот раз он идет прямо на нас.
- Спасибо, но я попытаюсь добраться до дома.
Меган завела машину и медленно поехала вниз с холма к Сан-Джеймсу, постоянно опасаясь, что может забуксовать или ее занесет на мокрых пальмовых листьях или стеблях сахарного тростника, лежащих поперек дороги. Свист ветра между тем перешел в пронзительный вой, и тут впервые Меган по-настоящему испугалась, поняв, что для возвращения в Бриджтаун у них фактически не остается времени.
Она взглянула в зеркало заднего вида и поглядела на Поппи, которая продолжала беззаботно играть со своим динозавром. Будь Меган одна, то наверняка бы сейчас рискнула и поехала домой, но с ребенком в машине об этом не могло быть и речи. Меган решила, что они спрячутся от урагана в каком-нибудь близлежащем отеле и там переждут, пока он либо обрушится на них, либо пройдет стороной и ударит на Мартинику или Доминиканскую республику.
Они уже подъезжали к отелю, когда она заметила в море катер аквалангистов. Его красный с белой диагональной полосой флаг бешено бился на ветру. Очевидно, они уезжали нырять куда-то далеко и не заметили приближения урагана, и теперь катер, с трудом сражаясь с волнами, пытался повернуть к берегу. А вдруг это его катер? Сердце Меган сжалось от ужаса.
Она припарковала машину и быстро отстегнула Поппи от сиденья. Вестибюль отеля был почти пустым, только за регистрационным столом сидела знакомая Меган девушка.
- Пять минут присмотрите за ней, прошу вас! - попросила Меган, вручая ей Поппи. Ребенок сперва было заскулил и захныкал, но тут же успокоился, когда девушка с утроенной энергией начала восхищаться ее розовым динозавром.