А Марк Антоний, разве он давал полномочия Луцию делать такие заявления от своего имени? Весьма сомнительно. Возможно, Октавиан порой в этом сомневался. Такое поведение Луция не вызвало восторга среди ветеранов Антония и его лидеров. Он совершил большую ошибку, вмешавшись в армейский конфликт с неясным исходом, с весьма подозрительными претензиями и тем вызвал недоверие многих высших армейских офицеров. Зато он получил горячее одобрение слоев, которые еще никогда никого успешно не поддерживали.
Перузийская кампания. Луций совершает маневр. Луций в Перузии. Перузия сдается. Голод
Последовавшая за этим кампания была спланирована сильным и острым умом, который лишь теперь выходит на арену борьбы, - Марком Випсанием Агриппой. Он обладал и умением, и твердостью, которых в делах войны не было у Октавиана. Агриппа был из тех юношей, которых еще Юлий подобрал для компании племянника. Он был с ним в Аполлонии, а затем последовал за ним в Италию и в Филиппы. Сам он также был очень молодым человеком, между ним и Октавианом была разница в год. Большой удачей было еще и то, что он смотрел на вещи точно так же, как и Октавиан, и реакции у них были одинаковыми, и он решал проблемы именно так, как того требовал Октавиан. Ему не были свойственны холодность, рефлективность и физические недостатки Октавиана. Он был крепким парнем, типичным римским плебеем в своей решительности, в своем открытом характере. Лишенный какого-либо проблеска гениальности, он как нельзя лучше подходил на роль полководца, который мог с блеском осуществлять чужие идеи. При первых признаках враждебности молодой Октавиан, как по волшебству, начинал в себе сомневаться, а другой юноша с решительным подбородком, смелыми серыми глазами и сжатыми губами всегда находился рядом - как раз в таком человеке нуждался Октавиан в силу особенностей своего характера. У Агриппы был дар заставлять людей действовать. Он даже Октавиана заставлял браться за дело с удвоенной энергией, что мы уже и могли заметить.
Ход следовал за ходом, как в шахматной партии. Когда Сальвидиен со своим войском из шести легионов выступил в поход из Галлии на помощь Октавиану, он, естественно, выбрал основной путь, пролегавший от Плацентии на реке Пад к Аримину на Адриатическом море. Дорога была столь же удобной, как железная дорога. За ним на достаточно безопасном расстоянии следовали Вентидий и Азиний Поллион, которые были друзьями и союзниками Антония. Они не были - да и не могли быть - друзьями до гробовой доски. Их люди не были в восторге от предстоящей войны и могли за ними не следовать. Когда Сальвидиен дошел до пересечения Армина, то свернул с Эмилиевой дороги и двинулся по Фламиниевой, которая шла через Италию по горам от Фанум-Фортуне к Риму. Вентидий и Азиний Поллион, все еще следуя за ним, тогда захватили Армии и блокировали его отход. План Луция заключался в том, чтобы выйти из Рима и встретить Сальвидиена на Фламиниевой дороге, где Сальвидиен, по его расчетам, должен быть уничтожен до того, как Отавиан соединится с ним. Этот план разрушил Агриппа, отправившись маршем на Сутрий, один из древних этрусских городов-крепостей, расположенных на горах вулканического происхождения на юге Этрурии, охраняя Кассиеву дорогу, ведущую во Флоренцию. Как только Луцию стало об этом известно, он остановился. Агриппа должен был двигаться вперед, и если он достигнет Флоренции через горный неохраняемый проход, то сумеет отрезать Вентидия и Азиния Поллиона от Галлии. Поэтому Луций сделал привал и предпочел разбить лагерь позади мощной крепости Перузии, современной Перуджи, на горе над долиной Тибра и Фламиниевой дорогой. Здесь он чувствовал себя в относительной безопасности.
Однако по его стопам двигался значительно более умелый враг, чем он полагал. Агриппе надо было только задержать Луция, и это ему удалось. Теперь он оставил Кассиеву дорогу на Клузий и повернул к Перузии, в то время как Октавиан двигался туда же по Фламиниевой дороге. Поскольку Сальвидиен был на той же дороге, только значительно позади Перузия, подходя со стороны Фанума, то теперь уже настала очередь Луция сдаваться. Более того, это окружение (которое можно было предвидеть заранее) произвело впечатление и на Вентидия с Азинием Поллионом. У них пропала охота действовать решительно.
Поймать в западню Луция Антония в самом начале войны было большим успехом. Теперь надо было захватить его и его войско. Октавиан выслал все подкрепление, какое мог собрать, и началась одна из великих инженерных битв, с проведением которых римляне познакомились за несколько веков до того, осаждая старые этрусские города в этом регионе. Осада Перузии стала практически самой последней великой осадой древней Италии.
Октавиан или, скорее, Агриппа, поскольку он обладал инженерным складом ума, начали работы по окружению Перузии валом с насыпью, ограждением и окопами длиной в шесть с половиной миль. Он протянул окраинные валы вплоть до Тибра, чтобы завершить блокаду. Луций стал строить контрвал вокруг подножия холма и послал за помощью. Фульвия бросилась в битву со всевозможной энергией, стремясь привлечь союзников. Однако войска Антония словно впали в летаргию. Кален, имевший в своем распоряжении одиннадцать легионов - огромную армию - в Милане, вообще не двинулся с места. Азиний Поллион, Вентидий и Планк, выйдя из состояния ступора, попытались прийти на помощь осажденным, однако поспешно отступили, когда против них выступил Октавиан. Между тем цезарианцы, занятые работой, увеличили ров, окружавший Перузию, до тридцати футов в длину и ширину. Вал был укреплен редутами и деревянными башнями, с него можно было наблюдать осажденных внутри. Вылазки не давали результата. Луций использовал отряд гладиаторов в качестве штурмового отряда, и сторонникам Цезаря трудно пришлось в рукопашном бою. Однако их было не так много, чтобы решить исход сражения. Кольцо вокруг Перузии казалось достаточно прочным.
Перузия не была готова к осаде. Недостаток продовольствия вскоре перерос в голод. Однако тем, кто осаждал, было не намного лучше, так как Секст Помпей не пропускал корабли с продовольствием. В последний день года, когда заканчивались консульские полномочия Луция Антония, он предпринял отчаянную вылазку из Перузии. Его наступление на окружающий вал было отбито резервом Октавиана; в тот же день в Риме вспыхнул мятеж, связанный с недостатком продовольствия. На другой день Луций Антоний уже не был консулом. Его полномочия закончились, но Октавиан все еще оставался триумвиром.
Отсутствие помощи. Сдача Перузии. Луций и Октавиан
В начале года, побуждаемые своими друзьями, Вентидий и Азиний Поллион сделали еще одну попытку освободить Перузию. Поллион был одним из новых консулов, однако после событий последних месяцев престиж консульской должности пошатнулся. Двинувшись по Фламиниевой дороге из Фаноны, они прибыли в Фульгиний, недалеко от Перузии. Здесь они столкнулись с войсками Агриппы и Сальвидиена. Огромные дымовые костры предупреждали перузийцев о прибытии подкрепления. Военному совету было доложено, что Вентидий и Азиний намерены наступать, однако Планк поступил более разумно. Он указал собравшимся на неудобства их позиции при наступлении на Перузию, на вероятность, что их могут окружить войска Агриппы и Октавиана. Мало-помалу костры затухли, и никто не пришел на помощь голодающей Перузии. Еще одна вылазка была отбита; осажденная Перузия осталась голодать. Луций не мог поверить, что помощи не будет.
Однако защитники Перузии предпочли умереть в сражении, а не от голода. По приказу Луция рабы были вычеркнуты из списков получавших пайки. Он не позволял им покинуть Перузию, поскольку они могли рассказать об отчаянном положении осажденных. Рабы медленно умирали голодной смертью, их хоронили в глубоких рвах, и, поскольку обычная человеческая природа и человеческие симпатии - вещь гораздо более реальная, чем искусственные абстракции о законном статусе людей, войска начали роптать. Они требовали, чтобы их повели в наступление. Они были уверены, что смогут это сделать.
Срок последней вылазки был намечен, и это было великое сражение. Атакующие были экипированы всеми необходимыми инструментами для преодоления рвов, вала и ограждений; чтобы скрыть реальный смысл наступления, было приказано наступать на вал. Под прикрытием общей атаки отчаянный отряд наступления прорывался сквозь тридцатифутовый ров, тридцатифутовый вал и проделывал такие вещи, которые, когда мы оглядываемся на них много лет спустя, кажутся за пределами человеческих возможностей. Они бы и прорвали окружение, если бы Октавиан вовремя не понял, на каком участке фронта должен произойти прорыв, так что остальной вал можно было оставить без прикрытия. Он моментально сосредоточил своих людей на этом ограниченном участке фронта, и вылазка была отбита.
Это была последняя атака. Поскольку она не удалась, пришло время сдаваться.
Трое делегатов были отправлены к Октавиану просить условий сдачи. Октавиан ответил, и сделал это публично, что, уважая Марка Антония, он примет условия ветеранов Марка Антония, остальные же должны сдаться безоговорочно. Наедине он имел краткую беседу с одним из переговорщиков, с которым отправил тайное послание. Он жестоко расправится лишь с некоторыми личностями. Все другие, включая Луция, могут ожидать дружелюбного отношения.
Этот частный разговор не ускользнул от некоторых людей в Перузии, ожидавших дискриминационных мер по отношению к себе. Они убеждали Луция Антония настоять на общем договоре, однако Луций сделал так, как посчитал нужным. Без всякого сопровождения он вышел и направился к месту, где находился Октавиан. Увидев его, Октавиан вышел ему навстречу, и они обговорили условия сдачи. Наблюдавшие за их переговорами могли заключить, что результаты удовлетворили обе партии.
В своей истории гражданской войны Аппиан вкладывает в уста обоих лидеров речи, настроение которых Октавиан впоследствии передал в своих мемуарах. Луций говорил, что он действовал в соответствии со всеобщими интересами и в интересах древних политических установлений Римской республики и теперь он готов сдаться безоговорочно, возложив на Октавиана ответственность за все, что за этим последует. Октавиан отвечал, что не может принять упреков Луция, но берет на себя ответственность, о которой, он полагает, Луцию никогда не придется сожалеть. Оба расстались дружески. Так была взята Перузия.
Братание войск. Отсутствие руководства. Советники Октавиана
На следующий день крепость сдалась. Защитники стали проходить перед трибуналом, где сидел Октавиан. Ничто лучше не могло бы проиллюстрировать истинные чувства армии относительно гражданской войны, как сцена, немедленно за этим последовавшая. Войска Цезаря почти сразу же нарушили ряды и стали брататься с войсками Антония. Хотя совсем недавно они насмерть сражались с теми же людьми, но, как только те сдались, они потребовали, чтобы с теми поступили по всем правилам честной войны. Октавиан понял настроения людей, был благожелателен, если не восторжен. Он отказался делить ветеранов Антония и другие войска. Все вместе были отпущены без всякого наказания. Затем вызвали Луция Антония и других офицеров высшего ранга. Луция усадили рядом с Октавианом и оставили личную охрану. Другие высшие чины вставали рядом с такими же чинами бывших противников, которые за них ходатайствовали. Прощение получили все жители Перузии, кроме консула и магистратов, которые (по причинам нам неизвестным) были взяты под стражу, а позже казнены; четыре или пять человек, которых Октавиан считал опасными подстрекателями, также были казнены; на этом наказание закончилось. Октавиан разрешил разграбить Перузию в качестве военной добычи своего войска, однако некоторые горожане (которые, возможно, по каким-то причинам были не в своем уме) подожгли свои дома; огонь распространился дальше, и вся Перузия погибла в огне.
Это был конец старой Перузии, и это был конец, по всем предположениям, гражданской войны в Италии. Азиний Поллион и Вентидий отошли со своими армиями на побережье Адриатики. Началось бегство противников в лагеря оппозиции: среди них был и Тиберий Клавдий Нерон, его жена Ливия и их двухлетний сын Тиберий, будущий император. Фульвия с детьми нашла приют в Путеолах, откуда она отправилась в Брундизии, а оттуда в Афины.
Азиний Поллион имел под своим началом тринадцать легионов и еще дополнительный отряд конницы; Кален в Цизальпийской Галлии имел одиннадцать легионов. Понятно, что сторонники Антония не страдали от малочисленности войска, им недоставало командующего. Ожидали приезда Марка Антония, и в предвкушении этого события Азиний и Вентидий сделали приготовления в Брундизий и выставили дополнительные посты. Тот, однако, все не ехал, и это промедление стоило ему многого: Кален умер, и Октавиан приобрел не только его одиннадцать легионов, но еще Испанию и Галлию. Когда же наконец Антоний отплыл из Александрии, ситуация в Италии изменилась. Слава, которую он завоевал при Филиппах, вновь померкла, а Октавиан терпением и умением все больше и больше войска прибирал к своим рукам. Октавиана начинали воспринимать как главнокомандующего, и, что еще важнее, заслуженно.
Марк Антоний и его офицеры совершили одну и ту же ошибку. Они не придавали никакого значения окружению Октавиана. Меряя по себе, по собственному характеру и поведению - он думает, а другие выполняют его приказания, - Антоний и представить не мог, а тем более это не приходило в голову его окружению, что человек может обладать даром притягивать к себе думающих людей, которые действуют сообща и в согласии, - Октавиан был именно таким человеком. Когда он постепенно стал возникать из дымки истории после сражения при Филиппах, мы можем быть уверены, что он собирал вокруг себя свою группу единомышленников. Первые шаги он предпринял в тени таких фигур, как Авл Гирций, Вибий Панса и Корнелий Бальб; теперь мы впервые услышали о Марке Випсании Агриппе и знаменитом Меценате, чье имя, так же так и Лукулла, вошло в поговорку. Антоний жестоко ошибался, полагая, что Октавиан одинок. Это было не так. Мальчик Октавиан не продержался бы и недели. Октавиан, собравший вокруг себя друзей Цезаря, был непобедим и вечен.
Антоний покидает Египет. Парфянская угроза. Встреча Фульвии и Антония. Настроение Антония. Соблазнительное предложение
Как мы уже видели, Марк Антоний отплыл из Александрии весной 40 г. до н. э. Пока его корабль рассекает волны у берегов Тира, давайте посмотрим на ситуацию, которая предстала перед ним.
Хотя он получал послания и депутацию ветеранов, которая проинформировала его о разногласиях в Италии, до этого времени он вообще ничего не слышал о событиях, закончившихся взятием Перузии. Основная причина, по которой Клеопатра побуждала его уехать, ничего общего не имела с событиями в Италии, но касалась положения в азиатских провинциях, которые кричали о необходимости действовать. Еще со времен поражения Красса при Каррах парфяне чувствовали себя хозяевами на границе Месопотамии. Разумеется, легче было разбить римскую армию в пустыне, чем занимать римскую провинцию, и парфяне считали слишком длительным делом покорение провинций Армении, Сирии и Малой Азии. Еще оставалось время для вмешательства римских войск. Задача Марка Антония, когда он отплыл из Александрии, была той же, что стояла перед Суллой сорок три года назад, - выбить восточного врага с греческих земель, восстановить греческую культуру и греческое превосходство под римским управлением, чтобы они не испытывали страха перед врагом. У Антония не было причин считать эту задачу особенно трудной. Парфяне были не опаснее Митридата, во всяком случае, так казалось наблюдателям из Рима. У Антония задача была даже более легкая. А когда он с этим покончит и добьется ожидаемого успеха, Антоний, как и Сулла, на которого он походил во многих отношениях, обратится на запад, который легко ему покорится и где он будет по возвращении истинным хозяином.
Однако в Тире он выслушал полное донесение о том, что против парфян ему потребуется вся его военная мощь. После сражения при Филиппах перебежчик Лабиен, сын своего знаменитого отца, перешел на службу к парфянскому царю и теперь с парфянской армией совершал набеги на римские провинции от Евфрата до Лидии и Ионии. Если Антоний намеревался собрать в Азии свои силы, с помощью которых он восстановит превосходство в Италии, ему следовало поторопиться, или парфяне прикарманят золотые яйца и самого азиатского гуся, эти яйца несущего. Как только возникла проблема, Антоний стал действовать быстро и решительно. Он отплыл с флотом из Тира, задержался на Родосе и прибыл к побережью Эгейского моря, где хотел оставить свой пост. Здесь, однако, он узнал новость, которая поколебала его планы и в корне изменила ситуацию, - сообщение о гражданской войне в Италии и взятии Перузии. Сообщение привело его в бешенство, но он не был бы Антонием, если бы не возмутился при известии о глупости, безрассудстве и неблаговидных делах его представителей в Италии. Разве кто-нибудь мог предположить, что дела пойдут таким образом, находись он в Италии? Даже Октавиан принес ему больше пользы. Антоний бранил Луция за глупость, проклинал Фульвию, а больше всех - Мания. Фульвия прибыла в Афины. Пересекши Эгейское море, Антоний встретил ее там.
Описание этой встречи не стало достоянием истории. Возможно, она носила такой характер, что оба ее участника не желали о ней вспоминать. Следует помнить, что Фульвия была личностью яркой, с необычайно сильным характером и была замужем за двумя знаменитыми людьми. Публий Клодий и Марк Антоний, совершив молниеносный взлет и обретя бессмертную славу, многим были обязаны этой женщине. Марк Антоний был никем до женитьбы на ней, и судьба уготовила ему столь же трагическое бессилие после того, как он ее потерял. Она могла быть жестокой, кровожадной, мстительной; говорят, она такой и была, как многие сильные женщины, но несомненно одно - она была сильной женщиной. Она совершила ошибку с перузийской войной; как и многие женщины, она была ослеплена ревностью. Однако самая ревность свидетельствует о преданности человека, ее испытывающего: возможно, смешным поводом, который привел ее прямо в руки Октавиана, была ее преданность мужу.
Однако Марк Антоний, только что прибывший от Клеопатры из Египта, был весьма недоволен ее ревностью. Чем больше ревновала Фульвия, тем более ужасными ему казались ее обвинения. Он готов был разразиться бранью против всякого намека на то, что он поступил бесчестно, и отвергать малейшее обвинение в неверности. Кроме того, ему, только что покинувшему Клеопатру, весьма вероятно, претила римская прямолинейность Фульвии. После зимы, проведенной в компании с соловьиными песнями и тонким очарованием Клеопатры, он с отчаянием увидел, что Фульвия просто мегера. В любом случае, он ничего не мог поделать; собственные действия загоняли его в ловушку. Можно не сомневаться, что разговор между супругами был жестким, муж и жена высказали все, что думали друг о друге. И похоже, этот разговор убил Фульвию. Вскоре после этой встречи она умерла в Сикионе, и, если она умерла не от разбитого сердца, она весьма близко к этому подошла. Он даже не встретился с ней вновь до своего отъезда в Италию. Это было жестокое наказание. Но тогда же (он обнаружил это гораздо позже) с ее смертью умерла и его удача. Марк Антоний понимал, что убил ее, и это не делало его счастливым. Случилось столько вещей, в которых бесполезно было раскаиваться.