Должно быть, для новообращенных ислам значил не слишком много, поскольку нам известно о шаманских обрядах среди тюрков Средней Азии, практикуемых вплоть до наших дней. Подобная вера в магию и колдовство не отвратила тюркских предводителей от принятия суннитского ислама, и, более того, в поздние периоды истории тюрки решительно подтверждали свою приверженность суннитскому исламу. Хотя в Средней Азии тюрки редко следовали шиитской или другим ересям, в более поздние времена они примыкали к мистическим орденам, известным как ордена дервишей. Вероятно, доисламские обряды и обычаи сохранились в некоторых ритуалах исламских дервишей и среди поздних тюрков. Таким образом, к исламскому культурному сплаву, начавшемуся в X столетии, добавилась новая составляющая, которая, однако, значительно возросла в XI и XII вв.
Разумеется, даже еще до эпохи Саманидов тюрки занимали особое положение при дворе халифов Багдада. Источники повествуют об их воинских талантах и надежности, и вполне естественно, что в Багдаде они должны были подняться до важных постов. Распространение ислама и массовое обращение в него на землях Ирана превратили Среднюю Азию и Кавказ в лучшие источники поставки рабов. В результате рабы из тюрков-язычников пользовались большим спросом в Багдаде Аббасидов. Более того, рабы захватывались не только во время военных походов, в мирное время их можно было просто купить. Поскольку тюркские племена Средней Азии часто воевали друг с другом и, подобно негритянским племенам Западной Африки XVIII столетия, продавали захваченных в плен противников мусульманам, то таким образом халифат был обеспечен постоянным притоком рабов из Средней Азии.
Рабы являлись важной составляющей благосостояния, и тюрки-рабы ценились очень высоко. Сообщается, что Абдаллаху ибн Тахиру надлежало отправить халифу подать, включавшую в себя, помимо тканей, баранов и лошадей, две тысячи рабов-огузов. Также сообщалось, будто Амр ибн Лейс обучал своих рабов шпионить на него, после чего дарил их своим предводителям. Особенно процветали невольничьи рынки Багдада, поскольку в столице можно было удерживать самые высокие цены на рабов. В результате тюрки-рабы заменили мукатила – свободных арабских воинов, которые состояли на жалованье у халифата с самого начала исламского периода. Тратить деньги на преданных рабов было куда выгоднее, чем на арабов, на лояльность которых нельзя было положиться.
В Багдаде ранние тюркские рабы по большей части работали в качестве домашней прислуги и телохранителей. Они проявили себя как преданными и способными управляющими, так и воинами, поэтому нет ничего неожиданного в том, что тюркская гвардия халифов должна была занять особое положение не только в военных делах, но и в управлении государством. Тюркское воинство Багдада заслужило такую нелюбовь населения, что халиф аль-Мутасим перенес в 836 г. столицу в новый город, Самарру, и с 836 по 892 г. двор халифа пребывал там. Девять халифов жили там в качестве марионеток тюркской гвардии, которая возводила на трон и низвергала халифов. Страдали и власти, и центральное управление халифата, да и провинции точно так же не были свободны от тюркских военачальников. В 868 г. тюркский наместник Египта Ахмед ибн Тулун объявил о своей независимости и основал династию, известную в истории как Тулуниды.
Хотя о провинциальных столицах мы имеем меньше информации, чем о Багдаде, можно предположить, что в случае с тюркскими рабами, как и в других отношениях, они копировали Багдад. Однако, по всей видимости, тюрки ни при дворе, ни в армии не выделялись столь сильно в Нишапуре при Тахиридах. У Исмаила имелось большое количество гулямов – молодых рабов на военной службе, но, возможно, они не состояли исключительно из тюрков. Несомненно, иранские дехкане, наравне с тюрками, служили командирами в саманидской армии, в которую были записаны самые разные люди. Разумеется, тюркские гулямы были приписаны ко двору, а не к диванам или бюрократическому государственному аппарату. Походы Исмаила против Тараза и в другие места на тюркской территории заполнили невольничий рынок Бухары, и при его сыне, Ахмеде, мы уже слышим о множестве тюрков в царской страже.
В своей "Сиясатнаме" Низам аль-Мульк подробно описывает идеальное обучение гулямов в эпоху Саманидов; термин "гулям", возможно, лучше перевести как "паж". Согласно автору, первый год после его приобретения паж должен был провести в обучении послушанию и дисциплине, на второй год он обзаводился лошадью и учился управлять ею. С каждым годом у него прибавлялось обязанностей и дисциплин обучения, таких как функции виночерпия и постельничего. Если паж оказывался способным и сообразительным, он мог продвинуться до должности командира отряда или, в дальнейшем, до поста управляющего. Венцом продвижения по службе было назначение наместником провинции, что предоставляло значительную степень независимости. Нет свидетельств тому, что существовала организованная на постоянной основе школа пажей, но даже неорганизованное обучение делало из тюркских рабов компетентных руководителей, как в государственном аппарате, так и в армии.
"Рабская" армия Саманидов строилась по образцу тюркской армии халифов, а не на основе древних иранских или среднеазиатских традиций. Армия Сасанидов, как и вооруженные силы доисламских правителей Трансоксианы, состояла в основном из кавалерии, набранной из аристократии, тогда как массы пешего войска и все остальные, кто сопровождал армию, не играли серьезной роли. Иранские феодальные властители со своей свитой могли служить образцом для халифа с его рабами, однако у института рабов в исламские времена не было предшественника, по крайней мере, насколько нам известно, в сасанидском Иране. Солдаты-рабы исламских времен являлись купленными людьми, без семей и местных привязанностей, что придавало им особую гибкость и силу. Система ввоза немусульманских рабов и создания из них особой стражи существовала на всем протяжении исламской истории, завершившись на знаменитых янычарах Османской империи.
Разумеется, помимо тюрков имелось много других рабов, таких как индусы, армяне, славяне и африканцы; для этой роли подходили любые немусульмане. Каким-то образом всем, кроме тюрков, оказалось проще быть поглощенными так называемым исламским плавильным котлом. Однако тюрки сохранили свою идентичность. Подобное наблюдение было отмечено еще в самом начале IX в. энциклопедистом аль-Джахизом. Определенно, история благоволила тюркам, и они извлекли немалую пользу из своих возможностей, тогда как индусы, африканцы и другие рабы так и оставались рабами и никогда не образовывали отдельных групп. Принцип армии из рабов до такой степени укоренился в исламе, что позднее, когда халиф аль-Муктафи распустил свою гвардию из тюркских рабов, ему пришлось набрать на их место греков и армян.
Таким образом, тюркские военные рабы стали особой категорией рабов, называемых пажами, и это именно тот институт, который нас интересует. На самом деле он представлял собой концепцию, которая обеспечила тюркам власть и позднее установила в исламском мире традицию, по которой тюркам предназначалось быть солдатами и правителями, тогда как персам отводились занятия искусством, ремеслом, хорошим манерам и литературой, все вместе называвшиеся по-арабски адаб. Арабы же сосредоточились на религии.
Разумеется, правительство старалось контролировать работорговлю – больше ради получения прибыли, чем из каких-либо человеколюбивых побуждений. Существовала своего рода таможня для ввоза рабов, и подобные пограничные посты могли оказаться весьма прибыльными для их начальников, поэтому эмир отдал эти контрольные пункты на откуп самым крупным закупщикам рабов. Правительство регулировало транзитную торговлю рабами через владения Саманидов, в целях чего выдавались лицензии. Экономическое значение торговли тюркскими рабами подчеркивалось несколькими исламскими авторами, а географ X в. Ибн Хокал утверждал, будто некоторые тюркские рабы, мальчики и девочки, были проданы по 3 тысячи золотых динаров за каждого, что по тем временам представляло собой целое состояние.
Поначалу тюркские солдаты саманидских правителей придерживались лишь своей военной профессии, поскольку при ранних эмирах династии имела место серьезная активность на границах Трансоксианы – в Хорасане, Систане и других местах, – что не оставляло армию без дела. Когда солдата-раба убивали или он умирал, его имущество отходило к его командиру или самому правителю. Однако тюркские военачальники, особенно высшие, начали приобретать земли и прочее имущество, становясь таким образом заинтересованными в благосостоянии своих семей и друзей. Один из ранних командующих Саманидов, Кара-тегин (ум. 929), отказался покупать или принимать в дар любые земельные имения, потому что они могли бы лишить его чисто военной роли и связать ему руки. Однако он являлся исключением, и другие тюркские военачальники не упускали возможностей для накопления богатств любого рода.
Количество пажей при саманидском дворе исчислялось несколькими тысячами, но значительно большее число солдат-рабов служило в армии. У нас мало сведений об армии Саманидов, зато об их преемниках, Газневидах, сведений гораздо больше. Босуорт (Клиффорд Эдмунд Босуорт (1928–2015), английский востоковед, специалист по арабистике и иранистике. – Пер.) собрал данные по армии последних, что дает основание для сравнения с Саманидами. Наиболее поразительной чертой армии Махмуда Газни является многообразие рас и народов, входивших в нее. Помимо тюрков в ней служили индусы, афганские горцы, иранцы и даже арабы. Такое разнообразие заслужило похвалу более поздних авторов, которые усматривали в разномастности личного состава замысел, согласно которому правитель мог противопоставлять одни этнические группы другим, тем самым предотвращая заговоры и объединение во фракции. Наверняка армия Саманидов была менее многообразной, однако имеются указания на то, что в ней порой встречалось разделение на группы, каждая из которых стремилась к собственной выгоде за счет остальных. Однако ситуация была намного сложнее, чем может показаться на первый взгляд, – если применять к ней только лингвистическую картину. Исходя из культурно-языковой среды, можно было бы ожидать, что в саманидской Бухаре сложилось три группы: тюрки, говорившие на персидском иранские аристократы-дехкане со своей прислугой и народные массы, использовавшие согдийские диалекты. Но ислам уничтожил эти очевидные барьеры. Поэтому наиболее правдоподобное описание "лоббистских группировок", имевших влияние на исполнительную власть, состояло бы из класса военных, к которому принадлежали как тюрки, так и иранцы; бюрократического аппарата, обладавшего влиянием, но не имевшего армии; и руководимых религиозными лидерами народных масс, чья сила основывалась на обладании оружием.
Мне кажется, создание профессиональной военной касты из тюркской стражи при Саманидах было скорее стремлением правителя найти себе некий оберег от народных масс, чем, как часто утверждалось, желанием подчинить иранских дехкан. Когда Исмаил впервые появился в Бухаре, мощь местной толпы и разбойников оазиса напугала его. Не следует забывать, что в тот период население Трансоксианы было в основном вооружено и, объединившись, становилось грозной силой. К тому же не только – или не до такой степени – проблемы для правителя создавало местное население. Более серьезной головной болью для правительства скорее являлся постоянный приток добровольного "воинства веры", гази. Источники многократно упоминают о гази в саманидских владениях, поскольку граница с тюрками-язычниками являлась притягательным местом для людей любого сорта со всего исламского мира. Точно так же, как на границе Армении с Византией на западе, в Трансоксиану стекались спасавшиеся от гонений религиозные еретики, солдаты удачи, разбойники и многие другие – по самым разным причинам. Однако ко второй половине X столетия обращение в ислам такого большого числа тюрков положило конец пограничной вольнице, и гази покинули Трансоксиану в поисках других полей деятельности.
Нам известно о миграциях значительных групп гази из Трансоксианы на запад и юг. Войны Газневидов в Индии притягивали многих гази на юг, о чем мы узнали из множества источников. Подобным же образом такие авторы, как Ибн аль-Асир и Ибн Мискавайях, дают исчерпывающую информацию о бандах гази из Хорасана, пересекавших владения Байидов на пути к византийской границе. Например, в 966 г. войско в двадцать тысяч гази из Хорасана появилось в Рее, однако они причинили своими грабежами столь сильное беспокойство, что байидский правитель, Рукн аль-Долан, выступил против них с армией, разгромил и погнал назад, до самого Хорасана. Байиды считали, будто это продвижение банды гази по пути к границе Византии на самом деле являлось происками Саманидов с целью создать проблемы Байидам. На значение гази в иранском исламском мире указывает присутствие во многих городах и поселениях чиновников, известных как салары – руководители гази.
В источниках мы находим различные названия для гази, такие как айяры, салюки, фитьяны, муттавия, и далеко не просто определить, чем они отличались друг от друга. Якуб ибн Лейс вышел как раз из одной из таких групп в Систане, и при Саманидах в этой провинции продолжали процветать подобные группировки. Более того, можно сравнить восток исламского мира с американским Диким Западом XIX в., когда, ради поддержания закона и безопасности городов и поселенцев, создавались отряды добровольной милиции. Порой различия между бандой грабителей-айяров, отрядом гази и братством фитьянов, напоминавших дервишей, были слишком неопределенными, однако сама распространенность таких банд указывает на нестабильность условий жизни и необходимость организации местной самообороны.
До тех пор пока центральное правительство оставалось сильным и способным держать гази под контролем, раздробление власти было минимальным, однако с упадком Саманидского государства преданность властям изменилась и на передний план выдвинулись различные местные силы. "Военный истеблишмент", если можно его так назвать, утратил изначальный дух защитника ортодоксального суннитского ислама и орудия распространения веры среди тюрков-язычников. Тюркских военачальников стало больше заботить выкраивание собственных частных владений в царстве Саманидов. Это стало подобием прежней политики дехкан, чья собственность теперь переходила во владение военного руководства. Сила оружия обеспечивала оправданием узурпации военными гражданских привилегий. Приобретение владений военачальниками в Восточном Иране явилось началом системы икты, ставшей распространенной при более поздних династиях, особенно при Сельджуках.
Несмотря на многочисленные исследования, проблема расцвета системы икты так и не получила удовлетворительного разрешения. Одной из проблем, если не самой главной, является путаница терминологий в источниках, поскольку все, что относится к налогам, деньгам или землевладению, просто обязано быть сложным. Здесь не место для расследования предпосылок для землевладения и проблем налогообложения в исламской истории, однако любая попытка понять обстановку в Бухарском оазисе неизбежно приведет к поиску аналогичной информации где-нибудь еще. Поскольку система икты пышно расцветала при караханидских преемниках Саманидов, нам следует посмотреть, существовала ли она или ее предтечи при Саманидах.
Придется немного углубиться в детали, относящиеся к значению и использованию слова "икта". Изначально само слово означало часть государственной земли, переданной кому-то в управление за уплату налогов, службу или на других условиях. Условия, на которых государственные земли сдавались в аренду, значительно различались и, строго говоря, не дают даже частичного определения икты. Несомненно, в таком широком понимании икта существовала с самого начала ислама, однако у нас нет возможности заниматься здесь ее ранним использованием. Практика предоставления внаем или в аренду государственных земель за сельскохозяйственные налоги или на других условиях существовала и при Аббасидах. В целом, при ранних Аббасидах, и гражданские, и военные чиновники получали жалованье деньгами, хотя платежи рабами, товарами и даже землей в те времена не были в диковинку.
Когда мы дойдем до Байидов, частое сочетание гражданской и военной должности одним человеком, плата за прошлые и будущие военные заслуги предоставлением ему икты привели к изменению значения самого слова, которое получило свое дальнейшее развитие при Сельджуках. Часто человек, которому предоставлялась икта, не жил на этой земле, а лишь посылал своего представителя, дабы собрать доход с крестьян, который и являлся его оплатой за прошлую и будущую службу государству. Постепенно, при более поздних Сельджуках, владелец икты приходил к исполнению всех государственных функций в своих владениях. Поэтому произошедший в результате развал центральной власти не стал таким неожиданным, однако он также не входит в сферу наших интересов. Развивалась ли такая система, которую чаще всего описывают как феодальную, в поздний саманидский период так, как это, по-видимому, происходило в эпоху поздних Байидов?