В хранящемся в Российской государственной библиотеке украинском литературном альманахе "Молодик" (он вышел в Санкт-Петербурге в 1844 году) есть стихотворение "Моряк". Начинается оно следующим образом:
Не слышно на палубах песен:
Эгейские волны шумят.
Нам берег и душен, и тесен;
Суровые стражи не спят.
Добавим, что "канонического" варианта песни, видимо, и не существует. Более того, есть варианты и про Ладожское озеро, и даже - про Подмосковье. Если же верить Леониду Утесову, который, по его словам, записал полный текст у старого железнодорожника, то куплетов в ней было "бессчетное количество". И действительно - вариант Зубарева состоит из 21 строфы, а записанный в середине 1990-х годов вариант в исполнении Андрея Макаревича (альбом "Песни, которые я люблю") насчитывает 10 куплетов.
Теперь самое время перейти к песням про крейсер "Варяг", вернее - к двум наиболее известным из них.
Наиболее популярная до сих пор знаменитая "Наверх вы, товарищи, все по местам", опубликованная в санкт-петербургском "Новом журнале литературы, искусства и науки" в апреле 1904 года Отметим, что опубликованные стихи представляли собой довольно точный перевод, сделанный поэтессой Евгенией Студенской (1874–1906). Оригинал же появился в германском журнале Jugend за несколько недель до того. Автором стихов является австрийский писатель Рудольф Грейнц (1866–1942).
Стоит отметить, что текст слов песни с 1904 года неоднократно подвергался "редактированию" в соответствии с политической конъюнктурой. В частности, в моменты потепления взаимоотношений с Японией убирался куплет, где упоминались "желтолицые черти". Впрочем, такая же участь позже постигла песню "На границе тучи ходят хмуро" - после нормализации взаимоотношений с Японией слова "и летели наземь самураи" заменяли при исполнении на слова "и летела наземь вражья стая". Как видим, история имеет тенденцию повторяться.
Что же касается музыки к песне "Наверх вы, товарищи, все по местам", то она существовала задолго до появления стихотворения Студенской (отметим, что есть и другие, менее известные переложения на русский язык). Правда, на ее мотив пели совершенно иные слова Дело в том, что военный музыкант Алексей Турищев (1888–1962) использовал музыку так называемой "Патриотической песни", переложив на музыку пушкинской "Песни о вещем Олеге".
Многие годы "Песнь" была своего рода неофициальным гимном русской армии. Начало ее, например, звучало так;
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам;
Их села и нивы за буйный набег
Обрек он мечам и пожарам.
Далее следовал припев, хорошо известным нам по фильмам про Гражданскую войну в России:
Так громче, музыка, играй победу!
Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит.
Так за Царя, за Родину, за Веру
Мы грянем громкое "ура", "ура", "ура!"
И так далее - строфы из Пушкина перемежались припевом.
Другая известная пенс про крейсер "Варяг" - "Плещут холодные волны" - была написана также в 1904 году. Автором ее слов был санкт-петербургский банковский служащий и поэт-любитель Яков Николаевич Репнинский. Впервые текст будущей песни был опубликован в газете "Русь".
Отметим, что автор музыки этого произведения до сих пор точно не установлен. В качестве авторов упоминаются студент Юрьевского (Тартуского) университета Федор Богородицкий (1883–1954) и регент кафедрального собора города Ставрополя Василий Беневский (1864–1930). Впрочем, о том, кто был автором музыки, а кто - хорового варианта, источники расходятся. Более того, у ряда исследователей музыки вызывает сомнение авторство их обоих.
Есть и другая версия происхождения слов - в соответствии с ним, мы снова имеем дело с переводом, причем вновь с немецкого языка.
А вот кажущаяся очень старой песня "По морям, по волнам, нынче здесь - завтра там" написана в 20-х годах XX века, причем автором ее был одессит Михаил Байтальский (1903–1978), позже осужденный как троцкист.
В 1939 году была создана и песня "Они вспоминают "Цусиму"".
Рассказ о "морской риторике" будет неполным, если мы не упомянем об "окончаниях, не имеющих отношения к службе" - иначе говоря, о ругательствах, использование которых всегда являлось признаком настоящего "морского волка". Тем более, как писал великий русский сатирик Михаил Салтыков-Щедрин, первым словом опытного русского администратора во всех случаях должно быть слово матерное. Категорически не сквернословивший знаменитый флотоводец вице-адмирал Степан Макаров был, пожалуй, редким и приятным исключением.
Не забьггы "окончания" и в Петровском Морском уставе Вернее те, которые воспринимались как "адресная" ругань.
В том случае, если брань следовала "не одумавши с сердца или не опамятовась", то виновный представал перед судом, где просил у обиженного "христианского прощения". Когда же брань была "гораздо жестокой", то налагался и денежный штраф в пользу потерпевшего. Примечательно, что если истец был недоволен размером присужденного штрафа, то виновник от уплаты освобождался вообще.
В случае если кто "против бранных слов" лез в драку или выражал недовольство "иным своевольствием", то он терял право на сатисфакцию и получал то же наказание, что и его обидчик.
Впрочем, Петр Великий является и одним из легендарных российских матерщинников. По крайней мере, именно ему приписывается авторство так называемого "Большого загиба" и "Малого загиба", состоящего из отборной ругани. Справедливости ради отметим, что "авторство" Петра в области "загибов" никак не подтверждено, но легенды - вещь упрямая.
Канонического текста "загибов" не существует, а количество слов в них может варьироваться от 30 до почти 400. Так, вариант "Большого Петровского загиба", впервые опубликованный в книге "Крепкое русское слово", состоит из 366 слов. Наиболее приличными выражениями в нем являются "под-хвостие дьяволие", "Зевесова жердина" и "обезьянья шишка зело раздутая". "Малый загиб" отличается от "Большого" только объемом, да и упоминаний "кровной родни" в нем поменьше. Любопытная деталь - при произнесении "загиба" в наказание провинившийся вставал к мачте и не смел сойти с места до завершения речи наказывающего.
"Если на минуту поверить, что все всерьез касается матери и отца, и братьев, и сестер, и так от прапрадеда до праправнуков, всей родни, и двоюродных, и снох, и золовок, и зятьев, словом, всех родственников, то станет дурно", - говорят моряки.
И действительно - попробуйте представить себе воплощение в жизнь такого, например, яркого пожелания: "чтоб тебе провалиться через семь гробов в мутный глаз твоей бабушки"!
От соприкосновения с матерщиной не был застрахован никто, включая членов императорской фамилии. Слово великому князю Кириллу Владимировичу (1876–1938), носившему чин контр-адмирала Российского Императорского флота (воспоминания относятся к периоду его обучения на учебном судне "Моряк"):
"Любому действию, совершаемому на судне, официально именуемом трехмачтовым фрегатом, предшествовал шквал неистовых оскорблений, без которых ни одна рея не могла быть развернута и ни один парус - поднят. Тогда это казалось мне своего рода ритуалом.
Поток непристойностей извергался с утра до ночи. Человеку, не знающему русский язык, трудно представить себе, что такое русский мат. В своей изощренной грубости ему нет равных".
Неудивительно поэтому, что корабли, где офицеры и матросы ругались мало, обычно запоминались соплавателям надолго.
Для настоящего моряка было правилом не только материться, но и "резать правду-матку". Наиболее знаменит в этой области был уже упоминавшийся нами академик и генерал флота Алексей Крылов.
Одним из венцов его деятельности вполне можно считать историю со строительством канализации для аэрологической обсерватории в Ортолове - обсерватория входила в состав Главной физической обсерватории, руководить которой Крылов был назначен в мае 1916 года.
На тот момент ученые безуспешно пытались решить "сантехническую" проблему уже целых два года. Цена вопроса составляла 60 000 рублей в ценах того времени.
Через некоторое время генерал флота направил курирующему министру - главе ведомства народного просвещения графу Павлу Игнатьеву (1870–1945) - официальный рапорт, гласивший следующее:
"Мой предшественник князь Б.Б. Голицын неоднократно ходатайствовал перед министерством народного просвещения об экстренном ассигновании на устройство канализации для аэрологической обсерватории в Онтолово. Здесь находится 60 человек служащих, и экскременты жидкие и твердые из всех отхожих мест спускаются открытой канавой к источникам, питающим дворцовый водопровод Царского Села. Докладывая о сем вашему сиятельству, обращаю ваше внимание, что указанный непорядок требует немедленного устранения, как угрожающий здоровью государя императора и его августейшей семьи. По предварительному исчислению, потребное ассигнование не превышает 60 000 рублей".
В устном разговоре с министром Крылов пригрозил, что в случае отказа в выделении средств рапорт на имя императора подаст уже морской министр Иван Григорович, ибо он, как генерал-адъютант, должен стоять на страже здоровья императорской фамилии.
Как вы, наверное, догадываетесь, средства были отпущены немедленно.
Глава 4.
БАКОВЫЙ ВЕСТНИК И БАКОВАЯ АРИСТОКРАТИЯ
Бак на корабле - часть верхней палубы от форштевня до первой мачты (фок-мачты). Здесь размещаются устройства для работы с якорями. В старину баковые матросы играли роль впередсмотрящих, предотвращая темное время суток и в условиях плохой видимости столкновения с другими судами. Кроме того, они сигнализировали о появлении берега либо иной опасности.
Для рядовых матросов бак играл роль своеобразного клуба - здесь, у бочки с водой, стоял постоянно горевший фитиль, около которого нижние чины могли курить. Расположение места для курения именно на баке корабля имело достаточно веские причины, для объяснения которых следует вспомнить историю деревянных парусных флотов.
Как известно, на деревянных кораблях прошлого одним из главных (если не самым главным) врагов был огонь. Именно поэтому курильщиков и "загоняли" на бак, где постоянно находились бодрствующие часовые, готовые в любой момент погасить возникшее пламя. Кроме того, неподалеку находилась фок-мачта, около которой постоянно должен был находиться либо офицер, либо унтер-офицер, присматривавший за порядком.
Для офицеров, само собой, правила были куда менее жесткими.
Никак не регламентировалось курение в каютах, однако в кают-компании "смолить" можно было только с разрешения ее главы - старшего офицера Что же касается верхней палубы, то здесь предпочтителен был все тот же бак, хотя курение в других местах (кроме шканцев) не особенно возбранялось. Исключение составляли торжественные случаи да часы, когда корабль грузил боезапас
Исключением были шканцы. Здесь позволить портить себе легкие мог либо командир, либо адмирал.
Что же и как курили во флоте?
Матросы в основном курили небольшие трубочки - выточенные из дерева, либо металлические, медные с крышечкой. Чашечки трубок были маленькими - времени на перекур у нижних чинов всегда было очень мало. В качестве курева использовалась махорка, которую дешево покупали в родном порту у знакомых продавцов, подмешивавших в "самосад" различные добавки.
Кстати, долгое время курение хорошего привозного "зелья" было удовольствием не самым дешевым Так, в 1848 году фунт английского табака продавался в столице за 40 копеек.
На баке также функционировало такое своеобразное соседство массовой информации, как "баковый вестник". Это был прямой аналог "беспроволочного солдатского телеграфа", а также неформальный "клуб по интересам".
Матросы, собиравшиеся в свободное время на баке, чаще всего обменивались новостями внутрикорабельной жизни. Обсуждались действия офицеров и унтер-офицеров, сравнивались современность и былые походы под флагами известных адмиралов.
Когда новости заканчивались, начиналась традиционная морская "травля". Люди делились опытом выпивок на берегу, подначивали друг друга на бахвальство, рассказывали всякого рода небылицы.
Долгими ночными вахтами матросы обычно рассказывали друг другу сказки. Обычные сказки, которые издавна рассказывали и рассказывают в России детям на ночь родители и бабушки с дедушками. Только на кораблях, находившихся зачастую очень и очень далеко от родных мест, эти народные фольклорные произведения играли роль дополнительного и очень сильного средства психологической релаксации, помогавшей людям переносить все тяготы морской службы.
Значительна была роль "бакового вестника" в воспитании молодого матроса. Стоя у фитиля рядом со старослужащими, новички впитывали огромное количество информации, касающейся выживания на корабле Более того, опытные и много чего повидавшие на своем веку матросы по итогам обсуждения насущных проблем корабля могли кого-то взять под охрану от излишне ретивых унтер-офицеров или даже боцманов, а кого-то - наставить на путь истинный в случае лености, бросавшей тень на других моряков.
На баке существовала и своя "баковая аристократия", в парусную эпоху состоявшая из боцманов и унтер-офицеров-специалистов. К ним же примыкал баталер, содержатели, писари и фельдшеры, а также подшкипер и артиллерийский вахтер.
Вся группа обычно держалась особняком, без нужды не контактируя с простыми матросами. Те, впрочем, "аристократов" также недолюбливали, как людей, чурающихся настоящего труда и лишь "отращивающих брюхо".
В начале XX века число представителей "баковой аристократии" серьезно расширилось за счет так называемых кондукторов (ударение в этом слове по флотской традиции делалось на последний слог). К железной дороге эти люди, естественно, отношения не имели и представляли собой высококвалифицированных специалистов, верхушку унтер-офицерского сословия.
Первоначально кондукторами в России именовали старших воспитанников либо выпускников училищ Морского ведомства, готовивших штурманов, артиллеристов, инженеров-механиков и судостроителей. Иначе говоря, речь шла о "чине", соответствующем гардемаринскому. После прохождения практики молодые люди получали чины прапорщика соответствующего корпуса (Корпуса инженеров-механиков флага, Корпуса флотских штурманов, Корпуса инженеров-механиков флота и Корпуса корабельных инженеров).
С 1903 года чин кондуктора стали присваивать сверхсрочным унтер-офицерам флота, превращая их в подобие "полуофицеров". В сухопутных войсках чину кондуктора соответствовал чин подпрапорщика (чаще всего присваивался в военное время отличившимся унтер-офицерам).
Количество кондукторов на корабле могло превышать два десятка.
Например, на линейном корабле "Император Павел Первый", вступившем в строй в 1912 году, их было по боевому расписанию 24 человека В это число, естественно, входил старший боцман линкора (ему обычно полагалась на корабле и отдельная каюта). Старшему артиллерийскому офицеру "Павла" подчинялись четыре артиллерийских кондуктора и сигнально-дальномерный кондуктор. За электротехнику отвечали кондуктор-гальванер и два электрика. Кроме того, кондукторское звание носили рулевой и сигнальный сверхсрочники, а также баталер и старший фельдшер.
Под броневой палубой находились посты еще восьми кондукторов - четырех машинных сверхсрочников, двух - кочегарных, а также трюмного и минно-машинного специалистов.
Отметим, что ряд кондукторов занимали должности, на которых в начале эпохи пара и брони состояли либо офицеры по Адмиралтейству, либо так называемые "чиновники" (приравненные к офицерам носители "классных чинов"). Это был шкипер, минно-артиллерийский содержатель и машинный содержатель.
Уже к концу XIX века у кондукторов было немало прав и привилегий.
Так, в соответствии с "Правилами о порядке зачисления нижних чинов на службу кондукторскими званиями и условиями прохождения службы в этих званиях", утвержденными приказом по флоту и Морскому ведомству пятого августа 1895 года, чинам кондукторского звания представлялось право получения пособия на воспитание детей - от десятилетнего до 14-летнего возраста в размере 30 рублей, а в возрасте от 14 лет до 17 лет - в размере 60 рублей.
На кораблях кондукторам полагались отдельные каюты, при отсутствии которых - "отдельные помещения от прочих нижних чинов". Отдельным был и стол - вместе со старшими боцманами и другими кондукторами. Увольнения на берег также не зависели от времени увольнения других нижних чинов. Кондукторы также имели право на 28-дневный отпуск с сохранением содержания "в ненавигационое время" ежегодно, либо отпуск сроком до двух месяцев один раз в два года. Не запрещалось также вступать в брак, на который, впрочем, требовалось разрешение начальства