Цесаревна - что она по сравнению с сестрами? Намного моложе - в двадцать лет не наберешься большого опыта в дворцовых интригах. Одинокая - без близких и влиятельных родных. Да и как неотступно следит теперь уже новая императрица за всеми событиями ее крохотного двора, как мгновенно удаляет каждого любимца, если, не дай бог, ловок, решителен, умеет собрать вокруг себя хоть несколько сторонников.
Цесаревна Елизавета не проявилась никаким образом при этом случае. Она наслаждалась в это время деревенскою жизнью, и тем, кто хлопотал здесь в ее интересах, не удалось добиться даже того, чтоб она прибыла в Москву ради такой конъюнктуры; так как несколько нарочных, посланных к ней, не успели прибыть вовремя, то Елизавета могла возвратиться в Москву только по избрании герцогини Курляндской. Но если б даже цесаревна и ранее находилась здесь, я не полагаю, чтоб ее присутствие могло послужить к чему-либо по следующим причинам, одинаково важным и препятствующим ей иметь полезных друзей в какой-либо из значительнейших русских фамилий: во-первых, вследствие вольности ее поведения, которое русские весьма не одобряют, несмотря на недостаток в них светского образования; во-вторых, вследствие неприятного воспоминания о царствовании Екатерины, когда гольштинцы действовали во всех отношениях с крайнею заносчивостью, что делает мысль о возвращении их столь ненавистною, что ее одной достаточно для устранения цесаревны Елизаветы от трона, при всем несомненном праве ее. Отсюда видно, что цесаревна Елизавета не может никоим образом смущать новое правительство, как, по крайней мере, кажется ныне, и потому гольштинские министры, предполагавшие, как уверяют, предъявить протест против избрания герцогини Курляндской, заблагорассудили воздержаться от него.
Донесение французского посла в России де Бюсси. Москва.
3 апреля 1730 г.
В обществе она чрезвычайно жива, непринужденна до того, что в ней можно допустить легкомыслие; но в домашнем быту я от нее слышу суждения до того полные здравого смысла и твердого рассудка, что мне думается, будто веселость ее в обществе не совсем естественна, хотя и кажется всегда искренней; говорю: "кажется", потому что трудно читать в сердцах людей.
Леди Рондо о цесаревне Елизавете. 1733 г.
По отъезде нашем отсюда открылось здесь некоторое зломышленное намерение у капитана от гвардии нашей Юрья Долгорукого с двумя единомышленниками его такими же плутами, из которых один цесаревны Елизаветы Петровны служитель, а другой гвардии прапорщик князь Борятинской, которые уже и сами в том повинились. И хотя по розыску других к ним сопричастников никаких не явилось, однако ж мы рассудили за потребно чрез cиe вам повелеть, чтоб вы тотчас по получении сего отправили от себя одного доброго офицера в Ревель, которому повелеть по приезде своем туда: тотчас взять из тамошнего гарнизона прапорщика Шубина, которой прежде сего жил при доме помянутой цесаревны, со всеми имеющимися у него письмами и другими причинными вещами и привезть его за крепким караулом и присмотром в Петербург и, тамо посадя его в крепость, держать под таким крепким караулом до нашего приезда в тайне. А прочие его, Шубина, пожитки, в которых причины не находится, велеть оставить в Ревеле за печатями того посланного офицера и вицегубернаторскою…
Анна
Декабря 22-го дня 1731 года Из указа Анны Иоанновны генерал-фельдцейхмейстеру графу фон Миниху
…И по тому вашего императорского величества всемилостивейшему высокому указу, как по прибытии в Ревель помянутый поручик Треуден объявил мне, что велено ему взять Ревельского гарнизона Дерптского полку прапорщика Алексея Шубина, того же момента он, Шубин, мною и оным Трейденом, тайным повелением взят под крепкий караул, а пожитки его им, Трейденом, при мне описаны… и оный поручик фон Трейден с ним, Шубиным, отправлены из Ревеля в Санкт-Петербург сего числа…
Донесение ревельского коменданта Вилима фон Дальдена императрице Анне Иоанновне. 28 декабря 1731 г.
Вместе с арестованным Алексеем Шубиным в Петербург присланы "письма деревенские, партикулярные и полковые и пожитки": "часы золотые одни, табакерка золотая с каменьями, табакерка серебряная, запонок золотых с синими камнями две… рубашка тафтяная, одеяло тафтяное полосатое, подбитое картуком, шапка бархатная соболья с кистью серебряной, бешмет тафтяной полосатой подбит лисьим мехом, пуговицы золотом шиты, кафтан, камзол и штаны суконные, петли и пуговицы обшивные серебром, подбит серыми овчинками, камзол суконный черный простой", а также портупеи, эфесы, пряжки и два образка.
Из описи, поступившей в Тайную канцелярию. 1731 г.
Привезенного в силу моего указа Ревельского гарнизона прапорщика Алексея Шубина за всякие лести его указали мы сослать в Сибирь, а как и где его содержать, о том посылается при сем с нашего указа губернатору Сибирскому для того нашему генералу-фельдцейхмейстеру, а по получении сего его, Шубина, и с находящимися людьми его отправить прямо через Вологду в Сибирь немедленно в самый отдаленный от Тобольска городской острог, в котором таких арестантов не имеется… и везти их дорогою тайно, чтоб посторонние ведать о нем отнюдь не могли и для того в городах и других знатных местах с ним не останавливаться, а на ночлег останавливаться всегда в малых деревнях и накрепко смотреть, чтобы он, едучи деревнею, о себе никуда известия подать не мог.
Указ Анны Иоанновны Миниху. 5 января 1732 г.
До ссылки своей Егор Столетов был в доме Ивана Балакирева, и тот говорил ему о государыне цесаревне: "боярыня-то ваша, кажется, на меня сердится, и ежели изволит приехать к государыне царевне Екатерине Иоанновне, я могу павыговорить!" По этим словам Столетов помыслил: "не чрез оного ли Балакирева причина ссылки Шубину учинилась и не за то ль на Балакирева государыня цесаревна сердится!"
Расспросные речи Егора Столетова в Тайной канцелярии после пытки дыбой. Петербург. 1736 г.
Алексей Шубин имел при дворе ее высочества многих себе со-гласников, когда же он был послан в Рогервик или ино куда, тогда и его приятелям некоторым не так стало доходно, и я говорил Григорью Будакову: не может ли помочь, чтобы мне хотя малое жалованье дать? На что он мне сказал: "нам, братец, самим какое жалованье!" Потом сестра моя сказывала: говорит-де государыня цесаревна - "Как Долгорукие были и меня гнали, так-де такой обиды мне не сделали, как я-де ныне изобижена!" А разумела обиду, что Шубина сослали и в деньгах отказали.
Расспросные речи Егора Столетова после пытки:
висел на виске полчаса, потом получил 40 ударов
и снова висел на виске полчаса.
Розыск В. Н. Татищева. Нерчинск. 1735 г.
УКАЗ
нашим губернаторам, вице-губернаторам, воеводам и прочим управителям
Понеже объявитель сего лейб-гвардии Семеновского полку подпоручик Алексей Булгаков отправлен в Сибирь до Камчатки, где содержим был лейб-гвардии прапорщик Алексей Шубин, которого по указу нашему, отправленному еще в прошлом 1741 году от 29-го дня ноября, велено оттуда отпустить ко двору нашему, но он и поныне не явился, и где ныне обретается - не известно, и для того повелено от нас вышепоказанному подпорутчику Булгакову, едучи по тракту до Камчатки, об оном Шубине проведывать, не проезжал ли он где прежде его, и буде подлинно уведомится, что он то место, в котором об нем достоверное известие получит, проехал, то ему, подпорутчику Булгакову, от оного места возвратиться и следовать за ним со всяким поспешением и, соединясь с ним, ехать ко двору нашему; а ежели он в пути об нем, Шубине, подлинного известия получить не может, то как наискорее ехать до Камчатки и оттуда обще с ним возвратиться сюда; буде же, паче чаяния, оный Булгаков, его, Шубина, и в Камчатке не застанет, то осведомиться ему токмо, которым он трактом оттуда проехал, и по тому следовать за ним со всяким поспешением и, соединясь с ним, ехать обще ко двору нашему в Санкт-Питербург.
Того ради повелеваем нашим губернаторам, вице-губернаторам, воеводам и прочим управителям: означенному отправленному от нас подпорутчику Булгакову от Санкт-Питербурга по тракту до Тобольска давать почтовых, но где почт нет, ямских и уездных по две, а от Тобольска до Камчатки с провожатым по три подводы без всякого задержания и остановок, и сверх того в проследовании по тракту об оном Шубине чинить ему везде всяческое вспоможение, и в котором месте он его, Шубина, найдет и возвратится с ним обще, то давать им обоим таких же подвод, сколько потребно… И сей наш указ прочитывая, отдавать ему подпорутчику Булгакову обратно. Дан в Санкт-Питербурге февраля 22-го дня 1743 года.
Елизавета
Князь Александр и князь Николай Алексеевы дети Долгоруковы, которые будучи в ссылке в городе Березове, в нижеследующих винах объявились: а имянно: князь Александр брату своему князь Иван Алексееву сыну говорил: 1) "Подъячий-де Тишин хочет на него, князь Ивана, доносить, будто-де он, князь Иван, бранил государыню и говорил: "Какая-де она государыня, она - Шведка; мы-де знаем, за что она Бирона жалует… а ныне-де выбрана государынею". 2) "Государыня-де императрица государыню цесаревну наказывала плетьми за непотребство, что она от Шубина…" И помянутый-де Тишин говорил: "Я-де бывал у Мошкова в интендантской конторе у дел и видел прижитых от государыни цесаревны двух детей мужеска и женска полу".
Из расспросных речей князей Долгоруких.
Материалы Тайной канцелярии 1740 г.
Анну Иоанновну не обмануть покорностью, заискиванием, лестью. Близки еще те годы, когда ждала от Екатерины I как милости ношеных платьев и капотов, радовалась старой шубейке на лисьем меху, просила о заступничестве, за каждую денежную дачу кланялась малолетним племянницам, целовала у них ручки.
Анна не из тех, кто забывает, а жизнь отучила ее доверять. Всегда настороже. Всегда готовая к доносам. Всегда исполненная крутой неисходной злобы. К тому же единственный по-настоящему дорогой человек плохо скрывает (не собирается скрывать?) доброго отношения к Елизавете. Это Бирону цесаревна обязана своей свободой. Тем, что не оказалась в дальнем монастыре, того хуже - под монашеским клобуком. Пусть императрица мечтает о таком конце для ненавистной соперницы - ей не справиться с ледяным безразличием любимца и ехидным торжеством рябой Бенигны Бирон. Герцогиня Бирон готова чем угодно расплачиваться за попранное женское самолюбие, за откровенно двусмысленное положение при дворе. Сам Бирон - что ж, у герцога свои далеко идущие планы, в которые он никого и никогда не станет посвящать.
Сердечная слабость к цесаревне? Если бы такая и существовала, ради нее он не рискнет главным в своей жизни - властью. Цесаревна - верный противовес, чтоб держать императрицу и ее объявленных наследников в страхе и неуверенности. Вечный шах, для которого необходима дочь Петра. Бирон не станет ей по-настоящему облегчать существования - ровно настолько, чтобы оставалась при дворе, на глазах, и знала, скольким обязана именно ему, всем ненавистному и всесильному фавориту.
Экстракт из допросов
бывшего фельдмаршала графа Миниха,
в которых объявлено…
…точию, будучи в Москве, как помнится в 1731-м году, когда ему блаженные памяти государыня императрица Анна Иоанновна приказывала, что понеже де ее императорское величество ныне счастливо владеющая государыня по ночам ездит и народ к ней кричит, доказуя свою горячность, то чтоб он проведал, кто к ней в дом ездит, и понеже сие дело было для него деликатно, то он и в сем деле кроме того ничего не делал как только просил Лешкова, чтоб он ему сказывал, кто к ее величеству нынешней государыне приходит… и по тому приказу требовал он к себе одного доброго урядника, почему оной Щегловитов был к нему представлен, но от кого именно не помнит, и он Миних оного урядника в дом ее величества и определил под претекстом для смотрения дому, приказав ему, чтоб он о том, кто туда в дом приедет, ему Миниху репортовал и содержал сие тайно; а кроме того, что еще приказывал, не упомнит…
В 1731 году, когда ее величество послала к нему графу Миниху письменную рекомендацию о неоставлении поручика Назара Якимова, тогда оное рекомендательное письмо тот поручик ему Миниху подавал ли, того не упомнит, а такого письма в глаза ему отнюдь не бросал и притом некоторых непристойных слов не употреблял.
Из следственных материалов Тайной канцелярии. 1741 г.
А оной арест ему для того учинила без соизволения вашего императорского величества, надеючись на сие, что всякий помещик может так поступать со своим подчиненным, ежели перед тем явится в похищении. И оной Корницкой освобожден по приказу вашего императорского величества чрез генерала Ушакова 22 числа оного же месяца. И оное мне все сносно, токмо сие чрезмерно чувствительно, что я невинно обнесена перед персоною вашего императорского величества, в чем не токмо делом, но ни самою мыслию не была противна всем указом вашего императорского величества, ниже впредь хощу быть…
Елизавета Петровна - Анне Иоанновне. 16 ноября 1736 г.
(По поводу того, что арестованный цесаревной за растраты судья ее вотчинной канцелярии был выпущен Анной)
Сведения Анны Иоанновны поражали точностью - слишком дорого платили те, кто их сообщал, за каждый недосмотр вольный или невольный. Очередной любимец цесаревны?
Нищий певчий с Украины. Ничего, кроме голоса, не имел. Грамоты толком не знал. Смышленый, но недалекий. Любитель выпивок и самых немудреных крестьянских забав. Буйный во хмелю - не боялся поднимать руку и на цесаревну, - покладистый на каждый день. Осмотрительный. Трусоватый. Привязанный к бесчисленной оставленной в Малороссии родне: тому бы охлопотать хоть самый скромный надел землицы, той - приданое для замужества с обыкновенным казаком, матери - шинок, иному и вовсе одну смушковую шапку. Многого с цесаревны получить было нельзя - несбыточного Алексей Григорьев, будущий граф Разумовский, и не требовал.
Из всех претендентов на фавор в крохотном и все сокращавшемся цесаревнином штате, конечно, самый удобный. Кто бы из родовой знати одобрил такую связь, кто бы из придворных стал делать ставку на "обесчещенную" цесаревну! Разве случайно дипломаты хранили по поводу любимца пренебрежительное молчание.
Сложившаяся семейная жизнь Елизаветы могла протекать относительно спокойно. Вчерашний певчий сам предостерегал бы от опрометчивого шага. Лучше то, что чудом получил, чем ничего, - в этом Алексей Григорьев был твердо убежден. Под его же дирижерскую палочку вся малороссийская родня умела угодить "цесаревне-благодетельнице": ни о чем не просила, хором желала всяческого благополучия и долголетия, слала при случае немудреные и трогательные деревенские подарки - как родной, как своей, семейной. Так и рождались цесаревнины слова о Разумовском: "друг нелицемерной".
Кумушка матушка! Гнев ли твой или спесь, что меня ни строкою своею не удостоила? А я то видя, осердясь, да и сама к тебе, матушка кумушка, еду. Сын твой и мой свой рабский поклон отдает. Остаюсь кума ваша
Мавра Шувалова.
Поклон отдаю Алексею Григорьевичу.
Мавра Шувалова - Елизавете Петровне. 1738 г.
Чрезвычайно бела, с голубыми глазами, большими и живыми. Темные густые волосы, прекрасные рот и зубы довершают ее красоту Может быть, со временем она будет очень полна, но теперь прелестна и танцует лучше всех женщин, которых я видела. Говорит по-немецки, по-французски и по-итальянски: характера чрезвычайно веселого и живого: разговаривает с каждым, как бы велико ни было общество, и от души ненавидит придворный этикет.
Леди Рондо о Елизавете Петровне. 1733 г.
…Притом же просил меня Алексей Григорьевич дабы я вам отписала, чтобы вы на него не прогневались, что он не пишет к вам, для того, что столько болен был, что не без опасения: превеликий жар. Однакож, слава богу, жар этот прервали, и сделалась лихорадка, и еще с постели не вставал, однакоже теперь без опасения; и приказал свой должный поклон отдать и желает вас скорее видеть.
Елизавета Петровна - М. И. Воронцову. 1739 г.
Сейчас еду в путь.
Ах, матушка! Архимандрит прекрасной в Нежине в монастыре, и я у него дважды была.
Отдаю мой поклон милостивому государю Алексею Григорьевичу и прошу его ласки и ко мне. Милостивым панам и пану Лештоку (Лестоку. - Н. М.).
Мавра Шувалова - Елизавете Петровне. 1738 г.
Всемилостивейшая государыня цесаревна Елисавет Петровна.
Указ вашего высочества, подписанный сего октября 2 дня, я с покорностью моею получил сего ж октября 9-го дня, в котором упомянуто, что как я от вашего высочества отлучился, то будто мною стали быть взятки, на что вашему высочеству всенижайше доношу. По указу вашего высочества, как я был в Донском монастыре, а тогда холодно было, то по приятности отца архимандрита была на мнелисья его шуба, которую просил, но того не получил: весьма неподатлив; да и впредь того получить не надеюсь. Больше никакого одолжения от него не имел: токмо вашему высочеству, всемилостивейшей государыне, довольно поздравляя, из рюмок пивали…
Г. А. Петрово-Соловово - Елизавете Петровне. 10 октября 1738 г.
Сия удивлейна ныне учинилась,
Что любовь сама во глупость вселилась,
Теб уязвила.
Мыслила тую болей в ум вселити,
А ан! стала тая еще глупее быти,
Ревность пресильна в ней пребывает
И себя мертвит,
И сама не знает, кто ее умерщвляет;
На то уповает, что сама не знает.
В безумстве бывает.
Сом.
О.
Б.
Л.Начало акростиха, приписываемого Елизавете Петровне. 1730-е годы
…А Соловому скажите с умом ли он, что письмо ко мне писал, а имя и числа нет: нониче нет каникул.
Елизавета Петровна - М. И. Воронцову. 1739 г.
…При отъезде своем обещали вы своими мастерами выткать салфеток; того ради возьмите от комиссара Саблукова пряжи сколько потребно, и оные прикажите выткать, о чем оному комиссару Саблукову указ сего числа от нас послан. Однакож за оными салфетками там не мешкать, а приезжать к нам по вышеписанному; а салфетки, когда будут готовы, можно и после привезть. Прошу не прогневаться, что утруждаю, надеюсь на ваше великодушие.
Елизавета Петровна - М. И. Воронцову. 1739 г.