Поездка в Канн оказалась последним вояжем императрицы. Когда она вернулась, все поразились тому, насколько плохо она выглядит. "Бледная, прозрачная, воздушная - в ней, казалось, не осталось ничего земного. Никто не мог без слез взглянуть на нее. Последним высшим усилием воли она пыталась превозмочь телесную немощь", - писала свидетельница последних дней Марии Александровны фрейлина А. А. Толстая. Она "сухо и долго кашляла. Ее смертельный недуг разрастался. Измученная болезнью, она чувствовала, что дни ее сочтены, но не хотела с этим мириться. Ее катали на кресле по комнатам, и несколько раз в день она вдыхала кислород посредством воздушных подушек для облегчения дыхания". Над ее головой раздавался топот маленьких ножек детей ее мужа и его молодой любовницы, а она знала, что обязана жить, чтобы сохранить трон для своих детей и внуков. Казалось, соседство соперницы должно ее убить, а ей оно только придавало силы сопротивляться.
Без лишних слов и огласки цесаревич организовал приезд в Россию сестры Марии, супруги английского принца Альфреда Эдинбургского. Она проводила с матерью много времени, читала ей Евангелие и жития святых. Сыновья постоянно навещали мать, стараясь развлечь ее забавными историями, порадовать маленькими сюрпризами. Но наследник старался, чтобы его заботы о матери не рассматривались обществом как вызов отцу. Несмотря на нравственное падение императора, цесаревич продолжал любить своего Па.
Пришла весна, наступила Пасха. Мария Александровна уже не выходила, но радовалась, что пережила зиму, строила планы на будущее. Она по очереди приглашала к себе своих близких, всем дарила подарки, не забывая ничего, что могло бы их порадовать. Царь приходил ежедневно, но на очень короткое время. Он готовился к переезду с новой семьей на летнее жительство в Царское Село. Все единодушно осуждали его за это, но императрица утверждала, что сама умоляла его уехать в Царское, ведь это так полезно для его здоровья. "Хорошо известный русский врач… говорил своим друзьям, что он, посторонний человек, был возмущен пренебрежением к императрице во время ее болезни. Придворные дамы, кроме двух статс-дам, глубоко преданных своей госпоже, покинули ее, и весь придворный мир, зная, что того требует сам император, заискивал перед Долгорукой".
Мария Александровна часто выражала желание умереть в одиночестве, чтобы не заставлять страдать близких. "Не люблю этих пикников возле смертного одра", - говорила она. Ее желание сбылось. С ней не было никого в ее смертный час: 22 мая 1880 года она скончалась в полном одиночестве.
Свершилось; семья была погружена в горе; государь выражал приличествующие обстоятельствам чувства. Николай, старший сын наследника, тяжело переживал смерть бабушки и старался разобраться, что происходит с любимым дедушкой. "Эта дама нам родственница?" - спросил 11-летний мальчик свою мать, видя особенное отношение царя к Долгорукой и ее детям. Мария Федоровна сочинила какую-то историю про бедную вдову с детьми, которую император пожалел и решил на ней жениться. Но ребенок не поверил и сказал своему гувернеру: "Тут что-то не так, и мне нужно хорошенько поразмыслить, чтобы понять".
Цесаревич страдал особенно глубоко. Он предложил причислить усопшую к лику святых. "Если бы зашла речь о канонизации моей матери, я был бы счастлив, потому что знаю, что она была святая", - выразил он желание всех детей покойной императрицы.
Но Александр II не склонен был делать из законной жены святую: он вынашивал совсем другие планы.
Екатерина Долгорукая вовсе не безоговорочно являлась потомком тех самых Долгоруких, которые на протяжении веков вершили судьбы России. Многие утверждали, что ее происхождение восходит даже не к захудалой боковой ветви дома, а просто к семье княжеских однофамильцев. Но император считал свою Катю чистопородной Рюриковной и гордился ее голубой кровью. Приближенные играли на этой чувствительной струнке, и горе тому, кто не проявлял к ней достаточного почтения. Когда цесаревна Мария Федоровна выразила свое недовольство общением ее детей и отпрысков Долгорукой, император резко поставил ее на место: "Попрошу не забывать, что вы лишь первая из моих подданных". Куда девалась его прежняя симпатия к невестке…
Петр Шувалов, где-то назвавший княжну "девчонкой", был назначен послом в Лондон; его придворная карьера закончилась.
Эта девчонка твердо знала, чего хотела. Посвятив жизнь императору, который был старше ее почти на 30 лет, она желала иметь гарантии своего будущего.
Ставший к старости особенно сентиментальным и несколько слезливым, Александр II много говорил о мечте оставить престол и поселиться с милой Катей и детьми где-нибудь на юге Франции; такие разговоры не встречали поддержки у любимой, которая, отдав ему молодость, родив четверых детей, ожидала получить дивиденды на вложенный капитал. Болезнь императрицы внушала ей надежду на близкие перемены: княжна знала, что император мечтает соединиться с ней узами законного брака. Впрочем, и со стороны Александра II разглагольствования об отречении были лишь кокетством. Он вынашивал мысль совсем о другом, и его действия скоро развеяли все иллюзии родных и общества, если они у них имелись.
Наверное, сам император пустил гулять старый слух о незаконном происхождении императрицы. Придворные лизоблюды, враги цесаревича и сторонники либеральных реформ, его подхватили. Они утверждали, что право Александра Александровича на трон вовсе не безусловно. По салонам ходил риторический вопрос: кто достоин занять трон - внук швейцарского берейтора или потомок древней династии Рюриковичей? Ведь если Мария Александровна - незаконнорожденная, то дети от нее тоже как бы не совсем законны… Кто же является единственным легитимным наследником российского императорского престола? Конечно же, великий князь Георгий Александрович, сын Рюриковны Долгорукой.
Целя в императрицу, они попали в великих князей и в самого наследника престола, который хоть и не был свиреп и злопамятен, но и на божью коровку совсем не походил. Император его часто не понимал и несколько остерегался.
Летом 1880 года, когда наследника не было в Петербурге, Александр II, презрев приличия, требовавшие соблюдения установленных сроков траура, обвенчался с княжной Долгорукой.
Морис Палеолог со слов графа А. В. Адлерберга так описывает события, предшествующие бракосочетанию:
"Когда государь объявил о своем решении Адлербергу, тот изменился в лице.
- Что с тобой? - спросил у него Александр II.
Министр двора пробормотал:
- То, что мне сообщает ваше величество, так серьезно! Нельзя ли было бы несколько отсрочить?
- Я жду уже четырнадцать лет. Четырнадцать лет назад я дал свое слово. Я не буду ждать более ни одного дня.
Граф Адлерберг, набравшись храбрости, спросил:
- Сообщили ли вы, ваше величество, его императорскому высочеству наследнику-цесаревичу?
- Нет, да он и в отъезде. Я скажу ему, когда он вернется, недели через две… Это не так спешно.
- Ваше величество, он будет очень обижен этим… Бога ради, подождите его возвращения.
Царь коротко и сухо своим обычным, не допускающим возражения тоном сказал:
- Я государь и единственный судья своим поступкам.
Вслед за тем он отдал распоряжение об устройстве предстоящего венчания".
Адлерберг решил воззвать к совести и здравому смыслу Долгорукой, с которой раньше никогда не имел контактов. На все его доводы она неизменно отвечала: "Государь будет счастлив и спокоен, когда повенчается со мной". Граф долго ее убеждал, и император не выдержал, заглянул в комнату, спросив, можно ли ему войти. Но она так закричала: "Нет, пока нельзя!" - что своей невоспитанностью окончательно шокировала Адлерберга. Он понял, что убеждать ее бесполезно.
Получив известие об этом поспешном скандальном браке, наследник и его жена были совершенно убиты. Но их чувства подверглись новым испытаниям, когда Долгорукой императорским указом был пожалован титул светлейшей княгини Юрьевской, а ее детям - все права, принадлежащие законным великим князьям.
Это было только первым шагом. Император желал вознаградить любимую за все унижения того времени, когда свет считал ее любовницей, падшей женщиной. Неизвестно, верил ли он сам в происхождение княжны от Юрия Долгорукова - наверное, верил, ведь слепая любовь доверчива, - но тема ее древнерусских корней не сходила с уст "молодого" супруга. Теперь он мечтал осчастливить Россию, даровав ему чисто русскую императрицу благороднейших кровей. Все чаще заходил разговор о коронации жены. Стране ее преподносили как будущую Екатерину III.
Дочь Мария, герцогиня Эдинбургская, писала отцу: "Я молю Бога, чтобы я и мои младшие братья, бывшие ближе всех к Мама, сумели однажды простить вас".
Младших сыновей Марии Александровны, 23-летнего Сергея и 20-летнего Павла, задержали во Флоренции, чтобы они пришли в себя от потери матери и от перемен в жизни отца. В письме А. А. Толстой, своей бывшей воспитательнице, великий князь Сергей написал: "Мой долг будет выполнен, но мое сердце навсегда разбито".
Императору очень хотелось, чтобы все уладилось: его дети от первого брака полюбили его вторую жену и их общих детей. Ведь не любить таких чудесных созданий, как его прелестная Катя и юные князья Юрьевские, просто невозможно. Он пригласил семью наследника провести время вместе с его новым семейством в Крыму.
Приехав из Ливадии, цесаревич Александр писал брату Сергею в Италию: "Про наше житье в Крыму лучше и не вспоминать, так оно было грустно и тяжело!" И затем перебирал в памяти прежние дни, когда еще жива была Мама. "Нам остается только одно - покориться и исполнять желания и волю Папа, и Бог поможет нам всем…"
Он старался проявлять сдержанность. Это было нелегко, учитывая подспудные разговоры о желании царя сделать своим наследником "светлейшего князя Георгия Юрьевского".
Широкую известность получил эпизод с участием императора и Лорис-Меликова. Граф готовил почву для коронации Долгорукой сразу после истечения года траура. Однажды он восторженно воскликнул, глядя на резвящегося Георгия: "Когда русские увидят этого сына вашего величества, они скажут в один голос "Он наш!"" Александр II ничего не ответил. Но за то, что министр отгадал его тайные мысли, через несколько дней он был награжден высшим российским орденом - Святого апостола Андрея Первозванного.
Долгорукая мечтала о коронации и признании наследником престола своего сына. Император мечтал короновать любимую, назвать ее всенародно Екатериной III и уехать жить с нею и детьми куда-нибудь на юг Франции.
Как можно было совместить эти несовместимые желания?
Екатерина Долгорукая, никогда теперь не снимавшая брошь, на которой бриллиантами была выложена дата "6 июля" - день венчания с императором, - всерьез надеялась увидеть на троне своего сына. Она шокировала семейство, непринужденно усаживаясь на место покойной императрицы, прилюдно вела себя очень свободно с императором, говорила ему при всех "ты" и "Саша". Она самовластно распоряжалась железнодорожными концессиями, предоставляя их тем людям, к которым была расположена, но за большие деньги.
Долгорукая имела огромное влияние на Александра II. Он воспитал ее "под себя" и восторгался своим творением. Милая Катя любила его страстно, угадывала его малейшие желания, восхищалась им как мудрейшим правителем и умнейшим человеком; она всегда была благодарной слушательницей - император рассказывал ей, как прошел его день, что произошло в городе и мире, - и на все смотрела его глазами. Потом Катя медленно раздевалась и принимала соблазнительные позы. Александр II рисовал любимую до тех пор, пока рука, державшая карандаш, не начинала дрожать от страсти. После его смерти в потайном ящике письменного стола была обнаружена целая серия эротических рисунков.
Некоторые родственники и царедворцы откровенно встали на сторону Юрьевской. Братья царя пели ей дифирамбы, быть может, не сильно кривя душой: она была молодой и красивой женщиной, а Константин и Николай - известными дамскими угодниками.
Однажды Николай Николаевич, оказывая знаки внимания невестке, допустил бестактность по отношению к цесаревне Марии Федоровне. Та не стерпела пренебрежения и выговорила дядюшке. Император принял сторону брата. "Что касается тех членов моей семьи, которые откажутся выполнять мою волю, я сумею их поставить на место", - заявил он.
Но не только Мария Федоровна была в числе фрондирующих. Гордая супруга великого князя Владимира разделяла ее негодование. "…Я просто не могу найти слов, чтобы выразить мое огорчение. Она является на все ужины, официальные или частные, а также присутствует на церковных службах со всем двором. Мы должны принимать ее, а также делать ей визиты… И так как ее влияние растет с каждым днем, просто невозможно предсказать, куда это все приведет. И так как княгиня весьма невоспитанна и у нее нет ни такта, ни ума, вы можете легко себе представить, как всякое наше чувство, всякая священная для нас память просто топчется ногами, не щадится ничего", - писала она домой в Германию.
Все-таки Александр Александрович рискнул объяснить отцу свое нежелание общаться с его женой, поскольку она "плохо воспитана" и возмутительно себя ведет. Это привело императора в неописуемую ярость. С тех пор цесаревич, жалея отца, демонстрировал полную покорность.
"Твои похвалы Саше и Минни радуют сердце, - писала брату-императору королева Вюртембергская Ольга Николаевна, единственная из всех родных одобрившая его вторую женитьбу, - разумеется, их положение не из легких, но в такие минуты проявляется подлинный характер".
Одна из бывших фрейлин покойной матери императора передала ему письмо, которое она не отправила, но почему-то не уничтожила. И теперь, спустя 40 лет, Александр прочел: "Меня огорчает, что с возрастом ты не приобретаешь твердости характера, которой тебе так не хватает, а, напротив, все более становишься рабом своих страстей. Как ты будешь управлять империей, если не можешь управлять собой?"
Однако, прочитав это письмо, Александр решил, что все сделает, как сочтет нужным, и докажет своей молодой жене, что он истинный самодержец.
Цесаревна - мать, у детей которой стремились отобрать их законное достояние, - особенно негодовала. Но представляется, что в то время у нее не было оснований опасаться за будущность своей семьи. Проживи император еще несколько лет, эти опасения, наверное, обрели бы реальность - пожилой человек был совершенно порабощен своей молодой женой и все видел ее глазами. Несомненно, Александр II втайне лелеял мысль сделать наследником сына от Долгорукой, но сейчас здравый смысл и любовь к своей стране не позволяли всерьез рассматривать эту возможность.
В истории известны редкие случаи, когда патриотичные государи, имея наследника-ребенка, завещали корону не сыну, но какому-нибудь взрослому родственнику, чтобы избежать ослабления власти и правления временщиков. Их пример не позволял императору всерьез задумываться над передачей трона ребенку сомнительного происхождения при живом законном 36-летнем наследнике. Да и цесаревич не относился к сводному мальчику-брату как к сопернику. Правда, император не думал о смерти - он мечтал о долгой жизни со своей обожаемой царицей.
Вся императорская фамилия и цесаревич с женой были приведены к покорности.
Но выдержка наследной четы вовсе не означала одобрения. "Второе супружество государя Александра Николаевича, - записывал осведомленный придворный генерал Мосолов, - вызывает единодушное осуждение всей царской семьи, и прежде всего наследника, который считает его несовместимым с достоинством русского императора".
Нечаевщина
Настояв наконец на своем в желаниях сердца, император, однако, не мог ничего изменить в государственных делах. Время шло, а проведенные реформы нисколько не улучшили ни положение в стране, ни работу неповоротливой государственной машины. Препятствия, создаваемые нововведениями, только увеличивали злоупотребления, которые возрождались в еще более изощренных, формах. Утомленный и опечаленный этой бесконечной тщетной борьбой, царь пришел к осознанию бесплодности всех реформаторских усилий. Не находя ни радости от своих трудов, ни утешения в надеждах на их плоды в будущем, он впал в безнадежный скептицизм и утратил всякую веру в свой народ. Тем самозабвеннее он погрузился в радости частной жизни.
Но террористам, поставившим себе целью физическое уничтожение монарха, не было дела до его человеческой сути. Он олицетворял символ, и этот символ следовало уничтожить.
После реформы 1861 года активизировалось радикальное течение, костяк которого составляла молодежь.
Многие неглупые люди, называемые за это ретроградами, утверждали, что не всякое механическое накопление знаний можно считать благом. "Сколько наделало вреда смешение понятий "знание" и "умение" Увлекшись мечтательной задачей всеобщего просвещения… мы забыли или не хотели знать, что масса детей, которых мы просвещаем, должна жить насущным хлебом, для приобретения которого требуется не сумма голых знаний, а умение делать известное дело…" "Настроить школ и посадить в них учителями озлобленных невежд - значит дать камень вместо хлеба".
Именно в среде "образованцев", разночинцев, студентов зародились террористические организации, поставившие себе целью смертельную борьбу с "тиранами".
Первой ласточкой явилась прокламация "К молодому поколению", появившаяся осенью; она угрожала династии Романовых физическим уничтожением, если та не проведет требуемых от нее реформ. Через год догматы этого направления были развиты в прокламации "Молодая Россия", составленной студентом физико-математического факультета Московского университета Петром Заичневским. Разделив всю Россию на непримиримые "императорскую" и "революционную", Заичневский утверждал, что герценский "Колокол" "не может служить не только полным выражением мнений революционной партии, но даже отголоском их". Отвращение Герцена "от кровавых действий, от крайних мер, которыми одними только можно что-нибудь сделать, окончательно уронило журнал в глазах республиканской партии". Составитель прокламации заявлял, что призываемая им "революция, кровавая и неумолимая - революция, которая должна изменить все, радикально все без исключения основы современного общества", должна одновременно привести к физическому уничтожению - погубить - всех "сторонников нынешнего порядка".
Основные программные требования, заявленные в прокламации, состояли в "изменении современного деспотического правления в республиканско-федеративный союз областей", причем "на сколько областей распадется земля Русская, какая губерния войдет в состав какой области, этого мы не знаем: само народонаселение должно решить этот вопрос". Выставлялись требования "общественного воспитания детей", "полного освобождения женщин", "уничтожения брака как явления в высшей степени безнравственного и немыслимого при полном равенстве полов, а следовательно, и уничтожения семьи, препятствующей развитию человека".
Заичневский был одиночкой; готовая применить его рецепты организация народилась позже.