– Поздно, надо поторопиться, особенно тебе, Лаврентий.
Берия переменился в лице. Это не укрылось от внимания Сталина, и он с сарказмом произнес:
– Говорят, у тебя с местами в тюрьмах стало плоховато, но одно-то найдется?
– Товарищ Сталин, для чекиста не существует невыполнимых задач. Если потребуется, я готов отдать за вас жизнь! – поклялся Берия.
– Оставь, Лаврентий, лучше думай, как выполнить задачу. Мне кажется, надо использовать старые коминтерновские связи. Среди них полно евреев, хватает их и в окружении Рузвельта.
– Проработаем, товарищ Сталин! – заверил Берия и, помявшись, спросил: – А решение политбюро по данному вопросу будет?
– Зачем? Партия тебе и так доверяет.
– Спасибо за доверие. Я могу идти?
– Да.
Берия шагнул к двери.
– Погоди, Лаврентий, а как продвигается работа по этой гадине-Люшкову?
Он остановился и, нервно сглотнув, ответил:
– Ведем активный поиск, товарищ Сталин.
– И сколько это будет продолжаться?
– Установили, что мерзавец скрывается в Харбине. Через харбинскую резидентуру ищем к нему подходы.
– Долго ищите, Лаврентий, долго. Пора уже раздавить эту гадину! С учетом обстановки на Дальнем Востоке она становится вдвойне опасной.
– Мы ее раздавим, товарищ Сталин! – заверил Берия.
– Старайся, Лаврентий, очень старайся, незаменимых у нас нет. Ладно, иди, – махнул рукой Сталин и снова склонился над картой.
Возвращаясь на Лубянку, Берия ломал голову над тем, как выполнить эти сверхзадачи Сталина. Поднявшись в кабинет, он приказал помощнику вызвать начальника разведки Павла Фитина и начальника Особой группы при наркоме НКВД СССР Павла Судоплатова. Они находились на местах и через несколько минут предстали перед ним. В их глаза была тревога, в приемной брошенная вскользь фраза Саркисова о поездке в Кремль и встрече со Сталиным наводила на мысль: впереди ждало ответственное задание. В своих предположениях Фитин и Судоплатов не ошиблись. Поздоровавшись, Берия сразу перешел к делу:
– Товарищ Сталин высоко оценил информацию токийской резидентуры и в развитие ее поставил перед нами ответственнейшую задачу, – здесь он сделал многозначительную паузу; лица Фитина и Судоплатова затвердели, и продолжил: – На ее основе нам предстоит разработать важную и особо секретную операцию. Ее конечная цель, столкнуть лбами двух империалистических хищников Японию и США.
Глаза Фитина и Судоплатова округлились, и они в один голос воскликнули:
– Как?!
– А вот так! – и Берия предложил схему операции, которая возникла у него в голове по дороге из Кремля: – На основе донесения Зорге обобщить материалы, поступившие из харбинской и шанхайской резидентур, касающиеся состава и боевых возможностей Кантунской армии, флота и авиации Японии. Затем через нашу агентуру в окружении друга президента Рузвельта – Гопкинса очень тонко довести информацию о подготовке к нападению на США японской военщины. Реализовать этот замысел необходимо в течение месяца!
Фитин и Судоплатов опустили глаза, и в кабинете воцарилась гробовая тишина.
– Ну, чего как воды в рот набрали? – повысил голос Берия.
– Товарищ нарком, Лаврентий Павлович! Но это же за гранью возможного! – воскликнул Фитин.
– За гранью возможного? Павел Михайлович, о чем ты, идет война! – не принял его аргументов Берия и отрезал: – Завтра представить мне окончательный вариант замысла операции, – и, обращаясь к Судоплатову, спросил: – Павел Анатольевич, как продвигается работа над планом спецмероприятий по Москве на чрезвычайный период?
– План готов, товарищ нарком! – доложил Судоплатов, достал из папки документ и передал Берии.
Он пробежался взглядом по первому листу и не удержался от упрека:
– Ну и почерк! Кто писал?
– Зам – Эйтингон.
– Что, не мог найти кого получше?
– С учетом особой секретности…
– Ладно, изучу, – перебил Берия и потребовал: – А сейчас коротко доложи, что сделано и какие есть проблемы.
Судоплатов достал из папки вспомогательные материалы и, сверяясь с ними, приступил к докладу:
– Работа над "Московским планом" смецмероприятий велась Особой группой совместно с 3-м секретно-политическим управлением, начальник товарищ Горлинский и транспортным управлением, начальник Синегубов. Цель план: подготовка групп сопротивления и подполья для осуществления боевой, разведывательной и диверсионной деятельности в случае прорыва в Москву противника.
К настоящему времени на нелегальное положение переведено 243 человека, из них 47 кадровых сотрудников. Все они имеют тщательно отработанные легенды прикрытия, обеспечены подлинными документами, устроены на работу в зависимости от профессии, социального происхождения, подлинной или легендируемой биографии.
Так, 1-я группа – "ЗР" – диверсионно-террористическая. Состоит из трех подгрупп по три человека в каждой – двух боевиков и одного хранителя оружия для каждой подгруппы…
– С этим понятно, Павел Анатольевич! – остановил его Берия и уточнил: – А каково обеспечение групп?
– Товарищ нарком, я пока готов доложить по своей – Особой группе. Товарищи Горлинский и Синегубов представят эти данные позже.
– Хорошо, докладывай.
– Особая группа располагает в Москве 59 складами с оружием, зажигательными и взрывчатыми веществами. В них уже заложили: 3,5 тонны тола, 700 гранат, большое количество оружия и боеприпасов. Для поддержания связи с Центром резидентуры снабжены 21 переносной рацией, шестью мощными стационарными приемо-передающими рациями.
– Неплохо, очень даже неплохо, – похвалил Берия, – А как обстоят дела с работой по главной цели – Гитлеру?
– Подготовка группы Книппера для проведения теракта против него вышла на завершающий этап. В ближайшие дни я представлю полный отчет.
– Что сделано в плане ее дублирования?
– Проводится минирование залов гостиниц Метрополь, Националь, Большого театра и особняка НКИДа на Спиридоновке, где наиболее вероятно появление Гитлера и его ближайшего окружения.
– Хорошо, – одобрил Берия и напомнил: – Но при этом, товарищи, прошу не забывать и про другую цель.
– Какую именно, товарищ нарком? – спросил Фитин.
– А ты что забыл, Павел Михайлович? Товарищ Сталин снова помянул мне про эту гадину – Люшкова!
– Так вы же знаете товарищ нарком, нами…
– Знаю, Павел Михайлович, но терпение товарища Сталина не безгранично! – оборвал его Берия и с раздражением бросил: – Все, идите и выполняйте!
– Есть! – приняли к исполнению Фитин и Судоплатов, подхватились со стульев и поспешили покинуть кабинет. Берия проводил их тяжелым взглядом, снял трубку телефона ВЧ-связи и потребовал соединить с начальником НКВД СССР по Дальневосточному краю комиссаром госбезопасности 3-го ранга Гоглидзе.
Глава 10
Начальник управления НКВД СССР по Хабаровскому краю комиссар госбезопасности 2-го ранга Сергей Арсеньевич Гоглидзе только что закончил оперативное совещание и, оставшись один, занялся просмотром сводок и донесений, поступивших из периферийных подразделений.
Факты говорили о том, что, несмотря на снижение числа диверсионных и террористических актов, положение на границе и в прилегающих к ней районах оставалось тревожным. Разведывательная активность японцев и белогвардейцев сохранялась на прежнем уровне. Мелкие группы из амурских казаков и китайцев, руководимые офицерами-японцами, проникали в районы расположения воинских частей и занимались сбором секретной информации.
Местная тюрьма, временный изолятор управления были забиты шпионами. Их допросы шли днем и ночью, а судебные "тройки" с "двойками" "клепали" приговоры по десятку в день. Несмотря на потери, разведка японской пограничной охраны и 2-го отдела штаба Квантунской армии, стремясь любой ценой добыть материалы о боеспособности Красной армии, продолжали засылать агентов.
Недавнее задержание резидента лейтенанта Мацумото было тому подтверждением. Следствие только началось, и первые же материалы показали, что ему и его подручному Цою под видом бригады искателей женьшеня удалось создать разветвленную разведывательную сеть. Ее агенты сумели проникнуть в штаб мотострелкового полка и военную комендатуру на железнодорожной станции Бикин.
"С такими материалами не стыдно выйти наверх, – листая протоколы допросов, отметил про себя Гоглидзе. – Это тебе не доморощенная группа террористов и вредителей из числа деревенских артельщиков, доведенных до отчаяния нищетой и самоуправством местных начальников. В последнее время Центр от них просто отмахивался".
В деле Мацумото просматривалась классическая разведывательная сеть. В нее входило восемь агентов, но особый "вес" материалам придавали арестованные предатели – капитан из штаба полка и старлей-железнодорожник.
"Старлей? Капитан? Нет, мелковато, чтобы материалы "заиграли" в Москве, не хватает парочки-другой полковников, – посетовал в душе Гоглидзе и пометил в блокнот: – Проработать шпионские связи капитана и старлея в штабе фронта!"
Зуммер телефона нарушил ход его мыслей. Заработала ВЧ-связь. Он снял трубку.
– Здравствуй, Сергей!
Несмотря на легкое искажение, голос Берии трудно было не узнать. Гоглидзе подобрался и бодро ответил:
– Здравия желаю, товарищ народный комиссар!
– Сергей, ты в своей тайге совсем одичал? Еще каблуками щелкни, – с иронией произнес Берия и упрекнул: – Разве так со старыми друзьями разговаривают?
– Лаврентий Павлович, да я… – смешался Гоглидзе, лихорадочно соображая, чем вызван внезапный звонок и такой дальний заход.
– Ладно, не мечи икру. Как дела?
– Обстановку держим под контролем и предпри…
– Если бы не держал, то на кой черт ты мне там сдался! – перебил Берия, и нотки раздражения прорвались в голосе: – Мы что с тобой первый день работаем? Говори прямо!
– Есть! – ответил Гоглидзе, пододвинул к себе справку по делу на Мацумото и с нее начал доклад: – Вскрыли и ведем разработку японской шпионской сети. Арестовано…
– Сколько узкоглазых взяли?
– Пока одного, офицера!
– Неплохо. Очень даже неплохо, – похвалил Берия и поинтересовался: – Показания дает?
– Упирается, но расколем. Фактуры и свидетелей хватает.
– Смотри, чтобы он раньше времени себе брюхо не вспорол.
– Мы с него глаз не спускаем! – заверил Гоглидзе и, не удержавшись, прихвастнул: – Нащупали его связи, они ведут в штаб армии. В ближайшие дни раскрутим и их.
– С ними все понятно, разрабатывай дальше и потом докладную на мое имя! – потребовал Берия.
Следующий вопрос дался ему непросто:
– Сергей, как ты думаешь, в ближайшее время японцы начнут войну?
У Гоглидзе перехватило дыхание. Он хорошо знал цену ответа, от него зависела не только карьера, но и жизнь, и начал издалека:
– По показаниям разоблаченных шпионов и закордонных источников, отмечаются перемещения японских войск у наших границ. На ряде участков наблюдается скопление…
– Сергей, кончай мямлить! Ты русским языком скажи: ударят японцы или нет? – потерял терпение Берия.
– В ближайшее время… – Гоглидзе замялся и, набравшись духа, ответил: – Нет.
– Уверен?
– Товарищ нарком! Лаврентий Павлович, я понимаю цену вопроса и потому…
– Спасибо, Сергей, что не вилял и ответил честно, – голос Берии потеплел и после короткой паузы он продолжил: – Теперь внимательно, очень внимательно слушай! К середине декабря, нет, к концу ноября, необходимо добыть подробные данные о численности и боевых возможностях Квантунской армии. Особый интерес будет представлять информация по авиации и военно-морскому флоту…
Гоглидзе ловил каждое слово, и они болезненной гримасой отражались на лице. То, что требовал нарком, было на грани фантастики. Гоглидзе хорошо знал возможности своих подчиненных и их агентуры. С тем, что имелось, выше головы было не прыгнуть. Поэтому следующий вопрос Берии остался без ответа.
– Сергей, ты что, язык проглотил? – повысил он голос.
– Товарищ нарком, какой тут язык, с таким заданием лучше сразу в петлю! – вырвалось у Гоглидзе.
– Не спеши, ее и без тебя найдется, кому надеть, – ледяным тоном отрезал Берия.
– Извините, Лаврентий Павлович, ерунду сморозил. Я готов выполнить любое ваше задание, но с той агентурой, что есть в управлении, это невозможно.
– М-да, с твоей действительно много не навоюешь. А если подключим ближайшие управления?
– Спасибо за доверие, но у них возможности не лучше моих. Нужна закордонная штабная агентура, а ее нет ни у меня, ни у них!
– Правильно мыслишь, Сергей. Я уже подписал распоряжение о передаче тебе на временную связь харбинской резидентуры. У нее есть оперативные позиции в японских штабах. Руководит ею Дервиш. Ты его должен помнить по работе в Турции и Иране. Так что, думаю, найдете общий язык и с задачей справитесь.
– Постараюсь! – приободрился Гоглидзе.
– Жду доклада 30 ноября. Людей и средств не жалей! Не то сейчас время – война, после победы сочтемся.
– Понимаю, Лаврентий Павлович. Сделаем все, что в наших силах.
– Этого мало. Вопрос на контроле у Хозяина.
Гоглидзе и без напоминания догадался, от кого исходила задача. Тщеславная мысль, что именно ему поручили такое важное задание, щекотала самолюбие, но следующий вопрос снова заставил напрячься.
– Как продвигается работа по Люшкову? Я что-то давно не слышал доклада, – сменил тему Берия.
Генерал-перебежчик сидел у управления, как кость в горле. Гоглидзе ничего другого не оставалась, как отделываться общими фразами:
– Ведем активный поиск, Лаврентий Павлович. Нащупываем подходы…
– Баб надо щупать! А мне Люшков живой или мертвый нужен! – оборвал Берия и, наливаясь гневом, сорвался на крик: – Я тебя зачем туда послал? Чтобы ты два года одно и то же талдычил? Когда гадину придавишь? Это тебе не опер, а целый начальник управления к японцам сбежал! А ты – "нащупываем"! Позор, до сих пор отмыться не можем.
– Так то же было при Ежове, – оправдывался Гоглидзе.
– Какой, на хрен, Ежов! Нашел, кого вспомнить – сволочь конченную! – продолжал бушевать Берия. – Идиот, когда ставили к стенке, запел "Интернационал", думал, что Хозяин услышит и помилует. А ты мне – Ежов! Работать надо!
– Стараюсь! Вы же знаете, Лаврентий Павлович, год пришлось выкорчевывать предателей в управлении. Неделю назад последних расстреляли, – мямлил Гоглидзе.
– Ты не ровняй своих шестерок с той сволочью! Хозяин меня мордой в это дерьмо каждый раз тычет. Люшков, этот мерзавец, – голос Берии зазвенел от негодования, – поливает нас как хочет. Мразь! На Хозяина руку поднял, а ты – щупаем!
– Лаврентий Павлович! Лаврентий Павлович!..
– Что – Лаврентий Павлович?
– Только случай спас сволочь, чуть-чуть не хватило.
– С твоим "чуть-чуть" мерзавец чуть к Хозяину не подобрался. Если ждешь следующего раза, так пойдешь вслед за Ежовым.
– Следующего не будет, товарищ нарком! Я эту сволочь из-под земли достану! – поклялся Гоглидзе.
– Короче, Сергей, делай, что хочешь, но чтобы этой фамилии я больше не слышал, – сбавил тон Берия и вернулся к началу разговора: – Работай плотно с Дервишем, у вас общие задачи. И торопись, мое терпение не безгранично!
– Я… я… – пытался что-то сказать Гоглидзе.
Из трубки доносилось лишь монотонное журчание. Он без сил откинулся на спинку кресла. Голова пошла кругом, а грудь сжало, будто стальным обручем. Жадно хватая ртом воздух, Гоглидзе прошел к окну, сдвинул щеколду и широко распахнул створки.
Осеннее солнце слабыми бликами поигрывало на волнах Амура. Его воды величаво катили мимо пологих берегов, обагренных разноцветьем увядающей листвы. Створки окна подрагивали под порывами ветра, и солнечные лучи, отражаясь от стекол, шаловливыми зайчиками скакали по унылым стенам кабинета и угрюмому лицу его хозяина.
Бодрящая свежесть и монотонный шум города успокоили Гоглидзе. Однако требовательный телефонный звонок снова заставил его напрячься. Он поднял трубку. Дежурный по управлению доложил о новом происшествии. Шпионская группа японцев пыталась прорваться через границу.
– С этим потом! Подробности доложите заму! – оборвал дежурного Гоглидзе и бросил трубку на аппарат.
После разговора с наркомом и поставленной им задачи кучка японских шпионов-маршрутников представлялась Гоглидзе чем-то второстепенным и малозначтельным. Он как заведенный кружил по кабинету и размышлял, как выполнить задание Берии.
"Москва – она и есть Москва! С нее какой спрос! Зато с меня шкуру спустит. Рассчитывать на другие управления можно, куда денутся, если Лаврентий надавит, но напрягаться не станут, у них своих забот по горло. Остается полагаться на тех, кто под рукой. И что я имею?" – задался вопросом Гоглидзе.
Для того чтобы ответить на него, ему не требовалось заглядывать в сейф и рыться в подборках старых материалов. Дела по японской линии были свежи в памяти. Их анализ привел его к неутешительному выводу: управление, по большому счету, не располагало оперативными возможностями и не имело агентов, способных решать задачи подобного уровня.
"Есть еще пограничники, – перебирал Гоглидзе в уме тех, кто мог бы подключиться к операции. – Но они работают на тактическую глубину и до армейских штабов не дотягиваются. Военная разведка? Это при условии, если Лаврентий договорится с Голиковым, без него они и пальцем не пошевельнут. Элита! Чистоплюи хреновы! Вам бы только по фуршетам и приемам шляться! – с неприязнью подумал о военных разведчиках Гоглидзе и пришел к окончательному выводу: – Как ни крути, а ставку надо делать на харбинскую резидентуру".
Гоглидзе нажал на кнопку вызова дежурного – тот немедленно ответил, и распорядился:
– Пашкова и Гордеева ко мне!
– Есть! – прозвучало в ответ.
"Гордеев? А может, Сизов? Нет, этот чересчур осторожен, будет лишний раз перестраховываться, и, пока до цели доберется, время уйдет, – размышлял Гоглидзе. – А если Павлов? Ничего не скажешь, хорош. Хватка бульдожья, но слишком нахрапист, и интеллигентности не хватает.
Значит, Гордеев! Мать – артистка, научила всяким дворянским штучкам, свободно болтает по-французски. Агентурист от Бога, если потребуется, то завербует самого черта. Имеет опыт нелегальной работы в Маньчжурии. Результативный, а главное – удачливый, а она, удача, ох, как мне нужна".
Стук в дверь прервал размышления Гоглидзе. В кабинет вошли начальник разведотдела Леонид Пашков и старший оперуполномоченный первого отделения капитан Дмитрий Гордеев. Его худощавую, стройную фигуру облегал элегантный костюм. Над высоким лбом кудрявились небрежно причесанные темно-каштановые волосы. Живые карие глаза пытливо смотрели из-под длинных ресниц. Крупный, прямой нос не портил общего впечатления. Все в нем выдавало барскую породу.
"Этот точно будет своим среди чужих", – отметил про себя Гоглидзе и предложил сесть.
Пашков с Гордеевым заняли места за приставным столиком и вопросительно посмотрели на него. Он без раскачки перешел к делу.
– Леонид Федорович, как идет работа с харбинской резидентурой?
– В обычном режиме. Обеспечиваем "окна" на границе и проводку по маршруту до Фуцзиня, – коротко доложил Пашков.
– Понятно. С резидентом знаком?
– Нет.
– А ты, Дмитрий?